Жанна возвращается в Рейнбург

Эдди Берг, 2023

Волшебный город Рейнбург славен тем, что в нем всегда идет дождь. Жанна возвращается туда, чтобы унаследовать старый дом на набережной. Но в доме поселилась какая-то незнакомка, а нужные документы пропали – и Жанне приходится начать расследование, чтобы наконец-то вернуться домой.

Часть первая. Плачущая Принцесса

Никто не замечает Жанну. Она стоит в толпе, беспомощно опустив руки, и все как будто бы смотрят сквозь нее, как будто она невидимка — от лохматой светлой макушки до обшарпанных босоножек. Мне хочется поскорее уйти в комнату, где прохладно и тихо, разобрать свои книжки, изучить вид из окна. Мне часто говорят, что я замечаю то, чего не видят другие, поэтому я набираюсь смелости и подхожу к ней. Она поднимает на меня заплаканные глаза.

— Привет, — говорю я. Платок из моего кармана мятый и в крошках, но я все равно протягиваю его. Мне говорят — я заботливая, но мне просто невыносимо громко, когда другие рядом плачут. Жанна не такая. Она похожа на меня — незаметная, тихая. Правда она — сияет, а мое лицо — я изучала его в зеркале — с темными глазами и бледной кожей — больше похоже на гладь глубокого озера.

Мне говорили, что мои глаза настолько темные, что кажется, будто кто-то пялится изнутри.

Точнее, еще только скажут. А пока мне двенадцать, это первый день в новой школе, и мне очень, так сильно хочется завести подругу. Жанна утирает глаза и так же молча возвращает мне мокрый платок. Больше ничего не происходит, но я ощущаю, как между нами мелькает что-то такое — искорка или будто зерно падает во влажную землю — бесшумно, неуловимо, но значимо. Я киваю, словно реагирую на свои же собственные слова. Все проходят мимо. Никто не окрикивает меня, как других девчонок, никто не зовет. Я здесь новенькая. Чужая. И Жанна — тоже. Под ее мокрыми ресницами — голубые глаза, пугающе безмятежные. Она мнет подол строгого платья, которое явно ее тяготит. Она вся — другая, но мы с ней сойдемся, с пугающей решимостью понимаю я. Словно бы слыша мои мысли, она хватает меня за руку и тащит по незнакомым галереям и коридорам — я спотыкаюсь о ковры, хватаю глазами мощные остовы картин, но бегу, не отставая, следом. Наконец мы залезаем в какую-то каморку по приставной лестнице — это чердак на самом верху школы, и круглое слуховое окошко распахнуто настежь. Я выглядываю в него — и получаю небесную даль, поблескивающий вдалеке город, волнующиеся кроны деревьев — они так близко, внизу, будто бы у меня под ногами. Полная точно такого же восторга, Жанна дергает за рукав мой свитер.

— Это мое любимое место, — признается она. Она говорит тихо, но прямо. Я еще не знаю, что скоро полюблю ее голос, что он станет сниться мне по ночам, будить меня от кошмаров, говорить мне ужасные и восхитительные вещи, звенеть от злости, хрипеть от напряжения. Я еще не знаю ее, я еще даже себя не знаю — но в эту секунду мне кажется, что все так просто. Что нет никаких преград, что их попросту не бывает. Что если я выпорхну в круглое окошко — то непременно взлечу безо всякой волшебной пыли. Наверное, Жанна читает по моему лицу (она научится это делать отменно), потому что хватает меня за руки и тянет к окну. Узкий вогнутый подоконник не надежнее птичьей жерди, но она свешивает ноги вниз и болтает ими, словно совсем не боится упасть. Я сажусь рядом — так осторожно, как только умею, но мои пальцы все равно до боли сжимают ее плечо. Она на меня не смотрит, но улыбается. Я набираюсь смелости и шутливо толкаю ее ногу своей. Случайно выходит резко, но Жанна смеется. Я разжимаю пальцы. Под нашими ногами — бездна, но это нас не пугает.

Так мы и становимся с ней друзьями.

Поезд прибывал в Рейнбург ровно в пять. Была осень, так что уже смеркалось. На вокзале пахло горелым и было так неуютно, что Жанна даже не стала оглядываться по сторонам — ей хотелось поскорее пробраться сквозь толпу и оказаться в тёплом здании вокзала. Внутри она смогла перевести дух: купить большую чашку кофе в окошке, бросить тяжелый рюкзак на скамейку и свериться с картой. Пока бабка была жива, они приезжали сюда нечасто, а потом и вовсе Жанна оказалась запертой в школе-интернате, как говорится, без права на помилование. Согласно карте, идти было недалеко. Жанна забросила рюкзак обратно за спину и снова слилась с толпой, чтобы протиснуться сквозь узкие, высокие двери вокзала.

Она направлялась домой. От этого непривычного слова внутри все зудело и переворачивалось, а сердце начинало гулко колотится в груди. Теперь у неё есть дом; ещё немного, и она окажется дома. Адвокат сказал ей, что вступление в наследство — дело не большой сложности, в принципе, если у неё есть ключи, она может заселяться хоть прямо сейчас. Но у Жанны ушло какое-то время — что-то около недели — чтобы распродать все свои немногочисленные вещи и попрощаться с друзьями. Она часто переезжала. Свой дом она привыкла носить с собой — за пазухой, во внутреннем кармане куртки, вместе с ключами от дома, который ей не принадлежал — раньше. Теперь она имела полное право приехать и открыть двери чему-то новому. Джей часто говорил ей, что Рейнбург хорош весной, но Жанна уже знала, что запомнит и полюбит его именно таким — промозглым, осенним, шумным — совсем не похожим на город с открыток, которые ее бабка отправляла ей ровно дважды в год до самой своей смерти. Жанне оставалось только гадать, как ей удаётся следить за ее перемещениями — но может, ее выдавали снимки в газетах или статьи в журналах. Она уже много лет обещала себе, что станет носить псевдоним, но имя было ее единственным наследством от матери. Жанна боялась его забыть.

