Умереть снова

Тесс Герритсен, 2015

Бостонский детектив Джейн Риццоли с помощью патологоанатома Мауры Айлз расследует жестокое убийство Леона Готта – таксидермиста и заядлого охотника. Его сын Эллиот пропал во время путешествия по Африке за шесть лет до этого. Между двумя происшествиями неожиданно обнаруживается связь. Полицейские выходят на Милли Джекобсон – единственную выжившую в том самом сафари. Кажется, страх навсегда изувечил ее. Но Джейн просит Милли о невозможном: шагнуть навстречу самому опасному хищнику на свете – человеку, стать для него приманкой… Впервые на русском языке!

6

Бостон

Если пациент не приходит в назначенное время, психологи называют это сопротивлением, потому что пациент на самом деле не хочет решать свою проблему. Именно этим можно объяснить, почему Джейн поздно вышла в то утро из дома: она очень не хотела присутствовать на аутопсии Леона Готта. Она неторопливо надевала на дочку ту же самую футболку «Ред сокс» и зеленый от травы комбинезончик, которые Реджина носила вот уже пять дней. Они слишком долго завтракали тостами и овсянкой, а потому из дверей дома вышли с опозданием в двадцать минут. А если добавить к этому поездку по запруженным улицам в Ревир, где жила мать Джейн, то ничего удивительного, что они прибыли к дому Анжелы с получасовым опозданием.

Дом матери с каждым годом, казалось, становился меньше, словно ужимался с возрастом. Таща Реджину за руку к дверям, Джейн отметила, что крыльцо пора покрасить, водостоки забиты осенними листьями, а многолетники на газоне перед фасадом надо бы обрезать к зиме. Нужно позвонить братьям, может, они смогут выбраться к матери и поработать на выходных, потому что Анжеле явно не справиться со всем этим.

«А еще ей не помешало бы как следует выспаться», — подумала Джейн, когда Анжела открыла ей дверь. Усталый вид матери произвел на Джейн гнетущее впечатление. Все в ней казалось поношенным, от выцветшей блузки до мешковатых джинсов. Когда Анжела нагнулась, чтобы взять Реджину на руки, Джейн увидела седые корни волос на голове у матери — это тоже обескураживало, потому что обычно Анжела не пропускала визитов к парикмахеру. Неужели это та самая женщина, которая прошлой осенью появилась в ресторане в туфлях на гвоздиках и с накрашенными губами?

— Ах ты, моя маленькая тыковка, — заворковала Анжела, неся Реджину вглубь дома. — Nonna^[8] так рада тебя видеть. Давай сходим сегодня в магазин, а? Тебе не надоел этот грязный комбинезон? Купим что-нибудь новое и красивое.

— Не люблю красивое!

— А как насчет платьица? Такое модное, как у принцессы?

— Не люблю принцесс!

— Но ведь каждая девочка хочет быть принцессой!

— Я думаю, она предпочитает быть лягушкой, — сказала Джейн.

— Господи боже, вся в тебя. — Анжела разочарованно вздохнула. — Ты тоже не позволяла надевать на себя платья.

— Не всем же быть принцессами, мама.

— И не для всех находится прекрасный принц, — пробормотала Анжела.

Джейн прошла за ней в кухню.

— Что тут у тебя происходит?

— Сейчас приготовлю кофе. Ты будешь?

— Мама, я же вижу, у тебя тут что-то происходит.

— Тебе пора на работу. — Анжела посадила Реджину на высокий стул. — Иди ловить плохих ребят.

— Для тебя не слишком тяжело сидеть с Реджиной? Ты же знаешь, что это вовсе не обязательно. Она уже большая, вполне можно отдать в детский сад.

— Чтобы мою внучку да в детский сад? Этого никогда не будет.

— Мы с Габриэлем говорили об этом. Ты и без того слишком много для нас сделала, и мы думаем, ты заслужила отдых. Наслаждайся жизнью.

— Я каждый день жду ее с нетерпением, — сказала Анжела, кивая на внучку. — Она единственное, что отвлекает меня от…

— Отца?

Анжела отвернулась и начала наливать воду в кофейник.

— С первого дня, как он вернулся, я не видела у тебя на лице радости, — сказала Джейн. — Ни разу.

