Николай Солнечный. Книга первая. Новогодняя ночь

Ульяна Михальцова, 2022

Двенадцатилетний мальчик Николай Солнечный, воспитанник детского дома, в новогоднюю ночь попадает в изнаночный мир. Там он встречает говорящие деревья. Они оказываются духами рода, которым нужна его помощь. Но прежде чем узнать об этом, подростку приходится пройти множество испытаний. Помощником ему в этом становится старый, почти умирающий дуб, который очень хочет возродить свой род, используя для этого брошенного ребенка.

Глава 7. Река воспоминаний

Дерево топталось в воде на берегу, будто ощупывая что-то.

— Брод ищете? — спросил Коля.

— Нет, золото и бриллианты, — каркнуло дерево. — Ты по канату ходить умеешь?

— По канату — это как? — удивился Коля.

— Как канатоходцы! Чего непонятного?! — вышел из воды Дуб.

— Нет, не умею. Нас такому не учили, — пожал плечами Коля.

— Да знаю я, что вас ерунде всякой учат, а самых главных умений и не дают, — ворчал Дуб.

— А самых главных — это каких? — ухмыльнулся Коля.

— Из лука стрелять, по канату ходить, облака в сито собирать, — нетерпеливо похлопывало по воде корнями дерево. — Что ж мне с тобой делать? Ладно, уговорил. Понесёшь меня на руках! — сказал Дуб, и ворон взлетел с ветки в небо.

— Как это на руках? — опешил Коля.

— Да просто. Я ж нетяжёлый. Во мне веса два фунта.

— Стерлингов? — удивился Коля.

— Да нет, фунт — это сто золотников. Ну, почти полкилограмма на ваши, — терпеливо объяснял Дуб. — Не боись, тяжело не будет. Будешь мною балансировать на канате. Я у тебя вместо шеста буду.

— На каком ещё канате? Мы же реку переходить собираемся. Вброд, если я не ошибаюсь.

— Не ошибаешься, это верно. Но и без каната никак. Дело в том, малец, что брод этот такой тонкий, что по нему моими толстыми корнями не пройдёшь. Он толщиной с твой кулак. А в речке ж ещё течение. И воды в ней не простые: всё сплошь воспоминания. Как войдёшь в речку, так и нахлынут, только держись. Свалишься с броду и утонешь в воспоминаниях. И я с тобой вместе. Ещё и ко дну тебя потяну. У меня знаешь, сколько воспоминаний за тышшу веков накопилось? Тебе и не представить, не фантазируй.

— Так это вы в реке топтались — воспоминания освежали? — ухмыльнулся Коля.

— Эх, смышлёный какой! Может, мне тебя веточкой привить, а? Раз ты своему роду особлива-то и не нужен, — усмехнулось дерево.

— А я ему не нужен? — вдруг огорчился Коля.

— Ну, так ты ж его не знаешь. Ни отчества у тебя настоящего, ни фамилии. Кто ты есть? Каких будешь, Николаша? Молчишь? То-то и оно. Тебе твой род не надо, и ты ему не очень-то.

— Мне надо! Мне очень надо! — почти закричал Коля. — Я всегда хотел! Я просто не знал как! Мне надо!

— Да не кипятись ты так! Не хочешь прививаться — не надо. Другую веточку найду, посговорчивей. Как я понял, ты из того места, где таких веток — целая оранжерея. А сейчас нам реку перейти надо. Сымай обутак, клади мне в дупло. Закасывай штанины, — командовал Дуб.

— А носки тоже снимать? — застеснялся Коля своих несвежих ног.

— Сымай-сымай, в туфли положи. Да не конфузься ты так. Меня человечьим духом не напугаешь, акха-кха-кха, — рассмеялось дерево.

Коля послушно снял туфли и носки, подкосал штанины брюк. Обувь положил в дупло вместе с шубой Деда Мороза и конфетами. Дупло показалось ему вместительным и чуть сырым. Ожидаемой головы с бородой и стеклянными глазами он там не нашёл. Тухлый противный запах пропал. Коля подумал, что это прогулка дерево проветрила.