Долгая дорога вдоль оживлённой улицы сменилась широкой набережной: Жанна застыла на перекрёстке, поправляя рюкзак: величественная Рейна несла свои широкие воды, на другом берегу реки виднелось скромное здание Канцелярии Короля. Канцелярия была ее ориентиром: дом, доставшийся ей от бабки, находился в старом районе — не очень престижно, зато очень дорого. Окна выходили на воду — это Жанна запомнила с детства, а на самом верхнем этаже была комната, в которую почему-то нельзя было заходить. Память иногда подкидывала ей что-то ещё: огромную картину в раме; собрание статуэток, трещины и другие малозаметные изъяны на каменном полу; выцветшие обои; лучше всего Жанна помнила запах — влажной бумаги, немного — побелки, а над всем этим — лёгкий ненавязчивый аромат материнских духов. С матерью Жанна была тут однажды: обозлённая, бабка не пустила их на порог, и им пришлось покинуть город, и обосноваться далеко отсюда, на севере. В каком-то смысле, Жанна не возвращалась домой — она была тут впервые.

Конечно, Рейнбург, город с открытки, был знаком ей по байкам и по рассказам; конечно, она многое слышала о нем, но опыт многочисленных переездов подсказывал Жанне, что ей только предстоит узнать, каков на самом деле характер этого места. Как любил повторять Джей, лучшая история — это та, которую ты расскажешь. Жанна предвкушала начать свою.

Начало, правда, было пока что не очень: на очередном повороте с моста какой-то резвый водитель с ног до головы окатил ее водой из глубокой лужи. Выругавшись ему вслед, Жанна утёрла лицо изнанкой испачканной куртки: ничего страшного, решила она. Если она все правильно помнит, то в доме была роскошная ванная, с окном, выходящим во внутренний дворик. Скоро она заберётся в неё и сможет согреться. После тёплых краев, где она провела много времени — Джей был теплолюбивым, как ящерица — ее все ещё потряхивало от пронизывающего морского ветра. «Обдирает тебя до косточек», — вспомнились Жанне слова матери. Бабка выглядела как-то похоже: будто бы кто-то ее ободрал, стёр с лица и кожи все человеческое, оставив вместо него ледяную маску. Сколько Жанна себя помнила, бабка никогда не смеялась — такой пугающий контраст с матерью, которую веселила любая нелепица. Жанна застыла на очередном переходе, ожидая перерыва в потоке машин — и нехотя призналась себе, что скучает. Мысленно она готовила себя к тому, что это чувство не кончится никогда, хотя мать она потеряла рано.

Шлепая по лужам — снова зачастил дождь, оставляя капли на рукавах ее непромокаемой куртки и делая тяжёлыми высоко собранные волосы — Жанна вышла на набережную. Светло-голубое здание Канцелярии, украшенной ровно одной башней, показалось ей знакомым: Жанна прошла вдоль него, изучая приветливо горящие окна, и свернула сразу после. На внутренних улицах было темнее, но ей не составило труда отыскать дорогу: она издалека заметила знакомую подъездную дорогу, внутренний дворик и даже то самое окно в ванной. Подпрыгивая от нетерпения, Жанна обошла дом кругом, чтобы подойти к парадному входу: улица перед домом была слишком узкой, хотя в этот час тут не было ни машин, ни прохожих — всех загнал по домам разошедшийся дождь. Жанна обхлопала карманы куртки, извлекла нагревшиеся ключи: от радостного возбуждения она не успела заметить горящие окна в доме. Не успела она сунуть ключ в широкую замочную скважину, как дверь распахнулась. Жанна оторопела: перед ней стояла незнакомка в коротком халатике, с полотенцем на голове.

— Мишель! — обратилась она, а потом вздрогнула и нахмурилась. — Ты не Мишель, это точно.

Жанна улыбнулась ей как можно более вежливо.

— Я Жанна. Это мой дом.

Незнакомка ответила ей не менее недовольной улыбкой.

— Ты, должно быть, ошиблась дверью, — недовольно процедила она. — Потому что этот дом, несомненно, принадлежит мне.

Жанна тяжело стащила с плеч огроменный рюкзак. Кажется, эта история будет не очень-то гладкой, подумалось ей. Но не отступать же на полдороги?

***

За четверть часа они успели: накричать друг на друга; обойти дом кругом дважды, чтобы свериться с табличкой; ещё немного поругаться, ища документы; позвонить адвокату (Жанна) и любовнику (Мишелю), чтоб отменить свидание; снова сверить все документы; обозвать друг друга мошенницей и воровкой; оглушительно хлюпнуть дверью — кухонной, а затем и входной. В итоге Жанна обнаружила себя сидящей на ступенях, ведущих в воду Рейны: рюкзак она забыла в доме, дождь перестал, а вот ветер усилился. Жанна с тоской вспоминалась приветливые южные улицы городка, где они жили с Джеем в последние годы: не постоянно, конечно, но достаточно долго, чтобы говорить «мой дом» и не запинаться. Все ещё тяжело дыша от злости, Жанна уставилась в воду. Мечта ведь была так близко. Может, ей и не стоило приезжать?

За ее спиной кто-то захлюпал лужами по ступеням.

— Я Анника, — раздался за спиной Жанны встревоженный голос. Она обернулась. Незнакомка, набросившая пальто на халат, протягивала ей руку. С мокрыми волосами, растерянная, она выглядела юной — гораздо младше Жанны, хотя наверняка впечатление было обманчивым.

— Сидеть под дождем тебе не поможет, — сварливо заметила она. — Мишель прислал там что-то на ужин… и твои вещи… в общем, пойдём.

В отместку за неё тон, Жанна крепко дёрнула ее ладонь своей, поднимаясь — но у красотки оказалась сильная хватка. Она ухмыльнулась, с легкостью потянув на себя рослую, костлявую Жанну, и смерила ее взглядом, брезгливо наморщив нос.

— Кстати, ванна тебе бы точно не помешала.

