Проект «О»

Филипп Горбунов

Местами весёлое, местами грустное и даже страшное повествование об учёном-генетике из маленького городка, надумавшем к юбилею президента вырастить в лабораторных условиях двуглавого орла. Если бы он знал, чем эта затея для него обернётся… Книга содержит нецензурную брань.

Глава VIII. Паша-оппозиционер

Оставим ненадолго нашего героя, поскольку пришло время для ещё одного персонажа, чьё появление в повествовании вскоре в корне изменит взгляды профессора на окружающую действительность. Но эта эпохальная встреча случится чуть позже. А пока немного о новой фигуре, замаячившей на горизонте романа, — оппозиционере Павле Чагине…

Родился Павел в Мытищах, в семье сотрудника НИИ, а позже предпринимателя Алексея Чагина и известной в среде либеральной интеллигенции журналистки, ещё в 90-х прославившейся рядом громких расследований, — Натальи Либерман.

С генами нашему герою явно очень повезло: он был красив и умён. И всё же в лице Павла был небольшой изъян — немного непропорциональный нос, выдающий ту самую наследственность, которую так боится обнаружить в себе русский человек. Впрочем, Павел был совершенно равнодушен к своей внешности, чего, однако, нельзя было сказать о девушках, заглядывавшихся на него со школы.

Рос Павел активным, всесторонне развитым мальчиком. Много читал, занимался спортом, изучал языки, состоял в редколлегии школьной стенгазеты. Будучи по натуре своей экстравертом с явно выраженными задатками лидера, был избран старостой, руководил различными мероприятиями, увлекался восточными единоборствами, брал шефство над отстающими. В старших классах не на шутку заболел театром. Начал посещать местный ДК, где работала школа-студия. Подавал большие надежды и через год по совету руководителя отправился в Москву поступать в ГИТИС. Но судьба распорядилась иначе: в столице Павел познакомился с девушкой Юлей, приехавшей из маленького городка под Самарой поступать на юридический. Эта встреча изменит всю дальнейшую судьбу Паши… Молодой человек, недолго думая, идёт за своей знакомой и без особого труда поступает на юрфак Финансового университета при Правительстве РФ. Спустя десять лет такое своё везение он скромно объяснит журналистам «на удивление лёгкими вопросами в билете, а отнюдь не папиной помощью, как поговаривали злые языки».

Через год Павел и Юля поженились. В 2003-м Чагин переводится на вечернее и начинает работать стажёром по линии следствия в милиции. Многое из того, что скрыто от глаз обывателя за дверями кабинетов МВД, становится для Павла, откровенно говоря, неприятной новостью. Он видит очковтирательство и коррупцию. Чагин разочарован в «системе». Он начинает искать себя… В 2005-м поступает на истфак РУДН и через два года его успешно заканчивает. В том же году у Чагиных рождается сын Егор, и Павел решает сменить профессию следователя на что-то более мирное. К тому же присущая органам политика двойных стандартов претит Чагину. Как представителю так называемой «золотой молодёжи», знающему языки и имеющему два высших образования, ему прочат хлебные места в мэрии Москвы, в госаппарате и даже в корпорации «Нанотрон». Но Чагин не хочет ни от кого зависеть. Вместе со своим однокурсником он открывает в Ленобласти маленькую фабрику по производству мебели. Дело начинает спориться и приносит первую прибыль. Друзья торжествуют. А в 2010-м в семействе Чагиных долгожданное прибавление — девочка Лиза. Казалось бы, живи и радуйся! Но… осенью 11-го семья на полгода уезжает в Штаты, где Павел проходит краткий курс в Йельском университете. Вернувшись в Россию в аккурат к выборам президента, Павел замечает, как изменилась политическая атмосфера в стране: друзья по бизнесу начинают жаловаться на ужесточение законодательства; у кого-то отняли дело; у кого-то арестовали счета. Чагин помогает им с адвокатами, выступает свидетелем в арбитраже. Всё идёт неплохо, пока к нему не приходят из комитета по природопользованию, указывая на нарушения норм Лесного кодекса: дескать, его фабрика находится в природоохранной зоне. Павел с документами на руках решительно отвергает эти обвинения, и сотрудники, помрачнев, удаляются. Но через неделю раздаётся телефонный звонок — с Чагиным хотят побеседовать в природоохранной прокуратуре. Павел требует, чтобы прислали повестку. Повестка не заставила себя долго ждать, но статус Чагина в ней почему-то указан не был. Подумав, Павел решает разобраться во всём на месте.

