Или кормить акул, или быть акулой

Шон Чарт, 2023

Саид – молодой чеченец, родившийся и выросший в Москве. Окончив школу, он желает изменить свой привычный уклад жизни и понимает, что студенческие годы – лучшее время для перемен.Скептически относящийся к современным видениям дружбы и любви, Саид мнит себя сформированной и крепкой личностью, но, стоит ему переехать на свою национальную родину, он находит себя сложным, зависимым, импульсивным подростком. Оказавшись втянутым в тяжелые драмы людей, что его окружают, ему остается лишь наблюдать за тем, как его оплоты рушатся один за другим, а на их развалинах произрастает нечто совершенно неизведанное, в чем ему еще предстоит разобраться. Первая часть подросткового романа о перекройке и становлении личности, а также абсолютно новый взгляд на чеченскую молодежь и чеченцев в целом.

Глава 5

Турнене

С тех пор прошли ровно две насыщенные недели. Праздники содержали в себе молитвы, огромное количество еды, похождения в гости и их прием. В городе продолжала буйствовать просто невыносимая жара. Всякий раз, когда мы с Арби шли пешком в центральную Мечеть на дневную молитву, — как раз в тот момент, когда солнце в зените, — всю дорогу мои глаза бывали сжаты в щелочки, ведь путь лежал через самую что ни на есть солнечную сторону. Сопровождавшие 2-й Проспект жилые дома из бежевого камня, раскаленные летним воздушным пламенем, так отражали яркие солнечные лучи, что казалось, будто поверхность их зеркальная.

На время праздников мы с Арби разъехались по родственникам: Я, Висайт, Амир с женой и ребенком съездили к родным из Шатоя с подарками и поздравлениями. Было очень странно и непривычно угощаться их роскошно накрытыми столами в дневное время. С одной стороны было здорово от того, что теперь можно есть и пить днем, а с другой стало очень тоскливо, что священный месяц закончился.

В Шатое я повстречался с уймой своих родных, живших здесь, и с теми, кто также приехал погостить. Младший троюродный братик Ясин уже совсем подрос. Я увидел, что он ходит в моей старой спортивной футболке, которую моя мама отправляла вместе с кучей других ставших мне маленькими вещей. Когда я вспомнил, что в этой футболке я занимался физкультурой, это навлекло на меня приятные воспоминания с запахом резины, покрывавшей школьную футбольную «коробку».

Младшая сестра Ясина — Алиса — стала настоящей хозяйкой, и уже выполняла основную работу по дому, носила платок на голове и нянчилась с самым маленьким членом семьи — пятимесячным Байсангуром, сыном Барет. Вообще, это была большая, веселая и дружная семья. Хозяином в доме был ‘Абдул-Малик — двоюродный брат моего отца, йохк децы, Висайта и Сулеймана. У него было пятеро детей: старшая дочь Барет, сыновья-погодки Зелимхан и Бекхан, Ясин и самая младшая девочка — Алиса.

Барет, что была уже замужней и успела стать матерью, было двадцать четыре года, а Зелим и Бека были старше меня на два и три; Ясину было тринадцать, а Алисе — одиннадцать. Словом, скучать друг с другом нам не приходилось, только малыш Байсангур все чаще напоминал мне Люлюку своими капризами.

Все дети ‘Абдул-Малика имели очень хорошее воспитание, демонстрируя гостеприимство, что немудрено, ведь их отец был учителем, преподающим Ислам и арабский язык. Барет и Алиса были заботливыми хозяйками и помощницами матери, а Зелим, Бека и Ясин были надежной опорой отца. Помимо имения, за которым нужно было ухаживать, сыновья также работали в продуктовом магазине, что был встроен в один из домов ‘Абдул-Малика прямо у ворот, ведущих в их двор. Местные сельчане приходили за продуктами и домашней утварью только сюда, что дополнительно создавало праздничную, дружественную атмосферу в эти дни.

Поначалу я планировал вернуться в город в первый же день вместе с Висайтом и Амиром, но в итоге остался и провел там десять дней из прошедших четырнадцати.

Муж Барет позволил жене остаться на праздниках в отчем доме, отчего на ее лице всегда можно было найти улыбку, а движения ее были окрыленными, воздушными. Она с удовольствием бралась за кухонные дела, от которых, казалось, должна была изрядно устать, и попутно всему учила младшую Алису, которая с большим интересом наблюдала за сестрой и во всем ей подражала.

Алисе было одиннадцать, и она была настоящей красавицей. За то время, которое я там провел, к нам в дом на праздники приходили в гости около шести семей, так или иначе заводивших тему будущего Алисы. Они неустанно, сначала как бы невзначай, а потом в лоб и открыто намекали на своих подрастающих сыновей, что, мол, было бы неплохо в будущем их поженить. Но, как я понял, ‘Абдул-Малик и его жена Хабира не сильно торопились с этим, тактично и культурно сводя такие беседы на нет.

Ясин, несмотря на возраст, редко шутил и не нес чепухи, как большинство его ровесников. Он был очень доброжелательным и улыбчивым, но в то же время рассудительным и ответственным. Возможно, при словах «рассудительный» и «ответственный» у кого-то в голове сразу всплывает образ лица с выражением суровой серьезности, но быть улыбчивым — не значит быть глупым и легкомысленным.

— Ясин, принесешь мне коврик для намаза?

— Конечно!

— Ясин, подай, пожалуйста, сахарницу.

— Конечно!

— Ясин, сходишь за водой?

— Конечно!

— Ясин, дашь поиграть в приставку?

— Конечно!

Он на любую мою просьбу отвечал этим «Конечно!», восклицая это так сердечно и с чувством, что порой мурашки по коже пробегали.

Ближе к ночи я, мои братья и сестры, а также некоторые соседские девушки собирались во дворе нашего дома и немного шумели, чем заслуживали укоризненные комментарии тети Руми́ — родной сестры Абдул-Малика, которая жила во втором из двух домов его имения.

— Ш-ш-ш! А ну спать, быстро! — она говорила шепотом, но это был такой шепот, который, несмотря на глухоту своего звучания, мог раздаться эхом на все село.

Когда все девушки отправлялись на боковую, мы с ребятами выходили на задний двор, где росли посаженные Абдул-Маликом, Хабирой и Руми кукуруза и баклажаны с помидорами, и, перепрыгнув через пока еще зеленый урожай, садились в высокой траве. Мы рассказывали друг другу разные истории, страшные или смешные, любуясь звездами.

–…и тогда он снова обернулся и увидел, что на голове той коровы была какая-то красная маска или что-то вроде того, и она улыбалась. Но не типа вежливо, а зловеще, с клыками, морщинами и рогами. В общем, все как полагается. А потом он тут же отвернулся, зачитал суру Аль-Фаляк, и, не ускоряясь, пошел домой. И больше не оборачивался, — завершил Бекхан историю своего друга, который ночью, возвращаясь по проселочной дороге домой, услышал звон колокольчика, а затем увидел три обезглавленных коровьих трупа.

— Очуметь можно, — выдохнул я, лежа на протоптанной нами траве, заведя руки за голову. — Самое главное — не растеряться в такой ситуации. Шайтан тут же возьмет над тобой власть.

— Или вселится, как джинн, — вставил Зелимхан.

— Шайтаны и есть джинны, — поправил Бека.

— Я сын того же отца, что и ты, — не остался без ответа Зелимхан.

— Я тоже знаю одну историю! — радостно оживился Ясин, и было ясно, что рассказать он хотел что-то пугающее, но вид у него был счастливый.

— Какую? Давай ты скажешь, что за история, а расскажу ее я. А то у тебя такой голос, будто ты нас растрогать пытаешься, — заботливо сказал Бекхан.

