Арабы и море. По страницам рукописей и книг

Теодор Шумовский, 2010

Второе издание научно-популярных очерков по истории арабской навигации Теодора Адамовича Шумовского (род. 1913) – старейшего из ныне здравствующих российских арабистов, ученика академика И.Ю. Крачковского. Первое издание появилось в 1964 г. и давно стало библиографической редкостью. В книге живо и увлекательно рассказано о значении мореплавания для арабо-мусульманского Востока с древности до начала Нового времени. Созданный ориенталистами колониальной эпохи образ арабов как «диких сынов пустыни» должен быть отвергнут. Эпоха Великих географических открытий во многом опиралась на достижения средневековых арабских географов и мореплавателей. Задолго до европейского продвижения на Восток они освоили Средиземноморье и Индийский океан. Арабские лоцманы участвовали в морских экспедициях европейских первооткрывателей. В основу книги положено исследование уникальных арабских рукописей лоцмана Васко да Гамы Ахмада ибн Маджида и Сулаймана аль-Махри (XV в.), сочинения которых переведены Т.А. Шумовским на русский язык.

Theodor Shumovsky

ARABS AND THE SEA!

AFTER OLD MANUSCRIPTS AND BOOKS

Second corrected edition

Marjani Publishing House

О ремесле историка в стихах и прозе

Книга, которую читатель держит сейчас в руках, довольно необычна. Она написана почти полвека назад российским арабистом Теодором Адамовичем Шумовским по «горячим следам» уникальных арабских лоций Индийского и Тихого океанов XV — начала XVI в., которые он тогда изучал, переводил и печатал. Необычна сама тема книги. Арабское мореплавание эпохи Средневековья и начала Нового времени как область исторической географии все еще относится к редким областям востоковедения. Занятия ею требуют не только основательных познаний в специальных гуманитарных дисциплинах, но и умения разбираться в других более точных и естественных науках, включая очень специфический средневековый арабский морский словарь. В этой области работали и работают единицы, хотя отдельные из них и заслужили признание и уважение среди востоковедов. В ХХ в. к ней обращались французский востоковед Габриэль Ферран, русский арабист Игнатий Юлианович Крачковский, известный широкой публике благодаря своему переводу Корана, а также его ученик Шумовский, старейший из ныне здравствующих арабистов России. Последний из них, автор этой книги, остается сегодня чуть ли не единственным российским специалистом в этой области.

Необычен не только предмет, но подход и стиль этой работы. Арабисты классической школы, к которой принадлежит и автор книги, привыкли ограничиваться изучением текста, работа с которым целиком поглощает их внимание. Исторический контекст, эпоха и люди, писавшие, переписывавшие и читавшие изучаемые ими сочинения, большинство классиков, как правило, не интересуют. По своей специальности Т.А. Шумовский именно источниковед-текстолог. В начале своей научной карьеры он также двигался по этому общему пути. Им были переведены и прокомментированы сочинения лоцмана Васко да Гамы Ахмада ибн Маджида и его младшего современника Сулаймана ал-Махри. Еще в 1948 г. он защитил в ленинградском Институте востоковедения кандидатскую диссертацию о творчестве ибн Маджида по рукописи его сочинений из рукописного Фонда института. В историю российского востоковедения Шумовский вошел, опубликовав в 1957 г. три стихотворные лоции Ахмада ибн Маджида, за которыми в 1985 и 1986 годах последовали два пухлых тома с критическим изданием арабского текста и русским переводом «Книги польз об основах и правилах морской науки». В 1975 году Шумовский подготовил к печати откоментированный перевод «Махрийской опоры для прочного приобретения морских знаний» Сулаймана ал-Махри. По ряду причин выход книги в свет задержался больше чем на четверть века, и только в 2009 году она попала в издательство. Наконец, тема докторской диссертации Шумовского, защищенной еще в 1957 году, была история арабской морской географии.

Название этой диссертации было тем же, что и у книги, первое издание которой выпущено в Москве в 1964 году, — «Арабы и море». Что и говорить: сказано просто, сильно и в чем-то вызывающе, ведь арабы ассоциируются у российского и вообще европейского читателя не с морем, а с сушей, прежде всего с безводными пустынями Ближнего Востока и Северной Африки. О значении моря в истории становления арабской культуры, общества и государственности читатель узнает со страниц этой книги. Один из ее главных выводов состоит в признании давних связей Европы с мусульманским Востоком. Эпоха Великих географических открытий опиралась на достижения средневековых арабских географов и мореплавателей. Задолго до европейского продвижения на Восток они освоили Средиземноморье и Индийский океан с частью Тихого. Пример Ибн Маджида показывает, что арабские лоцманы участвовали и в морских экспедициях европейских первооткрывателей. Интересно, что к похожим выводам пришли и западные медиевисты, предпочитающие говорить о тесных контактах Европы с «миром ислама» со времен крестовых походов. Созданный ориенталистами колониальной эпохи образ арабов как «диких сынов пустыни» сегодня почти полностью отвергнут^[1].

