Сон в красном тереме. Том 1

Цао Сюэцинь, 1791

Роман «Сон в красном тереме», впервые целиком изданный в 1791 году, не просто входит в золотую сокровищницу китайской классической литературы (наряду с «Троецарствием», «Речными заводями» и «Путешествием на Запад»), – по стилю написания и принципу построения сюжета он сильно приближен к современному роману и, возможно, поэтому пользуется особой симпатией среди читателей. В книге рассказана история расцвета и разорения большой богатой семьи, бездумно растратившей свои богатства, что навлекло на нее множество бед и невзгод. Широкую популярность роману принесли изящный слог, фантастические события, любовные приключения и подробные описания быта. В настоящем издании «Сон в красном тереме» печатается по двухтомнику 1958 года, однако переводы многочисленных стихотворений, составляющих важную часть романа, печатаются по изданию 1997 года, для которого переводчик Лев Николаевич Меньшиков заново пересмотрел и поправил свои тексты. Роман сопровождается оригинальными иллюстрациями китайских художников. В первый том вошла вступительная статья Л. Н. Меньшикова и первые шестьдесят глав романа.

Глава четырнадцатая, в которой будет рассказано о том, как тело Линь Жу-хая перевезли в Сучжоу и как на дороге Цзя Бао-юй был представлен Бэйцзинскому вану

Когда Лай Шэн, главный управитель дворца Нинго, узнал, что Фын-цзе будет распоряжаться всеми делами, он собрал подчиненных ему слуг и сказал им так:

— Из западного дворца Жунго пригласили супругу господина Цзя Ляня ведать у нас хозяйственными делами. Слушайтесь ее во всем! Приходите пораньше, уходите попозже, лучше побольше потрудитесь в этом месяце, а потом сможете отдохнуть. Смотрите, не ударьте перед нею лицом в грязь! Она строга и вспыльчива, угодить ей трудно, если рассердится, ни с кем не считается.

— Верно, — согласились все.

И лишь один из слуг усмехнулся и возразил:

— На что ж это будет похоже, если мы ей во всем станем угождать?

Как раз во время этого разговора пришла жена Лай Вана с доверительным знаком на получение бумаги для прошений, молитв и извещений и с распиской, на которой было точно указано количество необходимой бумаги. Ей тут же предложили сесть, налили чаю, а людям приказали выдать бумагу в соответствии с требованием. Ее взял Лай Ван, донес до вторых ворот и только там передал жене.

Между тем Фын-цзе приказала Цай-мин сшить приходо-расходную книгу, затем вызвала жену Лай Шэна, потребовала у нее поименный список прислуги и назначила время на следующий день, когда все слуги и служанки дворца должны были явиться к ней за указаниями. Подсчитав по списку число прислуги, она задала несколько вопросов жене Лай Шэна, села в коляску и уехала.

На следующее утро Фын-цзе снова приехала во дворец Нинго. Все слуги и служанки уже были в сборе, но не осмеливались войти, а только под окном внимательно прислушивались, как Фын-цзе с женой Лай Шэна распределяют обязанности. Послышался голос Фын-цзе, которая говорила жене Лай Шэна:

— Раз уж мне поручили это дело, я буду вести его по-своему, не считаясь с тем, нравится это вам или нет, у меня не такой характер, как у вашей госпожи Ю, при которой вы можете делать все, что вздумается. Получая от меня распоряжения, не возражайте, что у вас во дворце прежде было не так — теперь все будет делаться по-моему. Всякого, кто нарушит мой приказ, я буду наказывать, невзирая на его положение и заслуги.

Она приказала Цай-мин читать поименный список и по очереди вызывать слуг и служанок, чтобы познакомиться с ними. Как только знакомство окончилось, Фын-цзе приказала:

— Этих двадцать человек разбить на две смены по десять человек в каждой; они будут встречать гостей и родственников и подавать чай, прочие дела их не касаются. Этих двадцать человек тоже разделить на две смены, они будут подавать чай и кушанья только для своих господ. Этих сорок человек тоже разделить на две смены, они будут ставить перед гробом жертвенный рис и чай, воскуривать благовония, подливать масло в светильники, вешать занавесы и охранять гроб, а в случае необходимости — выполнять роль плакальщиков. Четыре человека будут ведать посудой в комнатах для чаепития, и если пропадет хоть одна вещь, стоимость ее будет возмещена за счет их жалованья. А эти четверо будут ведать кубками, чарками и обеденной посудой и за любую недостачу отвечают вместе. Восемь слуг будут следить только за приемом даров и подношений. Восемь других будут ведать фонарями, свечами, жертвенной утварью и бумажными деньгами^[50] — необходимое я выдам сразу на всех, а затем каждому в отдельности укажу место, где он должен находиться. Двадцать человек будут поочередно нести ночное дежурство в разных местах, присматривать за входами во дворец, следить за тем, чтобы всюду горели светильники, и подметать пол в комнатах. Оставшихся я распределю по разным помещениям, за каждым закреплю определенное место, и если там исчезнет или окажется испорченной какая-нибудь вещь, начиная от столов, стульев и старинных украшений и кончая плевательницами и метелками для смахивания пыли, убыток будет возмещаться за счет того, кто за этим местом присматривал. Жена Лай Шэна ежедневно будет проверять всех, кто осмелится нерадиво относиться к своим обязанностям, играть в азартные игры, пьянствовать, учинять драки или сквернословить, — таких немедленно отправлять ко мне. Если ты из личных соображений что-нибудь скроешь, — предупредила она жену Лай Шэна, — а я об этом дознаюсь — берегись! Пусть у тебя будет самая лучшая репутация, заслуженная в течение трех или четырех поколений, я ни на что не посмотрю! Теперь каждая группа точно знает свои обязанности, у кого обнаружится непорядок, с тех и буду взыскивать. У служанки, которая постоянно состоит при мне, есть часы, и все, начиная от мелочи и кончая серьезным делом, будет делаться в точно установленное время. И у вас в господском доме тоже есть башенные часы. Так вот: в половине шестого я делаю перекличку, в девять часов завтрак. Со всеми докладами и требованиями на получение необходимых вещей обращайтесь ко мне только в полдень. В семь часов вечера зажигаете фонари, я все проверяю, и вступающие на ночное дежурство сдают мне ключи. Говорить не приходится — в эти дни всем нам придется как следует потрудиться. Но как только окончатся похороны, господин безусловно вас наградит.

Окончив свою речь, Фын-цзе распорядилась выдать в нужном количестве чай, масло для светильников, метелки из куриных перьев для смахивания пыли, метелки для подметания полов и так далее; она велела также принести вещи, необходимые в домашнем обиходе: скатерти, чехлы для стульев, матрацы для сидения, циновки, плевательницы, подставки для ног и тому подобное. Производя выдачу, она тотчас же записывала: такой-то и такой-то присматривает за таким-то местом, такой-то и такой-то получил такие вещи — все было точно и ясно. Получив указания, каждый шел заниматься своим делом, — не то что раньше, когда все старались получить работу полегче, а как только случалось что-нибудь потруднее — никого не дозовешься. Теперь нельзя было терять вещи и, сославшись на суматоху, оставаться безнаказанным. Даже когда приходили гости, все было спокойно, исчезла прежняя путаница. Никто не отлынивал от работы, кражи полностью прекратились.

Фын-цзе с достоинством отдавала приказы и распоряжения, и это доставляло ей необычайное удовольствие.

Так как госпожа Ю была больна, а Цзя Чжэнь от чрезмерного горя и расстройства ел мало, Фын-цзе вынуждена была каждый день дома заказывать для себя горячие блюда и закуски, которые ей приносили во дворец Нинго. Кроме того, Цзя Чжэнь распорядился ежедневно посылать во флигель, в котором жила Фын-цзе, самые отборные яства, специально для нее приготовленные.

Фын-цзе не жалела сил для выполнения возложенных на нее обязанностей, каждое утро в точно установленное время собирала прислугу и устраивала перекличку, отдавала указания. Она жила во флигеле одна и не общалась с невестками и золовками из дворца Нинго, и если иногда ей приходилось иметь с ними дело, она не встречала их и не провожала.

В пятый день пятой недели приглашенные на похороны буддийские монахи совершали обряд проводов души в потусторонний мир, просили Янь-цзюня^[51] обуздать злых демонов и умоляли Ди Цзан-вана открыть золотой мост и с траурными флагами провести по мосту душу покойницы. Даосские монахи, пав ниц, молились верховному божеству, обращались к трем высшим мирам и взывали к Яшмовому владыке. Буддийские праведники воскуривали благовония, насыщали огненные пасти демонов, совершали покаяние омовением, а в это время двенадцать молодых буддийских монахинь, одетых в расшитые узорами одеяния и обутых в красные туфли, бормотали «Прими и введи» и другие заклинания.

