Я дарую Вам презренье. История безымянного человека

Фёдор Титарчук

Перелом в сознании общества начался, наверное, с фильма «Бойцовский клуб». Перелом в сознании, которое задает вопросы вроде: «Где моя война?», «Почему я раб работы?» и «Почему общество указывает мне что верно и что неверно?»Именно так! Перелом начался и подвижки уже налицо, но вот что делать тем, кто своим нутром ощущает ущербность этого общества, но обстоятельства заставляют делать именно то, что требуется для чьего-то блага.Протестовать! И только! Примерно так, как это делает главный герой этой книги.

8

Дом встретил Его неприветливой пустотой. Оказалось, что смена парадигмы поведения влечёт за собой и изменение мироощущения, особенно если перестаешь употреблять стимулирующие вещества, и в первую очередь алкоголь.

Избавление от алкогольной зависимости приходит не сразу — это Он уже проходил и ранее. Не считая Себя зависимым, тем не менее, Он помнил, как в одну из таких попыток, отказавшись на продолжительное время от алкоголя, Его организм просто требовал влить в себя совсем немного, хотя бы полсотенки водочки…

Всё начиналось прекрасно. Ощущение чистоты и спокойствия. Голова прояснялась с каждым днем и даже мышечный тонус и тот подскочил на какое-то время. Создавалось ощущение, которое знакомо большинству алкоголиков, что уж Он то от алкоголя сможет отказаться по первому желанию. И так и было. Примерно с пару недель, пока основные следы присутствия дурмана выводились из организма, но пока что все же оказывали свое воздействие на таковой. Перелом случился примерно на третьей неделе. Он тогда шёл по улице. Солнце пекло нещадно и расплавленный асфальт подавался под кроссовками. Не то чтобы Он хотел пить, просто ларек с рекламой одного из пивных брендов во всю стену тут же приковал Его внимание. И сразу страшно захотелось пивка. Того самого, холодного, бодрящего, что пенилось в рекламном стакане, стекая влагой по запотевшей стенке.

Приступ был столь силен, что Его руки самовольно достали бумажник и рассчитались за бутылку прохладного пива. Он готов был тут же открыть его. Открыть даже зубами и, наверное, употребил бы на месте. Но его спас ряд обстоятельств, не позволивших отделить пробку от бутылки. Потому пиво отправилось домой, попутно прилагаемое своим прохладным потеющим боком к голове, а там здравый смысл взял верх и Он пообещал себе выдержать, перебороть наваждение. Это было непросто, особенно учитывая ту самую бутылку, что сейчас болталась неприкаянной в стенке холодильника.

Дальше было и того хуже. Мысль о запотевшей стопочке Его едва не преследовала. Да, собственно, почему едва (?) — преследовала!!!. Что-то внутри, привыкшее к изрядным долям алкоголя, требовало, настоятельно напоминало о себе, включало определённые ассоциации в самые неподходящие моменты, и непреодолимое желание выпить, употребить, залить, закинуть, не оставляло Его.

Сжав в кулак свою волю, взяв самого же себя на слабо, Он смог справиться с этой напастью. Примерно через месяца полтора-два хватка алкогольной зависимости стала спадать, напоминать о себе все меньше и меньше, и примерно к отметке в три месяца после того, как Он принял такое решение, наваждение полностью исчезло. Он ощутил мир иным, себя победителе, вышедшим хоть и с потерями, но с чувством собственной победы над зеленым змеем и, естественно, в тот же вечер были барышни, шампанское и залитое пеной чувство победителя в Его ванной.

Потом Он даже посмеивался над собой и над той комичностью ситуации, когда победу над собственной привязанностью к алкоголю Он в итоге отпраздновал употреблением оного.

Порой же Он ловил себя на мысли, что не относит сам же себя к категории, злоупотребляющих алкоголем, как в прочем, и любой закоренелый алкоголик, — уверен в способности бросить пить в любой момент, но, в итоге, путь к протрезвлению оказывается не легким и полным соблазнов. Самый сложный из них — это неприятие непьющих пьющим обществом, где таковой воспринимается, по меньшей мере, отщепенцем, если не хуже. Не пить в этом обществе — более чем преступление.