— Про машину и девушку!

— Классная история. Рассказывай, Бек, — сказал сонный Зелимхан, но слова его звучали безучастно.

— В общем, однажды парень ехал ночью на машине, и увидел, как девушка голосует на обочине. Совсем одна стоит, да и та еще красотка. Глупец думал ее подцепить, сами понимаете. Останавливается он, значит, и зачем-то выходит из тачки, чтобы заговорить с ней. Когда он вышел, у него что-то выпало из рук. Телефон, вроде. Или ключи. Или еще что… в общем, нагнулся он за тем, что уронил, и случайно — а может и специально — взглянул на ее ноги, он… Ясин, закрой уши, — мальчик послушался. — Чуть не обделался.

Зелим цокнул и наугад бросил руку, стараясь дать Беке подзатыльник.

— Ясин, открывай, — Бек жестом дал знак, увернувшись от руки уже почти спящего старшего брата. Ясин хихикнул. — У нее ноги были повернуты в другую сторону. Ну, колени у нее сгибались с другой стороны. Короче парень этот залетел обратно в тачку, и педаль в пол сразу же. Едет он, огромную скорость набрал, поворачивается — а она бежит наравне с ним! И голову повернула в его сторону, а там вместо милого личика уже какое-то вытянутое, ужасное лицо! Перепуганный парень в шоке стал читать аят Аль-Курсий, так шайтан этот тут же испарился. Не терпят они прекрасный Кур`ан.

— Точно, — улыбнулся я.

— А не останавливался бы с такими позорными мыслями — не пришлось бы ему бояться! — добавил Ясин.

История меня, конечно, здорово напугала, ведь на дворе была ночь, а за моей макушкой — огромное поле, упирающееся в подножие горы, что также была укутана зеленью деревьев. Сиди и думай, что там в темноте обитает. Услышь я это где-нибудь в кафе на Проспекте, где вокруг много людей, я бы воспринял эту историю иначе. А тут — высоко в горах — в двух с половиной часах езды от города, мне стало страшно, ведь сила моего воображения была действительно очень внушительной, и я без труда представил себя на месте того парня, примерно поняв, какие эмоции настигли бы меня.

— Ты в курсе, что Мату за тебя думают выдать? — неожиданным выпадом нарушил тишину Бека.

Я опешил и удивленно глянул на него, а страх как рукой сняло.

— Да-да. Она ведь тебе уже который день глазки строит, ты не видишь, что ли? Они с Хади никогда к нам так часто не приходили. Ты их маме нравишься, и Абдул-Малик сказал ей, что попробует женить тебя на Мате.

— По-моему, это Хади, — предположил Зелим и его обессиленный голос раздавался будто из глубокой пучины сна.

— Да какая разница. У них вообще никаких отличий нет, я таких близнецов в жизни не встречал! Так что, если женишься на Мате, может, ее порой заменять будет Хади.

— Вот дурак, — Зелим уже совсем заснул.

— Я имел в виду по уборке дома и все такое, — закатил глаза Бека.

— Не женюсь я на ней, — смущенно сказал я.

Слушать такие разговоры всегда было захватывающе, как бы ты к ним ни относился. У Маты (а, следовательно, и у Хади) было приятное светлое лицо, и в целом очень приятная наружность, но мне она не нравилась. А даже если бы и понравилась, то я был слишком убежден в том, в чем убежден, чтобы воспользоваться первой же возможностью засвататься к девушке.

— Ну, смотри. Мы их видим почти каждый день с самого детства, и это очень достойные девушки из очень достойной семьи.

— Я и не говорю, что сомневаюсь в их чести, — я все еще улыбался и стеснялся своей улыбки. — А вы чего?

— Отец уже давно условился с другими семьями, и там нас очень красивые девушки ждут, — мечтательно сказал Бека.

— Слушайте, а как вы к этому относитесь? — решил посоветоваться я.

— К чему именно?

— Что за вас решают, на ком вы женитесь.

Сон Зелима как рукой сняло, и они с Беком переглянулись.

— Плохо дядьку своего знаешь, — с шутливой укоризной хмыкнул Бека. — Неужели ты думаешь, что отец женит нас на ком-то, на ком мы не захотим? Или Алису выдадут за кого-то, кто будет ей неприятен? Вон Барет у нас счастливая.

— Это вы, городские ребята, погрязли в мнимой свободе, и все, что отличается хотя бы на одну нотку от того, к чему вы привыкли, считаете кощунством, — доброжелательно критиковал Зелим.

— Так, попрошу не сравнивать меня с теми, с кем вы меня сравниваете. У меня просто свой взгляд на это. Тут, на самом деле, больше о стыде, чем о каких-то устоях. Мне очень неловко вообще затрагивать такие разговоры с родителями.

— У вас детская травма? — поморщился Бека.

— Возможно. А еще возможно, что не помню я эту детскую травму именно потому, что мой мозг желает оградить мою пошатанную психику.

— Я уже не очень понимаю ваши разговоры, — вмешался Ясин.

Мы засмеялись и смешнее всего оказалось Зелиму, который стал утирать уголки глаз.

— В общем, — покашливая, избавлялся от смеха он. — Нас никто ни к чему не обязывает. Отец очень грамотно всегда приглашал к нам гостей с дочерями. И в пару таких вылазок мы познакомились с теми девушками, которые понравились нам. А мы, наверное, понравились им.

— Слушай, если они нас с тобой еще не погнали в шею, то, наверное, да, — задумчиво кивал Бека. — Только сейчас об этом задумался! Мы им нравимся, Зелим! Саид, они такие красотки! Мы что — нравимся этим красавицам?!

— Да-а, моя прекрасная Лариса, — Зелим засмеялся, не сохранив никакой сонливости в своем голосе.

— И моя Мадина! — подхватил Бека, словно парировав, и затянул набившую оскомину каждому чеченцу на свете песню: — «Мадина-Мадина, ахам со вийна!»³⁴

До этого учтиво и покорно молчавший Ясин, словно чувствовавший исключительную признательность за то, что он вообще получил право с нами находиться, захлопал в ладоши и запел в унисон брату.

— Ничего себе ты вспомнил, — смеясь, сказал я. — Эта песенка уже давно не на слуху.

— Не забывай, что мы «колхозники». До наших гор долго доходит. То, что в городе было популярно пару лет назад, становится настоящим хитом у нас прямо сейчас.

— Город, говоришь? Я думал, что эти приколы с вас, колхозников, и начинаются, — сказал я, уворачиваясь от попытки Бека меня стукнуть.

Зелим устало закатил глаза и сказал, что пойдет спать. Бека с Ясином пошли за ним и позвали меня, на что я попросил пяти минут одиночества. Когда они удалялись, Ясин снова запел своим ребяческим голосом, и когда он на секунду прервался, я понял, что он перепрыгивает через помидорные кустики.

Я всегда страшно тащился от шатойских ночей, это действительно нечто фантастическое; это кое-что такое, что, несомненно, нужно видеть своими собственными глазами. Звезд на небе было так же много, как рисовой крупы, высыпанной из пятикилограммового мешка на паркетный пол: они то располагались одиноко, самостоятельно, то кучковались и сбивались друг с другом в загадочной белой дымке, заполонявшей всю синеву ночного неба, или явно намекали наивному уму на какое-нибудь из созвездий, которые, все же, тут различить мне не удастся никогда. Обилие небесных светил постоянно то и дело создавало иллюзию падающих комет или астероидов, потому что кажется, что ну просто невозможно, чтобы тебе была открыта картина с таким количеством звезд, и в каждое из мгновений, что ты ее созерцаешь — с места не сдвинулась ни одна из них. Это было просто головокружительное зрелище, перед которым не сумеет устоять ни один даже самый законченный циник, признав всю невероятную красоту и тепло космоса.