Зная, что в этот день будет много гостей, Фын-цзе встала в пять часов утра, быстро оделась, умылась и причесалась. Едва она успела выпить несколько глотков молока, как было уже половина шестого и жена Лай Вана со всеми слугами и служанками ожидала ее.

Фын-цзе вышла из дому и села в коляску. Впереди шли две служанки с зажженными фонарями, на которых крупными иероглифами было написано: «Дворец Жунго». Вскоре Фын-цзе подъехала ко дворцу Нинго. На воротах висели яркие фонари, а по обе стороны от ворот на специальных подставках стояли переносные фонари, поэтому вокруг было светло, как днем. Дальше двумя рядами стояли слуги в ослепительно-белых траурных одеждах. Как только коляска Фын-цзе остановилась у главных ворот, сопровождающие ее слуги отошли назад, а женщины-служанки бросились поднимать полог на коляске.

Опираясь на руку Фын-эр, Фын-цзе вышла из коляски и направилась во дворец; две служанки с фонарями шли впереди и освещали ей путь, остальные следовали сзади. Служанки из дворца Нинго вышли ей навстречу и справились о здоровье.

Медленными шагами Фын-цзе прошла в «сад Слияния ароматов» и приблизилась к «башне Восхождения к бессмертию». Когда она увидела гроб, из глаз ее, словно жемчуг с оборванной нитки, покатились слезы.

В глубине двора наготове стояла целая толпа слуг, ожидая начала церемонии сожжения бумажных денег.

— Подавайте чай и сжигайте деньги, — отрывисто приказала Фын-цзе.

Раздались удары в гонг, заиграла музыка. Фын-цзе опустилась на круглый стул, заранее поставленный для нее перед гробом, и во весь голос заплакала. Следом за нею заголосили слуги.

По приказанию госпожи Ю и Цзя Чжэня люди бросились утешать Фын-цзе, и только после этого она вытерла слезы. Жена Лай Вана подала ей чаю, чтобы прополоскать рот. Фын-цзе встала, простилась со всеми и удалилась во флигель.

Все слуги, которых поименно вызывала Фын-цзе, были уже в сборе, не пришел только один из тех, которым было поручено встречать и принимать гостей. Фын-цзе немедленно велела послать за ним. Тот перепугался.

— Что же это ты нарушаешь мои приказания? — с холодной усмешкой спросила его Фын-цзе. — Или, может быть, ты считаешь себя важной особой, которой дозволяется не слушать меня?

— Я приходил всегда раньше всех, госпожа, — начал оправдываться тот. — Только сегодня немножко опоздал, простите меня на первый раз.

В этот момент в дверь просунулась голова жены Ван Сина из дворца Жунго.

— Тебе чего? — спросила Фын-цзе, не отпуская провинившегося.

Жена Ван Сина подошла к ней поближе и сказала:

— Я пришла за разрешением на получение шелковых ниток для вязания сеток на коляски и паланкины.

С этими словами она протянула Фын-цзе лист бумаги. Фын-цзе приказала Цай-мин читать.

— «Для двух больших, четырех малых паланкинов и четырех колясок столько-то больших и малых сеток, — прочла Цай-мин. — На каждую сетку столько-то цзиней ниток».

Выслушав до конца, Фын-цзе сочла цифры вполне подходящими, приказала Цай-мин все записать и выдать жене Ван Сина доверительный знак дворца Жунго на право получения необходимого. Жена Ван Сина поклонилась и вышла.

Фын-цзе хотела вернуться к прерванному разговору, но тут из дворца Жунго пришли четыре управителя за разрешением на получение кое-каких вещей. Фын-цзе спросила, что им нужно, и те представили ей четыре письменных требования. Прочитав их, Фын-цзе вернула обратно два и при этом сказала:

— Здесь подсчитано неправильно. Пересчитайте еще раз, потом получите.

Заметив, что рядом стоит жена Чжан Цая, Фын-цзе спросила у нее:

— А у тебя какое дело?

