Шаг навстречу читателям. Хрестоматия участников Московской международной книжной выставки-ярмарки 2019

Сборник, 2019

На память о большом книжном празднике Интернациональный Союз писателей дарит читателям подарок. В хрестоматию вошли стихи и проза участников XXXII Московской международной книжной выставки-ярмарки (2019 г.). Разнообразные по жанру и стилю, произведения, включенные в сборник, позволят получить полное представление о современной литературе и путях ее развития. Среди авторов хрестоматии – как писатели-дебютанты, так и сложившиеся поэты и прозаики, известные читателю, номинанты и лауреаты наград и премий.

Проза

Елена Альмалибре

Елена Альмалибре (Натальченко Елена Викторовна) живёт в г. Ростов-на-Дону. Она магистр филологии, окончила романо-германское отделение (ЮФУ). Переводчик с английского и испанского языков. Автор романов «Сближение. Пикап», «Французский роман». Победитель конкурса коротких рассказов «Сквозь пену дней — 2019» от радио «Гомель-плюс» за рассказ «Кукушка». Лауреат литературно-творческого конкурса «365 дней с книгой» в рамках Донского культурного марафона. Лауреат премии Владимира Набокова, шорт-листер Московской литературной премии.

Сайт Almalibre.ru

Группа в ВК: vk.com/almalibre_public

Воронята

Люди птиц из клеток выпускали,

чтоб самим свободными стать.

Владимир Высоцкий

Первая жара. Канун липового цвета. Ещё не до конца снята символика Дня Победы. Какая-то останется трепаться на автомобильных антеннах до следующего года в виде выгоревших ленточек полосатой расцветки. На исходе прошлого столетия многие школьники видели эти ленточки единожды в году — на груди ветеранов. «Птенцы» слушали, затаив дыхание, рассказы людей, которые знали войну в лицо. И было страшно проронить хоть звук, чтобы не потревожить имя смерти, о которой чаще всего шла речь. Словно один неловкий возглас мог пробить временную дыру, и все присутствующие вдруг оказались бы героями событий, о которых было страшно даже читать. И так важно было это слышать и знать. Не для того, чтобы запомнить и не скопировать виток истории, а чтобы не оставить выживших людей наедине с болью, которую они вынесли ради будущих родившихся.

* * *

Песочница, карапузы, аттракционы, горящие куда более яркими гирляндами, чем новогодние. И так легко списываются с банковской карточки средства в обмен на счастливые, смеющиеся мордашки таких дорогих маленьких сорванцов. Какое оно, счастливое детство? Где-то пишут, что у послевоенных поколений детства и вовсе не было — совсем рано в детский сад, дальше строгая учёба, затем работа, всё на благо государства. А в другой раз скажут, что сейчас детство не то — дети только в гаджетах разбираются, света белого не видят, а раньше — да, бабочки, сачки, пляжи, речка и бумажные кораблики.

— Да что же вы каркаете? Беду накличете, — пробормотала старушка в ответ на истошные крики ворон в гуще листвы. Она приглядывала за внуком, а он раз за разом рискованно свисал с горки вниз головой. И поползли страхи старушке в голову. Вдруг что приключится — как она, мудрая, авторитетная женщина в годах вдруг станет оправдываться перед своими бывшими «желторотиками»? Тут уж лучше сразу сердечный приступ «сыграть», только бы не слушать и свою совесть, и молчаливые укоры молодых родителей. Это для внуков бабушка волшебница, а для своих детей она — мама, строгая воспитательница. Старушка с тревогой подумала, что её оплошностям дети будут ещё и рады, даже если внук — их дитё — пострадает немножко. «Погулял с бабушкой, пришёл с синяками». Ох, модно нынче быть «срывателями покровов». А что мать? Мать не всемогущая оттого, что в могущество её перестают верить. Как в сказке про фей.

В Великобритании ворон, говорят, уважают. Они там почти как хранители истории, долгожители. Даже говорить могут отдельные искусники. А наших за что уважать? Урны вместе с собаками в парках грабят. Вроде и люди культурнее стали, и мусора поменьше, а эти «твари» скачут по зловонным жбанам и каркают. Никакого достоинства.

А местные и вовсе обезумели. Уже и не каркают, а вопят, грозят, ревут. Небось, не в первый раз такое над площадкой творится. Власти куда смотрят? Не верится, что не пожаловался никто на форуме каком городском, чтобы прекратили это безобразие над детской площадкой. Над консерваторией, говорят, запись криков ястреба ставят, чтобы голуби меньше гадили. Да какая уж разница как — негоже, что дети тут, а эти с мусорных куч в песке том же, может, роются.

Между бесплатной детской площадкой и аттракционами стояло два железных короба выше человеческого роста. Гаражи — не гаражи. Сверху по металлической крыше стал спускаться высокий парень лет двадцати пяти, в майке, шортах, кедах. А над ним хлопали крыльями вороны, собирая всё больше зрителей из скучающих «нянь» на площадке.

— Ишь как природа чётко расчертила их черным да серым — нигде эти неброские оттенки не мешаются, — сказала соседке та самая старушка. — Когда мои в школе учились, им рассказывали, что мальчик из параллельного класса готовился поступать в художественное училище, так он различал девять оттенков чёрного. Хороши от природы вороны, были бы не такие твари.

«А у этих вон глаза блестят, как людские, когда вот-вот слёзы побегут», — вдруг про себя отметила старушка, но вслух не сказала.

— Гнездо у них там где-то, — догадался один из голосов.

«Зрители» зашумели.

— Так и подрать могут парня, чего он там? Как-то видела: в парке университетском вороны собаку гоняли за какую-то провинность. Она бежит от них, а они следом летят и ну её долбить клювами на лету то в темечко, то в позвонки, один за другим пересчитывают.

Наконец верхолаз спрыгнул на землю с большой картонной коробкой без верха в руках. От вороньих криков зрители и вовсе стали глохнуть. Иные малыши на площадке, воспользовавшись замешательством мам да бабушек, ускользали в сторону аттракционов и фонтана, куда, опомнившись, за ними прибегали родительницы, ругая больше себя, чем чад.

Из коробки одна за другой высунулись три взъерошенные головы невнятного оттенка, среднего между чёрным и серым.

— Типки! — крикнула белоголовая с косичками, глядя на разинутые рты.

— Птенцы, — произнёс чей-то взрослый голос, что прозвучало как приговор недальновидности всех зрителей, созерцавших воронью драму.

Две вороны с высоты бросались вниз, но в паре метров от земли они отлетали назад, словно их что-то отбрасывало. Почему собаку в парке из рассказа старушки их сородичи клевали в самое темечко, а этого палача в кедах вороны не трогали, никто не мог понять, пока вместе с разумом в родительницах не заговорил материнский инстинкт. От воли русого палача зависела теперь жизнь вороньих детей, которые даже не пытались выпрыгнуть из коробки. Не иначе как заложники, ошеломлённые не то перемещениями, не то криками своих родителей. И ворон с вороной бились об эту угрозу, не достигая ни палача, ни земли, будучи не в силах схватить троих «подростков», которые беспомощно таращились на публику.

Что кричали на самом деле вороны? Были то проклятия, адресованные транспортёру коробки, или отчаянные призывы птенцам, чтобы те собрали всю волю в кулак, подпрыгнули и долетели хотя бы до нижних веток тополей, где бы их никто не достал. Теперь неважно было, кто и зачем осуществлял эту казнь гнезда, от неё было одно спасение — бежать.

Зрители вспомнили свои мысли про надоевшие вороньи вопли, про власть, про детей в песочнице, а на земле стояла коробка с воронятами. И каждый, казалось, мог что-то сказать, чтобы спасти гнездо, или ничего не сказать, тем самым приводя сценарий к некоему запланированному финалу. Но отчего-то никто ничего не спрашивал у парня в кедах, словно одно слово могло разлить угрозу на собственных детей. А может быть, щемящее чувство вины за желание покончить с криками, которое так нежданно воплотилось в виде расправы над чьими-то детьми, обратило всех в безмолвные статуи, над которыми продолжали свою горлянку вороны.

Постепенно, словно обретая слух после оглушительного выстрела, зрители на площадке с песочницей пришли в себя. Парень уходил прочь с коробкой в руках, а за ним, словно под гипнозом, потянулись мамы. Позади, отставая на шаг, за руку молча шли дети. У фонтана к идущим присоединилось ещё несколько пар — большие и маленькие. Что звучало у них в голове? Крики ворон, которые теперь звали на помощь людских матерей? Женщины шли вперёд, в нескольких шагах от коробки, которая летела по воздуху в мужской руке, словно не замечавшей драмы, разыгравшейся вокруг неё. Словно был какой-то приказ, который был выше участи чьих-то, пусть и не человеческих детей. Но следом шли те, кто не знал замысла, но понимал, что внутри найдутся силы и голос, чтобы крикнуть вместе с воронами, если это будет нужно. Человек из своего племени с русыми волосами зачем-то собирался причинить боль. А что идущие следом матери? Они вдруг стали всемогущими от той мысли, что могут спасти чьих-то детей. Они верили, что палач не осмелится свершить казнь под взглядами их блестящих, как у чёрно-серых ворон, глаз.

Что было в том конце парка? Мусорные ящики? Место, с которого и начались мысли о воронах? Не там ли им место? Место гнезду и отпрыскам тех, кто разоряет урны? Не хотите говорить по-человечески, жить с достоинством, как британские вороны, — вот вам!

К гаражу, где с криками сновали вороны, подошёл седой мужчина в белой рубашке с закатанными по локоть рукавами. Он, словно официант, нёс одноразовую тарелку, на которой, вероятно, было что-то съедобное. Забравшись на небольшой уступ, он заглянул на крышу, затем между гаражами. Зрители, не помешавшие «переезду» гнезда, бросились к нему, видя в нём такую же решающую в пользу жизни силу, как прежде видели её в антизначении в русом палаче.

Он шёл по стрелкам в виде рук, пальцев, голосов. Навигация привела его к невысокому дереву в глубине парка, где уже не было детей и песочниц, где развесистые ветви укрывали коробку и её обитателей. Дерево было за местным кафе, где и работал русый парень в кедах. Он, улыбаясь, ходил по уютному дворику кафе в виде деревенского домика за деревянным забором с воротами под старину.

Где еда, там много всякого зверья. Тут и собаки прибегут за костями, и кошки рады полакомиться. Ну вот же вам место, вороны. Человек сделал то, до чего вы сами не додумались. Однако ветви скрывали птенцов, но никак не их крики. Опять эти рассказы из «дней победы» о том, как младенцы плакали, а им рот кляпом затыкали, чтобы немцы их из подвала не услышали. Крыша гаража была видна со всех тополей и лип парка. И отлетающие за едой вороны видели опасность издалека. Что творилось под завесой очаровательной идиллической листвы, где теперь была коробка с птенцами, оставалось загадкой. То ли спали они, то ли кошка или собака какая их грызла. И летать учиться как оттуда? С ветки на ветку разве, и высота дерева не больше полутора метров. Недоглядел парень в кедах. И так и этак палач получается.

Виновато шёл парень с коробкой обратно к гаражам. Вернулось гнездо на место. Зрители чуть не плачут. А вороны не унимаются. Опять падают в воздушные ямы, опять кричат. Уж и подумалось кому-то грешным делом, что и поделом, может, было их выжить отсюда — всё им не так. Вороны долбили клювами по веткам высоко над головами птенцов. Падали листья, мелкие сучья, что уж и правда надо было детей из-под деревьев уводить, чтобы мусор в глаза не летел. Ну точно как варвары в цивилизации.

Парень в кедах стоял на уступе и кормил с вилки кусочками какой-то еды одного из воронят.

— Может, они теперь подлететь к своим птенцам не могут? По запаху там. Парень их руками трогал, вот и никак. Животные инстинкты посильнее материнских, — предположила зрительница.

И вдруг на глазах изумлённой публики птенцы один за другим выпрыгнули из коробки и несколько неловко, но вполне с приемлемой скоростью и в нужном направлении долетели до нижних ветвей тополя. Крик ворон прекратился в то же мгновенье. «Этажом» ниже мамы, прикрикнув на разбаловавшихся детей и погрозив им лишением сладкого, уводили чад с площадки, на время ставшей интерактивным театром драмы. Птенцы прыгали с ветки на ветку, на площадке теперь шумел только ветер. Старушка вела внука через дорогу и всё думала, будет ли дело кому-то до её воронят.