— Ничего нет сложнее, чем делать выбор. Меня то туда тянет, то сюда, как тянучку какую. Вот бы кто сказал мне, что делать, чтобы не пришлось выбирать между ними!

— Этот выбор должна сделать ты сама. Отец или Корсак. Я думаю, ты должна выбрать человека, с которым будешь счастлива.

На лице Анжелы отразилось страдание.

— Разве я смогу быть счастлива, если всю оставшуюся жизнь меня будет грызть чувство вины? Если твои братья будут говорить, что я разрушила семью?

— Не ты ушла от отца. Он сам ушел.

— А теперь вернулся и хочет, чтобы мы снова были вместе.

— Ты имеешь право отказать ему.

— Когда оба моих сына настаивают, чтобы я дала отцу еще один шанс? Отец Доннелли говорит, что именно так и должна поступить добропорядочная жена.

«Ну замечательно, — подумала Джейн. — В католицизме чувство вины развито как ни в одной другой религии».

Зазвонил мобильник Джейн. Она посмотрела на экран — звонила Маура; Джейн не стала отвечать: пусть вызов уйдет в голосовую почту.

— А бедняга Винс, — сказала Анжела. — Я и по отношению к нему чувствую себя виноватой. Мы ведь готовились к свадьбе.

— Эти планы еще никто не отменял.

— Теперь я не представляю, как это может случиться. — Анжела оперлась о кухонный стол, за спиной у нее заурчала и зашипела кофеварка. — Вчера вечером я наконец сказала ему. Джейни, ничего труднее мне в жизни делать не доводилось.

И это было видно по ее лицу. Опухшие глаза, опущенные уголки рта — неужели это была новая и будущая Анжела Риццоли, праведная жена и мать?

«В мире и без того хватает мучеников», — подумала Джейн. Мысль о том, что ее мать присоединится к этому сонму, выбила ее из колеи.

— Мама, если ты от всего этого впадаешь в отчаяние, то должна вспомнить, что это твое собственное решение. Ты сама выбираешь путь к несчастью. Никто не может заставить тебя сделать это.

— Как ты можешь говорить такое?

— Я говорю это, потому что так и есть. Ты принимаешь решение, и ты должна управлять ситуацией.

Ее телефон издал трель — пришло сообщение. Опять Маура: «Приступаю к аутопсии. Едешь?»

— Давай езжай на работу, — махнула рукой Анжела. — Не бери в голову.

— Я хочу, чтобы ты была счастливой, мама. — Джейн повернулась, собираясь уходить, но потом снова посмотрела на Анжелу. — Да ты и сама хочешь того же.

Джейн с облегчением вышла на улицу, набрала в легкие свежего, прохладного воздуха, выдохнула мрак дома. Но никак не могла избавиться от раздражения, которое вызывали у нее ее собственный папочка, братья и отец Доннелли — все мужчины, считающие, что вправе указывать женщине, в чем состоит ее долг.

Когда ее телефон зазвонил снова, она раздраженно бросила:

— Риццоли!

— Эй, это я, — раздался голос Фроста.

— Да, я еду в морг. Буду через двадцать минут.

— А разве ты уже не там?

— Задержалась у матери. А ты почему не там?

— Я думал, что мне, гм, разумнее заняться чем-нибудь другим.

— Вместо того, чтобы все утро блевать в раковину. Хороший выбор.

— Я все еще жду, когда мобильный оператор выдаст мне детализацию разговоров Готта. А пока вот тебе кое-что занятное — выловил в «Гугле». В мае о Готте писал «Хаб мэгэзин». Статья была озаглавлена: «Мастер охотничьих трофеев: интервью с бостонским таксидермистом».

— Да, я видела копию этого интервью — висит в рамочке у него в доме. Оно про охотничьи приключения. Об охоте на слонов в Африке, на лосей в Монтане.

— Ты бы почитала комменты к этой статье. Это на веб-сайте журнала. Он явно вывел из себя травоядных — так Готт называет противников охоты на животных. Вот один из комментов от Анонима: «Леона Готта нужно подвесить и выпотрошить — сие вонючее животное вполне этого заслужило».

— «Подвесить и выпотрошить»? Это похоже на угрозу, — заметила Джейн.

— Может, кто-то ее и реализовал.