Следователь майор Полочкин — вертлявый черноокий мужчина лет тридцати пяти, должно быть пользующийся успехом у дам, — так и вьётся над Чагиным.

— Добрый день, Пал Алексеевич! Прошу, проходите, присаживайтесь. Чай, кофе? Ну, нет так нет. Не беспокойтесь, я не отниму у вас много времени…

Чагин сразу переходит к делу.

— Простите, с какой целью меня вызвали? Это что, допрос?

Полочкин, явно переигрывая, театрально округляет очи.

— Да что вы! Как вам такое в голову пришло! Мы ведь и в повестке ничего не написали…

— Это меня и настораживает.

— Вы чересчур мнительны, Пал Алексеевич. Это просто беседа. Скажите, вы указ президента об изъятиях в целях госнеобходимости читали? — мягко улыбаясь, осведомляется Полочкин.

— Нет.

— Объясняю и показываю, — будто пробка, вылетевшая из бутылки, майор соскакивает с кресла и разворачивает на столе карту генплана Ленобласти. — Вот смотрите. Тут ваше производство, тут лесопилка, так? А вот тут пройдёт новая скоростная трасса Петрозаводск-Санкт-Петербург. Видите, по генплану дорога отсекает часть ваших владений?..

— Минуточку! — перебивает Павел. — Ещё неделю назад ребята из комитета природопользования убеждали меня, что я нарушил Лесной кодекс, потому что, видите ли, там, где я открыл фабрику, строиться нельзя. А сейчас выясняется, что по моей лесопилке прокладывают хайвей, который, конечно, никак не повредит деревьям??

— Проекту трассы, — объясняет майор, — уже несколько лет. Вы, видимо, просто не в курсе…

— Ага! То есть вырубка леса под прокладку многокилометрового шоссе не нарушает экологических норм, а маленькая фабрика…

— Пал Алексеевич, — прервал его Полочкин, — статус этих земель давно изменён и утверждён, прокладка трассы санкционирована наверху.

— Но я предоставил комитетовским всю необходимую документацию, они её изучили, и вопросы у них отпали. А вот про трассу вашу я слышу впервые! Когда было принято решение о её строительстве?

— Ещё пять лет назад.

— Круто! — выдохнул Павел. — А почему я только сейчас об этом узнаю?

— Потому что деньги выделили совсем недавно, в декабре. С вами, кстати, хотели связаться, но, увы, не смогли. Где вы были?

— В декабре? В Штатах.

— Вот видите!.. — оживился вдруг Полочкин. — С нашей стороны никаких нарушений законодательства допущено не было.

— Рад за вас. А что я рабочим скажу, партнёрам по бизнесу?

— А что тут говорить? Выдайте выходное пособие в двойном размере, извинитесь перед кредиторами…

— А бизнес?

— Не волнуйтесь, Пал Алексеевич, — уверял следователь. — Государство в долгу не останется…

— Из уст прокурора эта фраза звучит несколько двусмысленно.

— Вы полагаете?

— Даже, я бы сказал, угрожающе…

— Ну, я не это имел в виду, — стушевался Полочкин, — не переживайте…

Но Чагин был как раз из тех, кто начинал переживать именно тогда, когда слышал это дурацкое «Не переживайте!». Было ясно, что, несмотря на заверения Полочкина, никаких компенсаций Павел, конечно, не получит, в отличие от государства, которое по факту при любых обстоятельствах было в выигрышном положении. Поняв, что диалог со следователем заходит в тупик, поскольку решение по его вопросу уже, скорее всего, принято и с бизнесом придётся расстаться, Чагин с горечью вспоминал друзей-коммерсантов, оказавшихся в похожей ситуации. «Это тиски», — понял Павел.

— Я должен связаться с учредителями и позвонить адвокату.

— Конечно-конечно. Но помните, — строго сказал майор, — у вас месяц. Потом я возбуждаюсь по 262-й и передаю дело в суд.

— Не перевозбудитесь, — чуть слышно огрызнулся Чагин.

— Всего доброго, Пал Алексеевич! — ощерился вслед Полочкин.

