Зов Иерихона

Тим Волков, 2016

В одночасье привычные сонные будни провинциального городка превращаются в кровавый кошмар: по улицам бродят ожившие мертвецы, пожирая прохожих; обезумевшая женщина прорицает конец света, принося во славу бога человеческие жертвоприношения; в застенках морга проводятся дикие эксперименты. Дитрих и Корб, фотограф и художник, стремясь спасти город, пытаются разобраться в случившемся. Но цена истины оказывается слишком высока…

Глава 4. В гости к гробовщику

— Я хотел вас убить!

С этих слов началось еще одно хмурое утро.

— Чего же я вам…

— Я хотел вас убить, честное слово! Вы мошенник! Я заплатил вам крупную сумму денег, а вы обманываете меня, халтурите!

— Да объясните же вы, наконец, в чём дело?!

Корб, стоящий на пороге лавки, закрыл глаза, глубоко вдохнул. Выдохнул. Его тонкие усы дрожали, едва не искрясь от наэлектризованного гнева. Потом, чуточку успокоившись, он начал говорить, медленно, тщательно выговаривая каждое слово:

— Фотографии. Мой заказ был предельно прост — фотографировать мертвецов. Мер-тве-цов — это значит умерших, погибших, покойников, не живых. А вы… мошенник!

И тут до Дитриха стала доходить суть происходящего. Он привычным жестом пригладил бороду, облизал потрескавшиеся губы; щеки налились здоровым румянцем.

— Как, вы были у гробовщика?

— Что?

— Понимаете, тут такое дело… вторая серия фотографий… у гробовщика на тот момент было одиннадцать трупов, но двое из них никуда не годились — одному в драке кузнец голову молотом размозжил, там от головы ничего толком не осталось — так, труха одна. А второй со скалы навернулся, в мешке по частям лежит, мы даже открывать не стали — побрезговали. Понимаете?

Дитрих виновато опустил глаза, стал нещадно выкручивать свои пальцы.

— Вот мы и решили схалтурить, морду гробовщика заснять. Вы только не ругайтесь, гробовщик, когда напьётся, и вправду на покойника похож становится — глаза стеклянные, лицо серое. Я готов вернуть пропорциональную сумму за эту фотографию. Ну не было больше трупов, сами поймите! — взмолился он. Потом тише добавил: — Извините.

— О чём вы вообще говорите? — Корб растерялся от обилия слов, выпущенных Дитрихом. Его поток гнева угас, оставив лишь непонимание.

— О второй партии фотографий. Трупов говорю, не хватило. Вы сказали десять фотографий сделать, а там приличных трупов только девять. Каюсь, обманули. Но не мозги же фотографировать, ей-богу!

— Так вы еще меня и там обдурили?!

— Только там, как вы выразились, и обдурил, хотя слово «обдурил» имеет какой-то оскорбительный, неприятный оттенок, давайте лучше скажем…

— Вы мошенник! В двойне мошенник! Две подделки — это уже слишком!

— Почему две, господин Корб? Одна, я же вам объяснил уже. Признался, а чистосердечное признание, это сами понимаете, дорого стоит.

— Что вы мне голову морочите?! В первой фотосессии… вот… — Корб вытащил фотографии, пролистал их как игральные карты, вытянул одну, нужную, сунул Дитриху под нос. — Вот. Этот человек, он не мертв! Я сам лично видел его своими глазами, живого! У меня отличная память на лица, можете не сомневаться. Живехонький он! Что вы на это скажете?

Дитрих взглянул на снимок. Скуловатое лицо, острый с горбинкой нос, шрам на лбу. Припомнились кое-какие детали. Он фотографировал этого покойника вторым по счёту, гробовщик что-то рассказывал про него, но запомнилось лишь одно — умер бедняга от отравления.

— Вы что-то путаете. Этот человек мёртв, — как можно мягче сказал Дитрих.

— А может, это вы что-то путаете? Может это и не покойник вовсе, а очередной ваш знакомый?

Дитрих еще пристальней всмотрелся в фотографию.

— Господин Корб, я сожалею, что обманул вас с фотографией гробовщика, но сейчас я говорю с вами откровенно — подделка была только во второй серии снимков. В первой партии все мертвецы, мертвее не бывает.