Коля подошёл к речке и спросил у дуба:

— Что дальше?

— Подойди вот сюда, — тыкнуло дерево веткой в береговую линию. — Бери меня на руки. Я сопротивляться не буду.

Коля обхватил трухлявый ствол двумя руками и легко поднял дерево.

— Нет, не так, — неодобрительно закряхтел Дуб. — Как девушек на руки берут. Я буду помогать тебе держать баланс.

Коля вернул дуб на землю. Дерево стало прямо перед Колей, чуть наклонилось всем стволом. Коля подхватил его с одной стороны на левую руку, а потом правой, поднял перед собой. Дерево было лёгким. Кривые погрызенные корни уравновешивали сухую крону. Коля вспомнил, как на одном из цирковых представлений видел канатоходцев, попробовал балансировать деревом, понял, что это удобно.

— А теперь что? — спросил он у дерева.

Ворон кружил над ними и отвлекал Колю.

— А теперь войди в реку и нащупай стопами узкую каменную дорогу.

— Вы ж говорили, что канат, — напомнил Коля.

— Это я так, образно. Чтоб тебе понятней было.

Коля попытался сделать шаг в воду, но Дуб его остановил:

— Погодь! Тебе сразу начнут приходить разные моменты из прожитой жизни твоей цыплячей, так ты на них, как на зерно, не отвлекайся. Найдёшь дорогу — и ступай, осторожно. Спешить не надо. Спешка в этом деле всё только портит.

— Я понял, — сказал Коля и шагнул в реку.

Сперва он ничего, кроме прохлады воды, не ощутил. Ему просто вспомнилось, как несколько лет назад их вывозили на отдых в какой-то санаторий, а рядом была речка. Детям категорически запрещалось бегать на речку без взрослых, но мальчишки часто туда убегали, разувались, бегали по воде вдоль берега, обрызгивали друг друга, однажды даже кого-то уронили в воду, потом долго сушили на берегу, боясь возвращаться в санаторий в мокрой одежде.

И тут Коля понял, что у него уже начались воспоминания, а каменную дорогу он ещё не нашёл. Стал шарить голыми стопами по дну. Посмотреть в воду он не мог, потому что всё обозрение было перекрыто деревом. Коля вспомнил, как однажды залез на очень старый дуб в лесу около детдома. Высоко залез. Было так весело карабкаться всё выше и выше, до холодка в груди. Солнце садилось, и сквозь ветки и листья можно было рассмотреть удивительно красивое разноцветное небо. Коля высматривал это небо и карабкался всё выше и выше. Ветки становились всё тоньше. На самой высокой ветви Коля сумел выпрямиться и выглянуть из листьев. Он тогда ощущал себя на вершине мира, самым свободным и бесстрашным, самым главным на всём свете. Он видел вдалеке идущих людей, таких крошечных, как пуговицы, что их и не рассмотреть вовсе. И в этот момент услышал голоса откуда-то снизу.

— Солнечный, а, Солнечный! Ты куда забрался? Ты совсем с ума сошёл? А если ты сорвёшься и разобьёшься? — ругался женский голос внизу.

Коля не мог рассмотреть, кто там стоит, и по голосу определить не мог. Он тогда казался ему похожим сразу на все женские голоса. А женщина внизу всё ругалась и ругалась, требовала, чтобы Коля немедленно спустился, грозила, что ему всыпят по первое число, будто он не знал, что ему в любом случае достанется. Спускаться не хотелось. Он сидел на самой верхушке и смотрел, как солнце опускается за горизонт. Потом приехала большая пожарная машина, и мужчина в цветном костюме и яркой каске помог Коле перебраться в металлическую корзину.

Когда пожарник спустил Колю на землю, то мальчика уже больше никто не ругал. У Коли было такое отстранённое лицо и такой отсутствующий взгляд, что взрослые растерялись. К тому же он перестал реагировать на все слова и всё время молчал.