Жанна шумно выдохнула через нос, вырвала руку и зашагала к дому.

— Это последний год, — говорит Жанна. Мы сидим снова на том же месте. Вместо формы на нас джинсы и босоножки, и мы отстраненно смотрим, как разъезжаются блестящие родительские машины внизу. Я на год младше. Скоро Жанна закончит школу, а я останусь совсем одна. Это меня не пугает — другие девчонки меня боятся, но привязываться не станут. Просто мы с Жанной — идеальный тандем для чего угодно. Я так боюсь потерять это.

— Я пыталась поговорить с мамой…

— Я знаю.

Она отвечает резко. Жанна мою мать терпеть не может, и та платит ей взаимностью. Если честно, при виде Жанны у моей мамы начинают проявляться такие черты, что я тоже начала относиться к ней довольно прохладно. Она только злится — думает, это Жанна, но у меня своя голова на плечах.

— Так будет правильно, — наконец изрекает Жанна. Я с ней не спорю. Это она у нас — заводила, но я-то знаю, что на многие идеи ее вдохновила именно я. Мне это лестно, но я не расстроюсь, даже если никто не узнает. Мне нравится тихая слава. А если честно, то мне хватает и горячего признания Жанны, которое сквозит от нее во всем — в жестах, во внимательных серых глазах (они бывают разного цвета), в словах и поступках. Жанна — мое сокровище, солнце в ненастный день, но она об этом не знает, потому что вот уже несколько лет я боюсь ей в этом признаться.

— Какие планы на этот год? — она толкает мою ногу своей, на этот раз бережно, почти нежно. Мы наловчились с ней делать все осторожно — после содранных рук, сломанных костей, порванных платьев — но это не значит, что мы перестали считаться ужаснейшей катастрофой всех здешних мест и ближайшей округи.

Жанна не выносит скуки. Я, как оказалось, тоже. Когда-то мы с ней хотели украсть пиратский корабль и отправиться плавать по свету, но мир стал слишком маленьким для таких грандиозных планов, так что корабль пришлось отложить до времен получше. С тех пор я и Жанна — иногда по отдельности, но чаще всего вместе — проверяем окружающий мир на прочность.

— У меня есть план, — наконец говорит она. — Он сделает нас известными. Все в этих стенах нас запомнят. Тебе останется лишь почивать на лаврах.

Без нее мне здесь нечего будет делать, но я согласно киваю. Что бы она ни предложила — я в деле. Это будет волшебный год. Самый лучший.

— Мы разгадаем тайну Плачущей Принцессы и освободим от нее школу.

Я смотрю прямо в ее глаза. Темные озера, они скрывают такие секреты, о которых мне даже помышлять страшно. Меня это притягивает, привлекает. Я снова киваю. Я готова пойти куда угодно за ней.

Рывком проснувшись, Жанна не сразу поняла, где находится. Медленно изучив потолок, она стала осматривать стены: старые обои местами отходили от стен, и она сделала себе пометку заняться этим позже. Воспоминания вчерашнего дня нахлынули разом: подскочив, Жанна подобрала с пола брошенные джинсы, торопливо их натянула и выглянула в окно.

За окном было мрачно: ей даже показалось сначала, что она проспала до вечера. Но над тяжелыми водами Рейны бесновались чайки, резкий бриз стучался в старые, рассохшиеся окна. День только начинался, а она вчера определенно выпила слишком много вина.

Деликатный стук в дверь заставил ее рывком обернуться — но это оказалась всего лишь Анника. Заспанная, она стояла, дрожа в своем тонком халатике, и протягивала Жанне большой стакан с кофе. Жанна впустила ее внутрь.

— Мишель, — зевнула Анника, — устроил нам встречу с адвокатами в Канцелярии. Я встала пораньше, чтобы отыскать все бумаги. У тебя есть что-то еще, кроме завещания и этой старой купчей на дом?

Жанна порылась в папке с бумагами, которые пересылал ей адвокат, и покачала головой. Анника сделала глоток кофе из ее стакана.

— В Канцелярии должны быть копии всех градостроительных документов. Должно быть, кто-то ошибся адресом, и твой дом стоит где-нибудь в квартале отсюда.

Жанна покачала головой с сомнением. Она помнила и эту гостевую комнату, и эти обои, и вид на Рейну. Воспоминания были слабыми, старыми, но они были детскими — яркими, словно картинка из книжки. Жанна узнала и огромную ванную на львиных лапах, и старую плиту на кухне, которая все еще стояла здесь («Иногда топлю ее вместо камина», призналась Анника), и даже половицы на лестнице скрипели там, где она помнила.

— А ты? Как тебе достался этот дом?

Анника снова зевнула.

— Я же говорила вчера: подарок. Мишель подарил мне его несколько месяцев назад.

— Целый дом подарил? — удивилась Жанна. Анника кокетливо повела плечом, с которого сползал халатик.

— Это все из-за моего таланта, — улыбнулась она, а потом хмуро уставилась на ухмылку Жанны, — не в этом смысле! Я художница! Пошли, покажу!

И она потащила ее прочь из комнаты, по узким коридорам, в которых Жанна прослонялась, как тень, одно долгое лето после смерти мамы.

— А если ей не захочется уходить?

Принцесса — местная легенда, тайна этого старого здания. Есть много вариантов истории, так что я делаю в голове заметку освежить их в памяти. Молодая девушка покончила с собой прямо в монастыре, чтобы не выходить замуж за нелюбимого… Мне нравятся такие рассказы. Несмотря на то, что в них кто-то всегда умирает, они рассказывают о чем-то таком, что важнее смерти. Например, о любви или об упрямстве. Уверена, упади сейчас кто-то из нас вниз, прямо на острый козырек крыши ниже, мы бы тоже остались здесь. Я — чтобы никогда не расставаться с местом, где повстречала Жанну, а она — чтобы сводить с ума всех живущих, из чистого противоречия.

— Если бы ей было тут хорошо, она не стала бы плакать.