Предчувствуя, что отъёмом бизнеса дело не ограничится, Чагин начал думать, как минимизировать потери. Но что можно противопоставить воле незримого начальника, вознамерившегося отобрать твой кусок и готового пуститься ради этого во все тяжкие? Бизнес у Павла забрали, компенсировав по суду лишь малую его часть, а к строительству трассы так и не преступили, сославшись на кризис. Чагин заваливает суды исками, жалуется в Ассоциацию защиты предпринимателей и в Совет по правам человека. Но отписки с одинаково туманными формулировками, что приходят в ответ, дают понять: помощи ждать неоткуда.

В Москве временно безработному Чагину приходит мысль завести блог в ЖЖ. Там он рассказывает о своём печальном опыте общения с органами, беседует с предпринимателями и даёт им бесплатные юридические советы. Блог становится популярным.

После событий 6 мая начались повальные задержания участников той акции. Грянули аресты. Посыпались лидеры. В ФСБ составили чёрные списки предполагаемых поджигателей и провокаторов, а также просто неблагонадёжных граждан. Аналогичный кондуит подготавливается и для сотрудников МВД. В эти списки, как позже выяснилось, попал и Чагин. Но наверху было принято решение придержать сию бумажку до поры…

В середине 12-го Павла неожиданно вызывают в Следственное управление по Москве и Московской области. Строгий молодой человек с причёской а-ля Котовский, каменным выражением лица и удивительной особенностью говорить, не открывая рта, тихим, но твёрдым гласом чрева представившийся майором Антиповым, заявляет, что в «интернет-деятельности Чагина усматриваются признаки экстремизма». Павел называет эти обвинения нелепыми. Но следователь непреклонен; он зачитывает распечатку старого текста Чагина, где, в частности, есть словосочетание «разобраться с правоохранителями». Павел втолковывает, что это фигура речи. Антипов говорит, что это сможет установить лишь лингвистическая экспертиза. Павел нервно смеётся. Он не верит государственным экспертизам. Майор начинает угрожать уголовными делами. Чагин умолкает. Тогда Антипов, как бы идя ему навстречу, намекает, что дело, которое светит Павлу, можно переквалифицировать на более «лёгкое» или даже вовсе забыть о его существовании. Разумеется, требуется содействие подозреваемого. В противном случае майор грозится передать материалы Центру «Э», откуда по душу Чагина уже якобы звонили на днях. Антипов предлагает сотрудничество, от которого Чагин, конечно, отказывается. А спустя неделю в Пашину квартиру с обыском врывается ОМОН…

Новый следователь — маленький серый человечек с коротенькими сытыми пальчиками и по-детски розовым круглым лицом, старший следователь Отдела по разработке экстремистских движений и организаций (ОРЭДО), майор Кожеватый — был сама обходительность. Вообще, это был очень интересный персонаж, на котором следует задержаться, так как он впоследствии сыграет ключевую роль в жизни Чагина.

Уроженец Ростова, Пётр Борисович Кожеватый происходил из семьи ткачихи и сотрудника ОБХСС, чей родственник — легендарный капитан милиции Салютин — в 73-м году «брал» банду братьев Толстопятовых, много лет терроризировавших город.

Петин отец был ярым ненавистником подпольных предпринимателей, считая их едва ли не главной угрозой «советской экономике и врагами всего прогрессивного человечества». «С фарцой и цеховиками разговор должен быть короткий — всех в расход!» — любил, как чудодейственную мантру, повторять Кожеватый-старший, особенно после пары рюмок. Эту же нехитрую мысль он систематически вкладывал в голову сыну-подростку, и тот прекрасно усвоил уроки отца.

Идейный малый, активист и отличник, Петя решает идти по стопам героических родственников, едет в Москву и поступает в МГУ на юрфак. С 98-го по 99-й, ещё студентом, работает стажёром в ОВД «Хамовники», после выпуска назначается следователем. В 2002-м попадает в Управление по борьбе с экономическими преступлениями, где ударно служит до 2009-го. Затем переходит в Главное управление по борьбе с экстремизмом, именуемое также Центром «Э», где работает на различных должностях вплоть до майорской «звезды» и своего назначения начальником ОРЭДО в 2011-м.