Квартира встретила Его пустотой, период активной алкогольной ломки ещё был впереди, но осознание изменчивости мира и, одновременно, его серости и унылости, уже пришло. И потому тут же захотелось выпить. Хотя бы чаю, если позволите…

Карина не звонила. Он дал себе слово не обращать на телефон внимания и, наверное, потому, положил его тут же в карман, вынимая периодически или выкладывая в ванной, в кухне — обязательно экраном вверх. Если честно, то Он всё же ждал её звонка. Ждал долго и даже с некоторой обидой. Но она не звонила. Он же, в силу своего состояния и потому посетившей Его немотивированной обиды, набирать её тоже не спешил. Возможно, оба выжидали, уж Он то точно.

Так пролетела половина вечера. Очередная чашка кофе была вновь выпита, порождая в голове определённые шумы растущего кровеносного давления. Ему было как-то совсем одиноко и хотелось поговорить… И когда телефон наконец-то вздрогнул, подпрыгнул на лакированной поверхности и пополз вибрируя в сторону своего падения на пол, Он тут же, не обращая внимания на надпись о вызывающем, ответил:

— Алло! — произнес Он борясь с дрожью в голосе.

— Привет! — ответили с той стороны, и Он не сразу понял кто это был. Голос не соответствовал ожиданиям. Был мужским, несколько сиплым и местами неуверенным.

— И тебе привет, мил человек! — ответил Он, понимая, что с Кариной ему, по всей видимости, сегодня поговорить не удастся, по причине… — Что тебя привело к нашему очагу?

— Ну, не знаю. — ответил Жека, что-то там сербая. — Я вот подумал…

— Подумал и позвонил, — усмехнулся Он. — Это хорошо, что позвонил. Рассказывай.

Жека, с его слов, звонил исключительно из избытка свободного времени и желания поболтать, хотя всё же что-то скрытое за этой вуалью просматривалось.

— Что у тебя нового? Чем поделишься? — не унимался Он, таким образом поддерживая разговор.

Жеке особо рассказывать было нечего — Он и так все знал, но вот что происходит с Ним, Женьку интересовало, хоть он то и скрывал.

— А я вот пить решил бросить, — поддержал рвение Жеки перевести разговор в интересующее того русло Он. — На поруки меня передали. Ты же в курсе?

Естественно, Женька был в курсе. Даже в его застенки сумасшедшего химика, которого держат изолированно и на незримых цепях, дошли эти слухи.

— Это правда? — интересовался Жека.

— Не могу ручаться за всё, что ты слыхал, но скажу так — дыма без огня не бывает. Мне сложно всё это облечь в словесную форму, и уж точно заставить окружающих в это поверить… Но самое удивительное — что Я и сам до конца с этим не смогу свыкнуться. Ощущение, что всё это происходит не со Мной, мимо Меня… Я вроде бы как и участвую в этом процессе, но больше как наблюдатель, нежели активный участник…

— Это как? — не понял Жека и Он даже представил как тот, на противоположной стороне разговора, поправляет от усилий сползающие очки.

— Это, примерно так, как Я вот мог бы задаться вопросом: отчего это Евгений всего какое-то время назад выставил меня из своей лаборатории, а вот сейчас решил сам позвонить, — ответил Он. — Но тут, как ни крути, всё предельно понятно…

— Что понятно?

— Как говорят упитанные и изнеженные порой до лени французы — шерше ля фам. Во всех бедах ищите женщину! — практически упал на кровать Он, отчего тут же стало спокойней и как-то уютней. — Между прочим, как утверждают адепты происков мирового заговора, именно по этой причине и была искусственно культивирована такая вещь, как гомосексуальные отношения, естественно, в мужской среде.

— Что? — видимо для Жеки это было более чем избыток информации.

— Забудь. — отмахнулся Он. — Это тема столь скользкая, что Я вообще не желаю её касаться. Просто запомни — во всем виноваты женщины! — иронизировал Он. — Это аксиома! Не верь их сентенциям и не относись к ним с патетикой. Они это любят, но, увы, презирают того, кто так поступает.

— Не понимаю… — доносилось со стороны Жеки.