Жанна резко пихает меня назад, обратно в комнату — за дверью нашего укрытия раздаются шаги. Нас обнаружили: я со страхом гляжу на Жанну, но она, скрестив руки на груди, твердо смотрит на дверь — непоколебимая, как и обычно. Почти против своей воли, я стараюсь скопировать ее позу, надеясь, что это придаст мне уверенности тоже, но на деле я просто стою у нее за плечом, стараясь показаться как можно меньше.

Большая гостиная, в которой, по рассказам бабки, в ее юности устраивали танцы, на памяти Жанны всегда стояла закрытой. Ей нравилось разглядывать дом снаружи, с той стороны набережной — в гостиной было большое окно с эркером, и она, подпрыгивая на цыпочках, пыталась увидеть, что же стоит внутри.

Теперь внутри стояли картины, множество картин, маленьких и больших: некоторые были уже в рамах, другие стояли изображением к стенам. Несколько громоздких мольбертов, похожих на засушенных насекомых, держали три огромных холста. На одном угадывался портрет, на других — зарисовки морского пейзажа, явно перенесенные с натуры. Жанна не была большой ценительницей искусства, но даже ее это все смогло заворожить.

Анника гордо показала ей стол-бюро в углу, весь испачканный красками, тяжелые грязные фартуки и целую связку разномастных кистей.

— Хочешь, я и тебя нарисую? — гордо поинтересовалась она. Жанна качнула головой. Анника надулась и, пробормотав что-то про плохую погоду, ушла к себе в спальню, чтобы переодеться.

Оставшись одна, Жанна, смахнув чешуйки краски со старого подоконника, уселась на окно. И тут она вдруг снова услышала это: пугающий, тяжелый звук шагов прямо над головой. Так вот что ее разбудило. Жанна похолодела. То долгое, почти бесконечное лето, лето ее кошмаров, этот звук преследовал ее всюду, а глуховатая бабка смотрела на нее так, словно бы она помешалась.

— Кто здесь? — тихо спросила Жанна. У нее никогда не хватало смелости сделать это в детстве, но теперь-то она была взрослой, и это был, черт подери, ее дом!

— Кто здесь? — повторила она громче. Если ей не показалось, шаги приблизились. Жанна тихо сползла с подоконника. Колени слегка дрожали. Ближе… Еще ближе…

Анника бесцеремонно распахнула дверь, так, что та ударилась об косяк.

— Мишель за нами приехал! Пойдем, а то… — она поглядела на Жанну. — Что с тобой такое? Призрака увидала? — хихикнула она. — Говорят, в старых домах такие водятся… Думаю, кто-то живет в комнате наверху.

— В комнате наверху? Ты ее проверяла? Что там? — встревоженно спросила Жанна. Стук собственного сердца отдавался гулом у нее в ушах.

Анника пожала плечами.

— Да это просто шутка такая. Я без понятия. У меня нет от нее ключа. Так что, поехали?

Жанна кивнула. Сунув руку в карман штанов, она стиснула в кулаке связку с ключами. Что бабка прятала там, наверху, так долго? Жанна ощутила себя полной решимости выяснить это.

— У меня есть ключ, — сказала она перед тем, как Анника взялась за тяжелую ручку входной двери. — Можем посмотреть, что там, наверху.

Анника поджала губы, но ничего не сказала в ответ. Наверняка она надеялась, что к вечеру Жанны тут уже не будет. Когда они вышли под дождь, перед домом уже стояла черная машина с гербами Канцелярии Короля.

***

— Не расстраивайтесь, Жанна, — Мишель положил руку ей на плечо. Жанна резко ее стряхнула.

— Не рассчитывайте на мое терпение, — процедила она. — Это дело еще не закончено.

Они остановились в приемной, пока Анника побежала в уборную. На первый взгляд Мишель показался Жане практически безобидным: подумаешь, какой-то лощеный аристократ, но теперь она замечала и другие детали. Он явно был очень амбициозным и не особо принципиальным. Плохое сочетание для человека, у которого есть власть. К тому же, он был старше Анники, и очевидно относился к ней, как к живому трофею. За весь разговор с адвокатами она не произнесла ни слова, хотя ее это дело явно касалось не меньше, чем Жанны.

— Мы обязательно выясним, в чем ошибка, — продолжил умасливать ее Мишель. — Хотите, я арендую вам гостиницу, пока это не прояснится?

Жанна разозленно потрясла головой. Результаты ее не удовлетворили: оказывается, какое-то время назад в Канцелярии произошла какая-то темпоральная катастрофа, поэтому многие архивы оказались утеряны. Тех документов, что у нее были, оказалось мало, чтобы доказать ее право на дом. Адвокат Канцелярии написал целый список: свидетельства о рождении и о смерти, показания свидетелей, чеки на покупку предметов… Всего этого у Жанны не было, и она ни малейшего представления не имела, где все это достать. Ей даже не выдали личное дело ее бабки, сославшись на то, что необходимо доказать их родство, а без документов матери Жанны это было попросту невозможно.

Мишель хотел еще что-то ей сказать, но Жанна так на него посмотрела, что он наконец-то заткнулся. Вернувшись, Анника чмокнула его в идеально выбритую щеку.

— Тебе еще надо работать, верно? Мы с Жанной доберемся до дома сами, не переживай, — по его лицу было видно, что он рассчитывал на другое, но Анника уже подхватила Жанну под руку и потащила ее к выходу.

— Постой, — окликнул ее Мишель. — Ты же не собираешься разрешить ей остаться?

Даже не остановившись, Анника взглянула на Жанну и подмигнула ей.

— Ты же сам вечно жалуешься, что у меня нет ни одной симпатичной подружки?

Жанна кашлянула, с трудом заставив смех провалиться обратно в глотку. Ее много как называли, но слова «симпатичная» в этом списке никогда не было.

На улице, как только они отошли от здания Канцелярии и спрятались под козырек от дождя, Анника впихнула Жанне какую-то папку. Выудив из сумки тоненькую трубку, она закурила, распространяя вокруг горьковатый запах гвоздики. Жанна тут же узнала запах: видимо, в обычное время Анника курила на кухне.