Но об этом более обстоятельно читатель прочтет у самого Шумовского. Я хочу отметить другое. В отличие от диссертации и изданий арабских лоций, в которых основное место занимают тексты источников, в небольшой книжке 1964 года, которая сейчас переиздается, речь идет не только и не столько о рукописях и исторических обстоятельствах их появления, сколько о труде историка, занимающегося рукописями. По этой причине книга получилась во многом автобиографичной. Вместе с автором мы переносимся на полвека, если не больше, назад и проходим шаг за шагом детективную историю находки уникальных арабских лоций, да еще и в стихах, в фондах бывшего Азиатского музея и Института востоковедения, а ныне Института восточных рукописей в С.-Петербурге, постепенной расшифровки рукописи начиная с начала 1930-х годов, когда автор этой книги был еще студентом. В лучших традициях арабской литературной традиции, которая приучает чтить предшественников и создала даже особый жанр комментария и супракомментария (шарх и хашия), книга Шумовского в чем-то служит продолжением многократно переиздававшегося сборника эссе его учителя академика Крачковского «Над арабскими рукописями». Недаром ее первая часть намеренно перефразирует его название.

Писать о ремесле историка — задача неблагодарная. Несмотря на наличие известных и признанных примеров (например, книги французского медиевиста Марка Блока «Апология истории»), к мысли о возможности, если не необходимости, описать труд исследователя сами историки пришли совсем недавно. Долгое время считалось, что не следует вводить читателя в свою «кухню», ограничиваясь парадным фасадом научных монографий. Девятнадцатое, да и недавно минувшее двадцатое столетие вообще слишком пренебрежительно относились к жизни и творчеству отдельного человека. Общее не только для востоковедения, но и в целом для гуманитарных наук минувшей эпохи чрезмерное увлечение глобальными теоретическими схемами во многом обеднило даже самые удачные научные исследования, кабинетные творцы которых пытались представить читателю не отдельную личность, а массы, но на деле, как правило, не могли показать ни отдельного человека, ни тем более масс. Сегодня правилом хорошего тона, по крайней мере в западной науке, стало, наоборот, отрицать подобный эссенциализм в подходах и смеяться над наивными, а нередко и ханжескими заявлениями историков XIX–XX вв. о стремлении к наибольшей объективности изложения. Но одно дело заявлять о своих намерениях, а другое — хотеть и уметь их выполнить.

Не всякому дано увлечь читателя повествованием о старых, непонятных для неспециалиста рукописях и заботах историка. Об авторе этой книги этого не скажешь. Он умеет не только качественно делать работу историка, но живо и увлекательно описать ее. Академическая наука пока слишком мало задумывалась над формой изложения и передачи текстов источников. Как известно, большую роль в арабо-мусульманской литературной и научной традиции играла поэзия. Самые различные авторы со времен возникновения ислама и даже раньше нередко выражали свои мысли в стихах. При этом по содержанию они могли относиться к самым различным областям знания — от истории и географии до политики и права. Арабские лоции, над которыми работал Шумовский, частью тоже были изложены в стихах. Так вот, работая над арабскими рукописями, он пришел к мысли о необходимости передачи их формы художественными средствами русского языка, чтобы не лишать русскязычного читателя возможности испытать те же чувства, которые возникают у араба при чтении оригинала. В своих книгах Шумовский выразил собственные принципы художественного перевода, не приемля рабского следования грамматической структуре оригинала. В этом Шумовский был неодинок. Поиски более адекватных средств художественного перевода волновали крупнейших представителей русского востоковедения ХХ в., таких как известный китаист и переводчик Василий Михайлович Алексеев или специалист по литературе древнего Ближнего Востока Игорь Михайлович Дьяконов^[2].

