Песнь Сорокопута. Ренессанс

Фрэнсис Кель, 2022

Вся жизнь Готье была ложью, с которой он теперь не собирается мириться. Джером больше не согласен оставаться в тени и плыть по течению. И только Скэриэл по-прежнему хладнокровно преследует свои цели, идет по головам, сметая все на своем пути. Чистокровным, полукровкам и низшим стало слишком тесно в Октавии. Грядут большие перемены. Грядет Ренессанс. Продолжение романа в жанре Темной академии «Песнь Сорокопута», тираж которой разлетелся за неделю после выхода. Сословное общество с четким разделением на три касты, где у низших нет никаких прав, – глазами юного члена привилегированного сословия. Роман полон культурных отсылок. Двухуровневое повествование, ведущееся от лица двух героев, ни один из которых не знает всей правды о таинственном и обаятельном Скэриэле Лоу. Стильное оформление с иллюстрациями на форзаце и нахзаце. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

IX

— Я вам серьёзно говорю, — не унимался Оливер, понизив голос. — Он внезапно появился и так посмотрел на Бернарда, что тот даже пикнуть не успел.

Сегодня вечером мне предстоял первый сеанс с психологом. Из-за того что я продолжал думать об этом, мне никак не удавалось сосредоточиться на словах Оливера. Он с утра был возбуждённый, не мог усидеть на месте, то и дело поглядывал на меня во время занятий и, что ещё более странно, подмигивал, будто мы с ним затеяли что-то на редкость интригующее, о чём я успел забыть.

Прошла неделя с того разговора о тёмной материи со Скэриэлом, мы всё никак не могли найти время, чтобы потренироваться. То он был занят своими уроками, то я тонул в домашних заданиях, из-за чего вся неделя слилась для меня в один нескончаемый поток переписанных страниц конспектов, перепечатанных докладов; помимо этого по вечерам я заучивал параграфы по истории и поэмы по литературе.

Учитывая, что каша в голове лишала должной концентрации, мои попытки зубрить или осмысленно заучивать с треском проваливались. В то время как я должен был учить очередной параграф, вместо расплывчатых строк из учебника я представлял себе настоящих родителей, которые погибли во время переворота, думал о своём пугающем будущем и не менее пугающем прошлом, а когда возвращался в реальность, понимал, что потерял ещё час впустую. Как читать анализ политики Лукиана Бёрко, если он был моим отцом, ума не приложу. Вместо того чтобы отрешиться и трезво оценить учебник, я всё чаще вспоминал слова Люмьера о том, что это не более чем переписанная кровью история. Во мне то и дело просыпалось негодование, и я понимал, что усмирить его не в силах.

Приближалась пора зимних зачётов, и преподаватели соревновались, кто больше задаст на дом и сильнее угробит наши выходные. Я боялся только предстоящего экзамена по тёмной материи. Мистер Аврель больше не мог закрывать глаза на мои неудачи. Что, если я не смогу поступить в Академию Святых и Великих? Понизило бы это как-то мою и без того нестабильную самооценку? Академия нужна была в первую очередь отцу, я же никогда не гнался за титулами, статусами и не стремился пустить окружающим пыль в глаза. Впрочем, я никогда не стремился к тому, чтобы владеть тёмной материей на высоком уровне. Даже в этом мы различаемся со Скэриэлом. Он-то с детства увлечён этой способностью. А я принимаю тёмную материю как должное и злюсь, когда мне навязывают её значимость.

— Мы это поняли, — устало произнесла Оливия, внимательно просматривая страницы учебника. — Пришёл герой и спас тебя. Надеюсь, ты высказал Бернарду всё, что о нём думаешь?

Я вынырнул из мыслей и взглянул на Оливера. Встреча с Бернардом, судя по всему, успела пройти мимо меня. Я был так погружён в свои проблемы, что умудрился прошляпить разборки Оливера с шантажистом. Брум с утра горел желанием в красках рассказать об этом, и свободная минутка выдалась только в библиотеке после занятий.

— В том-то и дело! — рявкнул он на сестру.

Работница библиотеки смерила нас недовольным взглядом. Оливер уткнулся в раскрытую книгу и прошипел:

— Я хотел ему высказать, но Скэриэл, представляете, сказал ему, что если он ещё хоть раз взглянет на меня, то Скэриэл сольёт все его фотографии из клуба вместе с грязными подробностями в «Дэйли Ньюс Ромус»…

— Ты был со Скэриэлом? — удивлённо спросил я.

