Дворецкий для попаданки

Ульяна Гринь, 2021

Будь проклята та гадина, которая забросила меня в другой мир в тело недавно овдовевшей графини! Потому что инструкцию мне не выдали, а доверять нельзя никому, кроме своей собаки и… дворецкого? В тексте будут: большой лабрадор; обходительный мужчина; второй обходительный мужчина; мальчик с непростым характером и некоторые семейные тайны, которые попаданке придётся распутать!

Глава 2. Знакомство с поместьем

Я пошла за ней в малую столовую, по дороге рассматривая обстановку. Пить чай — это хорошо, это очень хорошо. За чаем можно подумать и упорядочить мысли.

Через анфиладу богато украшенных, но мало меблированных комнат мы попали в малую столовую. Там у окна стоял большой круглый стол с шестью стульями. Он был накрыт белоснежной скатертью, на которой уютно расположились две чашки с блюдцами, блюдо маленьких пирожных с кремом, заварной чайничек с курносым носом и большой металлический чайник, натёртый до блеска.

Я решила вести себя, как хозяйка, раз меня все считают графиней, и села на стул. Лили засуетилась, наливая в мою чашку чай, подкладывая странный коричневый сахар на блюдце, пироженку на тарелочку. Потом села напротив и озабоченным взглядом окинула посуду, сказала:

— Миледи, думаю, вам срочно необходимо нанять дворецкого. Приборы отвратительно грязны!

Я взяла в пальцы ложечку, повертела её и пожала плечами:

— Нормальные приборы.

— Вы сегодня необыкновенно добры, миледи. В другой день отчитали бы прислугу лично! — осторожно ответила Лили.

Я промолчала и принялась размешивать сахар в чае. Приборы грязные. Ну пусть чистят, что мне-то? Я тут (надеюсь) ненадолго! Надо нанять дворецкого — пусть нанимают. Так и сказала ей:

— Нужен дворецкий — найдите его.

Лили выпрямилась, хотя и так сидела прямо, произнесла строгим голосом:

— Миледи, мне очень дорого ваше доверие, но я не могу взять на себя подобную ответственность! Дворецкий должен быть выбран хозяином дома, но наш любимый господин граф почил так невовремя… Поэтому ответственность за выбор дворецкого лежит целиком и полностью на вас, миледи.

— О господи, — пробормотала я. — Ну хорошо, без проблем, давайте кандидатуры, и я выберу.

Лили обрадовалась. Она прямо расцвела на глазах, засияла, с удовольствием отпила маленький глоточек чая и сказала тоном полностью довольного человека:

— Я тотчас же напишу всем кандидатам и попрошу их явиться в ближайшее время в замок.

— И когда это ближайшее время?

— Думаю, пару дней будет достаточно, чтобы прибыть в Уирчистер из любого места Англикерии.

Превосходно. У меня есть два дня. Надо привыкнуть к этому дому, к этой эпохе, узнать всё, что мне будет нужно, и постараться вернуться домой. Желательно в том виде, в котором я оттуда попала сюда.

Чай как-то очень быстро закончился, и я пожалела об этом. Был он действительно неплох — совсем не из пакетиков. Лили ждала, что я чем-то обозначу момент окончания ланча, но я молчала, вертя в пальцах накрахмаленную салфетку. Тогда девушка жизнерадостно вздохнула и спросила:

— Быть может, миледи желает переодеться в домашнее платье?

— Да-да, — рассеянно ответила я. Домашнее платье… Халатик, что ли? Викторианская Англия, на которую похожа эта самая Англикерия, носила ли домашние халатики? Или мне действительно надо сменить платье?

Как всё это суетливо…

Со двора послышался громкий требовательный лай. Я встрепенулась. Боже, я забыла Клауса снаружи!

Вскочив, потребовала:

— Лили, впустите собаку в дом!

Она показалась мне оскорблённой:

— Но, миледи! Ведь вы же сами… Вы же не хотели… Ведь пёс перебьёт посуду и попортит мебель!