Классическая арабо-мусульманская научная и литературная традиция во многом основана на цитировании и комментировании предшественников. Многое в сочинениях по арабской морской географии порой невозможно понять без обращения не только к истории средневековой навигации, но и к более широкому пласту культуры того времени. Свой комментарий к прочтению арабских лоций XII–XVI вв. дает и автор «Арабов и моря». Во вторую главу книги вошли увлекательные экскурсы-повествования о морских путешествиях и открытиях на Ближнем Востоке и в Африке со времен Древнего Египта и Финикии до правления арабских халифов и османских султанов. Кроме адмиралов, политиков и торговцев на ее страницах мы встречаемся с учеными и поэтами. Не раз автор цитирует и Коран, причем в собственном поэтическом переводе, работать над которым он начал еще в середине ХХ столетия, когда первое издание книги только готовилось к печати, а закончил через более чем тридцать лет, в 1995 г. Внимательному читателю несложно заметить следующую особенность переводов Шумовского: они становятся более сухими и дословными, когда речь идет о лоциях и морском деле, более раскованными и свободными в художественных арабских текстах, включая аяты Корана. Более последовательно автор претворяет свои соображения о значении художественного перевода во всем, что касается менее специальных, чем мореплавание, областей средневековой арабо-мусульманской культуры.

Насколько такие переводы нужны? Ведь Коран не раз переводился с арабского на русский. Кроме изданного посмертно чернового перевода Крачковского есть дореволюционные переводы Г.С. Саблукова и Д.Н. Богуславского. Почему же попытки перевести Коран не прекращаются? Дело в том, что все названные переводы передают лишь содержание памятника, пренебрегая его художественными особенностями, а перевод Крачковского порой приближается к темному для понимания непосвященного подстрочнику. Между тем арабский Коран представляет собой яркое художественное произведение. Он написан ритмической прозой (садж‘), близкой по форме к поэзии. Надо было быть Пушкиным, чтобы по дурному двойному переводу с французского понять в XIX в. художественные достоинства Корана, выразив их в его знаменитых «Подражаниях Корану». Современному русскому читателю пока не хватает хорошего художественного перевода Корана. Появившийся одновременно с изданием Шумовского новый академический перевод дагестанского востоковеда Н.О. Османова также не стремится передать художественную форму «Откровения». Что уж говорить про сделанный в 1993 г. не знающей арабского языка Викторией Пороховой жульнический и по временам совершенно бессмысленный «перевод смыслов», по существу сводящийся к испорченному «переводчицей» переводу Крачковского! В этих условиях попытка стихотворного перевода Шумовского была смелым новшеством. Если спуститься от Корана к стихам средневековых арабских поэтов, понять значение новаторства Шумовского можно, сравнив его переводы с помещенным в этой же книге переводом отрывка из поэмы ал-Хурайми, выполненным В.Э. Эберманом в классической, но несколько косноязычной манере.

Научно-популярный жанр книги позволил Шумовскому свободнее обращаться с временем и пространством. Он начинает свою книгу воспоминаниями о начале своих штудий над лоциями и стихами Ахмада ибн Маджида в пред — и послевоенном Ленинграде, затем переходит к истории арабского мореплавания и постепенно все более уходит в седую древность. Не нужно, однако, думать что средневековое арабское мореплавание имеет сегодня чисто академический интерес. История остается тесно связанной с политикой, лишний раз подтверждая высказанную еще «арабским Марксом» XIV в. Ибн Халдуном истину о том, что «меч и перо», власть и знание всегда идут в истории человечества рука об руку. Обратим внимание на одно замечание автора, оброненное им в первой главе. Почему в разгар холодной войны, еще в 1957 году, молодому и беспартийному Шумовскому удалось быстро издать свой перевод Ибн Маджида? В дело, к счастью, вмешался суэцкий кризис: после национализации правительством Насера Суэцкого канала в Египте перед арабской (и советской) наукой была поставлена задача доказать Европе существование у арабов собственных и независимых от Европы традиций мореплавания. Здесь как нельзя кстати оказались надолго забытые арабские лоции, которыми занимался Шумовский. Его коллеги, изучавшие мусульман Средней Азии, были менее счастливы: после советского вторжения в Афганистан в 1978 году целый ряд невинных исторических монографий о России и мире ислама был задержан в Восточном отделении издательства «Наука».