Светлана Ангарская

Светлана Ангарская — публицист, писатель, сценарист. Окончила факультет журналистики МГУ им. Ломоносова, работала в центральной прессе, на радио и телевидении. Её всегда актуальные репортажи, интервью, корреспонденции звучали в программах радио «Маяк», «Радио России», а также в телепрограмме «Время».

Любит путешествовать, а впечатлениями от поездок в разные страны и на континенты делится в своих произведениях. Ее герои — люди разных профессий и национальностей, но объединяет их одно — любовь к жизни и страстное желание понять и выполнить свое предназначение на этой земле.

В авторском арсенале С. Ангарской несколько престижных премий и наград:

Премия «Орден Добра и Света» (вручается с 2012 года) за успешную творческую деятельность и создание произведений, сюжеты которых настраивают читателя на позитивное восприятие окружающего мира и отражают идеи гуманизма и добра; на фестивале «Аэлита-2018» за роман «Просветлённые».

Лауреат первой степени в номинации «Большая проза» — I Международный фестиваль им. А. С. Пушкина в честь 220-летия со дня рождения поэта (Крым, 2019).

Лауреат Международной премии им. Франца Кафки «За выдающийся вклад в российскую литературу». Присуждается «за тексты, принадлежащие к мейнстриму и интеллектуальной литературе» (2019).

Просветленные

Отрывок

…Исследовать и испытать мудростью все, что делается под небом: есть тяжкое занятие, которое Бог дал людям, чтобы они упражнялись в нем…

Екк. 1: 13

Часть 1

Суета

Съемочный день в павильоне подошел к концу, и уставшие за долгую смену осветители уже выключали свои софиты, а у него все не было удовлетворения от проделанной работы. Но что толку дальше мучить людей и технику, если что-то, по-видимому, еще не сложилось с этим эпизодом в голове.

Сегодня снимали в декорациях средневекового замка. Тщательно продуманные и довольно мрачные, они были залиты светом сверху, и от него все устали. Без освещения все погрузилось в полумрак. Вокруг было полно неуклюжих, но необходимых атрибутов съемочного процесса: камер, микрофонов, гигантских осветительных приборов, другой техники, бесконечных змеящихся кабелей. Между дублями все участники съемок носились по площадке, стараясь не споткнуться и что-нибудь не опрокинуть. Это отнимало уйму времени, так как людей было задействовано много: кроме основных актеров, техников, операторов, еще и огромная массовка, не отличавшаяся дисциплиной и не имевшая опыта, к тому же наряженная в тяжелые, громоздкие костюмы Средневековья. За смену было отснято почти триста метров пленки: он позволял себе импровизировать. Это будет примерно десять минут экранного времени. «Но будет ли?» — недовольно думал он.

— Все свободны, всем спасибо, — устало сказал наконец Димов и, спотыкаясь, как все в погруженном в сумрак павильоне, направился в зал для просмотра. На съемках он не знал устали: творческий процесс захватывал настолько, что заменял все на свете, но сейчас ему были необходимы положительные эмоции. И их он искал в удачно отснятом материале.

На экране замелькали кадры, которые смонтировали вчера.

«Тени Нострадамуса» — условное название фильма. Но действительно пока что только тени, досадовал режиссер, смотря на свое детище.

— Покажите лучше натуру, — попросил Димов. — Прованс, что ли…

Средневековый городок Прованса, утопающий в зелени платанов, судя по архитектуре, знавал и более счастливые времена. Однако и сейчас довольно потертые, но по-прежнему выложенные орнаментом мостовые — разноцветные звезды, полумесяцы, четкие квадраты, расположенные в шахматном порядке — выглядели привлекательно. Каждый дом — с внутренним двориком, где бьет фонтан, с красивым белоснежным фасадом, коваными решетками в причудливых узорах и балконами, увитыми виноградом.

В этом райском местечке издавна было три мира: христианский, мусульманский и иудейский. Но на улицах городка все смешалось. Лаяли собаки, шли мулы, резвились мальчишки, нарушали тишину звуки ткацких станков. Чьи они? Какой веры их хозяева? Не все ли равно? Или вон те крестьяне на площади, что разложили свою зелень и фрукты на продажу. Разве будет хуже их виноград, инжир, финики, если узнать, какого они вероисповедания? Так и жили здесь все, похожие в своих заботах друг на друга. И даже одежды носили одинаковые, прованские.

По узкой улочке городка шли двое: уже седоватый мужчина — отец и юноша, которому было немного больше двадцати — сын. Неспешно двигалась запряженная парой лошадей повозка, которую направлял юноша, держа под уздцы коня.

Камера все наезжала, приближая лица. Звук был живой, из экономии записанный при съемках. И неплохой, удовлетворенно отметил про себя Димов.

— Так ты говоришь, будто действительно предвидел чуму в Монпелье, — спрашивал юношу Исаак. — Но разве Господь не сказал: «Не ваше дело знать время и сроки»? Не случайность ли твое предсказание, Мишель?

— Может быть, конечно, один Бог знает, что такое вечность света, — начал было соглашаться молодой человек. Однако подумав, возразил: — Но ведь Бог же и одаряет этим светом избранных, не объясняя его природы.

— Ты считаешь себя избранным Богом? — удивился отец.

— Ну вот, посмотри, — сказал сын, остановившись у окраинного двора. — Здесь и сейчас рождается новая жизнь, и будет это мальчик, о котором, может, в будущем заговорит мир.

Во дворе дома и вправду наблюдалось какое-то движение, слышались встревоженные голоса, и вдруг выбежал молодой мужчина и кинулся прямо к ним.

— Умоляю, врача! — волновался он. — Жена оступилась, и начались преждевременные роды! Одолжите свою повозку, наши-то в поле.

— Он уже здесь, — спокойно сказал Мишель. — Я врач, — пояснил он встревоженному мужчине. — Ведите к роженице.

— О Боже, как Ты милостив! — пробормотал тот и с радостью повел молодого человека в дом.

Отец устроился во дворе со стариком-хозяином, и пока Мишель помогал новорожденному увидеть свет, пил ароматный чай со свежими прованскими травами. Двор был просторный, с фонтаном, у его прохладной струи на красиво выложенном узорчатом полу стоял стол для чаепития. Вокруг пышно цвели розы, а у забора тянули вверх нежные головки левкои и мальвы. Сидеть здесь, даже на южной стороне, было очень хорошо благодаря огромному платану, могучему дереву, по-видимому, уже старому. Ствол в обхвате имел не меньше трех метров, и крона накрывала весь двор, давая ясную тень, умеренно профильтрованную светом. И поскольку сиеста составляла важную часть летней жизни Прованса, столь разумно посаженное дерево во дворе было большой удачей. Неспешно беседуя, гость и хозяин вспоминали молодые годы.

— Моя жена долго не могла разродиться, как я ни молил Бога, — рассказывал Исаак, — и тогда, отчаявшись, я дал клятву, что приму христианство, если родится здоровый ребенок.

— Ну и что, приняли? — спросил хозяин дома, перекрестившись на икону, что висела над входом.

— Так вот же мой сын, врач теперь хороший, хоть и молодой еще. Его и родила тогда жена, почти сутки мучилась, бедная: крупненький оказался очень. Помог Христос, Ему теперь и верим.

В тех краях случаи перехода из одной веры в другую были не редкостью, и выкрестов имелось немало, поэтому такой клятве здесь никто не удивлялся.

Но вот раздался крик младенца: судя по всему, роды закончились успешно, и хозяин, радуясь первому внуку, принес кувшинчик с вином.

— Выпьем, крестный, — радостно сказал он, обращаясь к Исааку. — Теперь так тебя буду звать, ведь не зря же Бог нам послал вас прямо к порогу и в самое время.

— Что же, выпьем по такому случаю, — поддержал его отец Мишеля и, потягивая хорошее вино, принялся философствовать. — Вот жизнь, ну, казалось бы, из ничего берется и ничего не стоит, а ведь ничего нет на свете, что стоило бы жизни…

— Да, — согласился хозяин, — нет такого, что бы можно дать взамен. Хоть и не всегда сладко на белом свете, да только нет ничего лучше радости бытия. Вот наработаюсь так, что ничего уж, казалось бы, не чувствую, а приму стаканчик — и снова хорошо, — откровенничал провансалец. — Воздух, море, хорошее вино — чего же еще желать? А если и дети хорошие, а потом внуки… Нет, жить хорошо…

На пороге дома появился счастливый молодой отец, он гордо нес своего первенца на руках. Следом шел, улыбаясь, Мишель.

А в том, что это был мальчик, Исаак уже и не сомневался. Вот ведь какой дар у его сына, а не только золотые руки врача.

— С матерью все в порядке, вот только отвар сделайте, — сказал Мишель, протягивая рецепт. — Пусть попьет, чтобы инфекции не было да кровотечение не началось.

И когда их повозка, щедро нагруженная дарами счастливых хозяев, тронулась дальше, Исаак не утерпел и все-таки спросил:

— Как же тебе удается так предвидеть события?

— Не знаю, отец, я ведь особо и не стараюсь, просто, по-видимому, усваиваю приходящие ко мне сведения. А вот кто их посылает, и сам спросить боюсь…

Отяжелевшая повозка застряла у одного из дворов. Здесь резник Яков вышел встретить прибывших к нему военных во главе с рыцарем. На ограде висели десятки остро заточенных ножей. Рыцарь в темном плаще спешился и подходил к резнику, за ним следовала свита.

— Оба уйдут в мир иной, — сказал вдруг Мишель, — и рыцарь, и резник. Здесь и сейчас.

Отец испуганно посмотрел на сына. Тем временем действие разыгрывалось: рыцарь обратился к резнику:

— Яков, нам надо зарезать двух баранов, у нас пир. Сделай это.

— Сегодня суббота, — отвечал растерянно резник, — и правоверный еврей не должен работать в этот день.

— Но нам нужно мясо сейчас, а наш мясник болен, сломал руку, и больше это сделать некому, — раздраженно возразил рыцарь. — И притом, это же твой хлеб.

— Это невозможно, — сказал Яков уже более твердо, чем еще сильнее рассердил рыцаря.

— Я заставлю тебя поднять нож и в субботу! — вскричал он.

Но резник уже был спокоен и твердил свое. Вскоре он стоял на скамейке с петлей на шее. Рыцарь сунул Якову за пояс нож:

— Считаю до десяти. Перережь веревку — и ты спасен, или сам обречешь себя на смерть!

— Можешь не считать. Если Господу будет угодно, останусь жить, и никакое зло не коснется меня. Правоверный еврей не поднимет нож в субботу.

— Десять! — крикнул рыцарь и ногой вышиб скамью.

Тело резника вздрагивало на дереве. Взбешенный рыцарь, вскочив в седло, тронул поводья, но второпях не попал ногами в стремена, а лошадь, испугавшись чего-то, уже Светлана Ангарская понеслась и на всем скаку сбросила его прямо в открытый глубокий колодец. Облаченный в тяжелые доспехи, он сразу пошел ко дну и захлебнулся.

Глаза, конечно же, глаза, они должны быть белесыми или становиться такими в минуты прозрения. Крупный план и светящиеся белесые глаза, а потом видения, видения, видения…

Ну ладно, надо передохнуть, а то можно самому тронуться от этих видений, решил Димов.

Амир Гаджи

Анатолий Бариевич Мухамеджанов (творческий псевдоним Амир Гаджи) родился в 1949 году в Алма-Ате. После получения высшего юридического образования в Омске служил в уголовном розыске. Работал в комсомольских и различных государственных органах Казахстана. Ходил первым помощником капитана на судах загранплавания (порт приписки — Владивосток). Жил и работал в Китае. Со времён перестройки и до пенсии — частный предприниматель. Более тридцати лет изучал различные эзотерические техники. Практиковал с шаманами Западной Сибири, Тывы, Бурятии, Непала, Мексики, Гавайских островов, Аляски и Седоны (США), Перу, Боливии, Рапануи (остров Пасхи). Посетил около ста стран мира и Антарктику. В настоящее время живёт в г. Монреаль, Канада.

Тайные свидетели Азизы

Книга первая

Библиотекарь sacrificium

Отрывок из романа

Чанышев сказал, что у шаманки Нади прозвище «Медведиха».

