Фотография из Люцерна

Уильям Байер, 2015

В 1882 году юная Лу Андреас-Саломе, писательница, будущий психоаналитик и роковая женщина, позирует вместе с Фридрихом Ницше и Паулем Рэ для необычной фотографии. Более тридцати лет спустя студент-искусствовед из Вены дарит фрау Лу свой рисунок-интерпретацию снимка, получившего скандальную известность. В наши дни фотографию повторяет профессиональная госпожа-доминантрикс, известная под именем Шанталь Дефорж. Когда тело Шанталь находят в багажнике украденной машины в аэропорту Окленда, штат Калифорния, в дело оказывается замешана Тесс Беренсон, блестящая актриса, переехавшая в лофт в стиле ар-деко, служивший до этого домом и рабочим местом госпожи. Интерес Тесс к личности Шанталь усиливается: она находит подсказки к разгадке убийства и все больше связей между своей жизнью и жизнью госпожи.

Глава 3

Вена, Австрия. Январь 1913. Идет снег.

«Ронакер», уютная венская кофейня в пору ее особой популярности среди окружения Зигмунда Фрейда.

В кафе послеобеденное затишье, и большинство маленьких отделанных мрамором столиков пустует. Со сводчатого потолка свисает пыльная хрустальная люстра. В воздухе плывет смешанный аромат кофе, шоколада и табачного дыма. В подставке аккуратно выложены газеты. В нише — бильярдный стол. Черно-белый кот вынюхивает на полу объедки.

Напряженный молодой человек — именно он преследовал Лу Саломе на Франценринг — сидит за столиком и что-то рисует на листе картона. Папка с акварелями спрятана под стул — подальше от глаз. На нем все тот же старый костюм, шейный платок и пара драных туфель. Каждый раз, когда звенит дверной колокольчик, он с надеждой оборачивается. И каждый раз разочарованно возвращается к рисунку.

Наконец входит Лу. На ней все та же меховая шуба. Едва молодой человек видит женщину, он прячет рисунок, порывисто поднимается и уже не отводит взгляда, от которого ей не по себе.

— Добрый день, фрау Саломе. Большое спасибо, что согласились прийти, я очень признателен. И, если честно, слегка удивлен.

Она хмурится.

— Вы полагали, я не приду?

— Что вы! Ну, конечно, я не сомневался, что придете. То есть я хочу сказать, что…

— Вы послали мне вежливую записку с извинениями. Я пришла. Куда лучше вести себя деликатно и ненавязчиво, чем гоняться по улицам за замужней дамой среднего возраста.

— Еще раз, простите меня. Я… я не знаю, смогу ли объяснить.

Она останавливает его взмахом руки и подзывает официанта. Он приветливо кланяется и она заказывает кофе по-венски.

— А теперь расскажите, — обращается она к молодому человеку, — что я могу для вас сделать?

— Я надеялся, вы согласитесь со мной побеседовать.

— На какую-то определенную тему?

— О, их так много.

— Вы просили о встрече. Так объясните, зачем. Или, как говорят в определенных кругах, выложите, наконец, карты на стол.

— Карты?

Он смотрит на акварель, затем на папку у своих ног. Ему так хочется открыть ее и показать гостье то, что находится внутри. Он кладет папку на стол, так, чтобы она видела, — а потом решает начать издалека.

— Думаю, вы меня не помните… Но в день вашего приезда на вокзале Вестбанхоф мы столкнулись лицом к лицу. У вас был большой багаж. Я хотел предложить помощь, но вы уже окликнули носильщика. Я пытался продать вам свою акварель. — Он хлопает ладонью по папке. — Дама, с которой вы приехали, остановилась на минутку посмотреть рисунки, — а вы сразу ушли.

— Наверно, я думала о своем.

— Но кажется я заметил презрение.

— Чушь! Я никогда не держусь пренебрежительно, особенно с незнакомыми людьми. Мы торопились в отель — хотели быстрее разобрать багаж и отдохнуть.

— Вам нравится в «Зите»? — Он видит ее улыбку. — Ну, да, нелепый вопрос.

— Отель хороший. Расположен близко к нужному мне месту.

— Простите?

— Вряд ли вас это касается. Но, поскольку вы ходили за мной, я подумала, что вы уже знаете.

— Вы берете уроки у господина, который пишет о сексе.

Лу смеется.

— Ну, можно и так сказать. — Она вздыхает. — Вы просили о встрече, так что, пожалуйста, объяснитесь. Я постараюсь вам помочь. А если это не в моих силах, скажу прямо.

— Я надеялся, что вы согласитесь обсудить мои работы. Можете посмотреть?

Лу знаком просит передать ей папку. Берет, пролистывает содержимое, затем решительно захлопывает и возвращает.

— Вам требуется мое мнение?

Судорожный кивок. Понимая, как легко нанести рану, она старается выбирать более мягкие формулировки.

— О таком принято высказываться вежливо и сдержанно, но я считаю, что всегда лучше говорить правду.

Снова кивок, и молодой человек замирает, словно ожидая удара.

— Скажу откровенно: ваши работы не вызывают у меня никаких чувств. Милые, приятные изображения знаменитых зданий, тихих улочек и площадей. Вероятно, такие этюды могут быть интересны туристам. Но они не говорят мне ничего нового ни об этих местах, ни, что куда важнее, о человеке, который их написал. — Лу пристально смотрит на собеседника. — Вижу, вы расстроены. Я не хочу вас задеть. Не сомневаюсь, вы очень старались, и эти работы многое для вас значат. Если они ничего не говорят мне, вероятно, скажут кому-то другому. И давайте на этом остановимся.