Эти ночи завораживают и запредельно вдохновляют, и в поисках этого вдохновения я много времени проводил на улице и во дворе дома.

Часто ночами мы гуляли, ступая по широким сухим песчаным тропинкам, зазубренным камешками, по которым в темноте редко проезжали автомобили, качавшиеся из стороны в сторону из-за сюрпризов искалеченных шатойских дорог. Дороги эти порой и меня заставали врасплох настолько, что я пару раз чуть не ронял колено из сустава: кочки, коими проселочные дороги изобиловали, будто поджидали момента, чтобы привлечь мою ногу в свою нишу, в которой медленно исчезала дождевая вода.

Дожди здесь были редкими, но если случались, то были оглушительными и беспробудными, стеной ниспадая с небес. Ясин, несмотря на то, что ребенком был очень послушным, получив наказ не выходить из дома в дождь, все же выдумывал себе те или иные предлоги, чтобы хоть пару секунд пробыть под шквалом теплой воды, перебегая от одного дома владений ‘Абдул-Малика к другому.

Одна из самых невероятных картин Шатоя пишется в те моменты, когда ночное небо во время дождя редкими, но сказочными мгновениями освещается синими грозовыми вспышками, которые во тьме так великолепно открывают взору нижние горные ярусы соседних сел, что дух захватывает. Любая погода делала это место прекрасным, абсолютно любая. Теплая звездная ночь или на первый взгляд суровая дождливая гроза — ничто из этого нельзя выделить как единолично прекрасное. Но и это было не все.

Горы угрюмо и величественно возвышались своими идеальными круглыми силуэтами над селом, и порой воображение завершало эту мощную картину каким-то отдаленным глухим отзвуком рыка грузного зверя. Они были прекрасны. Их дремучие чернейшие очертания окружали со всех сторон, стоя под темно-синим небом, освещенным невообразимым разнообразием звезд, и придавали уют и чувство защищенности, будто это стены родного дома. Находясь здесь тебе не страшны поджидающие в большом мире заботы или надуманные и навязанные обязательства: стоит им броситься за тобой вдогонку, застав тебя на подступах к селу, как горы своей многочисленной армией, будто раздувающие ноздри быки, заслонят тебя от любой угрозы своими массивными телесами.

Я люблю Шатой, безумно люблю.

Уезжая оттуда я, как обычно, очень тосковал, но сразу условился с самим собой, что обязательно еще не раз вернусь туда для получения того же заряда положительных эмоций, и вернусь без повода, в одиночку. Связавшись с Арби, я выяснил, что он также задержался в Шатое, и мы решили возвращаться в Грозный вместе. Мне захотелось, чтобы прежде он немного погостил у нас, а потом мы планировали выезжать. Зелим сказал, что одолжит нам свою машину, а из Грозного в Шатой ее перегонит его товарищ, который сегодня как раз собирался приехать.

Поначалу Арби упорно отпирался от предложения пообедать, но я все же уговорил его прийти к нам. Встретив его на извилистой дороге, представлявшей собой песчаный склон, тянувшийся со стороны гор в направлении города, я прочувствовал всю необычность того, что мы увиделись теперь и тут. Словно у нашей дружбы открылось дополнительное место для времяпровождения, словно история нашей дружбы начинает развиваться. Я всегда был особенно сентиментален в горах.

— Шатой тебе к лицу, — с привычным смущением в бровях и уверенностью в голосе заметил Арби, протянув мне руку. — Выглядишь умиротворенно.

— Да ну? Я и в городе не страдаю, вроде, — пожал его руку я. — Я страшно люблю всю Чечню.

— Но тут на тебе словно забот поменьше.

— О, в таком случае согласен, — я кивнул. — Здесь их у меня вообще нет. Ты как?

— Слава Богу, я отлично. А ты?

— Тоже. Как время провел? Всех поздравил?

— Да, давно я не делал столько телефонных звонков.

— Как я тебя понимаю, — я жестом пригласил его пройти во двор дома моего дяди. — Я тоже обзвонил всех, кого сумел вспомнить. Представь, когда я позвонил маме, оказалось, что она думала, что я приеду в Москву хотя бы на пару дней. А твои родители тоже ждали те?..

— Магазин, который был на входе, это магазин твоего дяди? — перебил он, указывая пальцем на прилавок.

— Да.

— Оказывается, я уже заочно гостил у тебя раз десять за последние дни.

— Вот как, то есть мы могли бы увидеться и пораньше, — я нервно почесал затылок. — Извиняй. Я как комнатное растение — люблю стены, тепло и окна.

За обедом мы много общались и веселились. Мои родственники оказывали Арби много внимания, демонстрируя гостеприимство и пытаясь его раскрепостить. Бека только и делал, что подкалывал меня, чтобы рассмешить Арби, да и я был не против.

— Если что, Арби, то знай — наш Саид ненавидит друзей, — ерничал Бека.

— Так и рождаются слухи. Испорченный телефон, — пожал плечами я, выловив взглядом смеющуюся Барет.

— Ну а что? Ты же у нас такой весь волк-одиночка.

— Поживи в Москве всю свою сознательную жизнь, окруженный людьми, которые не принимают тебя, не понимают твоего мировоззрения, и, что ужаснее — пытаются навязать свое. Посмотрим, как ты запоешь, — шутливо хмурился я, сильно преувеличивая.

— Все у тебя виноваты, кроме тебя самого, — подыгрывал Бека. — Да и у тебя причины и посерьезнее были, насколько я помню.

— Да, только давай ты будешь копаться в куске торта на своей тарелке, а не в моей голове? — угрюмо сказал я на чеченском, и все, включая молча наблюдавшего за нами с неприкрытым умилением ‘Абдул-Малика, засмеялись.

Дом дяди был намного ближе к выезду в город, и потому отъезжать мы решили именно отсюда. Бека выгнал машину Зелима во двор, а Ясин открыл ворота. Я решил, что не стану предлагать Арби садиться за руль — как сделал бы это в любой другой ситуации — потому что мне не хотелось нагружать его ответственностью за любое теоретическое происшествие, которое может настигнуть нас в дороге. Попрощавшись со своей родней, я закинул наши с Арби рюкзаки на заднее сидение внедорожника. Сев на водительское место, я настроил его поудобнее под себя, выверил зеркала заднего вида, а затем пристегнул ремень.

— Плохой знак, — дразнил Зелима Бека. — Он пристегнулся. Значит, планирует не жалеть твою ласточку.

— Он с Москвы, — устало отмахнулся Зелим. — Они там все пристегиваются.

— Как вы надоели! — засмеявшись, громко выкрикнул я через опущенное окошко, выезжая на проселочную дорогу.

Когда мы благополучно добрались до Грозного, я, высадив Арби на Трудовой, отправился отдавать ключи от машины другу Зелима. Он был на Бульваре, где машины не ездят, потому пришлось оставить ее на Проспекте и дойти до него пешком. Встретившись с ним и отдав ему ключи, я завидел Лиану, выходящую из кофейни с прозрачным стаканчиком в руках. Цвет содержимого доверия не внушал.

— Девушка, а что это вы пьете? Краситель с красителем, заправленный сливочным красителем?

Лиана, широко округлив глаза, стала искать источник звука и, обернувшись, нашла меня.

— Бесишь! — крикнула она.

— Пугаю, скорее, — иронично скорчил гримасу я. — Только вот загвоздка: меня ты боишься, а этой синей воды с пузырьками — нет.