Пётр Борисович слыл суровым, но справедливым руководителем, чьи прыть и энтузиазм в борьбе с «врагами режима» не раз были по достоинству оценены начальством: Кожеватый имел правительственные награды и почётную грамоту от МВД. Был женат. Имел дочь. Злые языки за глаза называли его карьеристом, но он не обижался. Блёклая наружность его компенсировалась доброй, располагающей к доверию полноте и не сходящей с круглого лица милейшей улыбкой, вмиг обезоруживающей самого злостного «экстремиста».

С порога сообщив о своём прекрасном отношении к коммерсантам, Кожеватый зубоскалил, ёрзал и клубился вокруг обескураженного Чагина, усыпляя бдительность и, как коршун, сужая круги над жертвой. После ряда заходов и неуместных вопросов, Кожеватый вдруг резко перешёл в наступление, заявив, что вынужден завести уголовное дело по статье об экстремизме. И, ужасно сострадая обвиняемому, развёл пухлыми ручонками: мол, служба есть служба, ничего личного… Потом был суд, и Чагин оказался под домашним арестом. Но через полгода дело закрыли за отсутствием состава преступления. Чагин выходит из «подполья», исполненный весёлой злобой и твёрдо решив бороться с произволом правоохранителей, чего бы это ему ни стоило. У дверей Центра «Э», куда его вызывают уладить некоторые формальности, Чагин сталкивается с Кожеватым, который, сияя широкой улыбкой, говорит, что рад тому, что Павел на свободе. Чагин не реагирует, но майор чётко и нарочито громко произносит вслед: «До новых встреч, Пал Алексеевич!»

Полагая коррупцию корнем всех проблем России, Павел думает, не заняться ли ему борьбой со взяточниками всерьёз. Он снова пишет в ЖЖ, интересуясь у публики её мнением. Друзья поддерживают, и Чагин создаёт сайт, на котором делится личным опытом бизнеса и просит предпринимателей рассказывать свои истории. Павлу пишут со всей страны, рассказывая о произволе местных чиновников, об «экспроприации» губернаторами заводов и фабрик, о «левом» нале, утекающем в карманы чиновников и чекистов, о тирании налоговиков. Слушая эти крики души, Павел только теперь осознаёт масштаб проблемы. Заинтересовавшись, Чагин с двумя своими университетскими друзьями ездят по городам и весям, собирая материалы и затевая частные расследования по сигналу обиженных коммерсантов. В январе 13-го они открывают Общество противодействия коррупции — ОПК. Павел начинает активно участвовать в политике — выступает на митингах, устраивает флешмобы. Все эти акции, как правило, сопряжены с большим риском для их участников, поскольку сталкиваются с жесточайшими препонами со стороны властей. Впрочем, это только укрепляет в Чагине веру в себя. Либеральная пресса уже окрестила его «главным возмутителем кремлёвского спокойствия» и «последним оппозиционером эпохи Кнутина». А он только смеётся: «Если тот, кому надоело мздоимство, повсеместный бардак, бюрократизм, нарушение законов и засилье партии жуликов и воров, — оппозиционер, что ж, зовите меня так! Теперь я — Паша-оппозиционер!» Проправительственные СМИ то и дело мешают политика с грязью, публикуя компромат крайне сомнительного качества. Павел их игнорирует, продолжая заниматься своим делом. «И в кого ты у меня такой упёртый?» — спрашивает мужа Юля, и не ясно, чего в её голосе больше — гордости или тревоги.

Работа кипит… Чагин публикует в независимой прессе открытые письма прокурорам, требуя разобраться в тёмных делах местных чиновников, но ответа не получает. Чагин пишет депутатам — ноль эмоций; обращается в Конституционный суд — тишина. Зато весной в главном офисе организации в Марьино и на квартире самого Чагина ураганом проносятся обыски. На этот раз Павла и его соратников обвиняют в подготовке беспорядков на Болотной площади в мае 2012-го. Оппозиционер называет всё это «бредом и грязными инсинуациями». Чагину грозит до семи лет. За него вступаются друзья и коллеги. Они подключают правозащитные организации, а те, в свою очередь, лучших адвокатов. В прессе поднимается шум. В интернете идёт сбор подписей под петицией в защиту Чагина. Подключаются западные СМИ, называющие Чагина «узником совести». Федеральные каналы российского телевидения, брызжа ядом и дерьмом, напротив, методично и с садистским удовольствием размазывают оппозиционера, пытаясь испепелить его своими дикими измышлениями и нарекая чуть ли не главным врагом отечества. Истерия достигает невообразимых масштабов и градуса. В результате Чагин отправляется в Лефортово, где проводит без малого год, а потом, благодаря адвокатам и паре газет, впоследствии лишённых лицензий, выходит на свободу по причине отсутствия состава преступления. Статус политзаключённого только добавляет Чагину веса в среде борцов с режимом. Популярность его докатывается до США.