— Глупости, Клаус отлично воспитан и, к тому же, не может жить на улице!

— Миледи, но грязные лапы…

— Дайте мне полотенце, и я сама их ему вытру!

— Как можно, как можно? — снова, как на лужайке, запричитала Лили. — Я велю устроить собаке будку близ конюшни!

Я хотела было вызвериться на неё, но потом подумала: чего с ней зря болтать? Я же могу сама сходить, открыть дверь и впустить моего лабрадора в наш новый временный дом!

Когда я направилась к выходу, то в зеркало над камином увидела вытянувшееся от удивления лицо камеристки. Что, не ожидала? А вот накоси выкуси.

Клаус торчал на лужайке, лая в воздух. Он всегда так выражал своё неодобрение, но иногда я не могла понять, что именно не нравится псу. Теперь же я прекрасно его понимала. Украли хозяйку, бросили одного, ни в мячик поиграть, ни подстилки любимой… Я позвала его громко, очень стараясь не визжать:

— Клаус! Ко мне!

Лабрадор сорвался с места и бросился к крыльцу, но не налетел на меня, как обычно делал это — со всей дури, виляя даже не хвостом, а всем телом — а остановился как вкопанный в метрах двух. Снова принялся нюхать воздух в моём направлении. Я поджала губы, прищурилась. Надо дать ему понять, что это именно я, а не другая тётка, пусть даже пахну и выгляжу совсем не так, как обычно.

Присела на корточки — едва, ибо сразу сдавило в талии, раскинула руки и сказала вредным тоном:

— А кто у нас тут дурик на всю голову стукнутый? Кто у нас хозяйку не узнаёт? Кто хочет кушать? Клаус! Кушать? Кушать, да?

При знакомых словах «дурик» и «кушать» пёс завилял хвостом. В глазах Клауса я увидела некоторое недоверие, но хвост говорил: «Да, да, дурик хочет кушать!» Но в эту ловушку он не попался, потому что с самого первого дня получал еду исключительно за работу. Кто-то другой мог этого не знать, но не я. Поэтому, поднявшись, тётка с лицом чужой и запахом чужой сказала псу чужим голосом:

— Клаус, сидеть.

Толстый зад лабрадора дёрнулся, помедлил, но всё же аккуратно опустился на траву лужайки. Я возликовала. Ура! Работает! И тут же сказала строго, подтвердив команду жестом:

— Лежать.

Не сводя с меня красивых карих глаз, Клаус лёг. Его хвост легонечко покачивался из стороны в сторону. В моей груди царило полное и бесповоротное «ми-ми-ми», я удержалась от радостных слёз только огромным усилием воли. Чтобы закрепить успех, дала последнюю команду:

— Спать!

Эта команда давалась Клаусу труднее всех остальных, потому что требовала полной неподвижности — в том числе и хвоста. Но он покорно положил голову на вытянутые передние лапы и закрыл глаза.

Мой хороший мальчик! Мой лапушка! Даже если он меня не узнал, решил, что я своя, и можно меня слушаться!

— Ай хорошо! — совершенно счастливым голосом провозгласила я. — Ай браво! Ай какой хороший мальчик!

Хороший мальчик завилял хвостом, но с места не двинулся, только тяжко вздохнул. Спать — так спать по-настоящему. И я, чуть не запрыгав от радости, дала освобождающую команду:

— Всё!

Клаус вскочил и бросился ко мне. Теперь уже у него не было никаких сомнений — такие команды знала и использовала только я. Он ткнулся мордой мне в живот, вытянув шею и заглядывая в глаза, а хвост вертелся, как пропеллер.

Я же дала волю своему счастью и затормошила, зачесала Клауса по всей спине, по крупу над хвостом, и пёс с широкой «улыбкой», свойственной только лабрадорам и стаффам, принялся издавать те звуки, которые всегда смешили меня и означали высший собачий восторг: что-то среднее между тяжёлым дыханием, фырканьем лошади и беззвучным похрюкиванием.