–…и журналисты разнесут его семью в пух и прах, — закончил он и затем произнёс с лёгким негодованием: — Готье, ты вообще меня слушал? Я же рассказывал сейчас. — Оливер торопливо продолжил: — Я встретился вчера с Бернардом. Скэриэл предложил пойти со мной. Он сказал, что будет стоять неподалёку и страховать меня. И вот я увидел Бернарда и, ну… немного растерялся.

— Начал мямлить? — нахмурилась Оливия, подняв на брата нечитаемый взгляд. Так вот какая она, когда чем-то недовольна. Было интересно наблюдать за ней под новым углом.

— Ну, не то чтобы мямлить… Просто… — Брум весь ощетинился и уже гневно добавил: — Ты всё равно не поймёшь. Я просто растерялся. Но Скэриэл влез и поставил Бернарда на место. Угрожал фотографиями, сказал, что у него полно компромата.

— Я думал, у вас только одна фотография с Бернардом, — между делом встрял я, стараясь не отвлекаться на разговоры. Нам задали написать эссе на восемь листов по истории тёмных сил на тему «Быть чистокровным — значит быть…».

…Значит быть слепым, высокомерным ослом, не признающим ничего, что может столкнуть его с пьедестала своего завышенного чувства собственной важности.

— Так и есть, — кивнул Брум. — Скэриэл просто угрожал ему, припугнул, но тот реально поверил.

— Что за грязные подробности? — не глядя на брата, спросила Оливия.

— Как я понял, никаких грязных подробностей нет, хотя… Скэр сказал, что журналисты охотно раздуют из этого сенсацию и никому не будет дела до правды.

— Я думал, что ты пойдёшь с Оливией.

— Ещё чего, — буркнул он мне. — Ты её вообще слышал? — Брум указал простым карандашом на Оливию. — Она готова была вызвать полицию, национальную гвардию и своего личного адвоката, лишь бы засадить Бернарда в тюрьму. — Оливер обвёл руками просторный зал библиотеки. — Просто растрезвонить на всю округу о том, что Бернард Дон меня шантажировал.

— У тебя есть личный адвокат? — спросил я, переводя взгляд на неё.

— Оливер преувеличивает. — Оливия улыбнулась одним уголком губ, будто ещё не привыкла общаться со мной без своего дружелюбного образа. — Адвокат есть у нашей семьи. Но я бы всё равно не пошла на встречу с ним.

— Так что с Бернардом? — обратился я к Оливеру. — Он больше не объявится?

— Уверен, что нет, — с довольным видом проговорил Брум. — Будет молчать в тряпочку, если ему жизнь дорога. Скэриэл ясно дал понять, что у Бернарда будут большие проблемы, если он всё-таки продолжит меня шантажировать.

— А Бернард просто проглотил это от полукровки? — спросила Оливия. — Полукровка угрожает чистокровному. — Её фальшиво удивлённый тон начинал смущать даже меня. — Неслыханное дело.

Видимо, за годы у Оливера выработался иммунитет к её иронии и сарказму.

— Жаль, вас там не было. Бернард весь позеленел от злости, а когда Скэриэл достал фотографию из клуба, то завис, как будто призрака увидел. Но не это было самым потрясным.

— Ох, не томи, — без энтузиазма проговорила Оливия, не отвлекаясь от учебника.

Оливер закусил губу и замолчал, затем взглянул на меня. Как раз в это время я — как чувствовал — тоже отвлёкся от эссе и, встретившись с ним взглядом, изобразил интерес. Он, обрадованный, что нашёл внимательного слушателя, продолжил:

— Скэриэл назвал чьи-то имена и добавил, что они передают Бернарду привет с Запретных земель. И ещё сказал — нет, серьёзно, в духе криминальных драм, — что этим людям не хотелось бы, чтобы их имена светились на страницах газет вместе с фамилией Бернарда. И это был БАМ. — Для большего эффекта он изобразил звук взрыва.

Работница библиотеки не заставила себя долго ждать. Она молниеносно оказалась у нашего стола и отчитала Оливера, пригрозив, что впишет его в чёрный список библиотеки и вход в священную обитель ему будет навсегда заказан.

Оливия изобразила такое ангельское смирение, что мне даже стало неловко. «Нам очень жаль, мой брат виноват, и мы приносим свои глубочайшие извинения, миссис Симмонс», — произнесла она тихим, виноватым голосом. Так вот как эту женщину зовут. Самое время узнать об этом в выпускном классе. Оливер сердито отвернулся и принялся с раздражением стучать пальцами по столу. Миссис Симмонс поджала губы, вздохнула и попросила нас быть тише.

— Молодец, — шёпотом произнесла Оливия, когда работница отошла.

— В общем, проблема с Бернардом решена, — закончил Брум, игнорируя сестру.

— Ну и славно, — бросила Оливия. — Давно нужно было с этим кончать. Я пойду попрошу отксерить эти страницы. Вам что-то нужно?

