1. Книги
  2. Юмористическая фантастика
  3. Татьяна и Дмитрий Зимины

Распыление 3. Тайна двух континентов

Татьяна и Дмитрий Зимины (2019)
Обложка книги

«Он страшными глазами сверкает, он страшными зубами стучит, он страшный костер разжигает, он страшное слово кричит…». Такое пророчество зачитал Т. Седой опергруппе перед тем, как отправить в Африку. И добавил от себя: «Африка опасна — да-да-да! Африка ужасна — да-да-да! В общем, лёгкой прогулки не ждите…».

Оглавление

Купить книгу

Приведённый ознакомительный фрагмент книги «Распыление 3. Тайна двух континентов» предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Глава 3

Иван

Согнувшись в три погибели, путаясь в паутине, то и дело наступая на противно лопающихся скарабеев, я удивлялся превратностям судьбы. Отчего именно мне, человеку, которому ненавистна даже мысль о сумрачных и душных катакомбах, где тебя хватают за руку твердыми костяными пальцами, где очень пыльно и даже само время пахнет как старые заплесневелые коврики, выпадает такая судьба?

В то время, когда другие гуляют по светлым проспектам, приглашают девушек в кафе-мороженное, а по ночам смотрят цветные, озвученные на киностудии"Союзмультфильм"сны, я должен протискиваться, обдирая макушку, сквозь узкие лазы.

Не слыша при этом и слова благодарности и не получая — я хочу отметить это отдельно — ни капли спиртного для поддержки душевных сил.

Я что хочу сказать: имейся у меня бутылка обыкновенного коньяку, все эти подземелья не нагоняли бы такого ужаса.

Вот взять Машку: совершенно бесстрашное существо, хотя и метр с кепкой. Сам черт ей не брат, чего уж говорить о каких-то скелетах.

Лумумба тоже хорош. Пустил из глаз два желтых луча и чешет, как Змей-Горыныч, которого ждет прикованная к столбу девственница… Только плащ по стенам шуршит.

А я застревал. Мелкие какие-то в Египте тайные ходы строят. То ли у нас, в Москве! Был я как-то в туннелях под Кремлем, так там даже узкоколейка проложена и электричество от атомных батарей.

Наконец повеяло свежим, живым воздухом. Впереди обозначился тёплый золотой круг — вскоре я увидел, что это керосиновая лампа. Она была подвешена к мачте и освещала небольшой плот.

На плоту кто-то сидел.

После темноты, слабенький керосиновый свет фонаря просто ослеплял, и сидельца разглядеть было трудно. Некрупный, ростом чуть выше колена. Собака? Да нет, не похож. Обезьяна? Горбоносый упоминал, что подготовил проводника… Я представил: Машка, с её темпераментом пороховой петарды, в дуэте с обезьяной, от которой тоже всего можно ожидать. О-бал-деть.

Сиделец спал. От богатырского храпа сотрясался плот, подрагивало стекло на фонаре, а по тёмной, будто целая бочка чернил воде шла мелкая рябь.

— А-кхм-м-м! — дал о себе знать наставник.

Сиделец поднялся. Сурово лязгнуло железо. Будто десять тысяч поваров отрубили головы десяти тысячам селедок.

— Ммм, м-м, ммм!

Мы молча хлопали глазами. После целого дня на солнце и утомительного ползания по каменному кишечнику мысли ворочались со скрипом, будто ржавые колёса бронепоезда.

— Тьфу ты господи! Снять забыла… — сдернув с клюва какую-то нелепую приспособу, ворона неловко поклонилась. — Здравы будьте, бояре! Товарищ Седой челом бьет да поклон шлет. Не побрезгуйте, добры молодцы, примите подарок, редкости необычайной, ценности великой. Оберегайте его пуще глаза, кормите и поите вволю…

— Гамаюн! — первой пришла в себя Машка. — Мы не ждали вас, а вы припёрлися… А с намордником это ты хорошо придумала. Ошейника не хватает: посадим тебя на веревочку и будем по ярмаркам водить, за грифона выдавать. Кучу денег заработаем.

— Это не намордник, а накладной клюв, — с достоинством пояснила ворона. — Сливаюсь с местной фауной: изображаю священную птицу Ибис.

— Да из тебя Ибис, как из кошки — бульдозер, — фыркнула Машка и перескочила на плот. Сооружение вздрогнуло, ворона покачнулась и растопырила крылья, сохраняя равновесие.

— Это кто еще бульдозер, — проворчала она.

— И всё-таки, сударыня, чем обязаны? — похоже, бвану заклинило на высоком штиле.

— Птица Гамаюн отличается умом и сообразительностью, — важно выпятила грудку ворона. А потом добавила совсем другим тоном: — Напортачили вы тут. Вот в Москве и обеспокоились… Отправили меня, многомудрую, наставить вас на путь истинный, подсказать, посоветовать…

— Брешешь, — перебила Машка. — Поди, надоела всем хуже редьки, вот и сплавили тебя, куда подальше.

