Знак ворона

Эд Макдональд, 2018

После столкновения людей с Глубинными королями прошло четыре года. В Валенграде, городе, стоящем на границе с Мо́роком, огромной пустыней, где властвуют кошмары, по-прежнему неспокойно. Теперь ночное небо озаряют огни, несущие смерть всему живому, а на улицах набирает силу жаждущий власти религиозный культ. Это последователи Светлой Леди, сотканного из света призрака, который то и дело является людям. Жизнь Рихальта Галхэрроу к лучшему не изменилась, а работа на Воронью Лапу, могущественного колдуна, стала еще труднее, ведь в последнее время его приказы или совершенно непонятны, или откровенно безумны. Когда же из хранилища Вороньей Лапы выкрадывают артефакт ужасающей силы, Галхэрроу предстоит разобраться, кто из многочисленных врагов Валенграда в ответе за это преступление, пока не стало слишком поздно. Для этого ему и его отряду придется отправиться в место куда мрачнее и опаснее всех тех, где им довелось побывать, – в самое сердце Мо́рока.

6

Я поставил Валенград на уши и выбил всю подноготную. Под моей рукой была дюжина крепких ребят, моих «галок». Старший — Кассо, спокойный громила, все время кривившийся и редко разговаривавший. За ним по старшинству — Меара и Трауст. Их я нанял за размеры и внушительность, а не за особые умения. Я дал им всем право делать что угодно, и плевать на жалобы. Но пока «галки» только приносили в мое логово грязь да пытались меня задобрить.

Маршал Давандейн дала мне солдат, но со всей маршальской конницей и всей маршальской ратью я не смог отыскать ни Око, ни воров, взявших его. Давандейн поставила полсотни хороших солдат и двух «спиннеров» в доме Вороньей лапы, потому что открытая дверь в склеп не сулила ничего хорошего. Я предложил взорвать проход в дом пороховым зарядом, но маршал боялась разозлить Безымянного, пусть он и давно забросил свое обиталище. Я утешал себя мыслью, что оставшиеся сокровища Вороньей лапы наверняка полны сюрпризов для воришек. Превратить в головешку или выдернуть кости из тела вполне в стиле старого колдуна. Дверь — пустая формальность. Воров сдерживают заклятия.

Однако нашелся вор, сумевший избежать смертоносного заклятия моего босса, и уж точно не самого слабого. Вор хорошо понимал, что делает. Распутывающая заклятие магия была на уровне, далеко превышающем понимание Малдона, и это меня по-настоящему встревожило.

— Рихальт, доброе утро, — сказала Валия, явившись в офис.

Четыре часа утра, город окутан серой пеленой медленного дождя. Полумесяц Эалы — единственное, что рассеивает утренний сумрак, толстое одеяло облаков заслоняет Морок, глушит золотое сияние луны.

А хуже всего то, что невозможно достучаться до Вороньей лапы. Он исчез, ушел куда-то по делам войны. Он немного покрутился здесь после Осады, пока Ноль восстанавливал Машину. Но теперь из сокровищницы унесли Око Шавады, и попытка рассказать мне об этом — а он точно хотел связаться со мной, послав мороженую ворону — едва удалась. И как это понимать? Одно утешение: и головомойки от Безымянного, судя по всему, пока не будет.

— Доброе в нем еще надо найти, — буркнул я.

Голова ныла, и хотелось пожевать чего-нибудь жареного, истекающего горячим жиром.

Порадуйся, — объявила Валия и сунула мне пакет вощеной бумаги с парой пирогов.

Пироги малость приплюснуло — Валия несла их под плащом — но выглядели они аппетитно. Масло и копченый бекон. Замечательно.

— Это зачем? — спросил я.

— С тобой лучше, когда ты не голоден. А голоден ты всегда. Просто сам этого не понимаешь.

Я не стал спорить — я жевал. Бекон оказался жестковат, но я не жаловался.

— Ты спал прошлой ночью?

— Прикрыл глаза на пару часов.

Валия наградила меня укоризненным взглядом. Она тоже взялась за пирог, но ела его без особого интереса.

— Ты ходил домой?

— Слишком много работы, — напомнил я.