Когда Джейн увидела то, что лежало на прозекторском столе в морге, она чуть не повернулась и не ушла. Даже резкий запах формалина не мог заглушить вонь внутренностей, выложенных на металлическом столе. Маура не надела защитный капюшон, только обычный респиратор и пластиковый лицевой щиток. Она так сосредоточилась на интеллектуальной загадке, которую поставили перед ней эти внутренности, что даже не чувствовала запаха. Рядом с ней стоял высокий мужчина с седыми бровями — Джейн не узнала его. Мужчина, как и Маура, с любопытством рассматривал набор внутренностей.

— Начнем-ка с этого большого сосуда, — сказал он, перебирая внутренности руками в перчатках. — Мы здесь имеем слепую кишку, восходящую кишку, поперечную ободочную кишку, нисходящую кишку…

— Но у нас нет сигмовидной кишки.

— Верно. Прямая кишка есть, а сигмовидной нет. Это наша первая ниточка.

— И в этом отличие от другого образца, в котором сигмовидная кишка есть.

Мужчина удовлетворенно хохотнул:

— Я очень рад, что вы пригласили меня посмотреть. Нечасто приходится видеть что-либо столь захватывающее. За эту историю меня будут несколько месяцев бесплатно кормить обедом.

— Не хотела бы я стать слушательницей такого обеденного рассказа, — заметила Джейн. — Думаю, именно это в древности называли гаданием по внутренностям.

Маура повернулась к Джейн:

— Мы сравниваем два набора внутренностей. Это профессор Гай Джибсон. А это детектив Риццоли, отдел по расследованию убийств.

Профессор Джибсон безразлично кивнул Джейн и снова вернулся взглядом к внутренностям, которые явно казались ему гораздо более привлекательными.

— Профессор по какой дисциплине? — спросила Джейн, по-прежнему стоя вдали от стола. От запаха.

— Сравнительная анатомия. Гарвард, — ответил он, не глядя на нее, сосредоточившись на содержимом сосуда. — Этот второй набор внутренностей — тот, что с сигмовидной кишкой, — насколько я понимаю, принадлежит жертве? — спросил он у Мауры.

— Похоже, что так. Рассеченные края совпадают, но нам нужно провести анализ ДНК, чтобы быть уверенными.

— Если мы теперь обратимся к легким, то я могу указать на некоторые вполне очевидные ниточки.

— Ниточки, которые ведут куда? — спросила Джейн.

— Они ведут к тому, кому принадлежал первый комплект легких. — Джибсон взял одну пару легких, подержал их секунду, потом положил и поднял второй комплект. — Размеры близкие, и я предполагаю, что приблизительно равными были массы тела.

— Судя по водительским правам жертвы, в нем было росту пять футов и восемь дюймов, а веса сто сорок фунтов.

— Что ж, возможно, это его легкие, — сказал Джибсон, глядя на легкие, которые держал в руках. Потом он положил их и взял другую пару. — Вот эти легкие интересуют меня куда больше.

— И что в них такого интересного?

— А вы посмотрите, детектив. Только вам нужно подойти поближе.

Подавляя тошноту, Джейн приблизилась к мясницкому набору потрохов, разложенных на столе. Отделенные от своих владельцев, эти внутренности казались Джейн одинаковыми, состоящими из тех же взаимозаменяемых деталей, какие были и у нее. Она вспомнила постер «Видимая женщина», висевший в классе биологии, — на нем были показаны органы в их анатомическом месте. Уродливая или прекрасная, каждая женщина представляла собой набор органов в оболочке из плоти и костей.

— Вы видите разницу? — спросил Джибсон. Он показал на первый комплект легких. — У левого легкого верхняя доля и нижняя доля. У правого есть верхняя, нижняя и еще срединная. Что это дает нам в сумме?

— Пять, — ответила Джейн.

— Это обычная человеческая анатомия. Два легких, пять долей. А теперь посмотрите на другую пару, найденную в том же мусорном бачке. Она приблизительно такого же размера и веса, но тут есть существенная разница. Вы ее видите?

Джейн нахмурилась:

— Здесь больше долей.

— Чтобы быть точным, две лишние доли. У правого легкого — четыре, у левого — три. Это не анатомическая аномалия. — Он помолчал. — А значит, эта пара легких принадлежит не человеку.

— Почему я и позвала профессора Джибсона, — пояснила Маура. — Чтобы он помог мне понять, с каким видом мы тут имеем дело.