Начесав пса вдоволь, я скомандовала весело:

— А теперь кушать!

Клаус, услышав любимое слово, ломанулся в дверь замка. Остановился посередине холла, оглянулся. Я погрозила ему пальцем:

— Аккуратно!

С видом «чёрт, не разрешили поскакать галопом» он всецело предался второму любимому занятию: нюхать. А я, наморщив лоб, пыталась сообразить, в какой стороне кухня.

Кажется, Хэтти вышла из двери справа. Направившись туда, подумала, что фиг я тут найду готовы собачий корм, а переводить Клауса на натуралку будет нелегко. Нет, он, конечно, всё пробовал с детства — и мясо, и овощи, но привык-то к сушке! Как отреагирует его желудок — большой-большой вопрос.

Кухарку, или кем там она была, я нашла через несколько комнат. Или кладовых? В них стояли шкафчики, сундуки, лари, пахло сухим и аппетитным. А на кухне, которая представляла собой огромное темноватое помещение под сводчатым каменным потолком, стоял дым коромыслом. Зев очага полыхал дьявольским огнём. В больших котелках что-то варилось, а между ними на вертеле запекались две толстые куры. Или это индейки — уж слишком большие для кур!

Девчонка-подросток, старательно строгавшая лук прямо на столешнице гигантским острым ножом, подняла на меня взгляд и вытерла глаза от слёз. Потом застыла с открытым ртом. Я робко улыбнулась ей и спросила:

— А где Хэтти?

Девчонка, не закрывая рта, дёрнулась вниз, изображая, видимо, книксен, и ткнула пальцем куда-то к очагу. Хэтти протиснулась через узкую дверь, и мне показалось, что я даже услышала лёгкий «чпок» — будто пробка из шампанского вылетела. Нервы у кухарки оказались крепче, чем у её помощницы, и Хэтти спросила глубочайшим альтом:

— Миледи угодно проконтролировать лично работу?

— Нет. Миледи угодно, чтобы вы накормили собаку.

— Хорошо, миледи, у меня остались кости от вчерашнего ужина.

— Кости? — оскорбилась я. Вместе со мной оскорбился и Клаус, хотя по виду он был очень рад костям. Но старательно оскорблялся, чтобы я чего не подумала. Я шагнула на середину кухни и сказала очень убедительно: — Собачья еда не должна состоять из костей! Двести пятьдесят граммов свежего мяса и столько же овощей, плюс кефир или творог.

— Кусок грудинки, морковь и миска молока?

Даже если Хэтти удивилась, она этого не показала, оставшись невозмутимой глыбой спокойствия. Я вздохнула. Клаус тоже вздохнул. Грудинки он бы точно заточил, но я не собиралась взращивать в нём обжорство, тем более что лабрадоры склонны к ожирению.

— Хэтти, пожалуйста, говядину и творог! Можно сырое яйцо.

— Как миледи будет угодно, — кухарка снова присела и, развернувшись, снова отправилась к узенькой дверце. Я с сомнением следила за тем, как пышные телеса ввинчиваются в маленькое пространство, но обошлось — видимо, Хэтти делала это часто и уже привыкла.

Когда Клаус был накормлен по всем правилам БАРФа, я успокоилась и решила познакомиться с персоналом поближе. Повернувшись к девочке, спросила у неё самым ласковым голосом, на которое было способно это тело:

— Ну, а как тебя зовут?

Она, закрывшая только недавно рот под грозным взглядом Хэтти, снова уставилась на меня, и её челюсть поехала вниз. Ох ты ж господи… Я даже улыбнулась, чтобы девочка приободрилась, но моя улыбка произвела обратное впечатление: помощница кухарки ещё и глаза выпучила ко всему прочему.

Хэтти откликнулась от очага, где помешивала в котле варево:

— Смущаете вы её, миледи. Дорис она.