— Что же вы хотите сказать? Он ожил что ли?

От этих словно что-то кольнуло под сердцем, перед взором Дитриха вдруг возник Фрэнк, горбатый, неуклюжий, глазеющий на витрину мясной лавки. Холодок пробежал по коже.

— Господин Корб, я верну вам все деньги, только прошу об одном — давайте вместе сходим к гробовщику, и я вам докажу, что тот человек на снимке мертв. Тут что-то происходит непонятное.

Дитрих потрогал свой лоб — температуры нет. Но ощущение такое, что вот-вот закипит котелок. Не громко сам себе сказал:

— Кажется, я начинаю сходить с ума. Некоторые люди, которые, как я был абсолютно убежден, мертвы, вдруг оживают. Чертовщина какая-то.

Корб нахмурил брови, взглянул на Дитриха — старик вызывал серьезные опасения за своё здоровье, — потом сказал:

— Хорошо, я согласен. Но если окажется, что вы меня обманули, я разрываю с вами сделку, и вы возвращаете мне деньги. Все до последней монеты!

— Если окажется, что я вас обманул, то я прямиком идут в больницу.

…Шли молча. Сквозь толпу, по базарной площади. Было видно, что Корб не привык к многолюдным местам, норовил потеряться и всё время отставал, засматриваясь на красивых особ женского пола. Дитрих лишь нетерпеливо ждал его, переминаясь с ноги на ногу. Когда проходили мимо мясной лавки Дитрих, на всякий случай перекрестился, шарахаясь в сторону от странных чавкающих звуков, доносившихся изнутри лавки.

Лавка была закрыта.

— Вы чего-то испугались? У вас вид, будто вы привидение увидели.

Дитрих нервно хохотнул.

— Мне кажется, что видел.

— О чём вы?

— Не важно. Пойдёмте. Тут недалеко, если мы по тропинке срежем. Осторожно, лужа, не запачкайте ботинки!

Они пробирались по тесным переулкам, два раза пролезали через разинутые дыры в заборе и ощетинившиеся заросли нестриженных кустарников (Корб ворчал, но покорно шел вперед), пока не уперлись в обветшалое серое здание. На двери висела выцветшая табличка.

— «Гробовых дел мастер Антон Хер», — прочитал Корб.

— На самом деле — Хернст. Просто буквы отпали в конце, табличку всё забывает обновить.

Корб фыркнул в сторону, позвонил в сиплый колокольчик.

— Гробовщик тугоух. Колокольчик для красоты висит, — пояснил Дитрих и мощными ударами кулаков обрушился на дверь. Та жалобно заскрипела, выгнулась, но устояла под неистовым напором гостей.

— Иду, иду, иду, — заворчал кто-то за дверью. Лязгнул замок. — Чего надо?

На пороге возник тощий сутулый старик с непропорционально длинными до самых колен руками. Щурясь от солнца, пристально разглядел гостей. Один его глаз как бешеная собака на привязи всё метался из стороны в сторону, второй же, пораженный катарактой, безучастно и слепо глядел в бок.

— А, снова ты! Заходи. Парнишку себе в прислуги взял? Это правильно, ей-богу. Помрешь, кто щелкать будет? Ножом-то я умею управляться. Тут ума особого не надо. Выучить за полдня смогу, если понадобиться, кого угодно. А тебе чтобы передать, значиться, умения твои, навыки, надо уйму времени затратить, как мне думается, это да. А аппарат где? Ты, небось, опять той гадости взял? Тогда чуть не ослепли с неё. Не буду её больше пить! А фотографироваться можно. Мне понравилось!

— Антон, мы не фотографировать пришли…

— А у меня спирта нету! Я сразу скажу — чего тайны-то таить. Нету спирта. Не проси даже! Не дам!

— И не за спиртом. Узнать хотели. Вот про этого.

Дитрих достал фотографию.

Гробовщик схватил своими длинными, но как оказалось очень ловкими пальцами карточку, тщательно рассмотрел её одним глазом, обнюхал, попробовал на зуб, ковырнул уголок заскорузлым ногтём.