— Какое странное прозвище, — удивилась Адель.

— Ты права, прозвище действительно необычное для потомственной шаманки. Давным-давно, будучи молодой девушкой, начинающая шаманка выпросила у своей бабушки разрешение пойти вместе с охотниками на медведя. Надо сказать, что у коренных сибиряков охота на медведя — занятие нечастое. Даже не потому, что дело это хлопотное, медведь — животное умное, и взять его труднее любого другого, а потому, что медведь — хозяин тайги и отношение к нему соответствующее, с пиететом. Ну, коли случалась такая охота, то здесь было принято отдавать местным шаманам желчный пузырь добытого медведя и его ступни, которые шаманы используют как в медицинских целях, так и для проведения специальных церемоний. Но самое ценное, что может принести шаману охотник, это медвежья пробка, или как её ещё называют, «втулок». Каждый медведь, прежде чем залечь в берлогу на зимнюю спячку, усиленно ест разнообразные травы и коренья, в том числе корни и старые листья бадана. Это такое вечнозелёное травянистое растение Сибири, обладающее кровоостанавливающим, вяжущим, сосудосуживающим, противовоспалительным и противомикробным действием. Уж не знаю, кто рассказал медведю о свойствах этих трав, однако он знает, что они не только очищают его желудочно-кишечный тракт, но и, оставаясь всю зиму в кишечнике, постепенно создают в его заднем проходе надёжную травяную пробку. В течение нескольких месяцев эти травы, подвергаясь переработке микрофлорой кишечника, поставляют в организм жизненно важные микроэлементы и биологически активные вещества. Медвежья пробка, особенно весной, перед самым пробуждением животного — это бесценный контейнер, наполненный готовыми к употреблению уникальными веществами. О том, что они очень полезны и для здоровья человека, сибирские шаманы знали ещё тысячи лет назад, наблюдая за жизнью тайги. Кроме того, как ты знаешь, залёгший в берлогу медведь семь месяцев не мочится и не испражняется. У любого другого животного в этом случае уже через неделю наступает смертельное отравление уриной, а у медведей начинается уникальный процесс повторной переработки отходов жизнедеятельности в полезные белки. В этом, как и во многом другом, проявляется мудрость природы. Шаманы — это люди, живущие в согласии с природой, умеющие пользоваться её мудростью.

Медвежью пробку можно добыть, если разбудить медведя в берлоге. Обычно он освобождается от пробки сразу после пробуждения, иногда даже не выходя из берлоги. Найти берлогу крайне трудно, поскольку медведь делает себе берлогу в нехоженых, труднодоступных и часто ещё и в новых местах. Осенью, когда медведь ищет место для зимней спячки, он делает всё возможное, чтобы его берлогу не обнаружили люди — единственные враги медведя. Он неделями ходит по тайге, запутывая свои следы. Некоторые медведи даже ухитряются ходить спиной вперёд, чтобы сбить с толку охотников. Наши охотники ещё в марте случайно обнаружили медвежью берлогу. Они были без собак и близко к берлоге не подходили, чтобы не спугнуть медведя, поскольку спит он очень чутко и, проснувшись, мгновенно выпрыгивает из берлоги. В этот момент он очень опасен. Медведь может легко взбираться на крутую гору, хорошо плавает, лазает по деревьям, быстро бегает, способен догнать и разорвать лошадь, так что человеку нет спасения от этого разъярённого зверя. Мне рассказывали, что в Сибири не принято стрелять в медведя, находящегося внутри берлоги, может быть, потому что нечестно убивать беззащитного хозяина тайги в его же доме, а может быть, потому что трудно вынуть из берлоги двухметровую тонну медвежатины, я не знаю.

В середине апреля трое охотников из Сосновки, Надя и две охотничьи собаки подошли к берлоге. Решили брать медведя в три ружья тотчас, как он выпрыгнет из берлоги, разбуженный лаем собак. Старинные ружья были заряжены по одной пуле в каждом, так что промах охотника может быть для него роковым. Наде поручили тяжёлую, но прочную рогатину, выдолбленную из морёного дуба. Когда-то в прекрасные безружейные времена сибирские охотники вдвоём, вооружённые такой рогатиной и ножом, брали медведя. Надю, конечно, научили пользоваться этим оружием, но все были уверены, что ей это не пригодится. Охотники, готовые стрелять, встали полукольцом у входа в берлогу. Надя поодаль упёрлась рогатиной в дерево. Все были готовы встретить зверя, но что-то пошло не так. Собаки лаяли, кружась у чёрной дыры входа в берлогу, а медведь не выходил. Это был тот самый редкий случай, когда разбуженный медведь не выходит из берлоги. Этот хитрец только рычал на лай шмакодявок, но носа не показывал. Ожидание затянулось. Скоро будет смеркаться, надо спешить. Охотники, теряя терпение, а с ним и бдительность, незаметно для себя опустили ружья и как заворожённые стали медленно приближаться к берлоге. Собаки, поощряемые хозяевами, крутились в непосредственной близости от её входа. Одна из них уже отважилась сунуть морду в медвежью берлогу. Лишь Надя стояла на своём месте с рогатиной, упёртой тыльным концом в дерево, и хладнокровно наблюдала за всем происходящим со стороны. В этот момент ошалевшая собака, вихляя задницей, уже наполовину влезла в чёрную дыру. Ещё мгновение — и ретивый пёс-служака исчез в чреве берлоги. Раздался короткий собачий визг, и наружу вылетело несколько окровавленных кусков собачьего тела. Охотники остолбенели от увиденного — ничего подобного раньше не бывало. Вдруг задрожала земля, и буквально вулканом взорвался пригорок, нависающий над входом в берлогу. Из неё, как чёрт из табакерки, вырвался на свет божий чёрный, косматый, свирепый зверь. Он встал в полный рост и угрожающе поднял передние лапы. Страшный, оглушительный медвежий рык пронёсся по тайге, заставляя цепенеть всё живое на километры вокруг. Медведь мотал головой, а из его открытой пасти, разбрызгивая по сторонам вонючей слюной, вылетали окровавленные остатки собачатины. Одновременно раздалось два перепуганных выстрела. Две несмертельные пули заставили медведя упасть на четыре лапы и тут же отпрыгнуть в сторону. Раненый медведь увидел стоящую в нескольких метрах Надю. Он снова встал на задние лапы, поднял передние, не отрывая от Нади взгляда, и, рыча как иерихонская труба, прыгнул на неё. Надя подняла рогатину. Уже находясь в прыжке, медведь понял свою ошибку, но слишком поздно, и он был не в силах что-либо исправить.

Пролетев по инерции эти несколько метров, он буквально насадил себя на рогатину, издавая душераздирающий рёв. Уткнувшись в рогатину и не отрывая взгляда от Нади, медведь тянул передние лапы, стараясь достать её когтями. Разделяющая их деревяшка не столько причиняла ему боль, сколько мешала зацепить когтями обидчицу. Между лицом Нади и медвежьей мордой было расстояние не более метра. Их взгляды встретились. Все замерли. На мгновение в тайге наступила гробовая тишина. Потом затрещала Амир Гаджи ломающаяся рогатина, и прозвучал третий, запоздалый, выстрел. Медведь захрипел и замертво повалился на бок.

От того момента, когда медведь выбрался из своей берлоги, до того, когда он умер, прошло всего несколько минут.

Позже, когда разделали тушу медведя, выяснилось, что ни одна из попавших пуль не была для него смертельной. Так от чего же умер медведь, если пули и рогатина только ранили этого зверя? Он умер от взгляда молодой шаманки!

Это стало ясно после того, когда вскрыли его черепную коробку. Было впечатление, что его мозг запекли в духовке.

С тех пор у сибирской шаманки Надежды Сат появилось прозвище «Медведиха».

Николай Балицкий

Николай Николаевич Балицкий родился в 1954 году в городе Старый Крым, проживает в Симферополе. Прозаик, публицист, член Союза писателей Республики Крым, заместитель председателя Междунарфодного правления Интернационального Союза писателей.

Пишет на русском и украинском языках, публиковался в изданиях: «Литературная газета», «Российский колокол», «Автограф», «В едином строю», «Далекий голос Аэлиты», «Кольцо А», «Арсенал охотника» (Москва), «Огни над Бией» (Бийск), «Нана» (Грозный, Чеченская Республика), «Метаморфозы» (Гомель, Белоруссия), «Литературный Крым», «Интеллигентный сезон», «Крымское эхо», «Крым» (Симферополь), «Планета друзей» (Ялта), «Волга — ХХI век» (Саратов) и других.

Мечты меняют нас

Многие авторы Интернационального Союза писателей приняли участие в Московской международной книжной выставке-ярмарке 2019 года, которая проводилась на ВДНХ в рамках празднования 65-летия ИСП. Это был первый опыт Союза, и судя по многочисленным отзывам, довольно успешный. Дебютировал на выставке и я с двумя книгами: «Екатерина Балицкая: мысли, картины, стихи» и «Исполнение мечты: как это бывает».

Книгу про художника и поэта Екатерину Балицкую (издание заняло призовое место на Международном фестивале «Ялос-2017») отрекомендовал популярный писатель Саша Кругосветов, который написал предисловие «Молодость и талант всегда в цене»:

«Молодость всё начинает с чистого листа. Не оглядывается назад, не изучает дотошно, какие шишки набили себе наши предшественники и мы с вами. Она мечтает и верит в себя, чувствует своё предназначение и кипение юной крови в своих жилах. Видит несовершенство нашего мира и сразу берется за то, чтобы его переделать. Сотворить заново. Лучше, интересней, совершенней. Хорошо это или плохо? И да, и нет. Плохо, потому что она совершает наши ошибки, набивает уже набитые нами шишки. Хорошо — потому что не повторяет в точности наш путь и у неё есть шанс найти новое — то, что постоянно ускользало от нас.

Одарённые люди часто бывают наделены многими талантами.

А. Бородин, открывший новую область органической химии, был одновременно выдающимся композитором. М. Волошин писал поэтические пейзажи и живописные стихи. Влюблённый М. Шагал прославился своей живописью и написал своей Белле замечательные стихи. Отлично

Шаг навстречу читателям рисовали Пушкин, Шевченко. Количество рисунков, плакатов, этикеток Маяковского исчисляется тысячами.

Катя Балицкая занималась танцами, флейтой, восточными единоборствами, а нашла себя в конце концов в живописи и поэзии (сайт в Интернете kbart.ru).

Запомнились картины «Поцелуй», «Этюд», «Танец». Диапазон аллюзий — от Иеронима Босха и Микеланджело до Шагала и Миро. Во многих картинах содержатся философские смыслы, и в каждой работе художница пытается идти собственным путём.

То же можно сказать и о поэтических работах Екатерины. Читая её стихи, мы вспоминаем творчество Себастьяна Бранта, Льюиса Кэрролла, поэта-абсурдиста Яноша Эрдеи, Саши Чёрного.

Но и там, и там — и в живописи, и в поэзии — мы видим желание не повторить путь прославленных мастеров, а сказать свое слово, спеть собственную песню. Не всегда это получается. Но есть безусловные удачи. На мой взгляд, особенно хороши стихи — жёсткие, глубокие, бескомпромиссные.

Меня окружают пустые листы,

холсты,

пустые файлы,

битые пиксели.

Меня обжигают до черноты

и перемалывают миксеры.

Меня затянула в ядро Звезда

огненная, пламенная.

Внутри неё кипит красота

и медленно меня переваривает.

* * *

Ещё есть шансы всё испортить,

разрушить хрупкие мосты.

Перечеркнуть аккорды. Струсить.

Предать мечты, поджать хвосты.

Ещё есть шансы отвернуться

от омерзительных утрат.

Есть шансы в счастье захлебнуться,

когда тому никто не рад.

Другие тоже шансы будут

сойти со своего пути.

Тебя сомнения закружат.

Ты будешь падать, но идти.

Идти до внешнего предела,

перешагнуть и дальше плыть.

Неважно, зрелым, скороспелым,

Ты сможешь!

Победить!

* * *

Откуда ты взялась,

старая паршивка?

Ты искусала всласть

мой мир, весь в дырках.

Ты прочертила курс

поверх координат

моих магнитных линий.

Ты изменила суть.

Из дома меня вынула.

Сама зашла и села на кровать.

Ты, Злость, сиди!