Его отвели в комнату, накормили. Велели детям не приставать с расспросами. Но мальчишки и из его комнаты, и из соседних сразу облепили кровать Коли и стали наперебой что-то ему говорить. Кто-то восхищался его смелостью, кто-то обзывал дураком. А Коля лежал на кровати и никого не слышал. У него перед глазами до сих пор было заходящее солнце, а в ушах у него пели птицы.

Коля пытался вспомнить ещё что-то о том, как на следующее утро прибежала вся заплаканная Катя, как она трясла его и рассказывала, что испугалась, что прорыдала весь вечер и всю ночь, а её не пускали к нему и даже сделали укол, после которого она уснула, хотя очень хотела прийти к брату. Коля вспомнил, как она больно укусила его за руку, чтобы он перестал делать вид, что её нет рядом. И только тогда Коля очнулся.

Вот и сейчас он очнулся, потому что вместо щебета птиц и криков Кати услышал противное карканье:

— Ты дорогу нашёл, малец? Или мы тут вечно стоять будем?

Коля понял, что всё ещё не отошёл от берега даже на шаг. Стал активно нащупывать камень. Больно ударился о какой-то булыжник. Это напомнило ему ещё одну историю из дошкольных времён, но он усилием воли отогнал её и продолжил свои поиски. И наконец-то, что-то твёрдое и ровное попалось ему под ногу. Он продвинулся вперёд: точно, есть узкая каменная тропинка. Коля поставил на неё всю стопу, попробовал сделать шаг — всё получилось, потом ещё один, и ещё, осторожно, не торопясь.

— Солнечный, сколько раз тебе говорить, что списывать бесполезно? От этого знаний в твоей голове не прибавится, — кажется, это была учительница литературы.

— Я не списываю! — тут же отрапортовал Коля.

— А что твоя голова делает в тетради соседа по парте? Подглядываешь? — голос учительницы был уверен в разоблачении провинившегося.

— Нет, я проверяю. Надо же убедиться, что он всё правильно написал, — не сдавался Коля.

— И как, проверил? — не верила ему учительница. — Всё там правильно написано?

— Нет, я не успел. Вы мне помешали, — удивлялся собственной наглости Коля.

— Да тебе все учителя мешают, Солнечный, то в носу ковыряться, то спать на уроке, — отчитывала Колю учительница.

— Неправда, он на уроках никогда не спит, — вмешалась в разговор защитница Катя.

— А что же он делает, когда лежит на парте? — повернулась к Кате учительница.

— Он мечтает, — не растерялась Катя.

— О, мечтать мы все любим. Я вот тоже очень мечтаю, чтобы вы все полюбили русский язык и литературу, — разоткровенничалась учительница.

— Так мы язык любим, мы же им разговариваем, — ответила Катя. — И книжки читаем. Я каждую неделю в нашу библиотеку хожу. Уже две полки книг перечитала. Я литературу люблю.

— Так это ты, Катенька. А остальные?

— Остальные тоже любят. И литературу, и язык.

— Тогда почему так плохо учатся?

— Не знаю. Наверное, потому что уроки у вас неинтересные, — искренне ответила Катя.

— Ах, вот ты как заговорила, Солнечная! — вспылила учительница.

В этот момент Коля понял, что сестра хоть и сказала правду, но в то же время поступила очень глупо. Нужно было спасать ситуацию.

— Нет, Катюха, здесь ты неправа, — стал спорить с ней Коля. — У нас уроки русского и литературы очень даже интересные. Мне вот всегда интересно было, кто все эти буквы придумал и заставил нас ими разговаривать. И ещё. Откуда у писателей столько свободного времени, чтобы книжки писать? Им что, больше заняться нечем? Сочиняют, сочиняют, а ты потом читай, хоть обчитайся, а всё равно всё написанное не прочтёшь. Правильно я говорю? — здесь Коля обратился к учительнице по имени-отчеству, и она ещё стала всем долго что-то рассказывать про крещение Руси и священников Кирилла и Мефодия, про какие-то чертырезы, которыми писали на Руси.