Валия нахмурилась, но промолчала, потому что поняла. Она — одна из малой горстки людей, способных меня понять. Борьба с врагом на Границе важнее отдыха. Валия тоже воюет — бумагами, словами. Я никогда не видел ее с мечом в руках, но если бы она решила управлять фабрикой вместо того, чтобы воевать с Глубинными королями, то за неделю удвоила бы выпуск продукции.

— Что ж, работы прибавилось. У меня новости.

Если новости у Тноты, это обычно значит, что он обнаружил свой потерянный носок. Когда новости у Малдона, это значит, что он опустошил мой бар или хочет кого-нибудь прикончить. Но новости от Валии стоят внимания всегда.

— Светострел сделали в Леннисграде. Я проверила клеймо изготовителя. Мастерская Беша Флиндта. У него большое дело, светострелы собирает целая куча подмастерьев.

— Беш — хороший мастер, — хмурясь, заметил я. — Но я слышал, что он обанкротился, вылетел из дела и сейчас в долговой тюрьме. Какого хрена ему браться за светострелы?

Валия протянула руки к плите. Рукава задрались, обнажили татуировки цветов на предплечьях: чудесную, искусную, ярко раскрашенную работу, совсем не похожую на мешанину грубых солдатских наколок, полученных мной за годы в Мороке.

— Он умудрился выкарабкаться и теперь процветает. Мой столичный контакт сообщает о том, что продажи бьют все рекорды.

Я уставился на кофейную гущу на дне кружки. Светострелы вышли из моды еще до моего рождения, и по веской причине. И вдруг люди очень захотели их. Может, владеть светострелом стало престижно? Городские хлыщи — рабы моды. Однако Девлен Майль изрядно проторчал на Границе. Он вовсе не городской хлыщ.

Я посмотрел на Валию и увидел, что она улыбается.

— Что такое?

— Ты высовываешь язык, когда задумываешься. Ты не думай слишком усердно. Для этого тут есть я.

Я против воли улыбнулся. Уж она понимает, как вращаются мои шестеренки. И нравится мне за это. Мне вообще в ней многое нравится.

— Спасибо, — сказал я.

— Я знаю, это иногда с трудом укладывается в голове. И понятно, отчего. Ты хочешь все делать сам. А ведь можешь позволить другим снять с тебя чуточку груза. Других тут много. Ты ведь не Безымянный. Жизнь — это не только драка.

Валия написала адрес на листке бумаги.

— Скажи им, что тебя послала я, — посоветовала Валия и ушла — за ее спиной покачивались полы длинного плаща.

Я приложил пальцы к глазам, и мне захотелось вдавить их в череп. Черт возьми, как же я устал! За окном — сплошная серость, а в голове целое облако копоти, мешающее думать. Пары часов беспокойного, дерганого сна мало. Я честно пытался уснуть, в мозгу кипело и трескалось, и из варева лезли те же самые кошмары. Я видел женщину, заключенную в свет.

Я расслабился, позволил своей неизбывной усталости навалиться, а себе — провалиться в ее пустоту, лишь на пару секунд. Или минут. Или…

— Ты ж ее хочешь, — сказал мелкий засранец.

Малдон стоял, привалившись к дверному косяку, и гнусно ухмылялся. На губах — черные пятна. Стервец не отлипал от бутылки с рассвета.

— Она конфетка. И тебе она нравится. У тебя слабость к одержимым работой увечным бабам, — изрек Малдон.

В пьяном виде он постоянно говорил гадости. То есть он говорил их всегда. Я временами жалел о том, что всадил пулю не в ту часть черепа. И сейчас настали как раз такие времена.

— Выкажи ей хоть толику уважения, — буркнул я, и запоздало понял, что дал новый повод поглумиться. — И с какой стати ты выполз из винного подвала?

— Что, в точку попал? — ласково осведомился Глек.

Затем он уселся перед камином и присосался к бутылке, поперхнулся и закашлялся.

— Если у тебя ничего нет для меня, катись в свою нору, жалей себя дальше и не мешай работать, — проворчал я, взял отчет со стола и попытался сосредоточиться.

В последние дни стало тяжелее читать. Может, следовало обзавестись очками. А может, я просто уже до ручки дошел. Я посмотрел на счет, моргнул. Я ведь прочитал его уже два или три раза — но смысл ускользал. Вот же черт. Смеяться тут или как?