— Отвянь от моего лимонада.

— Что делаешь тут? Грустно видеть тебя одной, но оно и закономерно.

— В смысле?!

— Ну, я все понимаю и совсем не удивлен, что у тебя нет друзей.

Она сильно размахнулась своей дорогой декоративной сумочкой, поместиться в которую может разве что горсть ватных палочек, и ударила меня по голове. Лиана, увидев, что угодила мне прямо над бровью, схватилась руками за свое лицо, выражавшее ужас и досаду.

— Прости-прости-прости-прости-прости!.. — заверещала она.

— Да все нормально, не парься, — я растирал бровь.

— Я такая дура! Хотела пошутить, прости меня, Саид, прости, пожалуйста!..

— Ну и юмор у тебя…

— Ого! — послышался знакомый голос. — Значит, это у вас семейное! А я все думал, Саид, на кого же ты так сильно похож, и кого ты мне напоминаешь!

Лиана, оцепенев, посмотрела мне за спину. Продолжая растирать больно пульсировавшую бровь, я обернулся и увидел Ибрагима.

— Что именно «семейное»? — спросил я.

— Ну, во-первых: ас-саляму ‘алейкум! Во-вторых: Марханш Дал къобал дойл³⁵! А в-третьих: я про вашу тягу к дракам и насилию!

Ответив на его приветствие и поздравление, я пожал протянутую им руку.

— Так вы родные брат с сестрой?

Лиана тоже украдкой ответила на его поздравление и сразу немного отстранилась, делая вид, что ищет что-то в своем футляре для зубочисток, которым огрела меня секундами ранее.

— Нет, двоюродные. А что? Откуда вы знаете друг друга? — бесстрастно спросил я.

— Да я не поверю, что она ничего обо мне не говорила, — несколько печально отвечал он. — Но если так, то тогда отвечу сам: мы вместе учились.

— Понял. Ладно, у тебя там дела видимо… — я ткнул пальцем в телефон, который он держал в руках. Судя по написанному большими буквами имени по центру экрана, и по таймеру со сменяющимися числами, кто-то висел на звонке.

— Слушай, может соберемся парнями и посидим где-нибудь? Ты же тут недавно. Познакомлю тебя с ребятами! — улыбаясь, предлагал он. — Позовешь еще своего друга, будет здорово! Давай свой номер.

— Давай, почему нет, — невозмутимо и почти грубо отвечал я. — Записывай.

Я продиктовал ему свой номер, и мы попрощались. Когда он удалился, ко мне подбежала недовольная Лиана.

— Может тебя еще по второй брови треснуть?! — от ее былого сожаления не осталось и следа. — Я тебе что говорила?!

— Я обязан тебя слушаться, ты так думаешь?

— Оф-фай, Саид! — недовольно восклицала она. — Даже один тот факт, что он подошел к нам при всех и говорил с тобой — это уже может нанести тебе вред! И вот эти «во-первых», «во-вторых», так и знала, что ты у него нахватался! Когда успел?!

— Да не глупи ты. Я сам разберусь, что мне делать и с кем разговаривать. Мне без разницы, кто и что будет об этом говорить. Я о нем ничего не знаю. Ни плохого, ни хорошего. Хотя из-за твоих слов уже отношусь к нему предвзято.

— Ладно, Саид. Ладно. Ты только оглянись вокруг. На тебя уже пялятся.

И правда, люди вокруг стали с интересом вглядываться в нас с Лианой, стоило Ибрагиму отойти.

— Он и впрямь знаменитость? — неприкрыто и намеренно в ответ таращась на нагло взиравший на меня народ, спросил я Лиану.

— Да, самая ненавистная местная знаменитость.

Я обернулся к ней, желая пристыдить за такие крепкие слова, которые она себе позволяла, но передумал. Теперь меня переполняло любопытство, которое очень хотелось скрыть даже от самого себя, но не получалось. Мне всегда почему-то хотелось влезать в чужие дела. Почти всю мою жизнь меня раздражало любое популярное в обществе мнение, и почти всегда моя душа требовала идти ему наперекор. Я понимал, что у меня не может быть лишь одной точки зрения о том или человеке, пока я не удостоверюсь лично. В любой другой день я отказался бы от любой встречи с малознакомыми людьми, но особенно агрессивная прыть Лианы буквально заставила меня выяснить все самому.

Мы с Лианой решили вновь прогуляться по городу. В отличие от нашей предыдущей вылазки — эта была при свете дня, так что людей вокруг было также немало, только они не развлекались, как вечером, а были погружены в свои дела.

— Он, вдобавок ко всему, еще и известный торчок.

— ЧТО?! — подавился я кукурузой, которую Лиана предложила купить на Площади перед Мечетью. — Ты как разговариваешь? Ты вообще… — я прокашлялся, — …вообще уже за языком не следишь. Я же твой брат.

— Бу-бу-бу, как мило ты возмущаешься.

— И в каком это смысле «торчок»?

— Говорят, он что-то там курит. Что-то необычное.

— А-а, — протянул я, запивая кукурузу водой. — Так и говори: «говорят». Хотя после этих слов можно и не продолжать.

— Саид, не могут же ошибаться абсолютно все! — воскликнула она.

— Я не думаю, что Ибрагим на языке абсолютно у всех. И меня очень напрягает, что сейчас он на языке у нас.

— Ладно, я больше ничего тебе про него не скажу. Твое дело. Просто…

— Ты за меня переживаешь, я это уже слышал, — я умиротворенно ей кивнул, — Я только… погоди, — я увидел кукурузу на уголке ее губ и протянул ей салфетку. — Я только попытаюсь уверить тебя, а ты уже думай, как хочешь, — она утерла губы салфеткой и вопросительно на меня посмотрела. — Да, да, убрала. Так вот. Если я увижу, что он действительно так плох, как о нем говорят, я буду избегать его, не переживай. Мне такие знакомства не нужны.

Я решил прогуляться с ней до «Гранд Парка» — где всегда стоит импровизированный таксопарк — и отправить ее домой. Я ходил мимо машин, вглядываясь в лица водителей, чтобы найти таксиста постарше. Пройдя почти за угол торгового центра, я увидел старичка с сухим морщинистым лицом за рулем видавшей виды покоцанной машины. Я назвал ему адрес Лианы и заплатил заранее, а моя сестра, попрощавшись со мной, уселась сзади. Я провожал их взглядом, пока они не скрылись за поворотом.

— Вот так встреча, — послышалось прямо сзади меня.

Я не вздрогнул, хоть это и было внезапно и неожиданно.

— Ага, потрясающе, мы ведь так давно не виделись, — я пожал свободную руку Арби. — Что это он у тебя делает?

— На улице ему страшно, поэтому пошли домой скорее, пока этот здоровяк совсем не потерял уважение местной кошачьей братвы.

Арби забрал Боксера у родственников, у которых кот находился во время праздников. Он сидел в контейнере-переноске, и его напуганные глаза метались из стороны в сторону. Он очень жалобно и громко пищал, облизываясь после каждого громкого выкрика. Зрачки его расширились донельзя, и он сделался безумно красивым, даже красивее, чем обычно. Давно заметил, что красота кошачьих мордочек прямо пропорциональна размеру их зрачков.

У Арби за спиной был рюкзак, и я взял у него переноску с котом.

— Ух, вот он тяжелый, конечно… Что у тебя с рукой?

Правая рука Арби была перевязана эластичным бинтом в локте.

— Тетя попросила помочь ей дома, — взвел брови Арби.

— Получилось, как я смотрю.

— Ага, со стремянки свалился.