— Такое свинство, требовать у тебя всякую ерунду, чтобы получить документы, — произнесла Анника. — Сочувствую насчет твоей бабушки. Я успела увидеть, что она не так-то давно умерла.

Жанна пролистала папку. Это было досье ее бабки, которое ей отказались выдать.

— Как ты?

Анника не то от нее отмахнулась, не то отогнала дым.

— Да брось, они все в этой Канцелярии идиоты.

— И Мишель? — приподняла брови Жанна. Анника весело цокнула языком.

— В особенности Мишель.

Пока она курила, Жанна впивалась глазами в редкие сухие факты: гастроли в Ташере, гастроли в Окко, свадьба, развод, снова свадьба… От самого конца к самому началу: бабка родилась в Рейнбурге, в этом самом доме. Анника заглянула Жанне через плечо.

— Ух ты, школа Святого Антония! Всегда мечтала попасть в это место! Прямо замок из сказки.

Жанна передернула плечами, стараясь сдержать ворох неприятных воспоминаний.

— Там не так здорово, как говорят.

— Откуда ты знаешь?

— Я училась там — очень недолго.

Анника окинула ее взглядом.

— Как-то ты не похожа на выпускницу элитного учебного заведения, уж прости.

Жанна захлопнула папку. Точно. Школа. Там могли храниться копии других документов, и в директорской кто-нибудь да вспомнит ее.

— Ты права. Я так и не закончила эту школу. Сбежала.

Анника вытряхнула трубку.

— Знаешь, — задумчиво протянула она, — возможно, мы и впрямь сможем стать друзьями.

— Это все равно мой дом, — напомнила Жанна. — И я докажу это.

Анника безразлично пожала плечами.

— Даже если так, Мишель найдет мне другой.

— Он тебя не любит, — с сожалением произнесла Жанна. Анника не изменилась в лице.

— Какое счастье, — вздохнула она, — что это у нас совершенно взаимно.

Райли — племянница директрисы, и она вечно следит за нами. Старается застать нас врасплох, чтобы нас за что-нибудь наказали. Вот и сейчас: она стоит перед нами, вся выглаженная и лощеная в своем строгом форменном платье, и по-коровьи моргает, наверняка обдумывая список правил, которые мы успели нарушить. Если бы Райли была кем-то поинтереснее, мы могли бы с ней стать врагами, как-то раз мечтательно призналась мне Жанна. Увы, Райли для нас не больше, чем заноза в ладони — колючая, малозаметная, она попортила нам много крови своими придирками, но так и не смогла вызвать ни капли уважения у Жанны. В какой-то момент мне даже казалось, что Райли отчаянно хочет с ней подружиться, но люди часто твердят мне, что я вижу вещи лучше, чем они есть. Хотя по-моему, я просто замечаю их там, где никто не удосужился посмотреть.

Проведя свои расчеты, Райли, видимо, решает, что доложить на нас нечего. До отбоя еще много времени, и мы ничего не нарушаем, когда сидим здесь, на чердаке.

— Через час ужин, — наконец произносит она и деловито уходит. Жанна высовывается следом, чтобы похихикать над тем, как она неловко сползает по приставной лестнице.

— Думаешь, она скучает по нашим выходкам? — спрашиваю я.

— Разве что по твоим, — отзывается Жанна.

Это звучит ревниво. Я правда какое-то время старалась установить мир с Райли, но все мои попытки вызвали лишь виток теорий о Плачущей Принцессе. Наверное, стоило поговорить с ней, а не молча прятать конфеты у нее под подушкой. Это не пошло ей на пользу — с тех пор Райли решила, что она, должно быть, особенная, раз известный призрак так обращается с ней, и стала вести себя еще более раздражающе.

Нам пора уходить. Если Райли была здесь, значит, кто-нибудь еще может прийти, и тогда нашей конспирации конец. Жанна с сожалением затягивает задвижку замка на окне и смотрит на верхушки деревьев сквозь мутное стекло.

— Как ты думаешь, как Принцесса тут оказалась?

— Ну, она же вроде умерла в этом монастыре…

— Нет, — Жанна резко меня прерывает. Это почти как получить пощечину. Я отвожу глаза. — Я имею ввиду, как она пробралась оттуда — обратно сюда?

У Жанны широкие жесты, но сейчас они меня почему-то пугают. На слове оттуда она машет рукой мне за спину, а на слове сюда отчего-то указывает на себя.

— Может, она никуда и не уходила? — торопливо предполагаю я, лишь бы уже покончить с этой тревожной темой. — Пошли скорей. Мы опоздаем.

Я спускаюсь по лестнице первой, но мне еще долго приходится ждать Жанну. Мимо меня пробегает какая-то второкурсница — рыжие волосы, смешные косички — пока еще неоперившийся птенчик. Я завидую ей. Она исчезает в гулком пространстве пустых коридоров — на этажах ниже их скрадывают ковры, а тут, выше, эхо гуляет повсюду. Поговаривают, что ковры здесь убрали, потому что каждое утро их находили влажными из-за слез Принцессы.

Наконец я вижу знакомые подошвы. Жанна вся в пыли, но выглядит довольной.

— Что ты там делала?

— Это сюрприз.

Я так не люблю сюрпризы.

— Расскажи мне об этом доме, — попросила Анника. Они сидели на кухне; в печи уютно трещали дрова и слегка пахло дымом. Анника долго заваривала какой-то чай в керамическом чайнике, и теперь протянула Жанне небольшую пиалу с почти чёрной жидкостью. Жанна обхватила ее ладонями, стараясь согреть руки. Она пыталась дозвониться Джею — дважды, но он не брал трубку, и, учитывая его вид деятельности, мог вообще быть не в городе. Жанна ехала сюда, чтобы обрести дом, но вдруг осталась совсем одна. Это было непривычное чувство. Словно ощущая ее переживания, Анника перегнулась через стол, заглядывая ей в глаза.