А я пойду гулять:)

* * *

Я в доме вне дома,

фасад незнакомый

и ходит под окнами кот.

Я дома бездонного,

рифа крутого

Холм, океан и флагшток.

Я к дому шагала

без карты и знаний,

без компаса и без сапог.

Я дома узнала,

что меня ждали

Суп, оливье и компот.

* * *

Нужно делать сложные вещи,

чтобы жить.

Семена плодов скрещивать.

Детей грудью кормить.

Нужно дальние звёзды исследовать

и фонари зажигать.

Обязательно себе верным быть.

Молиться. Любить.

И Прощать.

* * *

Не верьте моим стихам.

Я самый большой лицемер.

Я жертва своих орфограмм

и я эгоист-полимер.

Не ждите расспросов о вас.

Я полный эгоцентрист.

Не буду плясать падебаск.

Не надо других! Я солист!

Не думайте, что я пойму

намёки на поздний час.

Сама за вас решу,

где прерывать рассказ.

* * *

Не хру́май черноко́сицу

Волосяны́х покро́в,

Изму́ченных, изно́шенных

Черто́гов и зубов,

Обвисли, упоко́ены

Задачи жизни вслух

И бесятся, и корчатся

В предсме́ртии у вьюг.

* * *

Уксус мыслей

исполосова́л затво́рки зу́бчатых перил,

ограждения проки́сли,

зацвели остатки мандарин,

прохуди́лась обувь,

и срок годности иссяк у молока,

истощился остров

безмятежности и пятого угла.

* * *

Ну что глядишь очами тёмными

в мою застывшую тетрадь?

Она, гвоздями переполненная,

не может по́просту стоять.

Прогнулась полка безнадёжная,

и скрепы выгнули смычки.

Шипят листы охрипшим шорохом

и выпускают коготки.

Задержишь взгляд ещё секундочку —

и в миг не сможешь разобрать,

Кто обнаружил тебя в тумбочке?

Со мной рискуешь не солгать.

* * *

— Что ты будешь делать с волосами длинными?

— Я пущу их в ленты горькунами мыльными.

— Что ты скажешь морю про ботинки пыльные?

— Я скажу, что солью поросли они.

— Как ты встанешь якорем на закате дня?

— Превращусь в песчиночку — вот и нет меня.

* * *

Соломенный,

Яркой звездой облучённый,

Не сломленный,

Солнца лучом опалённый,

Стоит один,

Забытый своим генералом,

Не внук, не сын,

Синий цветок в скалах.

Книга «Исполнение мечты: как это бывает» вышла в серии «Таврида» издательства ИСП в 2019 году и предназначена как для молодёжи, так и для людей с богатым жизненным опытом. Я благодарен автору иллюстраций Екатерине Балицкой (сайт в Интернете kbart.ru), которая своими работами смогла украсить и дополнить смысловые грани каждой главы.

Здесь есть увлекательные истории о любви, о взаимовыручке, о путях достижения счастья, успеха, мечты — как это бывает и почему порой не бывает.

Герои в книге — люди разные, молодые и старые, разумные и не очень. Объединяет их общая черта — это люди деятельные. Также часто и мечтательные, но не праздные, а активные, готовые действовать. Некоторым эта активность, к сожалению, приносит зло, когда она необдуманная. У неё есть последствия, и они порой необратимы. Кого-то они приводят в тюремную камеру, кого-то оставляют с тяжёлым грузом на совести, кого-то ставят на грань жизни и смерти.

Книга написана о современности, но главы перемежаются с историческими зарисовками. Сколько же в старину жило смелых, увлечённых и упрямых людей, способных меняться и менять мир! Тут и христианская подвижница, и изобретатель с Востока, и отважный воин, и многие другие.

В современности же вниманием читателя овладевает главный герой — Артём.

Артём полностью поменял свою жизнь и в сорок пять лет начал всё с чистого листа. Выйдя в отставку с военной службы, он мог бы бездельничать или даже запить со скуки и тоски, потеряв прежний статус, но в ходе активной деятельности он обрёл новый. По крайней мере искал и нашёл возможность открыть свой собственный бизнес, в котором достиг успеха, хотя и не без проблем. И всё оттого, что умел увлечённо мечтать. Он хотел быть богатым, иметь возможность отдавать много денег на благотворительность, построить храм у себя на родине. В конце концов, как он сам говорит: «Это не плохое желание — иметь больше. Вопрос, с какой целью». Цель благая, только сил не хватило и, возможно, удачи, поэтому Артём снова всё потерял. Казалось бы, теперь-то пропадать. Но не один ведь он такой — деятельный, отважный, готовый увлечься. Артём словно притягивает к себе таких же, как он сам. Или даже взращивает. А когда вместе собирается много смелых, молодых духом людей, можно сделать очень многое.

На презентации заочных участников ММКВЯ все авторы Интернационального Союза писателей были достойно представлены, но не обошлось и без «ложки дёгтя». Презентуя «Исполнение мечты: как это бывает», рецензент Владимир Голубев невнимательно прочитал фразу из аннотации: «Пока писал эту книгу, я сам изменился, а мои мечты стали сбываться чаще. Возможно, и с читателем произойдёт что-то похожее». Выступая перед публикой, Голубев вольно или невольно исказил смысл идеи об исполнении мечты, трактуя эти слова из аннотации как намёк на эзотерику, что нисколько не соответствует содержанию и жанру книги.

Чего греха таить, многие не умеют мечтать, более того, считают это несерьёзным и даже вредным делом. На это Паустовский отвечал так: «Если отнять у человека способность мечтать, то отпадёт одна из самых мощных побудительных причин, рождающих культуру, искусство, науку, и желание борьбы во имя прекрасного будущего».

Эпиграфом к одной из глав книги стали слова Михаила Жванецкого: «Обидно, когда твои мечты сбываются у других!» Может быть, у Владимира Голубева тоже что-то важное не сбылось по жизни, но это не вина моей книги, тем более что в повести показано, как главный герой после череды поражений нашёл в себе силы измениться, вернуть Николай Балицкий потерянный бизнес и семью, как ему в этом помогли уже взрослые дети и верные друзья. Важно не только действовать, но и понять — как. Нужно иметь индивидуальность, но «своим словом и делом не принести вред другому человеку». А для этого нельзя допустить, чтобы жажда процветающей жизни и увлечённость перешли в эгоцентризм.

Желаю приятного чтения!

Мечтайте, и всё у вас получится!

Яна Варшавская

Яна Варшавская — лауреат 2-й национальной литературной премии «Писатель года» (2013), лауреат 2-й премии и победитель Международного поэтического конкурса «Золотая строфа» (2011–2015 гг.). Кавалер медалей им. С. Я. Надсона «За личный вклад в развитие российской культуры и литературы», «65 лет со дня основания организации» (ИСП), им. Владимира Набокова «За вклад в зарубежную литературу», им. Бориса и Глеба «За искренность в литературе» и памятной медали «А. С. Пушкин — 220 лет.

Яна Варшавская заняла первое место в конкурсе поэзии им. Иннокентия Анненского на XXXIV Международном фестивале «Аэлита» (2017). Ей присуждено третье место в поэтическом конкурсе им. Марины Цветаевой на фестивале «РосКон» (2017). Отмечена специальной премией им. В. Белинского на фестивале фантастики «РосКон» (2019).

Автор 7 книг и 50 авторских сборников, вышедших в 2011–2019 гг. Отмечена более чем 70 дипломами, благодарностями и грамотами на различных конкурсах и фестивалях.

«Секретики, Чёртова Башня и другие рассказы»

Отрывок из повести

Глава IV Сокровища

Старым стоптанным ботинком, грубым швом на рюкзаке,

чёрно-белою картинкой и творожником в ларьке…

Детство дарит нам Секретик: в ямке — битое стекло,

бантик, брошка и билетик — всё, что под руку пришло…

Сколько выплакав слезинок, ты спешило повзрослеть,

без жевательных резинок всё мечтало посмотреть:

Только вот куда-то делось, не зовёт уже играть…

Как-то быстро повзрослелось… Детство! Вот бы наверстать!

Шёл второй день нашей необъявленной войны, которую мы устроили мальчишкам за очередной варварский набег на наши Секретики. Это продолжалось со вчерашнего утра, и вот ‒ сегодня уже настало послеобеденное время… Мы крутили скакалку и по очереди прыгали через неё, то боком по отношению к девочкам, вращающим её, что было весьма непросто, то скрестив ноги…

Мальчишки косились на нас и что-то активно обсуждали. Потом от их плотной кучки оторвался один, самый худой и стеснительный. Почему они отправили мириться с нами именно его, было непонятно… Возможно, это был тонкий расчёт. Они решили, что ему-то мы точно не сможем отказать в перемирии. Он шёл и размахивал коричневым клетчатым мужским носовым платком.

— Я парламентарий, — сказал Игорёк, ‒ и вот наши Условия Договора, — он протянул нам помятый листок в клеточку.

— Не парламентарий, а парламентёр! — уточнила Наташа, самая старшая из нас. — И что у вас там за Условия?

Мы обступили его, а Игорь начал зачитывать пункт за пунктом то, что мы не должны вредить им в их мальчишеских играх, а они тогда перестанут ломать и грабить наши тайники. А в качестве бонуса или идя нам навстречу мальчишки обещают показать нам свои сокровища, которые не идут ни в какое сравнение с нашими малюсенькими Секретиками…

Конечно же, мы заинтересовались.

Вот теперь, объединившись, мы стояли плотным кружком и, вытянув перед собой в центр круга каждый свою правую руку, торжественно клялись никогда и ни при каких условиях, никому на всём Белом Свете не рассказывать о том месте, где скрыты Сокровища Семерых. Так мальчишки называли место, где впервые обнаружили то, что сейчас собирались показать нам, шести слегка перепуганным от таких новостей девочкам…

Кто-то непрестанно дергал свои косички, чтобы как-то скрыть своё волнение, кто-то ёрзал на скамейке…

— А чего мы тогда ждём? — сделав шаг вперёд, спросила я на правах самой обиженной девочки. Ведь мой-то Секретик был самым ценным и продержался дольше других…

— Вот, держи, Янка, твои вещи, — сказал Славик и протянул мне мешочек с перепачканными бусинками и маминой позолоченной брошкой.

— Уфф! — с облегчением вздохнула я, успокоившись, что теперь-то точно мне не достанется от мамы за то, что я опять без разрешения взяла её памятные вещи…

— Надо подождать до шести. Тогда закончится рабочий день, — ответил на мой вопрос Мишка.

— У кого он закончится? — спросили мы нестройным хором.

— Потом сами всё увидите, долго рассказывать, а пока давайте в войнушку поиграем, — ответили они.

И мы, взявшись за руки, длинной шеренгой, в ногу, пошли в наступление на Полынное поле, чтобы найти и обезвредить новых вражеских лазутчиков, которые обязательно должны были появиться после недавнего обильного грибного дождя…

Пройдя до конца поля, мы ничего не нашли, кроме старой дохлой кошки, которая до сих пор ещё сильно воняла, а вокруг летали большие блестящие мухи. Я предложила похоронить её. Все согласились. Мы нашли старый плотный бумажный мешок из-под сахара и осторожно палочками и прутиками засунули кошку в него. Потом вырыли ямку и столкнули туда несчастное животное. Сделав из веток что-то наподобие креста, воткнули его в земляной холмик и, сказав:

— Покойся с миром, кошка! — отправились наконец искать, вернее делить уже найденные, но теперь на тринадцать душ, Сокровища Семерых…

В то время дома строились очень медленно. А вот строительство нашего Дома культуры считалось не просто долгостроем… Оно било все рекорды по срокам возведения. Шёл уже пятнадцатый год с начала строительства. Десятки бригад успели побывать за это время на том месте. В результате был построен большой, в три этажа, Дворец или Дом культуры. Там были и крыша, и лестничные пролёты. И даже окна были застеклены… Оставалось только провести отделочные работы. А с ними произошла какая-то задержка. Поэтому строители то появлялись, то вновь исчезали на целые месяцы…

Мальчишки издалека наблюдали: если на стройке было какое-то движение, старались уйти незамеченными, чтобы никто из взрослых не заметил их тайный лаз, через который мы теперь и попали на второй этаж Дома культуры. Мальчишки провели нас в огромное, очень светлое помещение. На стенах были сделаны импровизированные вешалки, крючки для одежды. На некоторых висели тёмно-синие рабочие комбинезоны. Повсюду валялись старые перчатки, и даже лежала защитная ржавая маска для сварочных работ.