— Всё предельно просто. Женя сорвался исключительно потому, что имеет интерес к одной известной нам особе…

«А когда ситуация изменилась, и Карина стала способна заместить в моем — чем там? — сердце, что ли — место Али, Жека тут же поспешил с визитом, с позволения сказать», — едва не добавил Он. Всё же есть вещи, которые должны оставаться невысказанными.

— Ты сволочь! — ответил Жека смеясь. Не было в его тоне ни раздражения, ни обиды.

— Этим ты открытия не свершил. Но, надеюсь, всё это в прошлом. Почему-то Я думаю, моя прошлая жизнь была яркой, фееричной, но вела к тому концу, которым оканчивается феерия сновидений наркомана. Считаю, что пришла пора измениться.

— Вот и я об этом, — повторял свой вопрос Жека. — Это правда?

— Думаю, что да. Знаешь, Я тут совсем недавно вспоминал историю предыдущего своего расставания с алкоголем. Не самое прелестное время, скажу Я тебе. Боюсь, что и на пути расставания с прошлой жизнью меня ждет не меньшие препятствий. Ломки, тяга к прошлому, и всё в том же духе…

Жека не понимал — он то всего лишь готовил утренние «алкоголи» для Него в своей лаборатории, но сам к ним не прибегал. Потому откуда Жеке было знать, что такое затяжной запой, череда похмелий и ломка выхода из алкогольной зависимости.

— Может тебе какая помощь нужна? — не находился что сказать Жека.

— Да! Скорее всего она Мне понадобится. И, самое главное, если Я к тебе зайду за утренним похмельем — гони Меня подальше. Это первое и самое главное…

— А ещё что? Что второе и не столько важное?

«Забери Алю!» — хотел было выпалить Он, но тут же понял, что тема сия требует определённой деликатности и обходительности, ибо и Жека, да и сама Аля на мир смотрели через очки, увы, различного оттенка и потому картина мира в обоих случаях разнилась существенно.

— Думаю, лучшей помощью с твоей стороны было бы внимательно выслушивать Меня время от времени, — говорил Он, едва не проваливаясь в сон. Горизонтальное положение двигало Его именно туда.

Жека согласился…

— Тогда вот слушай и не перебивай. Очень поучительная история, как Я считаю…

Жека угукнул…

— Только если не длинная…

— Не длинная. В самый раз, — уверил Жеку Он.

Жил на свете один мальчик. И стукнуло ему не то лет семнадцать, а то и все девятнадцать, что в таком возрасте является уже эпохальным событием и кажется, мол, жизнь проходит мимо, ты стоишь на полустаночке, а твой автобус все не приходит и не приходит. От того и ожидание становится мрачным да безысходным.

Всё у него было вроде бы как прекрасно. И родители заботливые, и с одноклассниками ему повезло, да и школа была лучшей едва ли не на весь район. Всё у него получалось, и дома, и в школе, и даже во дворе с друзьями, но вот как-то противоположный пол его не то чтобы игнорировал, но уж тесных отношений заводить не спешил.

И не радовала золотая медаль на стене, не впечатляли ни кого грамоты, что водились у него в большом изобилии, было то интересно от силы паре замухрышек-отличниц, к которым он как-то не особо питал привязанность. Тянуло его, как то водится в таком возрасте, к чему-то прекрасному, возвышенному, одухотворённому — словом, к пышногрудым девицам отвязного поведения, что прославились своими похождениями уже на весь район. Вот в них что-то было! Они являли собой то, что привлекало всех пацанов в округе и его, естественно, тоже.

Но увы, как Я уже сказал, не интересовались они мальчиком-заучкой, что мог часами вести рассказы о космологии, движении планет или делиться смешными историями из жизни физиков или математиков, например, как жесткому по характеру Ньютону в назидание свалилось на голову яблоко (и якобы упало не само по себе), но и этот факт тот истолковал превратно, сформулировав известный теперь всем закон.

Увы, барышни в лучшем случае что-то слыхали о Ньютоне, яблоки любили, но с законами всемирного тяготения их не связывали, больше питаясь пищей приземленной и ставя во главу угла мужскую брутальность и иные достоинства, которые ни как не вязались с академической ученостью.