— У меня никогда не было подруги, на самом-то деле. Обычно они бросали меня, жалуясь, что я слишком красивая, — ее глаза искрились весельем. Жанна против воли улыбнулась в ответ.

— Я бывала тут в детстве. Моя бабка была балериной, достаточно известной… но она возненавидела мою мать после одного скандала. Так что я почти не общалась с ней.

— Дай угадаю, — протянула Анника, — в результате скандала появилась ты?

— Мы жили на севере, очень долго. По детским меркам, конечно… А когда мама, — Жанна запнулась, но заставила себя продолжать, — ушла, меня отправили сюда, к бабке. Она не захотела возиться со мной, поэтому я сначала попала в одну школу-интернат, потом в другую, в третью… пока она не отослала меня в ту, из которой сложно было сбежать. Но я все равно сбежала. Тем летом я стала совершеннолетней, так что больше мы с ней не виделись. Я и не думала возвращаться в Рейнбург, пока мне не позвонил адвокат.

— Ты об этом жалеешь? — сочувственно спросила Анника. Взгляд Жанны сделался жестким.

— Если бы она не вышвырнула мою мать отсюда, она все ещё могла быть жива.

Анника кивнула.

— А твой отец? Что с ним? Или вы не знакомы?

Жанна неопределённо пожала плечами.

— На севере совсем другие обычаи, — туманно произнесла она. — Бабка любила свои гастроли, ей нравилось кочевать. А вот моя мама… — она вздохнула, опуская голову ниже, сосредоточенно глядя в чай, — ей всегда не хватало смелости сопротивляться.

Они посидели немного молча, слушая треск дров и неблагозвучные крики чаек.

— Давай откроем уже эту комнату, — попросила Анника. — Мне жуть как любопытно, что может быть внутри.

***

Половицы надсадно скрипели, когда они поднимались наверх до последней площадки. Здесь была всего одна дверь, которая вела на чердачное помещение, но, много раз изучив дом снаружи, Жанна подозревала, что за ней должна быть весьма просторная комната с мансардным окнами.

Анника почти прижалась к ее плечу, пока Жанна пыталась засунуть в замок большой старомодный ключ.

— Здесь как-то холодно, — пробормотала она. — Холоднее, чем во всем остальном доме.

— Ну, мы же наверху? — не очень уверенно проговорила Жанна. Ее колотила дрожь, и холод тут правда ощущался гораздо резче. Налегая на ключ, Жанна слегка подалась вперёд. Под ногой у неё оглушительно скрипнула половица. Анника негромко вскрикнула и спряталась за плечо Жанны.

— Я старалась не ходить сюда без особой необходимости, — тихо призналась она, тем самым нагнав на Жанну ещё больше жути. Замок все ещё не поддавался. Наверняка ей стоило смазать его, перед тем как пытаться открыть.

— Это просто старая комната, — сквозь зубы процедила Жанна, дергая дверную ручку вместе с неохотным поворотом ключа. — Уверена, мы найдём там немного пыли и…

Дверь поддалась внезапно. Анника ойкнула, не успевая отстраниться от Жанны, и они кубарём влетели в просторное помещение. Как и предполагала Жанна, здесь были мансардные окна и ещё одно, небольшое, выходило во внутренний двор. Здесь было совсем не так холодно — наверное, потому что в огромном камине со старинной отделкой гудел и извивался огонь. Анника подскочила на ноги первой и помогла подняться Жанне. Они огляделись — комната выглядела жилой. На рабочем столе в углу были навалены бумаги; под одним из окон красовался таз для умывания со свежими каплями на нем, а за шторой вдали виднелась разобранная постель. Жанна сглотнула. Ей доводилось бывать во всяких странных местах, но странностям обычно всегда находилось разумное объяснение. В Рейнбурге было много странностей — в конце концов, здесь даже у магов был свой глава в Канцелярии, но магия тоже имела свои объяснения. А вот жильцу на чердаке в давно запертой комнате таковых не было.

— Наверное, где-то есть ещё один выход, — проговорила Жанна. Комната выглядела рабочей; осмелев, Анника прошлась вдоль стен, изучая книги на полках.

— Странно, — пробормотала она и подошла ближе к столу. Жанна пока не находила в себе смелости сдвинуться с места. — Они все такие старые…

Она взяла лист со стола и уставилась на витиеватые буквы. — Здесь дата столетней давности, — фыркнула она. — Может, мы взломали комнату в музее? Все выглядит таким знакомым, как…

«В старых фильмах», — поняла Жанна. Анника не успела произнести это. Порыв ветра вдруг распахнул окно — дальнее, у стены, оно запиралось старомодной задвижкой — и сильный ветер вырвал бумагу из ее рук. Жанна не успела спохватиться, как вихрь уже набросился на другие листы, мгновенно создавая жутчайший беспорядок. Ветер все выл и выл, заглушая гудение огня в камине. Они с Анникой бросились собирать бумаги, а потом раздался громкий хлопок двери, и все вдруг остановилось.

Они стояли посреди той самой комнаты. Камин был чёрным, холодным. Бумаги валялись где ни попадя. Хлопало распахнутое ветром окно. Пахло затхлостью и сыростью.

— Что это было? — с ужасом прошептала Анника. Жанна уставилась на закрытую дверь.

— Я не знаю, — с трудом произнесла она. — Пошли отсюда.

Когда она дёрнула ручку двери, раздался приглушённый железный грохот.

— Закрыто, — медленно произнесла Жанна. Ключ остался снаружи. Судя по звуку, он только что неведомым образом вывалился из замка.

Анника застыла. Ее взгляд нервно оглядывал пыльные полки и древние фолианты на них.

— И что будем делать?

Жанна неторопливо оглянулась. За серой от пыли шторой все ещё стояла кровать. Она придержала створку и выглянула в окно, надеясь подтвердить свою догадку. Так и было: под окном находился козырёк кухни. До него было не так уж и далеко.

