Николай Солнечный. Книга первая. Новогодняя ночь

Ульяна Михальцова, 2022

Двенадцатилетний мальчик Николай Солнечный, воспитанник детского дома, в новогоднюю ночь попадает в изнаночный мир. Там он встречает говорящие деревья. Они оказываются духами рода, которым нужна его помощь. Но прежде чем узнать об этом, подростку приходится пройти множество испытаний. Помощником ему в этом становится старый, почти умирающий дуб, который очень хочет возродить свой род, используя для этого брошенного ребенка.

Глава 6. Тётя Глаша

Коля поспешно взобрался на сухой ствол дерева, когда то стало подниматься по стене оврага.

— Я одного понять не могу, — скрипел Дуб. — Как ты в лесу оказался?

— Я упал в колодец. Но он был ненастоящий. Бутафория. С зеркалом внутри, — объяснял Коля, болтаясь на стволе.

— Колодец. Ага. Зеркало. Конечно, — мотало ветками дерево. — Только ж этого мало. Может, тебя привёл кто?

— Нет. Я сам. Упал. Случайно, — отчитывался, Коля. — Ох!

— Чего ох? — скрипело дерево, выбравшись из оврага.

— Леса нет, — простонал Коля и стал на ноги.

Вокруг колосилась сочная трава. До горизонта расстилалась чистая равнина, и только сбоку невдалеке что-то блестело на ярком солнце.

— Не то место, — каркнуло дерево.

И Коля увидел, что ворон, летевший за ними, сел на нижнюю ветку.

— Не то, — поникшим голосом подтвердил Коля. — Возвращаемся в овраг?

— Да ты что? Ни в коем разе! — решительно махнуло ветками дерево. — Пойдём напрямки. Вон и река воспоминаний. Вброд перейдём и прямо к лесу выйдем.

— Как с оврагом? — не выразил надежды Коля.

— Не боись, малец. Я с тобой! — поспешило дерево к блестящей ленте реки.

— А всё-таки почему вы мне помогаете? — не отставал Коля.

— Я? Тебе? — удивилось дерево. — Ах да! Я ж тебе помогаю! Понимаешь, малец, людям в нашем мире без проводника нельзя. Обломают ветку — и пиши пропало. Будто не было ничего. А ты говоришь, что пришёл сюда один. Подозрительно это всё, конечно. Ложись! Утки летят!

— Чего? — стал вглядываться в безоблачное небо Коля.

— Ложись! — командовало дерево. — И представь, что ты ещё не родился. А то пролетят — и на год состарят. С утками этими сутками никакого сладу. Ложись, говорю.

И дерево рухнуло на траву, примяв Колю нижними ветвями. Он бухнулся рядом. Отчаянно пытался понять, что же ему нужно представить и как это"ещё не родился". Решил, что это означает, что он ещё в животе у матери. Подогнул колени, свернулся калачиком и представил себя внутри живота. Вдруг все шумы прекратились, стало спокойно и снаружи, и внутри самого Коли. Прошли все беспокойства. И Коля расслышал биение сердца.

За свои двенадцать лет он редко позволял себе думать о родной матери. Когда был совсем маленький, просто не знал, что это такое. А потом одного мальчика из их группы готовили к усыновлению. Он вернулся с какой-то долгой прогулки и заявил, что теперь у него будет мама Таня, самая красивая и самая добрая. Он будет с ней жить, без других детей, в отдельном доме. И она будет его любить.

Катя тогда расплакалась и сказала, что она тоже хочет в отдельном доме с мамой Таней и чтобы та её любила.

Но с любовью всё не так просто.

Нянечка, тётя Глаша, часто говорила детям, что любит их или не любит. Её любовь ещё нужно было заслужить.

— Вот тебя, Витя, я не люблю, потому что ты писаешь мима горшка и за тобой вечно подтирать надо, — отчитывала тётя Глаша одного из воспитанников детского дома. — А вот Валечку люблю. Она всегда в горшок попадает.

— Потому что у неё писюна нет, — отстаивал своё право на любовь тёти Глаши Витя. — Она сидит и попадает.

— А ты что, сесть не можешь? — возмущалась нянечка.

— Не могу. Я узоры рисую, — отвечал Витя.

— Ты рисуешь, а мне вытирать! — возмущалась тётя Глаша. — Не люблю тебя!