— Забавная эта вещь — фотокарточка, ей-богу! Раньше картины рисовали, портреты, а сейчас — чик! — и готово! — улыбнулся он, обнажая гнилые зубы. — Ну проходите давайте, коль не за спиртом.

Зашли внутрь. В комнате было прохладно, после жаркой пыльной улицы в самый раз. Огромная, размером с повозку, глыба льда, специально сюда привезенная и покоящаяся у дальней стены, создавала в помещении необходимую температуру.

Корб вытер взмокший лоб, стал осматриваться; отошел в сторону, разглядывая каталки и различные медицинские приспособления. Посмотреть было на что. Различного размера резаки, от крохотных, не больше мизинца младенца, до огромных, мясницких, коими антрекот кромсать в самый раз, пилы, зубила, черпаки и иные причудливые приспособления, о назначении которых можно было только с ужасом догадываться.

Отшатнувшись от разложенного инструментария, неуверенной походкой Корб приблизился к столам, где лежали трупы. Украдкой внимательно изучил их. Потом, бледный, толи от холода, толи от вида покойников, быстро вернулся к Дитриху и гробовщику.

— Дитрих, — шепнул он. — Здесь все девять человек с фотографий. Не хватает только одного. Того самого.

Дитрих неопределенно покачал головой. Спросил:

— Антон, расскажи про этого человека, что на фотокарточке.

Покойницких дел мастер еще раз глянул на фотокарточку, неопределенно ответил:

— А чего рассказывать? Мертвый он. Помню, привезли его ко мне. Вот и все. Чего еще надо-то?

— Он еще в морге? — вмешался в разговор Корб — Можете нам его показать?

— Не могу. Я закопал его уже. Похоронил. Чего почём зря разлёживаться? — гробовщик вернул карточку. — Закопал, да, именно так. Закопал и всё тут. Пусть земля ему будет, как говорится. А лежать у меня тут, место занимать, это я не позволю. Не для отдыха лежаки тут делали, чтобы…

— Посторонись! — крикнули позади, и Корб от неожиданности отпрыгнул в сторону.

Двое крепко сбитых парней с одинаковыми похожими на тыкву головами и взглядами, не обременёнными мыслью, вкатили в комнату тележку, на которой, подрагивая от тряски, лежало тело. Грязная с желтыми пятнами простыня съехала вниз, открывая жуткое лицо покойника. Рукоять ножа утопала в левой глазнице, открывшийся рот скривило в последнем беззвучном крике.

От этого вида Корб только охнул, еще сильнее побелев.

— Видал? — деловито произнес гробовщик. — Умирают как собаки. Каждый день привозют. А мне управляйся тут с ними. Так говоришь, нету у тебя выпить, да?

— Что случилось, господа? — из тёмного закутка подсобки выскочил еще один мужчина. Двумя жестами быстро распорядившись положить тело в нужное место, он подошел к присутствующим. Движения его были плавны и в какой-то мере даже гипнотизировали. Желчное бритое худое лицо, словно маска не выражало никаких чувств. Протерев монокль об халат, и обхватив его бровью и щекой, словно беззубым ртом, незнакомец пристально изучил гостей.

— Они не туда попали, ей-богу! — протараторил гробовщик, спешно выпроваживая Дитриха и Корба в спину. — Болваны, что с них взять! Идите давайте, подобру, как говориться!

Дверь с надсадным треском захлопнулась, отторгая Дитриха и Корба из приятной прохлады в летнюю липкую жару.

— Я же сказал, что человек на фотографии мертв, — произнес Дитрих, отряхивая пыльные штанины.

— Слова полупьяного для меня не являются доказательством! Я не видел главного — тела. — Корб взглянул на Дитриха. — Признайтесь честно, что вы схитрили. Зачем весь этот балаган?

Дитрих, не вытерпев, сплюнул под ноги, с досадой махнул рукой.

— К чёрту! Всех денег не заработать! Верну я вам всё. Завтра верну. Если желаете, занесу прямо домой к вам. А сейчас позвольте с вами распрощаться. Надеюсь, дорогу домой вы найдете без меня? Признаться, надоело мне всё это. Терпение лопнуло! Надо горло смочить, у меня, кстати, сегодня праздник — я закрываюсь!