Коля ещё подумал, что можно спросить об этом у дерева, раз ему больше тысячи лет. Оно-то должно знать, как в старые времена всё было на самом деле.

И тут Коля понял, что снова поддался воспоминаниям, да так увлёкся, что чуть не уронил дерево в воду.

— Шибче иди, малец, — заговорило дерево, — да держи меня ровнее.

— Может, вы будете со мной разговаривать, — постарался идти быстрее Коля, — а то я всё на воспоминания отвлекаюсь.

— Подожди, сейчас глубже пойдёшь, там течение сильней ощущается, воспоминания ещё больше накатят, — предупредило дерево.

— Так поговорите со мной. Расскажите, например, про чертырезы, которыми когда-то русские люди писали, — предложил Коля.

— Про черты и резы? — удивилось дерево. — На ветках тебе, что ли, показывать? Ишь ты, фантазёр! Давай лучше решим, как мы дерево твоего рода искать будем. Лес большой, деревьев много. Слышал я, что человеков уже миллиардами насчитывают. Вот это крона! Это я понимаю! Только наших всё меньше и меньше, — сокрушалось дерево.

— Кого это наших? — уже ощущал усилившееся течение Коля.

Почти на каждое сказанное слово к нему приходили какие-то воспоминания, бурлили, сменяли одно другое, почти дрались между собою. Коля очень старался держать нить разговора, балансировать на поверхности речки. Вода становилась то холоднее, то теплее, словно разные течения проносились под ногами.

— Русов, Николаша, всё меньше. Славян, если тебе так проще понять. Тех, чьи рода на этой земле были посажены и могучими деревами взросли. Видал, сколько нашего брата полегло? По обе стороны оврага — глазом краёв не достать.

В этот момент нога Коли соскользнула, и он чуть не упал в воду. С трудом удержался.

— Э, ты чего, малец? — встревожилось дерево. — Нам с тобой падать нельзя. Водяной нас не отпустит. Будешь у него в прислужниках, байки всякие рассказывать про своё человеческое житьё, развлекать, так сказать. А из меня все воспоминания вымоют и беспамятной палкой на берег выкинут, — дерево явно опасалось такого развития событий.

— А разве здесь водятся водяные? — удивился Коля, отгоняя навязчивую песенку водяного из детского мультика, возникшую непроизвольно в голове.

— Зачем водяные? У нас здесь только один. Нам много не нужно, — заявило дерево.

— Так это же волшебная речка. Из воспоминаний. Зачем ей водяной? Она должна быть сама себе хозяйка. Это логично, — старательно рассуждал Коля вопреки лезущим в голову обрывкам каких-то представлений о водяных.

— Речка эта самая обычная. Другой здесь нет. Была ещё одна, да высохла вся. Вон, только овраг от неё остался. Вот та была особенной, огненной рекою, очистительной. Дерево приходило умирать в очистительном огне, дух рода в мгновение ока переносился на Великую гору, и величие всего рода цветным сиянием озаряло землю. А потом огненная река пропала, и приходится нам перебираться на тот берег, отдаваться древесным жучкам да червячкам, гнить и тлеть, — горько вздохнуло дерево.

Коля хотел спросить о том, куда же подевалась огненная река, но не успел. В голове смерчем пронеслись воспоминания о том, как он лежал однажды закопанный в снег. Он был тогда совсем малышом. Зачем-то во время прогулки убежал от воспитательницы и своей группы к старшим ребятам. Они были за металлическим забором, отделявшим школьную спортивную площадку. Бежать туда было далеко. Но Коля видел играющих в снежки детей и не мог остановиться. Ему хотелось туда. Забор был сделан из вертикальных прутьев. Коля тогда был очень щуплым мальчиком. Он с трудом, но всё же протиснулся сквозь прутья и подбежал к старшим мальчишкам. Те были весёлые, розовощёкие, многие без шапок, что больше всего тогда изумило Колю. Им, малышам, выходить не только зимой, но даже весной и осенью на улицу без шапок не разрешали. Эти старшие дети казались Коле небожителями. Они смеясь метали друг в друга снежки. Коля заворожено мотал головой из стороны в сторону, не зная, к кому из бросающих присоединиться. Выбрал самого весёлого и пошёл к нему.