— Это какое-то крупное животное, — сказал Джибсон. — Размером, я бы сказал, с человека, если судить по сердцу и легким. Теперь посмотрим, найдем ли мы ответ в печени. — Он перешел к дальнему концу стола, где рядом лежали две печени. — У первого образца есть правая и левая доли. Квадратная доля и хвостатая доля…

— Вот эта — человеческая, — сказала Маура.

— А другой образец… — Джибсон взял вторую печень, перевернул, чтобы рассмотреть противоположную сторону. — У нее шесть долей.

Маура взглянула на Джейн:

— И опять — не человеческая.

— Значит, у нас имеется два комплекта внутренних органов, — подытожила Джейн. — Один, как мы предполагаем, принадлежит убитому. А другой… кому? Оленю? Свинье?

— Ни тому и ни другому, — сказал Джибсон. — Судя по отсутствию сигмовидной кишки и наличию шестидольной печени, я предполагаю, что эти внутренности принадлежат члену семейства Felidae.

— Что означает…

— Семейство кошачьих.

Джейн посмотрела на печень:

— Похоже, довольно крупная киска.

— Семейство кошачьих обширно, детектив. В него входят львы, тигры, пумы, леопарды и гепарды.

— Но на месте преступления не было обнаружено никаких кошачьих туш.

— А в холодильнике вы проверяли? — спросил Джибсон. — Не нашли мяса, которое не смогли идентифицировать?

Джейн издала нервный смешок:

— Мы не нашли никаких тигриных стейков. Да и кто бы их стал есть?

— Я знаю, что существует рынок экзотических продуктов. Чем необычнее, тем лучше. Люди готовы платить за обед из чего угодно — от гремучей змеи до медведя. Вопрос в том, откуда взялось это животное. Велась ли охота на законных основаниях. И почему, черт побери, его выпотрошили в бостонском доме?

— Он был таксидермистом, — сказала Джейн и посмотрела на тело Леона Готта, лежащее на соседнем столе. Маура уже поработала скальпелем и медицинской пилой, и в стоящем поблизости ведерке с консервантом спал мозг Готта. — Он, вероятно, выпотрошил сотни, а может, тысячи животных. Видимо, даже не подозревал, что кончит как они.

— Вообще-то, таксидермисты работают с телами совсем иначе, — сказала Маура. — Я поискала вчера вечером и узнала, что таксидермисты, имеющие дело с большими животными, предпочитают не потрошить их перед снятием шкуры, потому что телесные жидкости могут испортить мех. Первое рассечение они делают вдоль позвоночника, снимают шкуру одним целым. Так что удаление внутренностей должно было происходить после снятия шкуры.

— Очаровательно, — подхватил Джибсон. — Я этого не знал.

— У вас есть доктор Айлз. У нее в голове полно всяких забавных фактов, — сказала Джейн. Она кивком показала на тело Готта: — Если уж мы заговорили о фактах, ты выяснила причину смерти?

— Кажется, да, — сказала Маура, стягивая окровавленные перчатки. — Обширные повреждения лицевой части и шеи, нанесенные животными, затрудняли выявление прижизненных травм. Но рентгенограмма позволила получить некоторые ответы. — Она подошла к экрану компьютера, прощелкала ряд рентгеновских изображений. — Никаких посторонних предметов, ничего, что указывало бы на применение огнестрельного оружия, не обнаружилось. Но вот что я нашла. — Она показала на изображение черепа. — Повреждение очень незначительное, поэтому я не выявила его пальпацией. Продольная трещина теменной кости. Череп и волосы жертвы, возможно, несколько смягчили удар, и поэтому мы не выявили деформации при осмотре, но наличие трещины говорит о значительной силе удара.

— Значит, это не следствие падения.

— В этой части головы редко образуются трещины в результате падения. Тут амортизатором служит плечо. Или же человек выставляет руки. Нет, я склонна думать, что это следствие удара по голове. Сила удара была такова, что он потерял сознание и упал.

— Но остался жив?

— Да. Хотя под мозговой оболочкой в черепной коробке имеется небольшое количество крови, этот удар не мог быть смертельным. И еще это свидетельствует о том, что после удара сердце продолжало работать. По крайней мере еще несколько минут он был жив.

Джейн посмотрела на тело, ставшее теперь всего лишь пустым вместилищем, лишенным внутренней начинки.