Женщина поспешно протянула ей бумагу и доложила:

— Да вот недавно сшили пологи для колясок и паланкинов, о которых только что говорили, а за работу нужно заплатить столько-то лян серебра.

Фын-цзе выслушала ее, приняла счет и приказала Цай-мин занести его в книгу. Она велела жене Чжан Цая подождать прихода жены Ван Сина, которая могла бы удостоверить подпись посредника, а потом уже они вместе должны были пойти получить деньги. Жена Чжан Цая напомнила, что нужны обои и клей, чтобы устроить кабинет для Бао-юя, Фын-цзе распорядилась занести требования в книгу и выдать все необходимое жене Чжан Цая после того, как та отчитается в полученном прежде.

Когда все ушли, Фын-цзе снова обратилась к слугам и продолжала прерванную речь:

— Предположим, завтра он снова опоздает, послезавтра опоздаю я, а потом все и вовсе перестанут приходить вовремя! Если я на первый раз окажу снисхождение и прощу его, как я потом управлюсь с другими? Нет! Его надо проучить!

Фын-цзе опустила голову, немного подумала и приказала:

— Уведите и дайте двадцать палок!

Видя, что Фын-цзе сильно разгневана, люди схватили провинившегося, вытащили во двор и дали назначенное число ударов, а потом пришли и доложили. Тогда Фын-цзе передала Лай Шэну доверительный знак и сказала, чтобы с виновного удержали месячное жалованье.

— А теперь расходитесь! — приказала она.

Слуги и служанки разошлись. Побитый, сгорая со стыда и глотая слезы, поплелся следом за ними.

Из дворцов Жунго и Нинго к Фын-цзе непрерывной чередой приходили люди со счетами и расписками, и Фын-цзе каждому давала указания.

Теперь во дворце Нинго все убедились, что Фын-цзе чрезвычайно строга и не терпит никаких возражений. Никто больше не смел увиливать от работы. Но об этом мы рассказывать не будем.

Бао-юй, опасаясь, как бы кто-нибудь не обидел Цинь Чжуна, вместе с ним отправился к Фын-цзе.

Когда они пришли, Фын-цзе обедала.

— Ах, бездельники! — воскликнула она. — Ну, входите! Будете кушать?

— Мы уже поели, — сказал Бао-юй.

— Где — здесь или дома? — полюбопытствовала Фын-цзе.

— Да стоит ли есть с твоими глупцами! — шутливо проговорил Бао-юй. — Мы ели дома у старой госпожи.

С этими словами он сел.

Едва Фын-цзе окончила обед, как к ней пришла служанка за доверительным знаком, чтобы получить лампадки.

— Я помню, что ты сегодня должна была прийти! — усмехнулась Фын-цзе. — Но я подумала, что ты забыла! Впрочем, если б ты забыла, с тебя и взыскали бы!

— А вы думаете, я не забыла? — созналась женщина. — Только что вспомнила! Стоило мне чуть опоздать, и я ничего не получила бы!

Фын-цзе протянула ей доверительный знак, и та ушла. Это сразу же было записано в книгу.

— Дорогая сестрица, — неожиданно обратился к ней Цинь Чжун, — у вас только один доверительный знак! А если кто-нибудь подделает другой и по нему получит деньги?

— Послушать тебя, выходит, что у нас нет законов! — засмеялась Фын-цзе.

— А почему никто из нашего дворца не приходит за доверительным знаком? — с недоумением спросил Бао-юй.

— Когда за доверительным знаком приходят, ты еще спишь, — снова засмеялась Фын-цзе. — Но позволь тебя спросить, когда ты собираешься заниматься по вечерам?

— Могу начать хоть сегодня! — ответил Бао-юй. — Только они не смогут приготовить для меня кабинет.

— А ты бы попросил меня, и все было бы готово, — заметила Фын-цзе.

— Бесполезно, — возразил Бао-юй. — Они ведь не сделают больше, чем могут.

— Даже если сделают, — сказала Фын-цзе, — все равно кое-что потребуется, чего они не получат без доверительного знака. Вот в чем самое главное!

Услышав это, Бао-юй бросился Фын-цзе на шею.

— Дорогая сестрица! — умолял он. — Дай им доверительный знак, пусть они получат все, что необходимо, и устроят мой кабинет.