— А чего смущаться? — я и сама смутилась. — Я же не кусаюсь!

— Простите, миледи, что с неё взять — сирота.

— Бедная девочка, — пробормотала я.

И тут появилась Лили.

Она сморщила носик на хорошеньком личике и снова засуетилась:

— Миледи, вам не стоит столько времени находиться на кухне, ведь у вас есть я! Вы можете мне приказать проследить за кухаркой, а не делать это самой! Пойдёмте, вы наверное очень устали, я помогу вам переодеться, и вы ляжете…

— Я сама могу решить, что мне делать! — воскликнула я, и получилось снова визгливо. Лили отпрянула, потом вкрадчиво взяла меня под локоть, чего я, кстати, терпеть не могу:

— Миледи, вы совершенно себя не бережёте! Вам нужно отдыхать, вы не очень хорошо себя чувствуете после кончины лорда Берти!

Усилием воли я уняла поднимающийся внутри гнев и всё же позволила увести себя с кухни. Не стоит пока ссориться с камеристкой, которая, походу, ещё и компаньонка. Но и вести себя с ней доверительно я не буду. Пока непонятно, что за штучка эта Лили Брайтон.

На второй этаж из холла вела очень красивая деревянная лестница с высокими ступенями и необыкновенно искусной работы резными перилами. Отполированное ладонями дерево словно дышало теплом, когда я положила на него руку, опираясь. По ступеням подниматься было неудобно, и я посочувствовала слугам — они, наверное, бегом преодолевают лестницу по много раз в день! Мне-то норм, я могу двигаться степенно и неспешно, да и камеристка поддерживает под локоток.

Любопытный Клаус уже ждал нас наверху, обнюхивая углы галереи, стена которой была увешана портретами мужчин в старинных одеждах и париках, а вторая часть выходила вторым светом на холл. Опоры галереи тоже гордо выставляли напоказ резные бока, а потолок поддерживали солидные тёмные балки. Каждая была толщиной с полторы меня. Наверное, каждую делали из целого дерева…

В целом тут, конечно, было красиво, но очень мрачно. Ни за что по доброй воле не согласилась бы жить в таком месте!

Но меня сюда забросили — притянули! — против воли. Инстинкт самосохранения вопил о том, что надо мимикрировать и со всеми соглашаться. Однако я прекрасно понимала: долго я так не продержусь. Характер не позволит.

Поэтому до того момента, когда он даст о себе знать, я должна узнать всё о теле, в которое попала, об обитателях замка и вообще о мире, который так похож на нашу викторианскую Англию.

— Вот и ваша спальня, миледи!

Лили открыла высокую дверь с вычурными филенками и отошла в сторону, освобождая проход. Ага, значит, я должна войти первой. Спальня оказалась не слишком большой, но была бы просторной, если бы не кровать, стоявшая по центру комнаты. Гигантизм и монументальность — вот девиз этого замка!

Кровать была шире обычной двуспальной, выше нормальной, и сверху её венчал шикарный балдахин. Самый настоящий, тяжёлыми складками ниспадающий с углов, подвязанный золочёными шнурками.

С ума сойти! Мне здесь спать? Я же пятнами покроюсь от аллергии — тут наверняка и клещи, и клопы…

— Миледи, пойдёмте в гардеробную, я помогу вам переодеть платье!

Господи, уйдёт эта Лили когда-нибудь или нет?

Я проследовала за камеристкой в не меньшую комнату, дверца в которую была спрятана за старинным гобеленом с изображением оленя. В гардеробной стояло два гардероба, как и должно быть, судя по названию, и четыре средних размеров комода. Лили открыла двери одного из гардеробов и достала оттуда висевшее на плечиках платье.

Чёрное.

Опять чёрное.

Но, слава богу, гораздо более просторное и больше похожее на халат, у которого сшили полочки, чтобы не тратиться на пуговицы или застёжку. Лили разложила его на небольшом столике по центру комнаты и подошла ко мне сзади:

— Я раздену вас, миледи.