Увы, тогда не существовало понятия «ботаник» как такового, не существовало интернета, где можно было бы загуглить что это такое и попытаться взглянуть на себя со стороны или изменить свой подход к поиску партии. Не уверен, в прочем, что даже это знание как-то повлияло на его выбор восторжествовать именно над этой категорией противоположного пола, что возбуждала в нем постыдные чувства физиологического характера, напрочь отделяя девичье тело от интеллекта, которого, в прочем, у тех было ровно на столько, чтобы его оказалось достаточен для решения бытейский вопросов, ни как не связанных с духовным развитием или академическими изысканиями.

Взбудораженный тестостероном мозг отказывался отвечать на само собой напрашивавшийся вопрос: «Что будет, когда весь романтизм увянет, восхищение спадет, половые утехи утратят свою былую остроту? Что будет тогда?» Два человека, которых могло связать лишь одно — интим, вдруг теряют интерес к нему и остаётся меж ними пропасть? Чем заполнить эту самую пропасть? Ведь у неё интересы находятся все в той же плоскости материально-бытовой, а он готов годами странствовать в мирах идей и научных изысканий, ни в чем не пересекаясь духовно с нею.

Вопрос оставался вопросом. Он же его не замечал. Или замечал, но откладывал разрешение такового на потом. Авось, как-то всё уляжется или разрешится… У него и так ничего не складывалось, чтобы ломать себе ещё голову в отношении того, чего в принципе ещё и на горизонте не мелькало.

Как-то так складывалось, что каждая, с кем он заводил знакомство, воспринимала его исключительно как забавное существо, интересное, начитанное, временами веселое, прекрасное для дружбы, но не годное для отношений. Барышни почему-то уважали грубость, умеренную похотливость, даже глупость и словоохотливость. Упрощенный до примитива словарный запас, безудержные сальные шутки и напористость самцов их заводила, вопреки логике, которой жил он.

И чем больше он был паинькой, чем больше проявлял обходительность и галантность, тем больше понимал, что она здесь, в низовьях улицы среди детей пролетариата, вовсе неуместна.

Не стану приводить историю ломки мировоззрения этого молодого человека, но в определённый момент он вдруг обошёлся с барышней не совсем хорошо, что вызвало бурю эмоций с её стороны. Они какое-то время не общались, шипели друг на друга, она даже строила козни, но в итоге оказалось, что эта буря эмоций их сблизила. Она понимала язык силы и даже неуважения, прощала ему всё, что касалась необходительного отношения с нею, в пределах разумного, конечно, он же ощущал то, что лишь поддерживая эмоциональный накал на достаточно высоком уровне, способен создать тот фундамент, на котором и могут быть выстроены их отношения. Исходя из этой логики — буря эмоций в отношениях не должна была ни на миг прекращаться. Утихать на какое-то время, переформатироваться, но не исчезать. Потому что лишь стоит этому фундаменту исчезнуть, то тут же вскроется та самая пропасть, что их разделяла ранее и разделяет, естественно, и сейчас, и заполнить её после этого уже будет невозможно.

Поначалу умеренно-пренебрежительное, порой граничащее с высокомерным, отношение вызывало бурю негодования с противоположной стороны, но стоило, спустя какое-то время, сымитировать примирение, уход на попятные, приводя бушующую стихию в состояние штиля, как всё улаживалось.

Строя отношения исключительно на эмоциональной составляющей, он раскачивал лодку то в одну сторону, то возвращая её в противоположную.

И как-то так сталось, что это умение постепенно перешло в навык. В навык, ставший его второй сущностью. Оставаясь в глубине души все тем же положительным мальчиком-мечтателем из категории «батанов», ему удалось создать личину омерзительного существа, которое и только которое (!!!) притягивало внимание противоположного пола.

— Это Ты о себе, что ли? — удивился с присущей ему наивностью Женька.

«Вообще-то о тебе!» — хотел было пошутить Он, давая таким образом намек.

— Это просто история, которую Я хотел тебе рассказать в рамках начавшейся у меня ломки переходного периода, — иронизировал Он. Не факт, что Жека уловил иронию.

— А-а-а… — протянул он. — Понятно.