— Умеешь вязать из белья верёвки? — спросила Жанна. Анника раздраженно вздохнула и принялась стаскивать с кровати видавшие виды простыни.

***

— Так ты сбегала, да? Выбиралась в окно?

Анника дрожала. Они, обе босые, стояли на козырьке крыши, глядя вверх. Из окна свисала их импровизированная веревка: на удивление, спуск прошёл гладко, хотя долгие несколько минут в одиночестве, пока Анника спускалась, показались Жанне вечностью. Она готова была поклясться, что слышала шаги за спиной. На этот раз они были так близко, что у неё волосы на затылке поднялись дыбом, но усилием воли она заставила себя не оборачиваться. Последний взгляд в комнату, который она с опаской бросила перед тем, как спуститься, без сомнения подтверждал, что она пуста.

— Иногда. Однажды я угнала машину.

Анника фыркнула.

— И далеко тебе удалось уехать?

— Ровно до ближайшего поворота. Точнее, столба. Я иногда путаю право и лево.

Все ещё не отпуская веревку, Жанна отвела глаза от пугающего оконного проема. С крыши открывался симпатичный вид на внутренний двор, в котором, правда, стоило бы прибраться.

— Жанна, — вдруг задушенно прошептала Анника. — Кажется, я его вижу.

Веревка в руке резко дёрнулась вверх, будто кто-то потянул ее, чтобы отвязать. Разорванная простыня полетела прямо Жанне на голову — пока она отмахивалась от вороха влажной ткани, наверху громко хлопнула ставня, как будто кто-то раздраженно захлопнул окно изнутри.

— Я переезжаю, — Анника вцепилась в неё так крепко, что Жанне стало больно. — Он что, действительно там живет?

— Кого ты увидела? — нахмурилась Жанна. Про себя она уже рассудила, что окно могло просто захлопнуть ветром, но ведь она сама почти ощутила чьё-то дыхание в спину.

— Мне нужно выпить, — простонала Анника, опускаясь на край крыши. Поболтав ногами, она оттолкнулась и с шорохом свалилась в ворох опавших листьев. С крыши Жанна могла видеть, как она, отряхнувшись, сердито шагает по мокрой траве к чёрному входу на кухню.

***

— Значит, он был не старый?

— Ну он же призрак! Призраки не стареют!

Анника плеснула в свою рюмку ещё травяной настойки. Та чуть не перелилась через край.

— Ничего не понимаю, — пробормотала Жанна. — Призраки редко остаются в жилых домах. Мы однажды расследовали дело о призраке…

— Призраки остаются там, где хотят, — отрезала Анника. — Этот дом старый. А вдруг здесь кого убили, или может…

Она со страхом посмотрела на Жанну.

— Может быть, это твоя мать?

Жанна расхохоталась. Анника поглядела на неё с обидой и опрокинула в себя рюмку. Жанна отобрала у неё бутылку и поставила ее под стол.

— Уверена, у моей матери нашлись бы дела и поинтереснее, — улыбнулась она. — Но ты права: у призрака должны быть мотивы. Мы разберёмся с этим, когда я приеду.

— А ты уезжаешь? — спохватилась Анника. — Когда?

— Утром, — Жанна положила ладонь на папку с документами. — Съезжу в школу Святого Антония. Надеюсь управиться за день, но ничего не могу обещать.

— Пойду собирать вещи, — подскочила Анника. Жанна опешила.

— Ты чего?

— Если ты думаешь, что я останусь здесь с этим, — она ткнула пальцем вверх, — наедине, то ты ошибаешься! Тем более, все хвалят местные виды.

— Мишель наверняка будет в восторге, — ухмыльнулась Жанна.

— Вот и здорово, — ядовито осклабилась Анника. — Я все равно уже начинаю думать, что он становится скучноват.

По настоянию Анники, Жанна поднялась с ней по лестнице. Робко заглянув снизу вверх, она прокралась на верхнюю площадку, чтобы забрать ключи. Они лежали тут, у самого края лестницы, словно кто-то отшвырнул их. Сломанный ключ от таинственной двери так и остался торчать в замке.

Я не могу перестать думать, как, а главное — для чего Принцесса вернулась назад. Как она отыскала дорогу? Вряд ли там был указатель. Все это занимает меня гораздо больше еды, настолько, что Кэти, моя однокурсница, замечает, что я не ем.

— Ты ведь такая худенькая, — мечтательно проговаривает она. — Изящная, как статуэтка. Тебе надо покушать, а не то снова грохнешься в обморок.

Жанна, сидящая рядом со мной, раздраженно поджимает губы. Ее можно назвать какой угодно, но не изящной. Первое, что мне приходит в голову, когда я смотрю на нее — это сильная. Она похожа на львицу, которая отправилась на охоту — такая же костлявая, жилистая и опасная. Ей не стоит переходить дорогу.

— Да кем она себя возомнила? — раздраженно шипит Жанна, когда обед уже закончен и мы возвращаем тарелки на выдачу. Когда-то младшие здесь прислуживали старшим, но теперь это правило отменили. Наверное, это было так унизительно — но, по крайней мере, у них был хоть какой-то резон повзрослеть. Мои родители только и говорят, что о политике и процентах за ипотеку, так что мне кажется, что за пределами школы нет вообще ничего интересного. Думаю, Жанна докажет, что это не так, но пока что мне кажется, что уехав отсюда, она попадет на белый краешек карты, ее окантовку — ни материка, ни моря, вообще ничего интересного — только безрадостный, серовато-белый, закругленный до бесконечности край, сплошная пустыня духа. Я боюсь, что она пропадет в ней, но Жанна еще ни разу не пропадала — даже когда я считала, что вот-вот нам придется расстаться, какое-то чудо снова сталкивало нас.