— Чего это? Вот это и есть ваши Сокровища? — спросила нетерпеливая Алёнка.

— Тише ты! — шикнул кто-то из ребят. — Вдруг уже сторож пришёл… Мы и сами случайно всё обнаружили. Понимаете, здесь у них, наверное, есть и всегда была раздевалка. А когда рабочие торопятся, то даже не обращают внимания, что из карманов мелочь какая-то высыпалась. Может, и не слышно, — сказал Санёк.

Мы огляделись… На полу толстым слоем лежали мелкие щепки и старые рыхловатые опилки. Игорь прямо руками начал шарить у себя под ногами. Тогда мы увидели… Конечно, это были не пиастры и тугрики…

Среди мелких щепок, стружки и опилок лежали просто кучки мелочи: полтинники, пятнашки, десятники и пятаки. На копейки никто даже не смотрел.

— Ух ты! — почти одновременно воскликнули мы, потрясённые зрелищем, а особенно той щедростью, которую проявили пацаны, решив поделиться с нами своим недавно найденным и почти не тронутым богатством…

Мы набили полные карманы мелочью, мысленно представляя, сколько всего вкусного и замечательного можно купить на эти деньги. Кто-то ещё продолжал поиски. Зал был просторный, и не нужно было толкаться, каждый исследовал свой собственный кусочек от Поля Чудес. Я почему-то вспомнила Буратино и, посмотрев с опаской в окно, сказала:

— А если у нас местные большие мальчики деньги отнимут?

— Не бойся. Во-первых, никто про это не знает. А во-вторых, нас много и мы пойдём все вместе. Только деньги эти сразу тратить нельзя. Будем постепенно, каждый день что-то покупать. А то родители чего-нибудь заподозрят. Решат, что мы их украли или, чего хуже, кого-то ограбили, — сказал Мишка.

Все молча согласились.

Когда мы вернулись в свой двор, кого-то из ребят уже давно разыскивали обеспокоенные родители. Мы разбились на небольшие кучки и, прихватив забытые на детской площадке скакалки и мячи, отправились по домам — прятать в коробки из-под монпансье или печенья найденные деньги.

Тщательно отмыв руки и стряхнув c платья прилипшие опилки, я вбежала в кухню и заявила, что страшно проголодалась и могу съесть хоть что, даже молочный суп-лапшу.

— Милая, а что ты так сияешь, как начищенный пятак? — спросила мама.

Я, вся вспыхнув, словно боясь, что мама уже обо всём догадалась, брякнула что-то такое, что первое пришло в голову:

— Мамуль, а я твою старинную брошку наконец-то нашла. Только её надо немного почистить — и всё!

— Ну вот и хорошо! Тогда давай, кушай скорее, пока аппетит не пропал. Сегодня я твои любимые ватрушки с творогом испекла. И какао наливай, — сказала мама, ставя тарелку со свежими щами перед отцом.

— А я тоже суп хочу! — возмутилась я.

— Светопреставление какое-то! Дочь суп попросила! — удивилась мама.

После ужина, проверив, что мой тайник никто не нашёл, я улеглась спать, мечтая о том, как завтра вместе с Катюшкой мы пойдём в магазин…

Я представила, что обязательно спрошу в киоске, не появились ли новые наборы для филуменистов^[1]. Мне не терпелось скорее пополнить свою большую коллекцию. Ну и пускай брат считает её дурацкой и совсем неподходящей для девочек. Я знала — это он просто завидует, что у меня есть такое увлечение, а у него нет. Ведь у брата ни на что не хватает терпения.

Я думала и постепенно засыпала, грезя о вкусных булочных зверушках, но это будет уже совсем другая, новая история!

История про магазин…

Ханох Дашевский

Ханох Дашевский — поэт, переводчик и публицист. Член Союза русскоязычных писателей Израиля (СРПИ), Международного Союза писателей Иерусалима, Международной гильдии писателей (Германия), Интернационального Союза писателей (Москва), Литературного объединения «Столица» (Иерусалим).

Родился в Риге. Учился в Латвийском университете. В 1971–1987 гг. участвовал в подпольном еврейском национальном движении. В течение 16 лет добивался разрешения на выезд в Израиль. Был под постоянным надзором репрессивных органов, неоднократно привлекался к допросам. Являлся одним из руководителей нелегального литературно-художественного семинара «Рижские чтения по иудаике». В Израиле с 1988 года. Автор четырёх книг поэтических переводов и романа «Дыхание жизни». Лауреат премии СРПИ и премии Международной гильдии писателей, номинант на премию Российской Гильдии мастеров перевода. Живёт в Иерусалиме.

Долина костей

Отрывок из 2-й книги романа-трилогии «Дыхание жизни»

И сказал Он мне: пророчествуй о костях этих и скажешь им: кости иссохшие, слушайте слово Господне! Так сказал Господь Бог костям этим: вот я ввожу в вас дыхание жизни — и оживёте. И дам вам жилы, и взращу на вас плоть, и покрою вас кожей… и оживёте и узнаете, что Я — Господь.

(Иезекииль 37, 4–7)

В конце июня 1941 года, перед вступлением гитлеровцев в Ригу, Михаэль, восемнадцатилетний сын известного врача Залмана Гольдштейна, убегает из дома и, присоединившись к отряду советских активистов — Рабочей гвардии, попадает в Эстонию, где участвует в обороне Таллина.

24 августа 1941 года части вермахта, наступавшие вдоль Финского залива со стороны Нарвы, приблизились к восточной окраине Таллина. Впрочем, столица Эстонии была окружена со всех сторон, и если русские отчаянно обороняли её, то потому что корабли Балтийского флота сгрудились на таллинском рейде. А сгрудились они из-за того, что морское командование не получило ни от штаба Северо-Западного направления, прикрывавшего Ленинград, ни от Ставки разрешение на эвакуацию кораблей в Кронштадт. И только по этой причине в кровавой мясорубке Таллинской обороны гибли все: и пехотинцы, и моряки, и латвийские добровольцы, отходившие вместе с советскими войсками и оказавшиеся в котле на ближних подступах к Таллину.

Михаэль сидел в неглубоком окопе, который по причине непрерывных обстрелов и бомбёжек не закончили рыть. Он совершенно оглох от грохота и воя, удивляясь тому, что всё ещё жив. Миномёты и орудия немцев не знали отдыха, снаряды и мины, визжа осколками и засыпая уцелевших землёй, взрывались в боевых порядках обороняющихся, которые могли надеяться только на ответные залпы береговых батарей и корабельной артиллерии. Гитлеровцы старались перемолоть советскую пехоту, в составе которой кроме красноармейцев и моряков воевал стрелковый полк, куда вошли отступившие в Эстонию из Латвии отряды Рабочей гвардии. В этот день противник возобновил наступление. Ему оставалось сделать последний рывок, и те, кто оборонял Таллин, понимали, что имеющимися силами у них нет никакой возможности сдержать рвущиеся к городу три немецкие дивизии. Казалось, ещё немного — и оборона рассыплется. А если корабли уже ушли? Тогда неминуемая смерть ожидает защитников города в этих недорытых окопах и на улицах Таллина, где многие только и ждут, когда над старой ратушей взовьётся знамя со свастикой и рядом с ним, как они надеются, эстонский сине-чёрно-белый флаг.

Южное предместье, где держал оборону полк Михаэля, стало одним из главных направлений немецкого удара, потому что отсюда прямая и близкая дорога вела в центр Таллина и дальше — к морю, где, прикрываясь дымовыми завесами, отчаянно маневрировали, спасаясь от бомбардировщиков, не имевшие авиационного прикрытия суда. Михаэль, у которого уже был боевой двухмесячный опыт, понимал, что вслед за массированным обстрелом начнётся очередная атака противника, и на этот раз у него есть все шансы прорваться в город. Отсутствие приказа об эвакуации обрекало на гибель защитников Таллина, делало бессмысленным сопротивление, и если у кого-то ещё была надежда выжить в плену, то Михаэль знал, что для него плен равносилен смерти. Значит, в любом случае он умрёт здесь и скоро и больше никогда не увидит родных. Два месяца тому назад он стремительно, еле попрощавшись, убежал из дома, потому что не мог больше выносить наивных и самоуверенных разглагольствований отца, но честно ответить на вопрос, повторил бы он свой поступок, если бы заранее знал о том, что ему придётся испытать, Михаэль не мог. Картины, которые он видел, не могло вместить никакое воображение. Эта война, свидетелем и участником которой он стал, была похожа на последний день человечества. Каждый новый взрыв оставлял за собой сражённых осколками и разорванных на куски, являл взорам уцелевших тела их товарищей с оторванными конечностями, с распоротыми животами, и не было конца этому пиршеству смерти.

Со стороны моря послышался гул, и тяжёлые корабельные снаряды, пролетев над головой скорчившегося на дне окопа Михаэля, разорвались впереди, окутав немецкие позиции густым чёрным дымом. Это был добрый знак. Значит, флот находится здесь, промелькнуло в голове Михаэля, и поддерживает обороняющиеся на последнем пределе сухопутные части. А он уже начал думать, что их бросили в этих окопах. Неужели не всё ещё кончено?

Подтверждение своим мыслям Михаэль услышал через четверть часа в нарастающих за спиной криках, среди которых можно было различить матросскую «полундру». А с ближних армейских позиций доносились сорванные голоса командиров, призывами и ругательствами пытавшихся поднять из окопов тех, кого пощадил орудийно-миномётный обстрел. Неподалёку лежал на носилках раненный в ногу комиссар латышского батальона Луманис. Неожиданно он встал, покачиваясь, но с револьвером в руке и, издав какой-то возглас и припадая на раненую ногу, побежал вперёд. Это сделало своё дело. Бойцы латышского батальона, выскакивая из окопов, побежали за комиссаром. Их примеру последовали находившиеся на последнем пределе усталости, измотанные до бесконечности солдаты 10-го стрелкового корпуса — одного из двух основных корпусов 8-й советской армии, отходившие от самой границы и теперь оборонявшие Таллин.

Михаэль тоже вскочил на бруствер, успев подумать о том, что у него нет штыка и в рукопашном бою придётся туго. Держа в руках винтовку, но не стреляя — в такой обстановке можно было попасть в своих — он бежал вперёд, а сзади него, нарастая, неслась «полундра», и приближался какой-то ураган. Не успев ничего сообразить, Михаэль увидел, как чёрный ураган проносится мимо, оставляя за собой эхо могучего рёва. Это была морская пехота, но не занимавшие соседние окопы толком не видевшие моря совсем ещё юные курсанты военно-морского училища, а самые настоящие матросы с кораблей — последнее, что мог дать командующий флотом изнемогающим защитникам предместья Нымме. Бегущие сцепились с появившимися словно из-под земли немцами, стреляя с ближнего расстояния, орудуя штыками, прикладами, ножами, а то и голыми руками. Такого Михаэль ещё не видел и замедлил бег, поражённый зрелищем, выходящим за пределы того, что может выдержать человеческая психика, забыв, что он здесь не наблюдатель, а участник и каждая секунда промедления может стоить ему жизни.

В себя он пришёл, когда огромный немец со штыком наперевес побежал прямо на него. Выстрелив, Михаэль увидел, что бегущий упал, но обрадоваться не успел, почувствовав, как кто-то обхватывает его сзади, могучими руками пытаясь свернуть ему голову, словно петуху. Казалось, что шейные связки вот-вот порвутся от нестерпимой боли. Вывернуться не удавалось, противник был сделан из железа, и когда смертельная хватка ослабла и схватившие его за шею пальцы разжались, Михаэль не сразу понял, что спасён. Только увидав поверженного немца и коренастого матроса, сжимающего окровавленный нож, он понял, что произошло, но не успел сказать ни слова. Махнув рукой, балтиец побежал дальше, по пути свалив ещё одного гитлеровца. Михаэль обнаружил, что ничего не видит, красный туман застилал глаза, и когда он немного рассеялся, стало ясно, что бой подходит к концу. Атака моряков удалась, немцы отступили. Надолго ли? Этого не знал никто.