Пока Чагин сидел в Лефортово, ОПК был обездвижен силовиками. Теперь обезглавленная организация больше походила на сельпо с выбитыми стёклами. Часть друзей оппозиционера была запугана ФСБ и, зализывая раны, сидела по домам; часть — уехала из страны. Наработанные архивы были изъяты следователями… Организацию пришлось начинать с нуля. Не хотелось Чагину бросать начатое на полпути, разочаровывать порядочных людей и подводить тех, кто боролись за него, верили ему и помогали. Павел «реанимирует» ОПК и возвращается в политику. Но… денег в кассе нет, и спонсоров не найти — боятся связываться. Как быть? К счастью, подворачивается вариант: бывшие друзья по бизнесу предлагают войти на паях в собрание учредителей логистической компании «Экспресс-лайт», которая будет заниматься доставкой почты по России. Чагину не до жира — надо кормить семью, развивать свой антикоррупционный проект. Он соглашается, и уже к концу 2014-го организация попадает в топ-100 самых преуспевающих компаний России по версии журнала Forbes. И снова не слава богу!.. Санкции, как лавина обрушившиеся на страну после «возвращения» Крыма и войны в Украине, наносят бизнесу сокрушительный удар: нет товаров — нет перевозок, нет перевозок — нет прибыли. И наш оппозиционер с головой уходит в ОПК — благо какие-то деньги на первое время есть да и граждане худо-бедно помогают.

Дела идут в гору. ОПК открывает свои первые филиалы в Туле, Кемерово и во Владивостоке. Но власть, озадаченная санкциями, кажется, вовсе не замечает дерзкого баламута у себя под носом, и Павел, пользуясь моментом, выжимает из ситуации по максимуму. Он выкладывает в Сеть результаты расследования деятельности депутатов Госдумы и министров. Он ведёт ЖЖ, пишет в фейсбуке. Он колесит по стране, собирая информацию о нарушениях. Он помогает коммерсантам, ограбленным властями, ищет им толковых адвокатов. К нему едут за правдой, как к царю на Руси. Он работает на износ и спит по три часа в сутки. А в 16-м начинается новая травля на старых дрожжах — Чагина и его экс-партнёров обвиняют в краже леса с собственной лесопилки осенью 2011-го! И понеслась!.. СМИ злопыхали по поводу нового процесса над оппозиционером двадцать четыре часа в сутки. Любители высокопарного штиля сравнивали его с «гадюкой, пригретой на груди у родины, давшей предателю образование и хлеб насущный»; ребята с более бедной фантазией и скудным лексиконом нарекали Чагина «наймитом Госдепа», «агентом ЦРУ и Моссада»; и, наконец, низкопробнейшие издания бульварного толка, не мудрствуя лукаво, просто и без тени смущения переходили на личности, без затей называя его «сволочью и двурушником», взывая к справедливости и желая, как они писали, «публичной порки». Подзаборная шпана тотчас восприняла сей намёк как сигнал к действию: той же ночью штаб ОПК в Марьино был исписан надписями «Иноагент, вон из России!». Обращения в полицию ничего не дали. А ещё через неделю на одного из сопредседателей ОПК напали неизвестные. К счастью, парень оказался не робкого десятка и смог кое-как отбиться от хулиганов, тем не менее угодив в больницу с травмами средней тяжести. Чагин лично обращался за помощью в СК, но сначала следствие всячески затягивалось, через некоторое время забуксовало, а вскоре и вовсе угасло, перейдя в разряд глухих.