— Я и так еле держусь на ногах от усталости, а ты еще меня сдавил! — воскликнула Фын-цзе. — Не беспокойся, сегодня получат клей и обои! Неужели я настолько глупа, чтобы всякий раз дожидаться, пока твои служанки раскачаются?

Бао-юй не поверил, что Фын-цзе говорит серьезно, и тогда Фын-цзе приказала Цай-мин показать ему приходо-расходную книгу.

Но тут вошел слуга и доложил:

— Возвратился Чжао-эр, который вместе со вторым господином ездил в Сучжоу.

— Почему он вернулся? — спросила Фын-цзе.

Чжао-эр вошел и сказал ей:

— Второй господин Цзя Лянь послал меня сообщить вам, что отец барышни Линь Дай-юй скончался утром третьего дня девятого месяца. Второй господин Цзя Лянь вместе с барышней Линь повезли гроб отца барышни Линь в Сучжоу и сказали, что вернутся к концу года. Второй господин прислал меня, чтобы я справился у вас о здоровье, попросил указаний старой госпожи и передал вам его просьбу прислать ему теплый халат и еще кое-какие вещи.

— Ты уже видел кого-нибудь из господ? — поинтересовалась Фын-цзе.

— Всех видел, — ответил слуга и тут же вышел.

Фын-цзе с улыбкой обратилась к Бао-юю:

— Уж теперь твоя сестрица Дай-юй долго будет жить у нас!

— Ай-ай-ай, какая беда! — всплеснул руками Бао-юй. — Представляю себе, как она убивается по отцу!

Он нахмурил брови и тяжело вздохнул.

Фын-цзе, стеснявшаяся расспрашивать Чжао-эра о Цзя Ляне в присутствии посторонних, была рассеянна. Ей хотелось поскорее вернуться домой, но мешали неоконченные дела.

Насилу дождавшись вечера, Фын-цзе возвратилась во дворец Жунго, вызвала к себе Чжао-эра и расспросила его, все ли было благополучно в дороге. Она тотчас же собрала теплую одежду на меху, вместе с Пин-эр проверила приготовленные для Цзя Ляня вещи, потом подумала, что еще может ему понадобиться, и, наконец, упаковав все в узел, отдала Чжао-эру.

— Получше заботься о господине, не раздражай его, — еще раз наказала она Чжао-эру. — Пусть он не пьет и не заводит шашни с девками. Если что-нибудь узнаю, ноги тебе переломаю, когда вернешься!

Чжао-эр, улыбаясь, кивнул и вышел.

Фын-цзе легла спать уже во время четвертой стражи и не успела уснуть, как наступило утро. Она поспешно встала, причесалась, умылась и отправилась во дворец Нинго.

Так как приближался день похорон Цинь Кэ-цин, Цзя Чжэнь вместе с гадателем отправился в «кумирню Железного порога», чтобы выбрать место для могилы. Он приказал настоятелю кумирни Сэ-куну приготовить новую ритуальную утварь и пригласить побольше известных монахов, чтобы принятие гроба происходило торжественно.

Сэ-кун распорядился подать ужин. Цзя Чжэнь не имел желания ни пить, ни есть, но так как время уже было позднее и он не успел бы возвратиться в город, пришлось остаться и переночевать в келье.

На следующее утро, едва рассвело, Цзя Чжэнь поспешно вернулся в город и сделал последние распоряжения, касающиеся выноса гроба.

Кроме того, он послал людей в «кумирню Железного порога», чтобы они дополнительно украсили место, где будет установлен гроб, и доставили туда все необходимое для приготовления угощений и чая.

Фын-цзе тоже распределила обязанности между людьми, которые должны были принимать гроб с телом покойной, и назначила кучеров и паланкинщиков, которые должны были сопровождать госпожу Ван к месту похорон, а также снять для нее, Фын-цзе, помещение, где можно было бы отдохнуть во время похоронной церемонии.

В эти дни умерла жена Шаньго-гуна, поэтому госпожа Син и госпожа Ван ездили на ее похороны и совершали жертвоприношения. Были также отправлены подарки второй жене Сианьского цзюньвана по случаю дня ее рождения. Потом родной брат Фын-цзе, по имени Ван Жэнь, с семьей уезжал на юг и написал ей письмо с просьбой собрать все необходимое в дорогу. А тут еще заболела Ин-чунь, нужно было ежедневно приглашать к ней врача, ухаживать за ней, наблюдать за приготовлением лекарств. Дела были сложные, да и было их так много, что всего не перечислишь.