Придя домой, мы помолились, а затем я улегся на диван в своей комнате, чтобы вздремнуть. Мне еще не доводилось раскладывать его в спальное место, потому что гораздо сильнее нравилось спать вот так. Правда, из-за того, что я был длиннее, чем диван, я мог несколько раз за ночь проснуться от болей в коленях, обнаружив свои ноги на дальнем подлокотнике. Видимо мои колени прогибались, не имея опоры, и сквозь сон я всегда очень медленно сгибал ноги, боясь резким движением порвать связки. Было странно, что при этом я все равно не выдвигал диван, чтобы спать по-человечески, но в этом не было лени: мне просто было менее уютно спать на широкой постели.

Разбудил меня Арби, который протягивал мне мой вибрирующий от звонка телефон.

— Извини, но это уже четвертый или пятый звонок, — оправдывался Арби. — Может, что-то срочное.

— Ничего, — просипел я, еще не отойдя от сна. — Нормально… спасибо.

Я принял дребезжащий телефон из его рук, взглянув на экран, обжигавший мои глаза светом. Номер был незнакомый.

— Алло.

— «Брат, это Ибрагим. Мы с тобой договаривались…»

— Иб… да, да, помню.

— «Ты где сейчас?»

— Дома.

— «Я в «Гранд Парке». Знаешь, где это?»

Я усмехнулся.

— Да. Живу в двух шагах.

— «Отлично. Подходи тогда. Буду ждать».

— Когда подходить?

— «Я уже тут, так что в любое ближайшее время».

Он сбросил трубку, и я посмотрел на время: девятнадцать ноль пять. Арби, вышедший из комнаты во время моего разговора, вошел обратно и предложил выйти на улицу прогуляться.

— Ты прямо вовремя. Мне звонил Ибрагим, я видел его сегодня, и теперь он хочет встретиться.

— Зачем?

— Понятия не имею.

Помолившись, мы вышли из дома и направились к торговому центру через его задний двор, а не через Проспект. Солнце село, но его красноватый свет все еще задерживал наступление ночи. Рабочий день еще не закончился, и люди пока не возвращались в свои дома. В такие моменты жизнь на Трудовой была нетороплива. Городские шумы добирались сюда сквозь преломление вязкой зернистой жары, и затухали в ее волнах. Иногда тишину нарушали громко спорящие дети в футболках, достигавших их тоненьких коленок. Они носились друг за другом и дрались, пискляво возмущаясь друг на друга либо за украденное мороженое, либо за отказ поделиться велосипедом. Вот женщина выуживает постиранные вещи из объемного таза и вывешивает на леске, протянутой между двумя столбами прямо напротив дома. Тут же неподалеку с телефоном у уха стоит смуглый лысоватый молодой мужчина, зачем-то старательно пытаясь удержаться на потрескавшемся бордюре в своих кожаных шлепанцах с ремешками. Все это было мне настолько по душе, что, казалось, мне никогда не избавиться от этого «синдрома гостя». Или же такая моя большая любовь ко всему вокруг и является следствием осознания того, что я дома? Возможно, и так. Только мне всегда казалось, что, находясь на родине, ты перестаешь относиться ко всему с особенным трепетом, считая это обычным делом.

Подходя ближе к «Гранд Парку», я увидел Турнене.

— Очуметь…

Арби сначала вопросительно взглянул на меня, а потом устремил взор туда, куда смотрел я. Знаменитый автомобиль стоял на парковке, находящейся ровно на середине пути между нашим домом и торговым центром. Вокруг него бегали дети, а ребята постарше, как бы невзначай, фотографировали, умело пытаясь это скрыть. Были и те, кто, ничего не стесняясь, щелкали себя на фоне Турнене. Только лишь девушки, старательно делая вид, что безразличны к этой провозглашенной обществом достопримечательности, самоотверженно проходили мимо. Не иначе, как думали, что сам владелец сидит там за затонированными стеклами, безусловно обращая внимание на их неприступность.

— Она просто обалденная… — продолжал я.

— Да, вживую намного впечатляюще, чем на фотографиях, — кивнул Арби. — Интересно, что она тут делает.

Нахмурившись, я воззрился на него, а потом меня осенило.

— А-а-а, я же не рассказывал тебе. Это машина Ибрагима.

Арби не сильно удивился.

— Здорово. А ты откуда знаешь?

— Мне моя сестра рассказала.

— Понятно. А сам он, получается, внутри? — он кивнул в сторону «Гранд Парка».

— Да, ждет нас.

На входе в торговый центр я набрал номер Ибрагима, но дожидаться его ответа мне не пришлось: он сидел в открытом ресторане, расположенном по центру вестибюля на первом этаже.

— Вон он.

Ибрагим, казалось, с завершения нашего телефонного разговора просидел вот так, как сейчас: вполоборота на стуле, обняв спинку, потрясывая ногой и закусывая губы. Завидев нас, он очень резко вскочил, приманил нас рукой и, широко улыбнувшись, стал дожидаться, пока мы к нему подойдем. Мы поздоровались.

— Садитесь тут, братья. Как у вас дела? Не оторвал вас ни от каких важных дел?

— Нет, все нормально, — ответил Арби.

— Будете что-нибудь? Я пока только кофе попил, но я ужасно голоден!

Он сильно нервничал, о чем свидетельствовал его неуверенный, блуждающий взгляд. Ибрагим поеживался, хрустел пальцами, и мне стало его немного жаль. Я решил не смущать его отказом.

— Вот меню, — он суетливо протянул нам с Арби глянцевый лист.

— Пицца же тут есть? — с напускным участием интересовался я.

— Да, должна быть. Тоже буду пиццу, хороший выбор!

Мне становилось все более некомфортно.

— Я буду суши, — добавил Арби.

Отправив официанта с надиктованным заказом, Ибрагим стал много разговаривать. Это выглядело похожим на то, будто он показывает какой-то фокус, и потому вынужден отвлекать наше внимание своей речью — настолько она казалась странной и необязательной. Он начал рассказывать нам об университете, в котором он уже проучился год, и осенью начнет обучение на втором курсе; поведал о каких-то коррумпированных схемах по сдаче экзаменов, и что он знает людей, которые ими промышляют, на случай, если кто-то из нас захочет получить отметку в зачетке таким способом; стал говорить о каком-то своем друге, который уехал в Европу и пропал, и что это самый близкий его человек и чуть ли не единственный друг. В какой-то момент он вскользь упомянул о том, что сейчас общество в Грозном настроено по отношению к нему очень враждебно, но, даже без нашего с Арби внимания к этому, все же произнес фразу: «Я не очень хочу об этом говорить».

— А, значит, про это и говорил твой друг на отборе? — поинтересовался лишь я.

— Ты про Рената? Да, он любит подшучивать над этим.

— Как-то лицемерно, что к тебе якобы все настроены недружелюбно, а от твоей машины не отлипают никак, — я пожал плечами.

— Ого, а откуда ты знаешь, что «Турнене» — моя? — небывало просиял Ибрагим.

Я запнулся, потому что мой ответ мог вызвать в нем мысли, которые я бы не хотел поселять в его голове. Но, судя по выражению лица Ибрагима, было уже поздно.

— Лиана рассказала?

Он продолжал улыбаться, и улыбка эта больше походила на защитную реакцию. Еще на тренировке я сразу отметил, что он выглядит каким-то поникшим. Если смотреть только на его глаза, может показаться, что ему лет пятьдесят, настолько печальный и уставший у них был вид.

— Да. Мы же сегодня с тобой как раз столкнулись.

— Она говорила что-нибудь еще?