— Ты подумал бы, Жень! История жизненная. Кто знает, может чем поможет…

«Тем более что Аля, похоже, поменялась местами с персонажем моей истории и стремится…» — вновь мелькнула мысль, которую Он не спешил озвучивать.

— Ясно… — протянул Жека, которому было, похоже, вообще ничего не ясно, и он уже начинал жалеть потраченного времени.

Попрощались они достаточно быстро. Жека, похоже, не понял той иносказательной манеры, в которой тому пытались передать Алю. Он же не пытался донести это иным способом.

Сон как-то сам собою пришёл к Нему лишь телефонный разговор прервался. Ощущение опустошённости конкурировало с чувством человека, сдержавшего свое слово и потому заслужившего хотя бы личное уважение к самому себе.

***

Утро, как водится, пришло неожиданно. Но на сей раз Его не мучало утреннее похмелье, солнечный свет не резал глаза, а кофе не похмелял, а разливался теплом и сладостью по телу.

«Надо же!» — удивился Он тому ощущению, с которым встретил это утро. Спал Он все так же, в одежде, заснув, должно быть, сразу же по завершению разговора с Жекой.

«Что Я там ему наговорил?! — мелькнула мысль в мозгу. — Что-то из жизни…» — припомнил Он. Ничего существенного. Должно быть…

Чашка аккуратно опустилась на поверхность стола, оставляя на том след мокрой окружности донышка. Он отдохнул. И ничего, что тело ломило, остаточные позывы уснуть ещё не покидали Его — Он всё же отдохнул. Морально отдохнул. Отдохнул от давящего пресса общества. Отдохнул от людей. От алкоголя, наконец…

«Если так пойдет и дальше, — улыбнулся Он. — То жизнь может ещё и задаться!» — произнес крамольную мысль, исходя из посылов прошлой жизни.

И действительно, оказалось, что мир не таков уж и однобок и угрюм. В нем много интересного, например, книги.

«Что тут у меня?» — книга лежала уже который месяц. Лежала на самом виду. Чья-то книга, которую, как водится, берем почитать, а потом она так и приживается — непрочтенная и с забытым хозяином.

Оруэл. Избранное. Потрепанный переплет, пожелтевшие страницы — издание явно переходного периода девяностых, относительно большой тираж, удовлетворительная полиграфия, быстрый и потому некачественный перевод, орфографические ошибки по тексту. В остальном — вполне приемлемая для чтения книга.

«1984» — в названии и ничего более. Он уже что-то слыхал о таковой, вроде как даже фильм смотрел, снятый по ней, но было то в женском обществе, подшофе и потому лишь финальная сцена с крысами ему и запомнилась. Собственно, из-за тих самых крыс Он и взял эту книгу почитать. У кого взял? Хоть убей — вспомнить не мог. Ну да ладно, ещё час времени — душ, сборы, ещё чашка кофе и минут тридцать можно посвятить чтению… Можно, конечно и в метро, но Он как-то уже отвык от подобного, хотя когда-то и баловался. Но пара забытых там книг, один раз даже падение с лавки прямо лицом в открытую книгу над которой уснул, излечили Его от этого занятия.

***

Книга оказалась мрачной и угрюмой, но в ней всё же что-то было, невзирая даже на то, что для современного читателя она была «не формат».

Безысходность, с которой Он столкнулся с первых страниц книги, долго не отпускала Его. До самого входа на работу. И уже тут, переступив порог, Он наконец-то избавился от наваждения, сразу погрузившись в пучину дел.

— На прошлой неделе я перебрасывала Тебе информацию по… — с ходу налетела какая-то блондинка лет двадцати-пяти, явно только после института. Он её видел может и не в первый раз, но вот так, осознанно созерцал уж точно впервые. И уж о чем она там говорит — для Него было просто загадкой.

— Позвольте, как Вас? — попытался сбавить темп Он. — Напомните, когда и что Вы высылали?

Она вспылила, прокричала что-то о срочности, безотлагательности и прочих вещах, которые непременно беспокоят новичков. Она исходила нервной дрожью, бурно жестикулировала, сотрясала своими локонами, выбрасывала с сотню слов в минуту и всё время жутко нервничала, по ходу краснея и покрываясь потом.