И так во многом. Молоко с пенкой нужно допивать. На утреннике песни петь. Воспитательнице только правду говорить. Иначе тётя Глаша тебя любить не будет. А так хотелось, чтобы кто-нибудь любил.

Коля обнял свои колени, пригнул голову и убедил себя, что ничего вокруг нет: ни равнины, ни деревьев, ни уток, ни ворона. Только он один.

— Нет, подождите, — мелькнуло у Коли в голове. — Как это один? А где же Катя?

Он открыл глаза. Сверху вниз на него смотрели стеклянные глаза из дупла. Под ними моталась борода, которую и обрезать было бы не жалко.

— Гляжу, ты не постарел. Значит, всё правильно сделал. Идём быстрее. Некогда нам тут на траве валяться, — проговорила борода.

— Нет, постойте, — проявил неуступчивость Коля. — Я всё же понять хочу. Вы со мной из дупла говорите. И тут же деревом по земле ходите. В нашем мире так не бывает, но здесь так можно. Это я понимаю. Только не пойму, как вы в дупле деревом управляете? У вас там руль, джостик, пульт на кнопках? Как это устроено? У других деревьев на коре глаза появлялись только. И исчезали. А у вас борода.

Стеклянные глаза смотрели на Колю из дупла с усмешкой.

— Ишь, любознательный какой, — усмехнулась борода. — Тебе в лес уже не надо? Охота разговоры поговорить?

— Охота, да, — упирался Коля. — Я тут ничего не понимаю. Где я, с кем я, что происходит, как отсюда выбраться? У меня много вопросов, но сейчас я хочу знать только одно: кто у вас главный — борода или дерево?

— Дупло, — ответила, будто сплюнула, борода. — Давай к реке подойдём, я тебе по пути что смогу, расскажу.

И дерево двинулось дальше. Коля последовал за ним.

— Мы духи, — каркнуло дерево.

— Духи деревьев? — решил уточнить Коля.

— Вот торопыга! Не перебивай, — на шаг запнулось дерево.

— Не буду, обещаю! — заверил Коля.

— Мы духи рода людского. Вот есть род Рюриковичей, а я его дух. Род вырождается — я умираю. Корни — это все предки, ветки — потомки. Ствол — это живущие сейчас. Видишь, все ветки у меня сухие, а ствол — с дуплом старым. Значит, последние из Рюриковичей уже не живут, а тихонько помирают. И болеют тяжело. Гниёт тело человека — гниёт ствол дерева. Дух и дерево едины, но я могу от ствола отделиться и в человеческом облике показаться. Мы так делаем, когда с людями встречаемся, особлива с такими, как ты, мальцами ещё, чтоб понятней было и легче вам. Но я уже такой старый и страшный, что тебе легче не станет, если я тебе человеком покажусь.

— Значит, вы можете входить и выходить из дерева? — загорелся интересом Коля.

— Далеко отходить не могу. Трухлявый ствол не отпустит до конечного срока. А уж потом да, испустит дух деревце, и я на гору дымком поднимусь, — мечтательно проговорил дуб обычным старческим голосом.

— Вы хотите, чтобы ваш род умер? — удивился Коля.

— Я? Нет! — остановился дуб. — А на кой чёрт я в лес иду? Ради тебя, что ли? Нет. Я хитрый! Хочу найти молодую веточку и привить к своей трухлявой плоти.

— А разве это возможно? Вы же уже развалюха совсем, — забыл о вежливости Коля.

— А на то потаённые места и часы есть, когда можно силу вашего живого мира взять да и продлить свои годики века так на полтора, если повезёт, — с азартом ответило дерево уже на подходе к речке.

— Так а мне вы поможете? — оббежал дерево и стал на пути к реке Коля.

— Я тебе дорогу в лес покажу, как обещал. Ты ж туда вернуться хотел. А потом уже сам разбирайся, — отодвинуло Колю веткой и пошло прямо к воде дерево.

— Я так несогласен! — остановился Коля. — Эй, ворон-стражник, забирай этого беглеца назад на полигон, пока от оврага ушёл недалеко.

Ворон, сидящий на ветке, даже не пошевелился.

— Ты чего буянишь, малец? — остановилось и повернулось к Коле дерево. — Ты ж тут без меня пропадёшь!

— Часом раньше, часом позже — какая разница? Если вы меня в лесу бросите, так я там пропаду. А здесь хотя бы тепло. Речка вот, искупаться можно. И никаких тебе ни учителей, ни воспитателей, ни строго директора детского дома. Можно и здесь жить. Надо только придумать, чем питаться, — рассуждал Коля.