— Ужас. Только не говори мне, что он был еще жив, когда его начали потрошить.

— Нет, я не считаю, что причиной смерти стала эвисцерация^[9]. — Маура щелкнула несколько раз мышкой, листая снимки черепа. Наконец на мониторе появились две новые картинки. — Вот что его убило.

На экране белели шейные кости Готта: вид позвоночника спереди и сбоку.

— Здесь мы имеем трещины и смещение передних рогов щитовидного хряща и подъязычной кости. А также обширный разрыв дыхательного горла. — Маура помолчала, потом добавила: — Его горло раздробили, вероятнее всего, пока он лежал ничком. Сильным ударом, возможно нанесенным ногой в ботинке. Точно по щитовидному хрящу. Разорвали дыхательное горло и надгортанный хрящ, повредили важные сосуды. Все это стало ясно, когда я делала вскрытие шеи. Мистер Готт умер от аспирации, захлебнулся собственной кровью. Отсутствие брызг артериальной крови на стенах свидетельствует о том, что эвисцерация имела место после смерти.

Джейн молчала, вперившись в экран. Насколько проще было смотреть на бесстрастную рентгенограмму, чем на то, что лежало на столе. Рентгеновские лучи удачным образом не замечали кожи и плоти, оставляя лишь бескровную архитектуру — балки и перекладины человеческого тела. Джейн думала о том, каким должен быть человек, чтобы вот так вот взять и ударить ногой в ботинке по человеческой шее. И о том, что чувствовал убийца, когда от его удара рвались хрящи, а из глаз Готта уходила жизнь. Что он чувствовал — ярость? Собственное всесилие? Удовлетворение?

— И еще одно, — сказала Маура, переходя к другой картинке, снимку груди. При том, как было изуродовано тело, удивительно было видеть вполне нормальную костную структуру, ребра и грудинную кость именно в тех местах, где они и должны быть. Но грудная полость была причудливо пуста, там отсутствовали обычные нечеткие очертания сердца и легких. — Вот это, — сказала Маура.

Джейн подошла ближе.

— Эти слабые царапинки на ребрах?

— Да. Я обратила на них внимание еще вчера. Три параллельных надреза. Такие глубокие, что уходят в кость. А теперь посмотри сюда. — Маура вывела на экран другой снимок: лицевые кости, впавшие глазницы и нечеткие очертания пазух.

Джейн нахмурилась:

— Опять эти три царапины.

— На обеих сторонах лица, до самой кости. Три параллельные отметины. Я не разглядела их из-за повреждений мягких тканей, нанесенных домашними животными. Только на рентгеновских снимках и увидела.

— Каким инструментом это сделано?

— Не знаю. В мастерской я не видела ничего, чем бы это можно было сделать.

— Ты сказала вчера, что это вроде посмертные повреждения.

— Да.

— Так в чем их смысл, если не в том, чтобы убить или причинить боль?

Маура задумалась.

— Ритуал, — сказала она.

На несколько секунд в помещении воцарилось молчание. Джейн вспоминала другие места преступлений, другие ритуалы. Она подумала о шрамах, навсегда оставшихся на ее руках, — сувениры от убийцы, у которого были собственные ритуалы, — и почувствовала, как снова заныли эти шрамы.

Она чуть не подпрыгнула, когда раздался звонок интеркома.

— Доктор Айлз? — зазвучал голос секретаря Мауры. — Вам звонит доктор Миковиц. Он говорит, что вы отправили ему утром послание через коллегу.

— Да, конечно. — Маура взяла телефон. — Говорит доктор Айлз.

Джейн снова принялась разглядывать рентгенограмму, параллельные отметины на скулах. Попыталась представить, чем они могли быть нанесены. Ни она, ни Маура не видели прежде никаких пригодных для этого инструментов.

Маура повесила трубку и повернулась к доктору Джибсону.

— Вы абсолютно правы, — сказала она. — Это был Суффолкский зоопарк. В воскресенье Леону Готту доставили тело Ково.

— Постой, — вмешалась Джейн. — Ково — это что еще за зверь такой?

Маура показала на неидентифицированные внутренности на прозекторском столе:

— Это и есть Ково. Снежный барс, или снежный леопард.

Примечания

8

Бабушка (ит.).

9

Эвисцерация — в медицине извлечение внутренних органов трупа с целью их изучения.