— Да. Например, попросила меня купить кукурузу. Еще мы обсуждали с ней вред кино и сериалов… или ты спрашиваешь меня не об этом?

Ибрагим рассмеялся, явно все поняв.

— Ладно, не буду тебя мучить.

Нам принесли заказ, что было как нельзя кстати, потому что разговор заходил в тупик. Я был очень голоден, и со своей небольшой пиццей я расправился очень быстро. Ибрагим с Арби продолжали есть.

— Вас ведь в итоге обоих взяли в команду? — откусывая горячий дымящийся кончик пиццы, спросил Ибрагим.

— Да, — кивнул Арби.

— Команда крутая у вас, хорошо играли.

— Ага, только не особо дружная, — ухмыльнулся я.

— Кстати об этом. Забудь о Бауди. У него не все дома.

— Ну и что? — я сложил руки на столе. — Он же не сумасшедший, а здоровый и отвечающий за свои слова и поступки человек. Не маленький же.

— Я помню его со школы. Он всегда был малость придурковатым. Иногда он такие шалости проворачивал, после которых проблеваться хочется.

Арби приподнял зажатый между китайскими палочками ролл.

— Спасибо.

Ибрагим рассмеялся.

— Прости, брат. А представь, каково мне? Ведь я все это своими глазами видел. Как я вообще вырос адекватным после такого?

Арби подавил смешок.

— Серьезно, — улыбнулся Ибрагим, — если я что-то и знаю, так это то, что его не исправить никакими избиениями. Он очень-очень мутный тип. Его разве что только игнорировать смысл имеет.

Я кивнул хоть и не был согласен, просто он как-то уж слишком сильно привязался ко мне на тему этого Бауди. Было ощущение, что он хватается за эту тему разговора, как за спасательный круг, который вывел бы его из бездны абсолютного отсутствия любых других пересекающих нас поводов для общения. Или же он просто пытался подобраться к какому-то определенному разговору.

Только мне в голову пришла эта мысль, как я решил напрямую его об этом спросить.

— Слушай, Ибрагим, ты же не просто так нас сюда позвал… — начал было я, но он, пережевывая пиццу, посмотрел мне за спину, улыбнулся и встал.

Я обернулся и увидел Джохара. Удивившись, я ткнул Арби и кивком головы указал ему на идущего прямо к нам парня.

— Джохар! — громко поприветствовал его Ибрагим, раскинув руки, словно принимал его в гости. — Как ты, брат?

Я и Арби тоже привстали со своих мест, чтобы поздороваться.

— Да ладно?! — Джохар широко округлил глаза. — Ты ничего не напутал, Ибрагим? Ты говорил, что встретишься с тем, кто на тренировке побил Бауди. Ты хочешь сказать, что это он?! — он указал на меня, недоумевающе таращась на Ибрагима.

— Да, а что? — весело ответил тот.

— Никого я не… — пытался вставить я, но их диалог слишком разогнался.

— Так это он и есть, кто Мовсара вырубил тут несколько дней назад!

Теперь уже и Ибрагим вылупился на меня, а потом, поставив руку мне на плечо, начал смеяться.

— Саид, тебя что, без наручников из дома выпускать нельзя?

Я был слегка выведен из себя и очень хотел это ненавязчиво продемонстрировать. Совершив небольшое усилие над собой, я постарался негрубо, но акцентированно убрать его руку со своего плеча.

— Да уж, он будто приехал всех тут поработить грубой силой, — Джохар шутил, но в нем прослеживалось некоторое недовольство мной. — Это очень плохо, не стоит наживать себе врагов. Тем более, если ты тут не так давно.

Мне хотелось сказать «плевал я на твое мнение», но меня перебил Ибрагим, и то, что эти слова столпились у меня в глотке, было на пользу, потому что к Джохару я относился нормально, и он в целом казался довольно положительным парнем.

— Ты сегодня придешь, Джохар? Все в силе?

— Да, думаю. Не очень люблю твоих друзей, но да, приду. Только чтобы тебя не обижать.

— Ну, мое окружение — это мое окружение. Я тебя ни с кем из них близко сближаться не призываю, — учтиво кивнул Ибрагим.

— А вы? — обратился к нам Джохар. — Придете?

— Мы ничего об этом не знаем, — ответил Арби.

— Вот как только ты нас оставишь, я их позову, а согласились они или нет — узнаешь вечером, — сказал Ибрагим.

Джохар кивнул и, резко посерьезнев, озираясь, приблизился к Ибрагиму и говорил уже тише, словно рассказывает секрет:

— Слушай, а ты хорошо все обдумал? Я считал, что ты решишь завязать с этими посиделками после случившегося.

Ибрагим, переведя хмуроватый улыбчивый взгляд с него на нас — и обратно, ответил так же тихо:

— Ты же видишь, что нас слышат два этих ни в чем не повинных джентльмена, да? Мы можем перенести этот разговор?

Они нервно посмеялись, и Джохар, попрощавшись с нами, удалился, а мы вернулись за столик.

Народу вокруг становилось все больше: вечер. Чем больше молодых людей появлялось в торговом центре, тем меньше трепета и любви к окружающим во мне оставалось. Но одна картина привела меня в неистовство. Парни с наглыми ухмылками, со вздернутыми почти параллельно полу и потолку подбородками, костыляли отвратительными вальяжными походками за девушкой, выглядевшей так вульгарно, что меня ударило замешательством: как это вообще возможно в Чечне? Ее платье тесно обтягивало ее формы, а раскачивающиеся бедра заставили меня отвернуться в противоположную сторону.

— Что это с тобой? — настороженно спросил Ибрагим, не спуская с меня глаз.

— Что?

— У тебя челюсть гуляет, — он погладил свой подбородок и указал на мой. — Насколько я могу судить — у некоторых людей так выглядит агрессия.

— Я просто… — я не знал, стоит ли вообще затрагивать эту тему, но я просто не сумел ничего придумать, что можно было бы подставить вместо моих реальных размышлений. — Я немного в шоке. Там у девушки видны очертания белья под платьем, и это я заметил при том, что сразу же взгляд убрал… а парни вместо того, чтобы ее игнорировать, ходят за ней с телефонами.

— Тебя это так озлобило?

— Да, оно…

— В таком случае привыкай, — он глубоко вздохнул. — Тут есть и такие девушки.

— Девушки? — встрепенулся я, почувствовав, как к моим голосовым связкам стремительно рвутся всеми силами удерживаемые мною ругательства. — Девушки что-то решают тут? Женщины вообще что-нибудь решают? Как я знаю, всем заправляют мужчины. Ведут общество и направляют его — мужчины. И для этого не нужно издавать какие-то писанные указы или законы. Достаточно вот так, как поганый, подлый, ничтожный ублюдок бегать и пялиться на задницы вот этих вертихвосток, чтобы они решили, что им это позволено, и что именно это нужно этим подобиям мужчин.

— Ого, — Ибрагим, приподняв брови, закивал. — Знаешь, я полностью с тобой согласен. У меня точно такие же мысли. Только, к сожалению, не все так идеально.

— Это не означает, что надо пускаться во все тяжкие! — возразил я. — Оно и не будет идеально в наше время. Человек ведь, зная, что он не сумеет несметно разбогатеть — не перестанет работать, чтобы зарабатывать хоть что-то. Разве есть лишь две крайности, при которой либо все люди тут обязательно должны быть святыми, либо же должны быть вот такими — отвратительными и мерзостными?!

Ибрагим, будто сраженный, признательно закивал.