Не следует, однако, думать, что научный и жизненный путь Шумовского был легок и приятен. Политика ворвалась и в его судьбу. Накануне окончания университета научная карьера Шумовского вместе с изучением арабских лоций надолго прервались. Ему довелось многое пережить, в первую очередь два ареста и почти пятнадцать лет сталинских концлагерей и политической ссылки в Западной Сибири, о чем по вполне понятным в 1964 году цензурным соображениям он никак не мог рассказать на страницах этой и других своих книг. Ко времени выхода первого издания книги эпоха репрессий потеряла свой массовый характер, «культ личности» был официально осужден в 1956 году, и перед ученым, как и перед миллионами его современников, сумевших сохранить жизнь в сталинской мясорубке, «извинились», и дела их были закрыты. Однако привлекать внимание читателя к сталинскому террору при раннем Брежневе стало не принято, и Шумовский смог лишь кратко отметить, что был репрессирован дважды, в 1938 и 1948 годах, и окончательно реабилитирован только в 1957 году.

Трагическая судьба ученого не исключение в печальной истории современной русской науки и культуры. Политические репрессии 30-х годов ХХ в. и последовавшая за ними война искалечили и погубили немало ученых. Зимой 1941 г. в застенках ленинградского НКВД скончался профессор А.Н. Генко, с которым случай раз свел Шумовского в тюрьме в 1938 г.^[3] Погибли китаисты Ю.К. Щуцкий и Б.А. Васильев, японист Н.А. Невский, оригинальный переводчик античных авторов Адр. Пиотровский и многие, многие другие. Почти вся старая дореволюционная профессура, в том числе учитель Шумовского И.Ю. Крачковский, подвергались травле. Крачковскому так и не удалось завершить отделку русского перевода Корана, заказанного ему в 1921 г. издательством «Всемирная литература», но запрещенного к изданию в 1930 г. по негласному указанию Жданова. Все эти случаи давления власти на науку в советское время стремились не предавать гласности. В биографии Шумовского, помещенной в 1975 г. в словаре советских востоковедов С.Д. Милибанд^[4], ни о каких посадках, конечно, не говорилось. В статье о нем указан лишь год окончания университета (1946) без даты поступления, чтобы у читателя не возникло ненужных вопросов, почему учеба Шумовского в вузе затянулась почти на 15 лет.

Сегодня положение кардинальным образом изменилось. В рассказе о советском прошлом почти все дозволено. Советская цензура пала еще в начале 90-х годов прошлого века. Сталинские репрессии стали модной темой. Даже те, кто не пострадал при советской власти, стараются выставить себя в роли мучеников «тоталитарного» советского режима. Тем не менее при подготовке второго издания книги автор и редакция решили почти ничего в ней не менять, ограничившись правкой переводов и неточностей в передаче ближневосточных имен и реалий. По какой причине? Прежде всего потому, что взгляды автора на историю арабского мореплавания с 1964 г. существенно не изменились. Что же касается «запретных» полвека тому назад тем, прежде всего из биографии автора, читатель найдет их в воспоминаниях Т.А. Шумовского «Свет с Востока», полное издание которых вышло в С.-Петербурге в 2006 г. и было недавно переиздано^[5]. Совсем иное дело книга «Арабы и море». По своему жанру публикуемые ниже очерки не отнесешь ни к статьям, ни к мемуарам. Это скорее свободные эссе-размышления арабиста над прожитой жизнью и любимой наукой. Это поистине «живой голос» живого современника недавно минувшего ХХ столетия.

В.О. Бобровников

Примечания

1

Изучение культурных и экономических связей между католическим Западом и мусульманским Востоком в бассейне Средиземного моря в Средние века позволило также подвергнуть сомнению выдвинутый в начале ХХ в. Анри Пиренном тезис о том, что мусульманские завоевания и создание Арабского халифата отрезали Европу от Ближнего Востока. См., например: Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. М., 1992.

2

См., например: Алексеев В.М. Предисловие // Антология китайской лирики VII–IX вв. по Р.Х. М.-Пг., 1923. С. 13–18; Дьяконов И.М. Переводчики // Дьяконов М.М., Дьяконов И.М. Избранные переводы. М., 1985. С. 6–12.

3

Публикацию отрывка из рукописи книги Т.А. Шумовского «Русско-арабские встречи» о встрече с А.Н. Генко в «Крестах» см.: Шумовский Т.А. Голос памяти (воспоминания сокамерника) // Восток, 2004. № 6. С. 141–142.

4

Милибанд С.Д. Биобиблиографический словарь советских востоковедов. М., 1975. С. 619.

5

Шумовский Т.А. Свет с Востока. СПб.: Издательство С.-Петербургского университета, 2006; 2-е изд. СПб.: Диля, 2009.