— Нет, нет, — торопливо проговорил я.

— А тебе?

— Мне, пожалуйста, двойной бургер и колу, — лучезарно улыбнулся Оливер.

Оливия тяжело выдохнула и направилась к миссис Симмонс. Оливер задумчиво опёрся на руку и посмотрел сестре вслед.

— Ты вообще планируешь что-то предпринимать на её счёт? — нервозно спросил он. — Или уже передумал?

— О чём ты?

— Ну, ты и Оливия. Она к тебе хорошо относится. Будешь что-то делать?

— Как-то даже времени не было подумать об этом.

— Скоро рождественская вечеринка; как обычно, наши семьи соберутся, будет романтично ей признаться.

— Не знаю даже, — нерешительно сказал я. — Уроков полно, уже неделю не продохнуть. Ещё экзамен по тёмной материи меня пугает. А ты как сам? Не против, что… — и тут я кашлянул в кулак, чтобы потянуть с ответом, — ну, признаюсь ей?

— Да нет, не против, — чуть погодя проговорил Оливер. — Но не думаю, что из этого что-то выйдет.

— Спасибо, это очень воодушевляет, — пошутил я, хотя, признаюсь честно, его слова меня задели.

— Да я, нет, правда не против. Просто не знаю, каким должен быть парень, чтобы вытерпеть её.

— Думаю, что ты преувеличиваешь.

Оливер посмотрел на меня как на глупца.

— Где вообще Леон? — спросил я, желая сменить тему.

— Он мне не докладывает, но, наверное, опять на репетиции «Щелкунчика». Заметил, как часто он прогуливает уроки и ему никто и слова не говорит? Надо было тоже заниматься балетом.

Я прыснул от смеха и мигом закрыл рот рукой. Оливер усмехнулся.

— Поэтому именно ты получил роль Дантона, а не Леон. Хотя актёр из Леона получше будет.

— О, польщён, — сыронизировал я в ответ. — Ты боялся, что в день выступления по Французской революции он не придёт из-за репетиций?

— Конечно, — кивнул Оливер. — Я всё предвидел заранее. — Он постучал пальцами по виску. — Думаю наперёд. Да я просто чёртов гений.

— А я было решил, что ты углядел во мне нераскрытый актёрский талант.

— Само собой, мой друг. — Он вновь постучал себя по виску. — Гений.

Я поднялся и сложил книги в стопку. Слишком мало информации, нужно поискать больше материала для эссе.

— Не в курсе, где здесь полки со Средневековьем?

— Что? — Брум оторвался от своих записей. — Честно говоря, не помню. Где-то там, в дальнем углу.

Я направился в сторону указанных стеллажей. Людей в этот час было не так много. Пятница, вторая половина дня, и многие предпочитали поскорее покинуть лицей и насладиться выходными. Не везло только выпускным классам.

Бездумно блуждая взглядом по старым книжным корешкам, я то и дело мысленно возвращался к рассказу Оливера. Скэриэл отправился с ним на встречу с Бернардом. Удивительно, как Скэр проникся проблемами Брума. Они знакомы не так давно, а Лоу уже помогает ему в таких ситуациях. Возможно, попади я в подобное положение, тоже бы не отказался от помощи. Как выяснилось, мы, чистокровные, даже решая свои проблемы, не можем обойтись без полукровок.

— Можно тебя на пару слов? — раздался тихий нежный голос.

Я поспешно развернулся, мигом заливаясь румянцем. Оливия стояла непростительно близко. Сделай я шаг, и смог бы прижаться губами к её лбу. Она смотрела на меня открытым проникновенным взглядом. Её белоснежная блузка со множеством многослойных рюшей визуально увеличивала маленькую грудь. Она стояла так близко, что я слышал, как она делает вдох, видел, как грудь слегка вздымается — всё это завораживало какой-то священной красотой, что веками любили обожествлять художники, скульпторы и поэты.

Оливия обладала потрясающе тонкой лебединой шеей, миниатюрными плечами — казалось, я мог сжать их, не применяя силы. У неё были изящные длинные пальцы, нежная кожа — хоть я никогда не брал её за руку, но был уверен, что она мягкая, как шёлк, — а какой от неё исходил приятный аромат — цветочный, сладкий, еле уловимый!..

— Я переживаю за него, — произнесла Оливия.

Она обошла меня и прислонилась к стеллажам рядом. Я посмотрел в том направлении, куда она указала. Напротив нас, в центре зала, сидел Оливер и усердно что-то переписывал из учебника в тетрадь. Повернись он, всё равно бы нас не увидел. Мы были спрятаны за книжными полками.