Барышня, сама по себе, была эффектной, слегка склонной к полноте, но не настолько, чтобы это её портило. Он оглядел её с ног до головы, оценил, смерил ещё раз взором и на удивление Его либидо не выдало кульбит, требуя продолжения рода здесь и сейчас, ну может с некоторой отсрочкой…

— Хорошо, Я попробую Вам помочь, — сухо ответил Он. — Только одна просьба — продублируйте запрос ещё раз, чтобы Я сразу же вспомнил, о чем речь!

Барышня просияла, подскочила на месте и убежала, потрескивая каблуками, к себе на рабочее место.

И, как оказалось, таких дел скопилось уйма! Они висели в почте, лежали стопками на столе, были свалены беспорядочными кучами на рабочем столе компьютера….

В машине эти дела время от времени уже были даже отсортированы, только вот принцип этой сортировки был, осторожно выражаясь, оригинальным.

В «Полный хлам» лежали документы, которые должны были умереть даже не открытыми.

«В задницу!» содержал запросы от недоброжелателей и тех, кто Ему просто не приглянулся, нагрубил, за глаза отозвался нелицеприятно или просто отказал в доступе к телу. «Ох и свинья же Я!» — с нотками горечи перебирал папку Он. Здесь же были документы и запросы и от Карины.

«К стати, как там она?» — мелькнуло у Него. Карину Он не видел. Она не просто не встретила Его в начале рабочего дня, её присутствие однозначно не наблюдалось.

«Ну да ладно! — пока что отмахнулся Он. — Чуть попозже разыщу».

Материалы от утрешней зеленой выпускницы Он нашел в папке с нецензурной подписью, предполагавшей заняться подателем сего отдельно и во внеурочное время. Он вздрогнул, а глубоко засевший в подсознании бес злорадно потер руки и подал голос, мол, стареешь, забываться стал.

«Хм, интересно, а Я в её сторону что-то?.. Или нет? Нет!! — оборвал тут же себя Он. — Что там с Кариной?» — встал Он со стула, чтобы как-то справиться с открытиями, что порой случаются на трезвую голову.

Карины ни где не было. Её рабочее место пустовало, подруги, в лучшем случае, отмалчивались, порой похихикивали Ему в след, но не более. Известие об их отношениях стало уже всеобщим достоянием и от этого избавиться было не так уж просто. Сейчас Его это задевало и даже беспокоило. Бесы же, посмеиваясь над Ним с иной стороны, изнутри, нашептывали, что стоит лишь употребить совсем немного, как стрессовая ситуация уляжется, а раздражение смешками и иным отношением к Его особе тут же образуется… Но пить Он зарекся, потому и страдал далее.

Не найдя Карины, Он вновь вернулся на свое рабочее место. Рядом стояла всё та же блондинка, кокетливо обняв папку, прижимая ту к своей груди, и повиливая бедрами, бросала игривые взоры в Его сторону прячась всё за той же папкой.

— Да? — поинтересовался Он.

— Вот тут ещё один вопросик… — протянула папку она Ему.

«Догадываюсь как она зарабатывала свои оценки в институте и каким образом уговаривала парней поделиться готовыми решениями заданий», — мелькнуло у Него в голове.

Вопросов и в правду скопилось множество. Настолько много, что если бы Он ими решил всеми сразу заняться, то не справился бы, наверное, на протяжении пары, а то и тройки месяцев. Систематически футболя задачи, отбиваясь от приказов, впадая в раж и внутрифирменные интриги, Он смог свалить в кучу столько работ, что с ходу даже в них разобраться не мог.

Спасало лишь чутье и правило, сводившееся к тому, что большинство задач уже ни кого не интересуют, были поставлены в состоянии аффекта и потому могут так же безболезненно быть отправлены во вновь созданную папку с названием: «Отложено на совсем».

Больше всего Его беспокоили задачки, поставленные Ему собственником…

— Чем сейчас занят? — промелькнул Игорь и тут же исчез, не выслушав даже ответа. Собственно, и самого ответа не последовало. Нет, Он не проигнорировал коллегу и даже злоба на него у Того не проснулась.

Конец ознакомительного фрагмента.