— Так, значит? — показались из дупла сердитые глаза и взлохмаченная борода. — Ну, хорошо. Сиди здесь, отдыхай, пока тебя волки не съели. Им же тоже нужно чем-то питаться. Не ты один у нас тут такой голодный. А я пойду откуда пришёл. Что мне ветками в воде барахтать? Ещё снесёт от воспоминаний! Вернусь! И дело с концом! — махнуло веткой дерево и пошло в сторону оврага.

Коля ощутил прилив упрямства, снял шубу Деда Мороза и улёгся на траву на берегу реки, боковым зрением наблюдая за тем, как дерево уходит всё дальше.

Что теперь делать, Коля пока не придумал. Речка была широкой и быстрой. Казалась чистой, но глубокой. Где здесь брод, разобрать невозможно. Да и не умеет Коля переходить реки вброд, не было у них в детдоме такого практикума. Мост искать тоже бесполезно. У них тут всё не так, как у людей. Так рассуждал Коля.

Очень хотелось есть. После всех разговоров и перемещений, которые как-то отвлекали от голода и боли в ногах и руках, болезненные ощущения вернулись. Но конфеты Коля решил поберечь.

— Сколько там люди без еды живут? Три дня, кажется, — сорвал стебель какой-то травы и стал кусать его Коля. — А без воды?

Коля всмотрелся в речку, пытаясь определить, подходит ли эта вода для питья. Рисковать побоялся.

Дерево уже почти дошло до оврага, и Коле стало и зло, и тоскливо. Злился он оттого, что этот лжепомощник вызвался ему помогать только в своих корыстных интересах. А затосковал от невозможности что-то предпринять. В овраг возвращаться смысла нет. Всё равно он сам из него на эту сторону не выберется.

Коля закрыл глаза и постарался ни о чём не думать. Это было его проверенное средство в трудных ситуациях. Когда они в пятом классе выбросили с Лёнькой стопку контрольных тетрадей по математике в металлическое ведро с грязной водой, оставшееся после уборки класса, Коля точно так лежал в кровати и понимал, что завтра всё обнаружится, их с Лёнькой обязательно вычислят, отругают, но зато оценок за контрольную ни у кого не будет. А он почти ничего не решил, как и Лёнька. Беспокоиться об этом бесполезно, переживать тоже, адреналиновая вспышка радости прошла, можно лежать и ни о чём не думать. Так он и уснул тогда, не зная, что контрольную придётся всем классом переписывать. А за это ему досталось уже не только от учителя математики и директора, но и от всех одноклассников. Даже от Лёньки. Друга Коля выдавать не стал, взял всю вину на себя, и для правдоподобности подговорил Лёньку больше всех возмущаться.

После этого Коле пришлось ходить на дополнительные занятия по математике и полюбить этот школьный предмет.

Вот и теперь Коля лежал без мыслей и без воспоминаний, просто дышал и наслаждался покоем. Но через какое-то время услышал странное шуршание. Это торопливо возвращалось сухое дерево с кружащимся над ним вороном.

— Добре, уговорил! Помогу я тебе, малец! Я ж обещал, а Рюриковичи своих обещаний на ветер не бросают и в воде не топят, — с жаром обратилось к Коле дерево. — К тому ж я вброд реку эту без тебя не перейду. Снесёт меня от воспоминаний как пить дать. А у тебя и воспоминаний-то тех одна жменька. Удержимся как-нибудь, — добавило дерево и направилось к воде. — Ходь за мной!

Коля подскочил на ноги, подхватил шубу Деда Мороза.

— Что ты таскаешься с этими лохманами? Брось их на берегу. Лисы себе в нору утащат, — посоветовал Дуб Коле.

— Вы что?! Это же костюм Деда Мороза! Меня Татьяна Львовна, музыкантша наша, за него прибьёт. Я просто обязан его вернуть. Хоть порванный и грязный, но вернуть. Иначе и возвращаться не стоит, — по-настоящему распереживался Коля.

— Ну, как знаешь, — махнуло веткой дерево. — Только оно тебе мешать очень будет. Длинное слишком и тяжёлое. Намокнет в воде и на дно потянет. Давай, в дупло ко мне положи, а потом заберёшь, когда реку перейдём.

— А не обманете? — с сомнением посмотрел на дерево Коля.

— Я? Да ты что? — возмутился Дуб. — Когда я тебя обманывал?