— Ты затронул такую тему, с которой не поспоришь, — вмешался Арби. — И говоришь правильно, но забивать свою голову этим не стоит. Я вижу то же, что и ты. Конкретно с этими людьми нам с тобой и Ибрагимом ничего не поделать. Единственное, что мы действительно в состоянии сделать — контролировать самих себя.

— Ладно, я и впрямь разошелся, — согласился я и повернулся к Ибрагиму. — Я хотел спросить у тебя, почему ты нас позвал?

Он отложил свою тарелку и, сцепив пальцы, опустил руки на стол.

— Я к вам, на самом деле, с просьбой хотел обратиться. И она будет довольно наглой, но не настоятельной. Дело в том, что я…

Он осекся, прикусив губы. Он задумчиво глядел на свои руки, немного покачивая головой, будто бы отбрасывая и подбирая мысли и слова.

— Я уже говорил вам, что Ренат живет у меня. По доброте душевной я делаю почти все, что он просит. Он, все-таки, мой гость. Но он зовет в мой дом уже и своих гостей, а я не могу и не хочу ему в этом отказывать. По определенным обстоятельствам я бы также не хотел разъяснять вам конкретные причины, по которым не хочу там в данный момент находиться. Я мог бы снять себе квартиру или дом, и, в принципе, так и собирался поступить, пока не познакомился с вами. Поэтому у меня лишь просьба, с которой вы можете поступить так, как захотите. Могу я на какое-то время подселиться к вам? Исключительно в том случае, если это не создаст неудобств…

Я ушам не мог поверить. Мне уже представлялся неутомимый гнев Лианы на то, что он вообще решился такое попросить, не говоря уже о том, если бы он действительно оказался под одной крышей со мной. Тем не менее отвечать за Арби я не мог, как и прямо сейчас начать нашептывать ему веские поводы ни в коем случае на это не соглашаться.

Ибрагим глядел на нас с опаской и надеждой. Его красновато-карие глаза виновно улыбались, и всем своим видом он демонстрировал уверенность в том, что Арби сейчас ему откажет.

— Естественно, можно, — ответил тем не менее Арби, ни мгновения не колеблясь. — Можешь жить у нас сколько хочешь.

Ибрагим, округлив глаза, вздернулся и переспросил:

— Что… да?

— Конечно, в чем вопрос, — уверенно отвечал Арби, хмурясь.

— Дел рез хийл хун! — воскликнул Ибрагим. — Ох, ты здорово облегчил мне жизнь.

— Обращайся, — улыбнулся Арби.

Я сидел, не контролируя абсолютное недоумение в своем выражении лица, и глядел куда-то в толпу. В голове была только Лиана и то, что она подумает, когда узнает об этом. Мне начало казаться, что лучше будет пока что с ней не общаться, чтобы не пришлось ничего рассказывать.

— А когда… когда я могу заехать?

— Да хоть сейчас, говорю же. Нет никаких проблем.

— Тогда… слушайте, тогда давайте вы сегодня ко мне? Вроде как будет весело, соберется много ребят… а потом прямо оттуда вместе поедем. Тогда… — он был очень суетлив. — Сегодня вещи соберу.

— Хорошо. А когда это все планируется? — спросил Арби, вытирая руки салфетками после еды.

— Да через пару часов. Тогда знаете, как сделаем? Я сейчас поеду к себе, потом позвоню, узнаю, где вы, и заеду за вами. Где-то через час, наверное.

— Хорошо, — кивнул Арби. — Мы будем дома.

Ибрагим рассчитался с официантом и, сердечно пожав нам руки, сбежал из «Гранд Парка» прочь. Я все еще стоял, пусто глядя перед собой, не в силах собраться.

— Что с тобой сегодня происходит? — Арби провел раскрытой ладонью перед моими глазами. — Тебя прямо эмоционально шатает.

— Арби, — медленно промолвил я. — Это полная жесть. То, что ты сделал.

— Почему? — спокойно спрашивал он.

— Не знаю. Но, кажется, это полная жесть.

— Как это не знаешь? Ты же называешь это жестью.

— По-моему, если брать во внимание слова моей сестры, селить к нам Ибрагима — плохая затея. Мягко говоря.

— А что такое?

— Он, мягко говоря…

Я осадил себя, вспомнив, что я все еще ничего о нем не знаю, и что все эти мысли — сплетни, да и только.

— Мягко говоря — что? — ждал ответа Арби.

— Ничего. Пока ничего.

— Раз «ничего», тогда, может, не стоит ничего такого говорить? Это тебя не красит.

Я согласился с Арби.

— Мы не будем дома, кстати, — заговорщически сказал я.

— У тебя есть какие-то идеи?

— Да… есть одна. Но это так, только время скоротать.

Я вспомнил про то место, которое таксист, подвозивший нас к ректорату, решил объехать. Мне хотелось сходить туда, чтобы постараться хотя бы отдаленно прояснить, в чем была причина такой осторожности в избрании маршрута.

— Просто иди за мной.

Мы перешли дорогу через подземный переход, разновидность продаваемых товаров в котором могла составить конкуренцию любому торговому центру. Происходящий шум и толкучка в узеньком переходе вызывала в воображении ассоциацию с каким-нибудь карнавалом. Я помнил время, когда никаких торговых точек в этом переходе не было. Сейчас же там почти не оставалось места для прохода.

Выбравшись из перехода, я повел Арби за собой к перекрестку. Оттуда мы двинулись в направлении к ректорату, и в этот раз я, открыв карту на телефоне, шел по тому маршруту, который миновал таксист.

Пока не было заметно ничего необычного: это был Грозный. Куда не погляди — стройка, вздымающаяся пыль, припаркованные КАМАЗы. Вокруг сновали рабочие в пропитанных темных футболках, грязных резиновых перчатках и в касках, которые выглядели так же неуместно и формально, как полезный зубчик чеснока на вредном бисквитном торте.

— Может, он боялся стройк… — начал было Арби, но его заглушил истерично загудевший водитель грузовика, и машина, которая неслась ему наперерез, засвистела колесами и вывернула, освобождая путь.

— Так шумно… — подметил я.

Несмотря на то, что на часах было уже семнадцать часов вечера, опускающееся солнце напекало не слабее, чем когда стояло в зените. Мы шли по той стороне, на которую свет падал особенно ярко.

— Осторожно с ветками, Арби. А то еще в глаз кольнет.

По узкой тропинке было трудно идти рядом, потому он был вынужден ковылять за мной вдоль нескончаемых заборов частных секторов. Казалось, жара усиливает все запахи, сопровождавшие наш путь. Приторно сладкий и кислый запах раздавленных слив, который, думается, должен был вызывать отвращение, слышался скорее непривычно, чем неприятно. Повсюду вдоль тропинки лежали подгрызенные плоды совсем зеленых и неспелых яблок. Покрышки, покрашенные фиолетовой краской, ограждали ягодные кусты у ворот почти всех частных домов, мимо которых мы проходили.

Несколько раз мы натыкались на перекрестки без пешеходных переходов: при работающих светофорах, по какой-то причине тут все равно орудовали регулировщики. Мы остановились, ожидая, пока машин станет меньше, а регулировщик в желтом жилете встал у бордюра, на котором оставил себе пару стеклянных бутылок энергетических напитков. Когда поток стал скуднее, мы выбрали момент и сиганули через дорогу. Тропинка была точно такой же, как и та, что мы оставили позади. Я поднял глаза и увидел, что нависавшие деревья изобилуют сливами. Я невольно засмеялся.

— Ты не знаешь, почему тут так много слив?

— Я слышал, что эти деревья не это… как его… не требуют особого внимания, вроде как, — его голос отрывисто доносился у меня из-за спины.

— Неприхотливые?

— Ага, неприхотливые. Нам еще долго?