Из-за всех этих хлопот Фын-цзе потеряла аппетит и сон. Стоило ей прибыть во дворец Нинго, как люди из дворца Жунго бежали за ней следом; как только она возвращалась во дворец Жунго, из дворца Нинго тотчас же прибегали за ней.

Несмотря на то что у Фын-цзе было столько хлопот, она, обладая самолюбивым характером, больше всего опасалась стать предметом толков и пересудов. Поэтому она не жалела сил, чтобы поддерживать строгий порядок, и отдавала лишь точные и тщательно продуманные распоряжения. Вот почему все члены рода — и старшие и младшие — восхищались ее способностями.

Вечером, за день до выноса гроба, в зале собралось множество родственников и друзей, и так как госпожа Ю все еще была больна и лежала во внутренних покоях, все заботы по приему гостей взяла на себя Фын-цзе. Правда, в роду было еще немало невесток, но одни из них были глуповаты, другие слишком легкомысленны, третьи чересчур робки и не привыкли бывать в обществе, четвертые вообще боялись появляться на глаза знатным и чиновным людям. На их фоне еще более выделялась своими изящными и непринужденными манерами Фын-цзе, которая поистине была «единственным алым цветком среди десяти тысяч зеленых кустов». Где ей было обращать внимание на остальных и считаться с ними?! Все делалось так, как она приказывала.

О том, как в эту ночь при свете фонарей и факелов встречали и провожали гостей, как шумно и оживленно было во дворце Нинго, разумеется, рассказывать незачем.

На рассвете, когда наступил счастливый час, шестьдесят четыре служанки приняли гроб и подняли перед ним траурный флаг, на котором крупными иероглифами было написано:

«Гроб с телом почившей супруги чиновника пятого класса урожденной Цинь, жены старшего внука потомственного Нинго-гуна из рода Цзя, офицера императорской гвардии по охране дворцов Запретного города, несущего службу при особе государя».

Вся необходимая для совершения погребальной церемонии утварь была сделана заново и сейчас ослепительно сверкала.

Бао-чжу, исполнявшая церемонии, положенные для незамужней дочери покойницы, разбила таз у дверей и с горькими рыданиями двинулась впереди похоронной процессии.

Среди гостей, провожавших гроб с телом покойной, находились: внук гуна Умиротворителя государства Ню Цина, носящий наследственный титул бо первого класса, — Ню Цзи-цзун; обладатель наследственного титула цзы^[52] первого класса Лю Фан, внук гуна, Внесшего порядок в управление государством — Лю Бяо; обладатель наследственного звания третьего класса полководец, Подавляющий своим могуществом — Чэнь Жуй-вэнь, внук Чэнь Си-гуна, Установившего равновесие в стране; обладатель наследственного звания третьего класса полководец, Внушающий страх отдаленным странам — Ма Шан-дэ, внук Ма Куя — гуна, Установившего порядок в стране; обладатель наследственного титула цзы первой степени Хоу Сяо-кан, внук гуна Совершенного правителя — Хоу Сяо-мина (вследствие смерти жены Шаньго-гуна его внук Ши Гуан-чжу, соблюдавший траур, не смог приехать). Эти шесть гунов вместе с семьями Жунго-гуна и Нинго-гуна носили краткое наименование «восемь гунов». Кроме того, здесь были: внук Наньаньского цзюнь-вана^[53]; внук Сининского цзюнь-вана, Преданный и почтительный хоу Ши Дин; внук Пинъюаньского хоу, наследственный обладатель титула нань^[54] второго класса Цзян Цзы-нин; внук Динчэнского хоу, обладатель наследственного титула нань второго класса Се Кунь; внук Сянъянского хоу, обладатель наследственного титула нань второго класса Ци Цзянь-хуэй; внук Цзинтяньского хоу; начальник военной палаты пяти городов Цю Лян. И далее: сын Цзиньсянского бо — Хань Ци; сыновья полководцев Божественной воинственности — Фын Цзы-ин, Чэнь Е-цзюнь, Вэй Жо-лань и многие другие знатные люди, которых невозможно перечислить поименно. Гости женского пола съехались в десяти больших паланкинах и в тридцати или сорока малых паланкинах, и сопровождали их не менее ста колясок и паланкинов со служанками. Паланкины и всевозможные ритуальные предметы растянулись на три-четыре ли.