— Будьте так добры и любезны, — ответила я сквозь зубы. Ненавижу переодеваться в присутствии других, а особенно незнакомых, людей.

Лили, впрочем, оказалась весьма деликатной. И сноровистой. Она очень быстро расстегнула моё платье, стащила его вместе с рукавами и юбкой вниз. По жесту камеристки я переступила через ворох чёрной ткани и вступила в другой ворох. Попутно осмотрела себя и чуть не сдохла от термического шока. Господи, я ведь не верила, когда по приколу читала, как одевались дамы девятнадцатого века! А это всё было правдой.

Сорочка, корсет, рубашка, панталончики, чулки…

И драгоценности.

Лили натянула на меня платье, завязала шнурочек под горлом и сказала:

— Я думаю, что гагатовые брошь и браслет отлично дополнят наряд.

Спорить я не стала, тем более, что мне захотелось увидеть, что там у этой графини было из украшений. Лили вынула из-под ворота своего платья ключ на цепочке и открыла один из ящиков одного из комодов.

— О, май год! Май год! Невозможно! О, это ужасно, миледи!

— Что случилось, Лили? — забеспокоилась и я, хотя мне было до всего, как до луны. Камеристка обернулась ко мне, и я изумлённо подняла брови. У Лили были огромные глаза, такие большие, будто она увидела единорога. Но при всём при этом ещё и ужас был написан на миленьком личике. Она посмотрела мне в глаза и прошептала:

— Все ваши драгоценности исчезли, миледи!

— Как — все? Совсем все? — глупо спросила я. Кивок был мне ответом, видимо, Лили сейчас не могла выдавить из себя ни слова. Она только смотрела непонимающе. И я не понимала. Драгоценности. Пропали. Окей! Кто-то их украл?

— Все драгоценности, миледи, и вся коллекция артефактов!

— Каких артефактов?

— Ваших, миледи, ваших личных камней!

Мда, я многого не знаю об этом мире… Теперь ещё и камни какие-то!

Лили вдруг замерла, всплеснула руками и воскликнула:

— Миледи, вам совершенно необходимо проверить коллекцию покойного лорда Берти, а также артефакты из сейфа!

— Ну так давайте проверим, — согласилась я вынужденно. Делать-то всё равно нечего.

— Ключи хранятся у вас, миледи, — напомнила Лили и указала на мой пояс, который она сняла с первого платья. На нём висела бляшка с изображением какого-то геральдического животного и непонятными мне словами, а от бляшки спускались изящные цепочки с прицепленными на них не менее изящными вещицами. Как это я их не заметила сразу?

Я взяла шатлен в руку и с хитростью лисы попросила:

— Лили, проводите меня, пожалуйста, к сейфу.

С книксеном девушка направилась к двери, а я за ней.

Сейф оказался в соседней комнате, которая служила, вероятно, кабинетом. Здесь была огромная библиотека из солидных шкафов и не менее солидных книг с бордовыми, зелёными, коричневыми корешками и золочёными буквами. Стол в лучших традициях английской мебели — морёный дуб, зелёное сукно на столешнице, ящички с ручками в виде змеиных тел. Картина, изображающая толстую королеву в тиаре и мантии, подбитой белым мехом.

Где же может быть сейф? Так думала я, а сама направилась прямиком к картине и откинула крохотный крючок с правой стороны. Открыла портрет, как дверцу, и уставилась на железный сейф, встроенный в стену.

Мило!

Что же это? Память тела? Оно само нашло сейф. Теперь должно само и открыть.

Я зажмурилась, чтобы не мешать автоматизму рук, и выбрала ключ, вставила его в замок, а потом повернула диск на пол-оборота влево, на три четверти оборота вправо и снова на пол-оборота влево. В глубине сейфа что-то щёлкнуло, он издал гулкий звук, и тяжёлая стальная дверь приоткрылась.

Кто молодец?

Я молодец!

А сейф-то пуст…