Михаэль перевёл взгляд, пытаясь среди матросов отыскать своего спасителя. Он запомнил лицо моряка, но почему-то не мог его узнать среди множества лиц. К Михаэлю подошёл Бина Лурье. С Биной, тоже рижанином, они старались не терять друг друга из вида. Бина — тёплый, открытый парень, был старше Михаэля. До прихода русских он успел отсидеть за коммунистическую деятельность и в тюрьме заработал ревматизм. Его мучили боли, трудно было ходить, и Михаэль помогал ему как мог. Впрочем, глядя на Бину, не каждый мог догадаться о его страданиях: он умел скрывать боль. Бина долго убеждал Михаэля вступить в комсомол и не мог понять, почему тот колеблется. Ведь всё так просто и предельно ясно. Когда сражаешься за родину, за коммунизм против чумы, на этот раз принявшей человеческий облик, где твоё место, если не в партии и комсомоле?

Михаэль и Бина обнялись. Каждый рад был видеть другого живым. Только теперь Михаэль ощутил знакомое до тошноты, притупившееся на время боя, но никуда не исчезнувшее чувство голода. Полк уже давно не получал горячей пищи. Но может быть, моряков накормят? А заодно и остальным перепадёт.

Словно в ответ на немой вопль Михаэля, Бина вытащил два серых сухаря. Они уже присели на какой-то камень, чтобы поговорить — очередная немецкая атака могла начаться в любую минуту, когда неожиданно выросший перед ними моряк в чёрном бушлате, из-под которого голубела тельняшка, спросил:

— Ну, как? Жив, салажонок?

Михаэль поднял глаза. Матрос, которого он искал, смотрел на него сверху вниз.

— А махорочки не найдётся?

Михаэль не курил. Он так и не научился, хотя ему надоели насмешки. Иногда он терпел, иногда огрызался. Бина протянул кисет. Моряк затянулся.

— Откуда, землячки, будете?

— Из Риги, — отозвался Михаэль и тут же добавил: — Вы меня спасли. Если б не вы…

— Ну что ты со мной как с адмиралом! — проигнорировав слова благодарности, балтиец вытер руку о бушлат и поочерёдно протянул её Михаэлю и Бине. — Алексей. Старшина второй статьи Зацепин. Эсминец «Гордый». А вас как?

Михаэль и Бина назвали себя.

— Имена у вас странные, — сказал Алексей. — Ну, Михаэль ещё понятно: Миша, значит. А ты, — обратился он к Бине, — что за имя такое?

— Биньямин. Еврейское имя.

— Биньямин? — переспросил матрос. — Вениамин, что ли? Какое же оно еврейское, когда деда моего Вениамином звали? То-то, смотрю, на латышей вы не шибко похожи. Мы до войны в Усть-Двинске стояли, так я в Риге бывал. Ну, Мишка, может, и сошёл бы за латыша, а ты, Веня — ну точно нет…

— А тебе какая разница? — набычился комсомолец Бина. — Ты что? Не советский моряк? А может…

— Не кипятись, землячок, — миролюбиво прервал Алексей, — зря в бутылку не лезь. Я без обиды. Любопытно только. Сам я с Волги, из Козьмодемьянска. У нас там один еврей был на весь городок: Мирон Ильич, общепитом заведовал. Достопримечательность наша, все его знали. Нет, вру. Был ещё доктор. Настоящий чудотворец — мёртвых воскрешал. А службу я начинал на морском охотнике. Это катер такой, и знаете, кто там командовал? Старший лейтенант Семён Гимпельсон. Вот удивился я тогда. Думаю, как же так: еврей и вдруг — морской волк. Ну, а потом меня на эсминец перевели…

Разорвавшаяся поблизости мина прервала повествование. Бина вскочил и заковылял в ту сторону, где располагались латыши, но потом, видимо, сообразив, упал на землю и пополз. Михаэль хотел последовать примеру друга, но моряк прижал его к земле. Вслед за миномётами начали стрелять немецкие танки, а потом двинулись вперёд, пока орудийные башни крейсера «Киров» не остановили на какое-то время их продвижение. Этого времени Михаэлю хватило, чтобы доползти до своего батальона. Алексей исчез ещё раньше.

Рукопашный бой, в котором участвовал Михаэль, был не единственным. Такие бои шли по всему периметру Таллинской обороны. А в самой эстонской столице действовали националисты. В Гитлере они видели освободителя, рассчитывая, что германский фюрер вернёт их маленькой стране независимость. И поскольку сражение перешло на улицы города, уже непонятно было, кто и откуда стреляет. Пуля в спину стала обычным делом. За любым окном, в любом подъезде пряталась смерть.

Михаэль стрелял из-за угла, ежеминутно рискуя получить ответную пулю и преодолевая искушение укрыться в подворотне: там могли оказаться эстонцы. Парадокс заключался в том, что эстонцы сражались с обеих сторон, только красных эстонских добровольцев было несравнимо меньше. И те и другие часто были в гражданской одежде, и нужно было иметь чутьё, чтобы определить, где свои, где чужие. А ещё надо было посматривать туда, где отстреливался Бина. Михаэль видел, как, меняя позицию, его старший друг заскочил в подъезд соседнего дома, и когда доносившиеся оттуда выстрелы прекратились, почувствовал тревогу. Забыв о том, что, выйдя из-за угла, он становится удобной мишенью, Михаэль, петляя и пригибаясь, перебежал на противоположный тротуар. В подъезде, уткнувшись лицом в каменный пол и не шевелясь, лежал Бина. Опустившись на колени, Михаэль перевернул тело. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять: Бина мёртв. Подняв голову, Михаэль увидел ведущую во внутренний двор открытую дверь. Значит, зашли со двора и стреляли в спину.

Не сумев сдержать слёзы, Михаэль стоял на коленях у тела Бины, пока до него дошло, что оставаться в подъезде нельзя. Он выскочил на улицу, где смерть гонялась за каждым и нужно было особое искусство или везение, чтобы её перехитрить. Пока он находился в подъезде, остатки полка отошли, и, возможно, уже не одна, а несколько улиц отделяли его от своих.

Оглянувшись по сторонам и ничего опасного не заметив, Михаэль побежал в сторону центра. Он не смотрел вокруг и не оглядывался, прислушиваясь только к недалёким отзвукам боя, когда почувствовал, что какой-то молоток с размаху ударил его по левому плечу. Не понимая, откуда взялся молоток, Михаэль побежал дальше, удивляясь тому, что бежать становится труднее, и только когда тёплая липкая жидкость потекла по груди и по руке, он понял, что ранен. Стремясь лишь к тому, чтобы добраться до своих, Михаэль не заметил, что кто-то гонится за ним, а когда почувствовал, что его настигают, решил, что это тот, кто его подстрелил. Но почему этот человек старается догнать и схватить? И немец ли он? Немец давно бы его убил. Значит, эстонец! И живым его хочет взять, чтобы подвергнуть пыткам и мучительной смерти. Михаэль слышал о том, как поступают эстонские национал-патриоты с захваченными красноармейцами и матросами. Он попытался ускорить бег, но непослушные ноги подгибались, кружилась голова, и Михаэль не сразу понял, что теряет сознание. Он ещё успел ощутить, как руки «эстонца» обхватили его тело и потащили куда-то.

Глаза он открыл в каком-то дворе, где стонали и кричали раненые, и сновали люди в забрызганных кровью белых халатах. Над головой чернело задымлённое небо. Кто-то склонился над ним.

— Живой, салажонок?

Михаэль вспомнил, что его схватил и потащил куда-то какой-то эстонец. Но почему эстонец говорит по-русски?

— Так бежал, землячок, что мимо нас проскакал. Кричали тебе, но куда там! Не догнать бы мне тебя, если б ты не отключился.

Только теперь сквозь всё ещё застилавший глаза красно-серый туман Михаэль разглядел говорившего. Он попытался привстать, но Алексей вернул его на место.

— Лежи, лежи! Ну, а мне оставаться с тобой недосуг. На эсминец возвращают: уходим из Таллина. И вас, раненых, скоро на берег доставят. Ну, бывай, салажонок! Может, ещё свидимся. А дружок-то где?

— Погиб, — с трудом разлепил губы Михаэль.

Матрос снял бескозырку и уже на бегу, обернувшись, прокричал:

— Доктор говорит: рана не опасная!

На самом деле доктор ничего такого не говорил. Ни один доктор вообще не осматривал Михаэля. Таких раненых в ожидании операции во дворе госпиталя скопились сотни, хотя операционный стол работал, как конвейер. Рука Михаэля была обмотана куском тельняшки, которую использовал Алексей, чтобы остановить кровь. И плечо, в котором сидела пуля, с каждой минутой болело сильнее, и всё меньше оставалось сил, чтобы терпеть эту боль. Михаэль то и дело терял сознание, но в редкие минуты просветления перед ним стоял Алексей, хотя моряка давно уже не было во дворе. Этот парень дважды спас ему жизнь, рискуя своей. За что, за какие заслуги? И чем он может отблагодарить? Встретятся ли они ещё? В очередной раз потеряв сознание, Михаэль очнулся в операционной. Спирт обжёг ему нёбо, и тусклый, усталый голос хирурга произнёс:

— Терпи, мужик. Нет у меня наркоза.

И продолжил, обращаясь к кому-то рядом:

— Привяжи его, Степаныч!

О близкой эвакуации госпиталя Алексей сказал не только для того, чтобы успокоить Михаэля. Он и сам не мог себе представить, что гарнизон и раненых оставят на берегу. Но судьба Михаэля решалась не только в госпитальном дворе. И уже глубокой ночью, когда у одного из причалов Михаэль, скрипя зубами от боли, вместе с другими ранеными под обстрелом ожидал погрузки на судно, начальник Особого отдела Балтийского флота бригадный комиссар Гусев, просматривавший на своём столе документы прежде чем эвакуироваться на крейсер, с раздражением отбросил в сторону непонятно как попавший к нему рапорт старшего политрука Гущина.

— Что это? — еле сдерживаясь, спросил он у стоявшего навытяжку лейтенанта. — Почему это должно быть на моём столе? Вы что, не знаете, что в таких случаях делать?

— У нас нет возможности проверить… — начал оправдываться лейтенант.

— Да какая сейчас проверка! — заорал Гусев. — Тебе что, лейтенант, неизвестен приказ?! Все ненадёжные элементы должны быть немедленно ликвидированы! Рассказать, как это делается, или сам справишься?! — Гусев снова взглянул на отброшенный в сторону листок, пробежав глазами фамилию, и, уже успокаиваясь, продолжал: — Гольдштейн Михаэль. Ну что? Фамилия немецкая, имя тоже. Немец среди латышей, что здесь удивительного? — Тут комиссар неожиданно вспомнил, что перед войной прибалтийские немцы репатриировались в Германию. — А если даже не немец, какая разница? Не видели мы разве в Эстонии, как прибалты немцев поддерживают? Короче, лейтенант, действуй! Времени у тебя почти ноль. Об исполнении доложишь лично.

Понимая, что головой отвечает за выполнение приказа, лейтенант Ивашко выскочил в огонь и дым таллинской ночи, уже через несколько минут осознав, какому губительному риску подвергает каждый шаг на этих чужих, насквозь простреливаемых улицах. Но альтернативы не было, и лейтенант, как никто другой, сознавал, что если через несколько часов не доложит начальству об исполнении, то сам будет расстрелян вместо шпиона и диверсанта Михаэля Гольдштейна. Только идти одному в опасную тьму не хотелось. Весь личный состав Особого отдела выполнял оперативные задания, не менее ответственные, чем порученное лейтенанту, и свободных людей не было. В эти дни чекистский меч рубил сплеча, достаточно было вызвать малейшее подозрение или просто занервничать, что сразу же рассматривалось как паникёрство, а с паникёрами Ханох Дашевский не церемонились. Именем бригадного комиссара Гусева, одна фамилия которого приводила в трепет, Ивашко остановил группу бойцов, с трудом прокладывавших себе дорогу к пристани. Командовавший группой усатый старшина с готовностью выделил двух человек и незаметно перекрестился, когда лейтенант из наводящего ужас отдела благополучно исчез в противоположном направлении.