Сильный удар в лицо остановил малыша, повалил с ног. Щеке было ужасно больно и одновременно очень горячо и холодно. Коля лежал на сугробе снега. А потом почувствовал новый холодный удар. Теперь снежок попал ему в лоб.

— Что за малой? — доносился голос откуда-то со стороны.

— Не знаю. Не из наших, — отвечал ему другой.

— Оставьте его! — требовал кто-то третий.

— Ещё хочешь? Получай, — кричал кто-то ещё.

Было много криков и много летящих снежных ядер. Наверное, старшие дети уже не старались попасть в самого Колю, а метили в сугроб, просто пугали мальчика. Так потом кто-то из воспитателей объяснял Коле. Но он тогда очень испугался, отворачивался от летящих снежков, стал загребать снег, чтобы спрятаться от них. Снег был мягким и пушистым. Коля задыхался от напряжения, весь вспотел, у него горели голые ладошки, потому что варежки куда-то упали. Коля грёб и грёб снег, пока не спрятался в него весь, пока не перестали стукаться о снег белые ядра.

Потом мальчишки ушли. Наступила тишина, но вместе с ней сильные эмоции лишили уставшего малыша сознания. Он пролежал в сугробе какое-то время. Проснулся оттого, что по его лицу елозило что-то влажное и шершавое. Это дворовой пёс Димыч тыкался в него своим носом и лизал языком.

Коля кое-как выбрался из сугроба, а когда увидел приближающуюся фигуру какого-то человека, разглядеть которого он не мог, горько разрыдался.

Что было дальше, Коля не помнил. Остаток дня слизал из памяти рыжий пёс Димыч, а обжигающая боль где-то внутри Коли осталась. И именно она сейчас кипятком прошлась по его ступне.

Коля инстинктивно отдёрнул ногу, не удержался и упал в воду, зацепившись другой ногою о каменный борт брода. Дерево тоже оказалось кроной в воде, потяжелело, но Коля одной рукой удерживал его, а второй схватился за выступающий камень брода. Выровнял дерево над водой.

— Рюрикович, вы как? — спросил Коля, облепленный самыми разными противоречивыми по эмоциям воспоминаниями, которые буквально топили его и утягивали вниз.

— Хооо-хоо-хоо, — тяжело дышал дуб.

— Подождите, я сейчас.

Коля попытался взобраться на каменный бортик повыше. Сделать это с помощью одной руки и с такой важной ношей в другой было очень трудно не только физически. Ему казалось, что он сходит с ума, а голова его сейчас взорвётся, потому что он проживал снова множество моментов своей жизни. Он даже хотел порадоваться, что жизнь его была такой однообразной и пока недолгой, но не успевал найти для этой эмоции место.

Он вдруг понял, что способен отодвинуть все эмоции и чувства и подчинить себя одной задаче. Ему представилось картинкой, что река — это и есть его чувства, а разум балансирует где-то на поверхности воды и не даёт телу утонуть в разнотемпературных подводных течениях. Какая-то сила вытолкнула его из воды и поставила на ноги.

Коля взял дерево в одну руку, прижал к своему боку. Это было не так удобно, зато стало видно, куда идти. Он смело и быстро шагал по каменному бортику. К нему снова приходили воспоминания. Он узнавал их, внутренне улыбался или хмурился, спокойно пропускал мимо, будто перелистывал страницы электронной книги просто движением пальца по дисплею, и спокойно шёл дальше.

Со стороны могло показаться, что у Коли какой-то страшный тик, от которого постоянно дёргается почти всё лицо, так быстро сменялись эмоции в его душе, но он не позволял им взять власть над собою. Им оставалось лишь на видимой поверхности создавать мелкую рябь.