По дороге на небольших расстояниях друг от друга были возведены навесы, под которыми стояли столы с угощениями, были разостланы циновки, расположились музыканты, — все это были подношения, сделанные к похоронам друзьями и знакомыми.

Первый навес был поставлен Дунпинским цзюнь-ваном, второй — за счет Наньаньского цзюнь-вана, третий — за счет Сининского цзюнь-вана, четвертый — Бэйцзинским цзюнь-ваном.

Из этих четырех ванов лишь Бэйцзинский ван обладал самыми высокими заслугами, и вплоть до нынешнего времени его сыновья и внуки наследовали его титул.

Нынешний Бэйцзинский ван Шуй Жун еще не достиг того возраста, когда надевают шапку^[55], он обладал красивой внешностью, отличался скромностью и добротой. Когда он узнал, что скончалась жена внука Нинго-гуна, и вспомнил о том, что их деды когда-то были связаны тесной дружбой, делили между собой и горести и славу, он не посчитался со своим положением вана, ибо сам знал, что такое траур, и велел чиновникам соорудить на дороге навес и устроить угощение. Ранним утром он побывал при дворе, быстро закончил все служебные дела, а затем, переодевшись в траурную одежду, в большом паланкине с зонтом прибыл на то место, где стоял навес, и приказал опустить паланкин на землю. Подчиненные ему чиновники выстроились рядами по обе стороны паланкина и прислуживали ему, не разрешая солдатам и простому народу толкаться поблизости.

Вскоре показалась приближавшаяся с севера огромная похоронная процессия, которая напоминала поток расплавленного серебра, разлившийся по земле.

Люди из дворца Нинго, расчищавшие путь для процессии, доложили Цзя Чжэню о прибытии Бэйцзинского вана. Цзя Чжэнь тотчас приказал всем остановиться, а сам в сопровождении Цзя Шэ и Цзя Чжэна поспешил к тому месту, где находился ван, и приветствовал его со всеми положенными церемониями.

Бэйцзинский ван привстал в паланкине и со сдержанной улыбкой отвечал на приветствия. Отбросив высокомерие, он сделал Цзя Чжэню и остальным знак приблизиться.

— Чем я, ничтожный, живущий заслугами своих предков, смогу отблагодарить вас за честь, которую вы оказали мне своим присутствием на похоронах жены моего недостойного щенка?! — воскликнул Цзя Чжэнь.

— Мы ведь с вами старые друзья, — сказал ему Бэйцзинский ван, — к чему такие слова?

Затем он повернул голову и приказал одному из своих старших чиновников заняться совершением жертвоприношений. Цзя Шэ и все остальные снова принялись благодарить его.

Между тем Бэйцзинский ван учтиво обратился к Цзя Чжэну и спросил его:

— Кто это у вас родился с яшмой во рту? Я давно хотел его видеть, и если он сейчас здесь, почему бы не привести его ко мне?

Цзя Чжэн торопливо отошел в сторону, приказал Бао-юю переодеться, затем привел его поклониться Бэйцзинскому вану.

Бао-юй уже слышал о мудрости и добродетелях Бэйцзинского вана, о его совершенных талантах и необыкновенной красоте, о том, что он со всеми держится непринужденно, не стесняя себя чиновничьими обычаями и государственными церемониями, и давно мечтал с ним познакомиться. Только строгость отца мешала ему осуществить свое желание. Теперь же, когда Бэйцзинский ван сам позвал его, Бао-юй обрадовался и поспешил к нему, на ходу обдумывая, как вести себя при встрече.

О том, как держал себя Бао-юй в присутствии Бэйцзинского вана, вы можете узнать из следующей главы.

Примечания

50

Бумажные деньги — бумажки в форме монет, которые сжигались во время похорон.

51

Янь-цзюнь (Янь-ван) — владыка подземного мира, согласно поверьям китайцев, судивший души умерших.

52

Цзы — титул знатности V степени при династии Цин.

53

Цзюнь-ван — титул знатности II степени в старом Китае.

54

Нань — титул знатности IV степени в старом Китае.

55

То есть еще не достиг совершеннолетия.