Нужно было найти латышский полк, но никто не знал, где искать латышей. В эти, самые трагические часы Таллинской обороны, всё смешалось в общем движении к морю, где готовые к погрузке транспортные суда стояли у пирсов. Пулемёт, стрелявший с какого-то чердака, остановил лейтенанта Ивашко в тот момент, когда он почти добрался до цели. Сопровождавшие его бойцы погибли на месте, а раненного лейтенанта два часа спустя погрузили в трюм переоборудованного под госпиталь военного транспорта «Луга», где на палубе среди бредящих, стонущих, страшно выделяющихся в темноте окровавленными бинтами людей лежал Михаэль. Немцы почти беспрерывно обстреливали порт, и, закончив погрузку, транспорт поспешил выйти на рейд. Наступал последний день битвы за Таллин. На следующее утро суда, в том числе сверх всякого предела загруженные людьми транспорты, покинули Таллинскую бухту. А на причалах и после отхода кораблей всё ещё сражались те, кому выпал жребий ценой собственной жизни обеспечить эвакуацию.

Марина Дербина

Марина Сергеевна Дербина родилась 16 июля 1998 года в Санкт-Петербурге. Окончила школу с золотой медалью. В настоящее время учится в СПбГУ на факультете журналистики.

Сфера деятельности многогранна: писатель, журналист, певица, автор-исполнитель, хореограф-постановщик. Является неоднократной финалисткой и призёром российских и международных соревнований по спортивным танцам, неоднократной чемпионкой Санкт-Петербурга по отечественным бальным танцам. Автор цикла романов «Огненная пантира». Имеет публикации различных жанров в литературных сборниках, журналах и альманахах.

Прекрасное настоящее

Все мы когда-нибудь задумываемся о вечном: о незыблемых человеческих ценностях, о скоротечности жизни, об относительности времени и его значении для нас. Каждый шаг, слово, решение имеют свои причины и последствия. Каждая случайность, которая, возможно, не случайна, раз и навсегда меняет ход событий. Время течёт, словно река, то замедляя ход в ожидании нового поворота, то увеличивая скорость в погоне за быстрым ветром. Следующее мгновение пути незамедлительно становится настоящим, а затем исчезает, превращаясь в воспоминание. Прошлое, настоящее и будущее постоянно переплетаются между собой, и лишь живое существо способно в полной мере ощутить это таинственное и пока непостижимое волшебство связи времён.

С утра пасмурная погода оставляла желать лучшего. Солнце лишь изредка проглядывало сквозь тучи. Из-за ветра, гуляющего между Петропавловской крепостью и Кронверкским проливом, я почти не смотрела по сторонам.

— Бабушка, сколько лет этой крепости? — Детский голосок заставил меня поднять голову.

— Ей уже более трёхсот лет, — ответный старческий голос не заставил себя ждать.

Мне навстречу неспешным шагом шли, держась за руку, маленькая девочка и старушка. Казалось, что это не бабушка вела ребёнка за собой, а внучка, крепко схватившись за морщинистую ладонь, удерживала пожилую женщину от падения.

— Как думаешь, триста лет — это много? — поинтересовалась старушка.

— Очень! Если мне целых пять, то крепости уже вот столько! — Девочка раскинула руки в стороны, показывая величину числа.

— Верно, — рассмеялась пожилая женщина. — Представляешь, как много видела Петропавловская крепость и сколько ещё увидит происходящего вокруг?

— Бабушка, ты о чём? — не понял ребёнок.

— Смотри, — старушка остановилась, и я, заслушавшись, сделала то же самое, — это здание, созданное людьми, видело твою пра-пра-пра-прабабушку, видело меня, тебя, а потом увидит твоих детей, внуков и правнуков. Будут сменяться времена, а крепость так и будет стоять здесь. — Было видно, что женщина погрузилась в рассказ и вовсе забыла о том, что следует продолжить путь, но ни девочка, ни тем более я, не смели прервать её.

— Конечно, ничто не вечно. Через много десятков, сотен лет здание разрушится и сровняется с землёй. Оно станет прошлым, но о нём будут помнить люди. Из его обломков, возможно, построят нечто иное, и тогда прошлое станет настоящим для нового поколения людей и будущим для следующего.

— Бабушка, я тебя совсем не понимаю…

— Ничего, когда-нибудь ты поймёшь. Чем больше пройдёт лет, тем больше ты станешь ценить время. В твою жизнь придут новые люди, возникнут новые интересы, увлечения. Одни мысли и мечты сменят другие — так же, как облака, что бесконечно плывут, ни разу не остановившись. Каждый твой шаг будет иметь последствия, некоторые решения кардинально изменят будущее и, может быть, не только твоё. Но что-то в жизни останется неизменным. Например, любимое дерево рядом с родным домом, голубое небо над головой и тёплое солнышко, что согревает даже в самые холодные дни. В настоящем всегда будут жить воспоминания из прошлого и устремления в будущее. И мы с тобой тоже пример этому. — Бабушка наконец посмотрела на явно уставшую от долгой и сложной речи внучку.

— Как это? — всё-таки поинтересовался ребёнок.

— Когда-нибудь я покину тебя и стану твоим прошлым, но в тот же момент навечно поселюсь здесь. — Подрагивающая рука указала на место, где сейчас быстро билось маленькое юное сердце. — Я всегда буду с тобой в настоящем и будущем.

— Что значит покинешь, бабуль? — Голубые, как небо, детские глаза расширились от удивления.

— Всему своё время. — Старушка улыбнулась и успокаивающе погладила ребёнка по голове. — Главное, идя по жизни, не забывай иногда останавливаться и оглядываться по сторонам, иначе ты упустишь прекрасные мгновения настоящего, которые уже не сможешь увидеть ни в прошлом, ни в будущем. — Произнося это слова, пожилая женщина почему-то посмотрела на меня, и в её пронзительных глазах, хранящих миллионы воспоминаний, я уловила загадочный блеск.

Неожиданно я ощутила, как подул сильный ветер, и с удивлением поняла, что из-за интересных слов старушки давно перестала обращать на него внимание. Внучка уже уводила бабушку за руку, а я, вспомнив, что шла по делам, снова зашагала по набережной. Солнце по-прежнему почти не выглядывало из-за туч, но день больше не казался мне серым. Мимо меня проходило много людей с опущенными головами. Они находились в своих мыслях или пытались укрыться от ветра, а я смотрела по сторонам и старалась поймать каждый момент столь ценного времени.

Как и время, мы часто бежим по жизни, не замечая происходящего. Мы редко задумываемся о том, насколько велика связь прошлого, настоящего и будущего, редко задумываемся о ценности каждого мгновения, о ценности всех событий и вещей, что нас окружают.

По данным, полученным мной в результате социального опроса, 33 % людей считают, что настоящее складывается из прошлого и будущего, и всего 40 % задумываются о взаимосвязи времён и о том, насколько важен каждый прожитый миг. Иногда действительно стоит остановиться и подумать об этом, иначе можно так и не заметить столь прекрасное настоящее.

Пробуя и познавая мир

Все мы от мала до велика в тот или иной период жизни стремимся познать мир. Чаще всего удаётся это путём проб и ошибок. Каждый день мы сталкиваемся с чем-то новым, экспериментируем, иногда делаем то, чего не делали раньше. Познавать мир совсем непросто, но необходимо каждому. И, наверное, нет лучше примера познания мира, чем то, как познаёт его малыш.

В глаза ярко светило солнце. Только достигнув парка, в котором было много деревьев, я смогла идти не зажмурившись.

— Это червячок. — Необычная фраза прервала ход моих мыслей.

Посреди дороги стояла женщина и внимательно наблюдала за ребёнком. Малыш, присев на корточки, с искренней серьёзностью на лице тянулся к неопознанному объекту, ползущему по земле.

— Не трогай! Брось это! — Мама тут же среагировала и, подняв явно расстроенного сына на руки, переместилась на ближайшую скамейку.

Сначала я лишь замедлила шаг, но после увиденного и вовсе остановилась. Перед насупившимся малышом открыли книжку:

— Смотри, это ромашка.

Но чаду, казалось, и дела не было до какой-то нарисованной ромашки. Его волновало лишь то, что происходило вокруг. Вот мимо пролетело жужжащее насекомое, и малыш тут же встрепенулся. Завертев головкой, ребёнок вскоре обнаружил зависшую над урной осу. Мгновенно заулыбавшееся чадо изо всех сил потянулось ручками к красочному, издающему необычные звуки существу.

— Осторожнее! Это же оса! Вот укусит, бо-бо будет! — Обеспокоенная мама перехватила сына и книгой отогнала ни в чём не повинное насекомое.

От скучных страниц и картинок ребёнка спасла пришедшая мамина знакомая. Пока взрослые были заняты разговором, оставшийся почти без присмотра искатель приключений с любопытством оглядывался по сторонам. Проходящие мимо люди, щебечущие птицы, даже шелестящий листьями ветер — всё привлекало внимание ребёнка.

Вот недалеко от скамейки приземлился голубь. Ни секунды не задумываясь, малыш побежал к нему и… упал прямо в лужу, спугнув несчастную птицу. Я, ожидавшая увидеть слёзы и плач, уже думала подойти и помочь ребёнку, но расцветшая на милом личике улыбка заставила меня остановиться. Малыш сел и начал водить ручками по воде так, словно под ним была не лужа, а море, в котором можно было поплавать. Когда же по земле вокруг пошли чёрные разводы, ребёнок заливисто рассмеялся и стал активно брызгать водой на асфальт, бросая при этом хитрые взгляды на маму. Он хотел привлечь её внимание? Нет. Ведь потом малыш стал старательно водить мокрыми руками по земле, словно рисуя там что-то конкретное. Наверное, это была картина для его мамы.

Не прошло и нескольких минут, как ребёнок встал и быстро подбежал к траве. Что же он увидел там нового? Сев на корточки, малыш некоторое время копошился в земле. Казалось, картина, нарисованная водой из лужи, была забыта.

Неожиданно ребёнок вскочил и быстро побежал обратно к творческому шедевру. Кулачки малыша были крепко сжаты. Он что-то принёс с собой. Взглянув ещё раз на лужу, чадо выжидающе посмотрело на маму. В этот момент глаза ребёнка светились каким-то особенным — любопытным, радостным блеском. Наверное, он нашёл нечто новое, и теперь ему непременно нужно было поделиться этим с мамой. И вот момент настал…

Когда женщина наконец посмотрела на мальчика, он разжал пальцы и вскинул руки вверх. Немного песка и земли полетело в воздух, а затем быстро опустилось на асфальт. Малыш звонко засмеялся и даже зааплодировал.

Это было похоже на праздничный салют в честь подарка, сделанного своими руками.

— Что ты делаешь? Опять испачкался! Комбинезон же новый! — Возмущённая женщина, заметившая труды сына, явно не оценила его таланта и стараний. На ребёнка сразу же посыпались обвинения и причитания. А пока мама вела мальчика за руку к скамейке, он вновь упал. Но даже это его не расстроило. Как только появилась возможность, ребёнок с нескончаемым любопытством снова закрутил головой, видимо, стремясь сделать новые открытия.

Мне пора было уже уходить, поэтому я быстро зашагала по дороге, ведущей к выходу из парка.

В жизни нам часто приходится пробовать что-то новое.

Иногда это приводит нас к трудностям, из-за которых мы периодически делаем неправильный выбор. Почему мы так ленимся узнавать новое, почему останавливаемся перед сложностями? Даже после неудачи мы должны продолжать познавать мир и радоваться жизни. Ведь если даже малыш, упав, поднимается снова и снова, то и мы сможем побороть что угодно. Когда-нибудь, может, не сразу. Просто, как ребёнок, снова и снова пробуя и познавая мир.

Владимир Ермакович

Владимир Михайлович Ермакович родился 3 марта 1938 года в деревне Вытрески Мядельского района Минской области, Белоруссия. Живёт в г. Витебске.

Дитя войны. На себе испытал голод, разруху, нищету военного и послевоенного времени, горечь и лишения безотцовщины.

Получил два высших образования: инженер-механик, инженер-технолог, кандидат технических наук. Работал на предприятиях народного хозяйства Белоруссии, России. Трудовой путь — от электромонтёра до генерального директора-председателя совета директоров. Преподавал в институте, доцент.

По жизни технарь, в душе лирик. Приземлённый реалист. Весёлый оптимист.

Писатель, поэт, пародист, прозаик. Автор книг поэзии и прозы. Лауреат Всероссийского конкурса военно-патриотической поэзии им. А. Т. Твардовского «Есть имена и есть такие даты» (2015, 2019). Финалист республиканского конкурса на лучшую песню о Белоруссии.