В первый раз это было на третьем курсе Жанны. По обыкновению, всех старших девочек переселяли этажом выше — считалось, что спальни там больше, и ничьи пижамные вечеринки не помешают преподавательницам делать вид, что все соблюдают отбой (который только они, в общем, и соблюдали). Но я была на втором, и угроза нашего расселения оказалась как никогда близкой. Но по счастливой случайности одна девочка вдруг отчислилась прямо в начале семестра, количество стало нечетным, и все решили, что целая комната — непозволительная роскошь, так что Жанна осталась со мной. Тогда я выдохнула с облегчением — делить быт с кем-то, кроме Жанны, пугало меня: я боялась потери свободного места, бесконечных резинок в ванной, а особенно — болтовни. Жанна вела на удивление аскетический образ жизни — даже книги брала по большей части в библиотеке или одалживала у меня, а к книгам у нас обоих была просто преступная страсть. На первом курсе Жанна стащила из столовой забытый кем-то сборник Эмили Дикинсон, вырвала все, на ее взгляд, ненужные страницы (в основном, с аннотациями, написанными мужчинами, считающими, что они что-то смыслят в поэзии) и украсила все страницы собственными рисунками и переводами. В отличие от меня, Жанна знала несколько языков в совершенстве: ее бабушка была балериной и возила ее за собой по свету соразмерно своим гастролям, пока Жанна не оказалась сосланной сюда, в тишину и безнадежность школы Святого Антония. Почему школу назвали в честь него и чем он, собственно, оказался свят, история умалчивала — зато оплату этого места с легкостью могла себе позволить даже престарелая, уже не выступающая балерина, а город находился достаточно далеко, чтобы Жанна не могла сбежать в него.

Расчет оказался верным — она трижды пыталась проделать это, один раз — вместе со мной, пока мы не поняли, что этим чаяниям не суждено было сбыться — ночи в этих краях были слишком холодными, дороги — пустынными, а жители — подозрительными. В первом же доме, куда мы забрели погреться, кто-то позвонил директрисе, и нас с позором вернули обратно в школу. Но в каком-то смысле, это было триумфом: Жанна сказала мне, что одна она ни разу не заходила так далеко.

***

В школе Святого Антония в самом разгаре было начало учебного года. Юные студентки всех возрастов носились по дорожкам напротив здания школы, а одна едва не сбила Жанну с ног прямо перед коваными дверями главного корпуса.

— Нехило, — присвистнула Анника. — Как долго ты здесь училась, напомни?

— Чуть меньше года, — криво ухмыльнулась Жанна. Им пришлось сесть на ранний поезд, чтобы добраться к назначенному времени. Жанна не стала ничего объяснять директрисе по телефону, сославшись на свое журналистское удостоверение. Анника притащила с собой старый, громоздкий фотоаппарат с треногой, так что теперь, стоя у величественного входа в здание, они и впрямь напоминали парочку, желающую взять интервью в одном из самых известных учебных заведений Рейнбурга.

— Плохие воспоминания, ха? — Анника пихнула Жанну в плечо. Жанна осклабилась и рывком потянула на себя двери. Пухленькая фигурка в старомодном твидовом костюме бросилась им навстречу, мягко расталкивая толпу младшекурсниц, и повисла на шее у Жанны.

— Как ты выросла, дорогая!

Жанна услышала, как ехидно щелкнул затвор фотоаппарата.

— Рада вас видеть, госпожа Фрей, — она осторожно отлепила от себя розовощекую даму. Ее кругленькое лицо лучилось доброй улыбкой.

— Брось, дорогая, какая я тебе госпожа! Теперь просто Кэти, не вздумай даже… — она засмеялась, так, словно радость не могла удержаться у нее внутри, и потрясла руку Жанны.

— Вы же брать интервью у госпожи Хара? Сейчас я провожу вас в директорскую!

И она потащила Жанну и Аннику за собой, прокладывая себе путь в гомонящей толпе девочек уверенно, как ледокол. Жанна позволила себе задержаться на верхней площадке лестницы, чтобы оглядеться по сторонам. Отсюда она не могла видеть лицо Анники из-за фотоаппарата: она ответственно изображал выданную ей роль или собирала материал для новых картин, вроде тех, что стояли в гостиной. Жанна вдруг снова ощутила себя шестнадцатилетней, напуганной и нелепой — пускай на ней и были привычные джинсы, а не та дурацкая форма, которую она так ненавидела. Ей вдруг стало страшно от осознания, что Джея здесь нет — только она одна, наедине с воспоминаниями того жуткого года, который ей пришлось здесь провести. На секунду Жанне показалось, что она снова углядела в толпе ее, и ее охватил почти первобытный ужас. Но тут Анника, оступившись, пребольно врезала ей по плечу металлическим углом фотоаппарата.

— Воспоминания, ха? — повторила она, но на этот раз как-то серьезно. Жанна посмотрела на нее, решительно развернулась и заторопилась за госпожой Фрей по широкому коридору. К счастью, больше никто не сможет заточить ее в этом месте. Она так и не простила бабке это заключение, которое оказалось гораздо хуже всех предыдущих — на этот раз в ее привычной камере-одиночке оказался неприятный сосед. Точнее, соседка. Призрак. Плачущая Принцесса.

Всю дорогу до директорской ее не отпускало неприятное чувство, что за ней снова кто-то следит.

На самом деле, без Жанны это место было бы абсолютно кошмарным.

Когда она будит меня утром, в наш первый — последний! — совместный учебный день, я чувствую себя так, будто бы солнце целует мои глаза.

— Пойдем, — шепчет Жанна. — Пока они все не проснулись.

Они все — это целый мир, заключенный в стенах этой школы. Они все — и мы с Жанной. Вдвоем против этого душного, упрямого мира, который неотвратимо пытается навязать нам свои собственные законы. Я натягиваю форму вместо пижамы — рубашка и юбка мятые, Жанна — та и вовсе в толстовке и джинсах. Мы выбираемся в сонные коридоры: окна выходят на восточную сторону, все залито холодным, болезненно ясным сентябрьским светом, который больно режет глаза. Жанна мимоходом приглаживает мне волосы. Мы сбегаем по лестнице наперегонки.

Конец ознакомительного фрагмента.