Пока адвокаты Чагина в поте лица выстраивали его защиту, а сам клиент, сидя под подпиской, судорожно отправлял родных «пересидеть» за границей, органы решили проверить счета компании «Экспресс-лайт» и якобы обнаружили, что Чагин со товарищи выводит всю прибыль через подставные фирмы в офшоры! На горизонте замаячило четвёртое дело… Чагин в мыле носится по судам. Словно матёрый рецидивист, связанный по рукам и ногам «уголовкой», политик ничем другим уже, конечно, заниматься не может — времени не остаётся. На это и был расчёт: «возмутитель спокойствия» уходит в тень, и ОПК постепенно поглощается новой бюрократией.

Три долгих года длятся эти процессы. Три изнурительных, сумасшедших года с десятками судебных заседаний, допросами, переносами, отводами, самоотводами, чьими-то неявками, глупостью, ошибками и коллизиями. За это время Павел окончательно убедился в том, что живёт в царстве победившего абсурда и госзаказа — все веские доводы адвокатов вдребезги разбивались о железобетонный судейский аргумент: «Это не имеет отношения к делу». «А что имеет?» — хотелось проорать в самое ухо судье Валентине Жилкиной — бывшей следователю районной прокуратуры, имевшей на прежней должности, как утверждали компетентные источники, проблемы с нарушением ряда должностных инструкций.

Чагин был измождён процессами. На его лице читалась глубочайшая усталость, хотя он и старался держаться молодцом и даже шутил на пресс-конференциях.

Пик политической активности населения пришёлся на весну 18-го. Вполне ожидаемые результаты президентских выборов, которые Чагин призывал бойкотировать, превзошедшие все прочие по масштабам фальсификаций и вбросов, чётко дали понять, что Кнутин остаётся у власти как минимум до 24-го года. На фоне упадка экономики стремительно беднеющей страны, чудовищной пропаганды в СМИ, роста коррупции, агрессии, клерикализма, милитаризма, отсутствия свобод для представителей креативного класса, интеллигенции и просто пассионариев осознание того, что страна скатывается в тоталитаризм, было просто невыносимо. По России прокатывается волна протестов и забастовок. На улицы в едином порыве выходят возмущённые до глубины левые и правые, учителя и дальнобойщики, хипстеры и учёные, деятели культуры и панки, пенсионеры и предприниматели. Посыл у всех акций один — «Мы тебя не выбирали; ты нас не представляешь; надоел». Полиция разгоняет демонстрации, вяжет активистов и лидеров. Под раздачу за организацию несанкционированного шествия попадает и Чагин. Оппозиционер уверяет, что шествия не проводил, но всё равно получает месяц административного ареста. В целом же задержанных по России всего чуть больше тысячи, что позволяет либеральным СМИ предполагать: а не начало ли это новой оттепели? Скептики остужают их пыл, говоря, что никакой оттепелью и не пахнет. Но через некоторое время власть и впрямь ослабляет давление на институты гражданского общества: газеты и телеканалы получают больше свободы, на митингах перестают винтить всех подряд. А потом упрощают правила регистрации для малого бизнеса. Недальновидные коммерсанты ликуют. Несколько человек на радостях даже вступают в «Великую Россию». Дальше — интереснее… КС позволено упразднить несколько антиконституционных законов. Посажены крупные коррупционеры, в частности те, о которых говорил и Чагин. Многие представители интеллигенции: учёные, писатели и музыканты, сбежавшие из страны ещё при Советах, — возвращаются в Россию, желая провести последние годы жизни на «возрождающейся родине». Противники власти радуются, решив, что Кремль устал вставлять им палки в колёса, и теперь всё изменится к лучшему. И хоть микроклимат понемногу и улучшается, тёртые калачи аналитики, памятуя о двуличности лидера и не веря в рассвет либерализма, предостерегают наивных соотечественников от преждевременного ликования. Когда Кнутин размышляет о свободе, у старых диссидентов невольно возникает аллюзия с кормчим Мао, говорившем о цветении ста цветов, а после топтавшем эти цветы коваными сапогами. Они предупреждают, что эти послабления — проверка на преданность: кто, обрадовавшись переменам, высунется, тот первым и сядет! В конечном счёте жизненная опытность оказалась вернее радужного оптимизма. Ужесточение законов об интернете, митингах и информации, новый вал «посадок» и очередные санкции Запада — вот реалии, с которыми Россия столкнулась зимой 2019 года!..

Конец ознакомительного фрагмента.