Жизненный принцип: «Доброе имя, честь и достоинство — вот моё главное богатство!»

Пугнули

Немцы шли нестройной колонной по четыре. Шага на два впереди колонны шел невысокого роста молодой солдатик с автоматом на груди, так же на груди висели автоматы и у других. Колонна громко стучала подкованными сапогами по подмёрзшей просёлочной дороге, сзади, подпрыгивая, тарахтел мотоцикл, заглушая отрывистые слова солдат. В коляске, развалившись, покачивался средних лет офицер. Дорога вела в направлении железнодорожной станции, до которой оставалось ещё километров шесть.

Колонна прошла деревню и продолжала двигаться по изгибающейся между хуторами дороге. Когда колонна прошла хутор Свиргуны, из леска, что начинался сразу за хутором Алексеево, прозвучало несколько одиночных выстрелов. Немцы остановились и залегли, направив автоматы вперёд, но не стреляли, видимо, понимали, что на таком расстоянии это бесполезно, мотоцикл резко свернул в канаву, водитель и офицер тоже легли. Раздались ещё два-три таких же выстрела, и установилась тишина. Выждав непродолжительное время, немцы встали, отряхнулись, построились и продолжили путь, держа автоматы наготове. Похоже, всё обошлось.

Но на ответвлении дороги в сторону хутора Алексее-во колонна свернула и направилась к нему. Не доходя метров сто, колонна остановилась, от неё отделились человек десять и вместе с офицером направились во двор. Остальные залегли цепью, направив автоматы в сторону хутора.

Сначала залаяла собака, но тут же раздалась очередь, собака взвизгнула и замолчала. Через несколько минут раздались крики и уже несколько коротких автоматных очередей, а ещё через непродолжительное время показался густой дым и далее пламя. Горел весь хутор. Немцы неспешно построились, вышли на основную дорогу и продолжили путь. Люди, прибежавшие из соседних хуторов, увидели, что тушить уже нечего, постройки догорали, а посреди двора лежали пять трупов: престарелая мать хозяина, который находился на фронте, жена и трое деток.

Сегодня группа «партизан» с самого утра решила навестить хутор Алексеево, откуда вчера вроде доносился запах смолёного, может, кололи кабанчика, или ещё чего-то там. Похоже, можно будет подкормиться, да и взять с собой.

Группа — это три мужика: Иосиф, Никита и Яков. Иосиф — житель соседней деревни, который с самого начала войны ушёл в лес, чтобы избежать мобилизации и не попасть на фронт. Никита — мельник той же деревни, ушёл по тем же мотивам. Яков — сын местечкового торговца, семью которого расстреляли немцы, а он остался жив только потому, что не был дома. Группа сложилась быстро: сначала ушёл Иосиф, который, как охотник, досконально знал леса, следом к нему присоединился Никита. Последним присоединился Яков. Яков был знаком с Никитой, вернее с ним был хорошо знаком его отец по торговым делам. Несмотря на разницу в возрасте, группа получилась крепкой и, похоже, дружной, хотя каждый дрожал за свою шкуру. Но все они были объединены одной заботой — выжить, отсидеться, посмотреть, кто победит, а дальше будет видно, и, конечно, все понимали, что сообща дождаться этого легче.

Как-то один раз Яков, как более патриотичный, предложил наладить связь с настоящими партизанами и войти в отряд, но старшие «товарищи» резко отвергли такую инициативу, запретили даже думать и ещё пригрозили расправой, если он сделает хотя бы шаг. Со временем Якову и самому стала нравиться их жизнь.

В трёх лесах «партизаны» оборудовали землянки, замаскированные под буреломы, что позволяло им в случае появления немцев или партизан маневрировать, переходить из одного леса в другой. Следов пребывания старались не оставлять, хотя даже местное население редко посещало леса, да и кому было посещать — старики, женщины, дети, которые боялись всего.

Правда, где-то во второй половине войны дошли до «партизан» слухи, что на хутор Свиргуны вернулся раненый фронтовик, в прошлом отчаянный и рисковый мужик, которого они все в некоторой степени знали, и что он якобы на службе у партизан. И что он, используя свою профессию печника, часто шастает по хуторам.

Но это потом, а пока жизнь группы шла своим чередом. Сначала «партизаны» осторожно посещали отдалённые хутора, просили попить, поесть, просили чего-нибудь в дорогу: мол, идём на задание или с задания, и люди охотно отзывались на просьбы, как не помочь защитникам. Со временем стала появляться уверенность, и уже не просили, а настоятельно требовали, упрекая хозяев в нежелании помогать — что, мол, хотите кормить фашистов? — а то и угрожали расправой. В землянках стали появляться запасы, приоделись, у каждого появился добротный полушубок, валенки, сапоги. Жизнь налаживалась. Появилось и оружие, даже для убедительности таскали неизвестно откуда взятый старенький ПТР^[2]. Уже на вопрос хозяев «кто там?» требовательно звучало: «Открывай, партизаны».

Подошли ближе к хутору, стали присматриваться из-за небольшой ели.

— Немцы, — негромко произнёс Яков.

— Где?

— Да вон, на дороге, возле Свиргунов.

Все посмотрели в сторону, куда указывал Яков. Немцы уже миновали хутор и продвигались вперёд.

— А что, ребята, нагоним жути фрицам, — уже громче сказал Яков.

— Не достанем, далеко, около версты будет, а то и больше, — возразил Иосиф.

— Ну, хотя бы пугнём, посмотрим, как немчура драпнет.

— Думаю, что пугнуть можно, — поддержал Якова Никита.

Щёлкнул курок, лязгнули затворы, прозвучали выстрелы. Перезарядили и ещё выстрелили — немцы не побежали, залегли.

— Ну, не удалось угоститься теперь, придём вечером, — заявил Иосиф, — пошли, ребята, а то фрицы могут очухаться и пойти на нас.

— Побоятся, — произнёс Яков.

— Да мало что им вздумается, — добавил Никита более рассудительно, — пошли.

Деятельность лжепартизан становилась всё более навязчивой, теперь они часто приезжали, требовали, а если хозяева отказывали, забирали сами мелкую скотину, птицу и другие продукты, одежду, обувь. По хуторам и деревням пошли слухи, что партизаны грабят население, и это порождало недоверие к ним. Михаил оповестил об этом командование отряда и получил задание выследить банду. К тому времени он уже знал, кто в неё входит. Однажды его пригласили на далёкий хутор подправить печку в бане, где он увидел большой чан с брагой и пошутил над хозяйкой:

— А что, Мотря, попиваете? — Хотя знал, что выпивать в её семье некому.

— Да одолели партизаны, облюбовали баню и почти каждый месяц гонят самогон, говорят, для медицинских потребностей в отряде.

— А когда они будут гнать?

— Да почитай к субботе брага будет готова, вот тогда и будут. А тебе зачем знать — на угощение надеешься?

— А почему бы и нет, разве не я привожу в порядок печь? Могли бы и угостить.

— Они тебя угостят, жди.

«Подожду, — подумал Михаил, — на этот раз я их угощу».

Об этом он сразу сообщил в отряд, для чего пришлось полночи идти туда и полночи назад. Предпринимать какие-либо действия самостоятельно было запрещено, приказано ждать указаний.

Дома Михаила ждала неприятность. Жена Мария рассказала, что ближе к вечеру на подводе приехали партизаны, было их трое. Мария подробно описала каждого, и Михаил сразу понял, кто это был.

Партизаны сразу направились в хлев, Мария за ними, те увидели свинью и пошли к загородке.

— Свинью забираем для нужд партизанского отряда, — сказал самый старший.

— Не надо свинью, — заголосила Мария, — она поросная, у неё скоро будут поросятки, возьмите лучше овцу.

— Погосная, — гнусаво произнёс самый молодой в очках, — погосная, а где у неё вымя?

— Не бывает у свиней вымя, — закричала Мария, но прозвучал выстрел, свинья жалобно завизжала и захрипела, захлёбываясь кровью. Трое вытащили свинью во двор, погрузили на телегу и уехали.

Слёзы заливали глаза Марии.

— Это твои партизаны, а ты им ещё служишь.

— Не надо, успокойся, я разберусь, — уговаривал Михаил жену, обнял её и притянул к себе, а у самого гнев бушевал в душе.

— Я так надеялась, что продадим несколько поросяток и справим детям валеночки, а теперь опять всю зиму будут ходить в лаптях.

— Успокойся, милая, я что-нибудь придумаю. — Михаил погладил жену по головке, затем по щеке и прижал к себе ещё крепче.

Участвовать в операции Михаилу не довелось, командование не разрешило. Для этого была направлена специальная группа, взяли легко.

На допросе в отряде лжепартизаны рассказали всё, хотя изворачивались, хитрили, показали свои землянки, которые представляли собой склады награбленного добра. Суд был коротким, приговор — расстрелять. Приговор приведён в исполнение. Трупы брошены в одну из землянок, землянка взорвана.

Артур Задикян

Артур Тигранович Задикян родился в 1971 году в селе Верхняя Эшера Абхазской АССР. Там же окончил среднюю школу. В 1989–1992 гг. проходил срочную службу на флоте. После службы волею судьбы (в Абхазии началась война) остался в г. Туапсе. С 1993 по 1999 гг. учился в Екатеринбургском гуманитарном университете (ЕГГУ). Женат на Карине Валерьевне Задикян (в девичестве Галанюк). Двое детей − дочь Алина и сын Давид. Проживает в Туапсе. Занимается бизнесом, общественной и политической деятельностью.

Личные сайты: https://ridero.ru/author/zadikyan_artur_ vdauu/ https://www.kod01zero.com/

Бинарный код. Центр «Зеро»

Кто управляет прошлым, тот владеет будущим.

1

Это был обычный день, вернее утро, и в нём не должно было случиться ничего необычного, точнее прямых предпосылок к этому не было, однако, как обычно, случилось нечто необыкновенное. Многие считают, что время не материально, что оно не имеет физической субстанции, что если не будет физической составляющей, хотя бы одной частицы ядра атома, то и времени не будет, так как нет того, относительно чего его можно измерить. Как известно, история учит людей тому, что ничему не учит, и время как самостоятельное, независимое событие постоянно это доказывает. Доказывает, что оно есть, независимо от того, есть ли что-либо еще кроме него. В это утро время и дало трещину, и «колесо» истории покатилось в очередную неизведанную даль. Это было утро 18 августа 1991 года. Дальнейшие события были всем известны, а их внутренняя структура и причины, приведшие к ним, являются объектом многочисленных споров и конспирологических версий.

2

— В наш центр поступает информация со всех ресурсов, ведущих сбор данных. Из всех спецслужб, со всего мира. Но самое интересное и самое секретное — не эти сведения, не то, как они добываются, и даже не сам центр и его наличие вообще!

— А что? — спросил Рутра, перебрав в голове сотню вариантов.

Юрий Васильевич взял Рутру за край воротника и тихо, словно заклинание, произнёс:

— Вся эта информация поступает сюда официально, открыто. Мы ни за кем не шпионим, никуда не проникаем, никого не подкупаем, не взламываем шифры и коды, ничего не воруем. Нам всё передают как бы добровольно. Это центр слежки за теми, кто следит за всеми по своему структурному назначению. В этом центре объединены все спецслужбы и разведки. Только они сами об этом не знают. Они не знают, что собранная ими информация поступает сюда. Они не ведают, что есть центр, где обрабатывается информация из всех мировых служб, будь то секретные шпионские или официальные гражданские службы. Уразумел, почему о нас не должен знать никто? И ещё тебе скажу кое-что. Для тебя это будет сюрпризом.

Полковник снова замолчал.

— Что? — тихо спросил Рутра.

— Мы наднациональные. Мы не подчиняемся правительству России. Мы вообще никому не подчиняемся и могли бы находиться в любой стране. Наш центр — центр управления всеми значимыми спецслужбами в мировом масштабе, а через них — всеми правительствами. Все высшие руководители спецслужб и тайных правительств являются одной группой.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Филумения — коллекционирование спичечных этикеток, коробков, буклетов (спичек-книжечек), самих спичек и других предметов, связанных со спичками. Коллекционеров спичечных этикеток и прочих спичечных предметов называют филуменистами.

2

ПТР — противотанковое ружьё.