— Гляди, — сказал я и поднял лист, чтобы Глек увидел. — Меня из-за тебя обкладывают налогом. Маршал придумала налог на детей. Мол, на вас уходят общественные фонды. Подумать только, налог на детей! Давандейн изо всех сил старается растерять популярность.

Я скомкал бумажку и швырнул в огонь. Они и свои задницы предложат, если посулить достаточно денег. Надо попросить Валию, чтобы написала декрет об исключении для всего персонала «Черных крыльев» и их родных. Правда она не любит Малдона, а я не хочу, чтобы она занималась им. Меара и Трауст не годятся для такой работы, а Тнота обращается с пером хуже, чем с мечом.

— Я сто́ю каждого потраченного на меня пенни, — объявил Малдон. — Я — благословение. Ведь так говорят про детишек, ха-ха. Нас послал вам Дух радости. Так что радуйся.

— Тебя сотворил совсем не Дух радости, — заметил я.

Это было жестоко. Но раз лезешь в драку — получи и распишись.

— Напиши мне билль об освобождении от налога, и я все сэкономленные деньги отдам тебе.

Малдон потерял глаза, но это не значило, что он не мог писать и видеть. Чертова магия.

— Оно прельстиво. Но я не могу. Я занят.

— Да, уж точно занят, — заметил я, посмотрев на бутылку в его руках. — Если помнишь, я тоже был так вот занят — и еще дольше, чем ты.

— Я хочу кое-что сделать для тебя, — вдруг заявил он, и его мерзкая кислая гримаса сменилось ухмылкой еще мерзейшей. — Мне нужно вот это.

С тем он встал и подошел к столу, где лежал светострел.

— Но мне нужно еще кое-что.

— И что ты собираешься делать?

— Это сюрприз. Но тебе понравится.

Я был не совсем уверен, что мне понравится, если десятилетний пьяный циник станет играть в моем подвале с нестабильной фос-технологией. Но я знал, что если начну запрещать, Глек все равно раздобудет нужное: украдет ли, выклянчит ли. Больше того, мне все время приходится напоминать себе, что Глек — не ребенок. Ему перевалило за пятьдесят, и он вполне способен о себе позаботиться.

— Составь мне список нужного, — выговорил я.

На меня накатила очередная волна усталости. Запах вина манил. А ведь еще слишком рано для выпивки. Но я часто думал, что еще слишком рано. А потом приходил к выводу, что вовсе и нет.

— Но потом протрезвись, — добавил я. — Я хочу продолжить наши уроки.

— У тебя нет способности к языкам, — указал Малдон.

— А у тебя — к педагогике, — парировал я. — Но ты у нас знаешь язык драджей, а я хочу выучить его. Пока я рискую шкурой и держу тебя в этом доме — будь добр, принеси хоть какую пользу.

— Тебя учить — жуткая тоска. И мука.

Я обозвал его дерьмососалкой на языке драджей — Глек первым делом обучил меня набору ругательств. А теперь он рассмеялся и шатаясь убрел прочь.

Малдон выучил наречие драджей, когда Шавада поработил его разум. Малдон многое выучил, большей частью жуткое и кошмарное. Кое-что я увидел, когда залез в его рассудок — и больше видеть не хотел. В Глеке Малдоне засела тьма, которая уже никогда его не покинет. Отчего же я его пощадил? Да пожалел. Пусть он теперь превратился хрен знает во что, он все равно был другом. Мушкетная пуля раздробила ему лицо, вырвала глаза. Увечья бы исцелились, если бы Глек оставался «малышом». Но это потребовало бы душ. «Малыши» исцелялись, медленно обдирая жизненную силу жертв. Но Малдон утратил способность красть чужие силы, и увечье осталось навсегда. Похоже, у него осталась только магия, позволяющая поддерживать тело. Оно не выросло и не состарилось за четыре прошедших года. Если бы Валия или Амайра заметили — были бы проблемы.

Проблемы могли стать еще больше, если бы кто-нибудь заметил, что у Глека нет глаз — а он может видеть, писать и рисовать, никогда не бьется лбом о дверной косяк и всегда знает, кто зашел в комнату.

В общем, магия у него осталась, но какого рода, я не знал.