— Когда он привязывается к людям, у него напрочь отключается критическое мышление. Так было и с отцом, и с Бернардом.

Я ничего не отвечал, просто стоял рядом, наблюдая за Оливером. Мне казалось, что наши мысли сейчас заняты разными вещами. Я как заворожённый не мог перестать думать о близости с ней, в то время как её мысли блуждали вокруг брата.

— Я доверяю тебе и Леону. Вы не причините ему боли.

— Э… спасибо. — Я лихорадочно пытался придумать более подходящий ответ, но ничего не вышло. — Я никогда не обижу Оливера, не волнуйся.

Оливия улыбнулась.

— Знаю. — Она повернулась ко мне и придвинулась ближе.

И тут я запаниковал. Вся её поза говорила о том, что она сейчас, прямо в библиотеке, прильнёт ко мне. Как вести себя? Обнять её? Взять за руку? Поцеловать?

— Я доверяю тебе, Готье. Но я не доверяю Скэриэлу.

— Что, прости? — Я будто бы вынырнул из плотного кокона. Разговор явно пошёл не в то русло, о котором я грезил.

— Я буду предельно честна с тобой. Ты заслуживаешь этого, — понизила голос Оливия. — Скэриэл либо очень хороший друг, либо корыстный лицемер. Признаюсь, я пока не могу определиться.

— Почему ты так думаешь?

— Может, я сужу по своему окружению, — задумалась она. — Может, я привыкла думать о людях плохо.

— Скэриэл много раз меня выручал.

— Приятно слышать. Я хочу ошибаться на его счёт. Но меня пугает другое. — Она придвинулась ещё ближе. — Оливер быстро сближается с ним. Он слетает с катушек, если человек ему очень нравится.

— Я понял, но, уверяю, Скэриэл классный… Он не замышляет ничего плохого. Он бы так не поступил.

— Ты не знаешь наперёд всего, что может с нами произойти. Не будь так уверен. Чужая душа — потёмки.

— Послушай, Оливия…

— Нет, это ты, пожалуйста, сейчас послушай меня. Я не буду больше скрывать свой характер и скажу сразу.

Она резким движением ткнула меня чем-то острым в районе бедра. Было не больно, скорее неприятно, но я сдержал внезапный порыв её оттолкнуть.

— Это заточенный простой карандаш упирается в твоё бедро, — тихо произнесла Оливия. — Передай Скэриэлу, что если он попытается причинить боль моему брату, то в следующий раз я воспользуюсь ножом для вскрытия писем. Ему это точно не понравится.

— Ты переходишь границы, — твёрдо проговорил я, стараясь удержать на лице непроницаемое выражение.

— Пусть и так. — Она отошла, держа карандаш, как холодное оружие. — Пусть сейчас я перейду границу, но, если Скэриэл только пальцем тронет Оливера, я добьюсь его изгнания в Запретные земли. Ты его друг. Передай ему мои слова.

Я хмуро глядел на неё. Не могу отрицать, что Оливия была прекрасна даже в этом боевом настрое, но с каждой нашей встречей с неё как будто слой за слоем слетала шелуха придуманного мной образа, ореола неприкосновенной, кроткой красоты.

— Что вы тут оба забыли? — Внезапно рядом возник Оливер, оглядел нас и изобразил такое хитрое лицо, словно поймал за чем-то постыдным. — Я вас везде ищу.

У меня не было даже сил что-то вымученно доказывать. Если он воспринял наше уединение как порывы влюблённой парочки, то был абсолютно не прав. Сейчас между мной и Оливией летали молнии и искры, но точно не от жгучей страсти.

— Из вас бы вышла милая парочка, — хмыкнул Оливер.

— О, — внезапно произнесла Оливия. — Вспомнила, что не скопировала ещё кое-какие страницы.

Она торопливым шагом направилась в сторону нашего стола.

— Говорил же, ты ей точно нравишься. Помнишь «Г. Х.»? «Готье Хитклиф» — это сто процентов.

— Ага, помню.

Габриэлла Хитклиф, Гедеон Хитклиф, Генри Хорш, Глория Хиггинс, Гретта Хейл. Мать его, да кто угодно.

Оливер показал мне большой палец и подмигнул. Глупее ситуации и придумать нельзя.

— Знаешь, не думаю, что я ей нравлюсь.

— Да хорош, — протянул он. — Она точно к тебе неравнодушна.

О да, угрожать объекту своей симпатии — это прямо новый уровень проявления чувств.

Вернувшись за стол, я пришёл к выводу, что ничего из того, что сказала Оливия, не передам Скэриэлу. Она могла как угодно к нему относиться, но я не подписывался на то, чтобы быть её персональным посыльным.