— Нет, если я не ошибаюсь, — я внимательно глядел на отсвечивающий экран. — Мы, кажется, почти дошли. Ну, точно, да, вот после того перекрестка уже…

— Саид…

— А? — я поднял голову, чтобы обернуться к нему, но мой взгляд застыл на том, что я увидел впереди. — Ё-моё.

Прямо по левую руку перед нами открылся удивительный вид: белый кирпичный забор высотой не меньше три с половиной метра, если не выше, и огромные белые ворота. Винтажные фонари, с наползавшими на них заостренными прутьями, свисали с золоченных кромок забора. За ними виднелся не дом и не особняк — это был дворец в миниатюре, с достаточным количеством атрибутов, отличающих просто величественный дом от замка.

— «Ё-моё», действительно, — не растерялся Арби, встав рядом со мной.

Это было как наваждение: я словно оказался в другом месте, пройдя всего пару сотен метров. Это было словно в другом городе, в другой стране.

— Как там тот таксист сказал? — спросил я Арби, не отрываясь от впечатляющего зрелища.

— Кажется, что-то вроде «есть такие дороги, по которым просто так не ездят».

Таксист явно утрировал, потому что машины спокойно проезжали и тут, пускай поток и впрямь был гораздо меньше, чем с полсотни метров назад.

На этом перекрестке препятствий почти не было, потому мы спокойно перешли дорогу.

— Тебе никаких необычных ощущений это не навевает? — поинтересовался Арби.

— Необычных ощущений?! — вновь посмеялся я. — Ты восхитительно сдержанный человек, Арби. Мы как будто оказались где-то в Дубае.

Поравнявшись с белоснежными воротами, мне захотелось сделать пару фотографий, потому что зрелище для Грозного было и впрямь впечатляющим. Сделав на карте пометку, и назвав ее «Дубай», я открыл камеру и стал щелкать снимки.

— И ведь это при всем при том, что в Чечне красивых и богатых домов предостаточно, — хмуро продолжал Арби, разглядывая чьи-то владения.

— Да. Этот дом выделяется. Или ты думаешь, что я любой понравившийся мне дом фотографирую?

— Саид.

— Что? Ой, блик поймал, — цокнул я, разглядывая результат. — Сейчас пересниму.

— Саид.

— Секунду, Арби, — прикусывая язык, целился камерой я.

— Саид, отвлекись.

— Что? — непонимающе взглянул на него я.

Арби многозначительно кивнул мне за спину, и я, обернувшись, чуть не вздрогнул от неожиданности: там стоял молодой парень, на вид ненамного старше меня. Камуфляжная форма, черный накрененный берет и оружие наперевес должны были насторожить меня, но он явно не был настроен враждебно.

— Снимать нельзя, — по-чеченски сказал он.

Позади него — на противоположной от дома обочине — стояла небольшая невзрачная будка с затемненными стеклами, которую я до этого не заметил. Вероятно, он оттуда и вышел.

— А, не знал, не буду.

Он кивнул и вернулся к себе, а мы с Арби продвинулись дальше. За углом дома мы увидели целую улицу с чуть менее роскошными домами, но при этом все еще дорогущими на вид. На некоторых из них красовались позолоченные таблички, и это создавало еще больший контраст. Людям явно не хватало того, что их дома выглядят чрезмерно богато, раз они пытались выделиться и этим. Если в городе таблички с названиями улиц и нумерацией домов были синими и прямоугольными, то здесь они имели самые разные формы и различались даже шрифтами.

Я посмотрел под ноги и увидел, что дорога была только-только заасфальтирована. Разметка выглядела так идеально, словно ее наносили не простые работяги, а вручную расписывали профессиональные художники.

— Как-то это…

— Нечестно, — закончил я за Арби. — И почему-то забавно.

— Что забавного?

— Не знаю, как объяснить. Будто все старания по благоустройству города на эту улицу и ушли.

— Ну, у нас полгорода все еще отстраивается, так что с выводами рановато. Я хотел сказать другое: все это чересчур внушительно.

— И дискомфортно.

— Да, — кивнул он. — Простые люди тут явно не живут.

В подтверждение этих слов мы стали различать стоящие перед воротами этих домов машины. Дорогие иномарки, некоторые из которых были причудливых цветов. Несколько из этих машин я видел впервые. Пускай автолюбителем я не был, но в Москве, все же, успел навидаться всякого, а тут были такие, какие до сего момента я не встречал.

За поворотом вдали появился низкий спорткар глянцевого синего цвета, стремительно набирая скорость. Он пронесся мимо нас, остановившись у ворот дома, с которого началась наша прогулка по этой затейливой улице.

— Саид, только глянь, — Арби вытянул руку вперед, словно и не заметив просвистевший автомобиль.

Посмотрев туда, куда указывал Арби, передо мной предстало нечто, что было уже намного выше уровнем, чем то, что мы видели прежде: огромная территория, огороженная еще более высоким забором. Крыша дома, видневшаяся за этим белокаменным забором, куда сильнее походила на замок: купола из черепицы возвышались один за другим, а у подножия забора выпирала огороженная решетчатым ограждением котельная. Чуть приглядевшись, я и там — в сооружении размером с небольшой грузовой пикап — увидел что-то вроде охранной комнаты. Видимо, она не была оснащена кондиционером, ведь дверь была раскрыта нараспашку, будто из-за духоты. Внутри никого не было, но был виден небольшой обрубок стола, на котором лежали невысокие стопки бумаг, а в его углу располагался небольшой телевизор, с градированным на много разных квадратных изображений экраном: видеонаблюдение.

— Это просто удивительно, — качал головой я. — Так красиво… скажи?..

Я обернулся к нему, и увидел, что он смотрит на меня, очень искренне улыбаясь. Прежде я его таким улыбающимся не видел.

— Чего ты? — заразился его улыбкой я.

— Нет, ничего, — ответил он и глянул мне за плечо. — Это пальма?!

Я вновь развернулся к дому, выискивая взглядом то, о чем он говорит. Действительно, едва-едва возвышаясь над забором потрясывались листья, очень похожие на пальмовые. В очередной раз изумившись, я покачал головой.

— Невероятно. Как ты думаешь, кому принадлежат эти дома? — с интересом осматриваясь, спросил я.

— Не знаю. Тем, кто в состоянии себе это позволить.

— Потрясающий ответ, — съязвил я.

Эта постройка буквально сияла и переливалась, хоть и не имела никаких блестящих элементов. Все дома на этих улицах не были простыми, но этот дом явно был их венцом. Теперь я бы не удивился, если, оказавшись внутри — на территории этого дома, — увидел бы самые разные экзотические деревья или цветы. Наверняка там есть еще какие-нибудь развлечения. Быть может, беседки, с протянутыми к ним каменными тропинками; барбекю, если это, конечно, из причуд богачей; батуты для детей, если кто-то позволил рядом с таким великолепным строением разместить столь не подходящую под общую картину конструкцию; и явно место для купания. Только вот в голову, почему-то, вместо привычного для таких домов бассейна, пришел образ мини-пляжа, организованного у стены одной из сторон забора с песком, привезенным откуда-нибудь из египетской пустыни, и водой из Красного Моря. «Изобретательно, Саид», — подумалось мне. Я даже неосознанно, но всерьез стал прислушиваться, думая, что различу шум волн.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

34

Мадина-Мадина, ахам со вийна! — «Мадина-Мадина, ты меня убила!» (чеч.) — Слова из популярной чеченской песни нулевых Юсупа Джаватханова.

35

Марханш Дал къобал дойл! — «Пусть Бог Вознаградит тебя за твои посты!» (чеч.)