— Но… позвольте объяснить, что я пытался пере…

— Искусство должно само говорить за себя. Не хочу быть грубой, но ваше творчество — не из тех работ, которые я желаю обсуждать. Думаю, сказанного довольно.

Он склоняет голову:

— Спасибо, что потратили на меня время.

Лу испытывает облегчение — молодой человек ведет себя куда тактичнее, чем можно было предполагать, судя по потрепанной одежде, и воспринимает критику куда лучше, чем она ожидала.

— Это просто мнение. Должна добавить, что восхищаюсь людьми искусства и мужество, с которым они представляют свои работы на всеобщее обозрение.

При слове «мужество» он оживляется. Внимательно наблюдая за ним, Лу понимает, что это качество, которое он в себе действительно ценит.

— Полагаю, переубеждать вас бесполезно?

Она мягко улыбается.

— Чтобы вызвать мой интерес, вы должны работать в совершенно иной манере. Вряд ли вам захочется.

— Не понимаю.

— Я объясню. Однако прежде скажите, почему мое мнение так значимо для вас?

— Очень значимо, фрау Саломе. Я сразу вас узнал — там, на вокзале. Вот почему ходил следом. Потом, в Императорской опере, я поймал ваш взгляд, точнее, взгляд вашей подруги, — в тот день давали «Парсифаль». У меня было стоячее место, как всегда, а вы прошли мимо к своим креслам. Думаю, та, вторая дама, узнала меня.

— Она мне ничего не говорила.

На самом деле в тот вечер мы были в театре втроем, вспомнила Лу. Эллен, она сама и психиатр доктор Виктор Тауск, еще один ученик Фрейда, с которым она подружилась и надеялась на роман. Художник явно избегает упоминать третьего участника компании. Он и в самом деле не заметил Виктора — или проигнорировал его, считая, что присутствие другого мужчины не имеет значения?

Молодой человек продолжает описывать встречу:

— Одно мгновение, и вы прошли мимо. После спектакля я решил подождать снаружи, а потом пойти следом. Я видел, как вы подозвали экипаж, и подслушал адрес.

Лу пристально смотрит на него:

— Это неприятно. Слежка отвратительна. Никогда не знаешь, что на уме у преследователя.

— Уверяю, я бы не осмелился вас побеспокоить.

— Однако, как видите, побеспокоили. Мне пришлось обратиться к вам, когда Эллен сказала: «Вот человек, который идет за нами от отеля». — Лу медлит, а потом замечает: — Должна сказать, вы не произвели хорошего первого впечатления.

— Ваши слова абсолютно справедливы, и мне страшно стыдно.

— Оттого, что вас заметили?

— Да, а еще оттого, что вас рассердил. Но я благодарен — за хороший урок. — На его лице расцветает улыбка. — И за нашу встречу…

И снова она смотрит на него. Он в самом деле считал, что они с Эллен могли его не заметить, или надеялся, что они первые начнут разговор, который он сам боялся инициировать?

— Вы свое получили. Пожалуйста, скажите сейчас — чего вы в самом деле желали? Какая у вас цель?

— Ц-ц-цель? Я просто хотел увидеть вас, поговорить, услышать ваш голос.

Господи, да он снова заикается.

— Вам требовалось мое внимание? Только это, больше ничего?

— Вы знамениты, фрау Саломе. Я видел, как люди бросались к вам и смотрели вам вслед. Уверен, что многие хотели бы сидеть рядом с вами и беседовать, вот как мы сейчас.

Лу сразу становится скучно и неловко. Пора заканчивать разговор.

— Здесь в Вене у меня каждая минута на счету. Очень много дел. Почти все время я трачу, читая или занимаясь с… с тем, кто пишет про секс, как вы это забавно сформулировали. Неужели это все, что вы слышали о профессоре Фрейде?

— Слышал, что он уговаривает людей пересказывать ему свои сны. И узнает будущее. Как гадалка.

— Не одобряете? Это нормально. Не всем нравится обсуждать секс. — Она бросает взгляд на настенные часы. — Мне и правда пора. Скоро начнется семинар.

Лу поднимается, он следом за ней.

— Могу я вас проводить?

— Конечно нет! Посидите, выпейте еще кофе. О счете я позабочусь.

— Вы очень добры. Мне страшно неловко, что счет оплачиваю не я, но у меня сейчас совсем плохо с деньгами. — Он тоскливо смотрит на нее. — Мы еще увидимся?

Она искренне удивлена:

— Я вам еще не надоела?

— Есть много вопросов, которые я хотел бы обсудить.

Ну, конечно.

— Я готова выпить с вами кофе через полтора-два месяца. Можно поговорить об искусстве, возможно, еще о чем-то. Но, прежде чем мы встретимся, я настаиваю, чтобы вы потратили время на анализ работ современных мастеров живописи. Климт, Шиле, Кокошка. И еще одно условие. — Она говорит четко и жестко. — Я категорически запрещаю вам следить за мной и Эллен. Я очень рассержусь, если узнаю, что вы бродите за мной с тем же страдающим выражением, как сейчас.

Молодой человек робко кивает. Лу отмечает, как он становится послушен, стоит заговорить с ним строго.

— Если вы выполните эти два моих условия — они, на мой взгляд, вполне разумны, — мы встретимся еще раз. Я разрешаю вам написать мне письмо с напоминанием через шесть недель.

— Большое спасибо. Я принял ваши условия, как только их услышал.

— Прощайте.

Она пожимает его руку и выходит.