— А вот и нет, а вот и нет! — ворона подпрыгивала и топорщила перышки, чтобы казаться выше. — Мне товарищ Седой велели: — лети, говорит, Гамаюн, птица вещая, да передай другу моему…

— Потом договоришь, — прервал ворону наставник. — Старший помощник, сигайте на плот и сушите якорь.

Я осторожно ступил на шаткий помост. Конец плота тут же ушел под воду, и я поспешил переползти на середину, поближе к мачте. Лумумба порхнул легко и свободно, аки бабочка. Плот под ним даже не дрогнул.

Как только мы устроились, плавсредство самопроизвольно отошло от берега и стало выгребать на стремнину.

Роман-заде советовал добраться до Средиземного моря. Я представил хрустальный глобус из кабинета Седого. Нил как раз в него впадает — в море, конечно, не в глобус… Так что плывем мы в правильном направлении. Но зачем такая спешка? Подумаешь, пирамиду грохнули — с кем не бывает?

А потом я вспомнил, как ревниво относились маги к собственности у нас, в Москве. Не то, что пирамиду — на ботинок никому не плюнь…

— Рассказывай, — приказал учитель вороне, усевшись на какой-то тюк. — Как ты докатилась до жизни такой…

Вообще-то плот был устроен неплохо. На одном его конце располагался шатер из шелковой ткани в веселенькую сине-зелено-желтую полоску, вдоль правого борта стояли корзины и тюки, накрытые белоснежными салфетками. Я сглотнул. Может, в них съестное? Почитай, дня два маковой росинки во рту не было…

Машка меня опередила. Подобравшись к одной из корзин, хищно сдернула салфетку, заглянула внутрь…

— Пусто, — перевернув тару, напарница потрясла ею в воздухе. На горбыли выпало несколько крошек.

Вторая корзина, третья… По мере инспектирования ворона отодвигалась всё дальше, оказавшись, в конце концов, на самом краю плота. Машка на неё даже не посмотрела. Поднявшись и отряхнув джинсы, она повернулась к учителю.

— Шеф, давайте, пока не поздно, скинем её в реку. А чего? Тварь ведь железная, так что ко дну пойдет, как утюг…

— Это кто здесь утюг, кто утюг, ты мне скажи? — ворона неосторожно подскочила к напарнице и тут же была схвачена за горло.

— Ты зачем все запасы уничтожила? Тут же прорва еды была! Даже крошечки нам не оставила.

— А что мне было делать? Я, может, три часа тут сидела. Заржаветь можно от скуки.

— Три часа? Ты не могла потерпеть всего три часа? Да мы два дня не жрамши! Ванька, вон, в голодный обморок сейчас брякнется, от наставника одни бакенбарды остались, а ты, канистра бездонная… — Машка пыталась подтащить ворону к краю плота, но та вцепилась в бревна когтями.

Я тоже заглянул в корзинки — так, на всякий случай, — затем вздохнул и меланхолично устроился рядом с бваной.

Плот резво плыл по течению, из-за туч выкатилась полная луна и нарисовала на воде серебряную дорожку. Вечерний воздух был свеж и наконец-то прохладен, повсюду распускались кувшинки — здесь, на Ниле, их почему-то зовут лотосами. Над рекой неслись душераздирающие вопли.

— Из-за о-о-острова на стре-е-ежень, на просто-о-ор речной волны-ы-ы… Может, их растащить? — спросил я наставника. — А то петь мешают.

— Милые бранятся, только тешатся, — рассеянно отмахнулся Лумумба. — Пусть их.

Взяв пустую бутылку — жадная птица выдула даже вино — я набрал забортной воды и посмотрел на свет. Водичка была тепленькая, мутноватая, с песком. Покрытые усиками и ложноножками инфузории хищно щелкали зубами из-за стекла.

— Процедить бы. И прокипятить. Разика два, не меньше…

Руки так и чесались приоткрыть Завесу и нащупать там бутыль с холодными, покрытыми бисеринками пота, боками. Вода в ней будет чистой, прозрачной и чуть сладковатой. А еще от неё будет слегка ломить зубы и щипать в носу…

— Ну так разводи костер, — перебил мечты наставник. — Помнишь, как на рязанском болоте, когда кикимору ловили?

Не из магического кармашка жилетки, а из обычного, в плаще, он достал спички и швырнул мне, не глядя.

— И долго нам без волшебства? — спросил я, поймав коробок.

— Темпус эст оптимус магистер витэ — философски пожал плечами наставник.

— Может и так, — согласился я. — Только мы раньше сдохнем. От голода.

— Не ной, гардемарин. Штиль накличешь.

Пожав плечами, я стал ловить в воде плавник. В реке кипела жизнь: рассекали, оставляя на воде след из длинных белых усов, крокодилы — их я уже навострился отличать от замшелых бревен, которых в реке тоже хватало; громадными валунами темнели бегемотьи туши — они держались ближе к берегу и движению плота почти не мешали.

В прибое, в светящейся кромке песка, расхаживали длинноногие цапли, копошились чайки, черепахи и тёмное существо с повадками наёмного убийцы. До нас долетали обрывки свистящего шепота: — моя прелесть… где же мы её потеряли…

Отыскав несколько относительно сухих веточек, я сложил костерок и стал поджигать. Несмотря на жару, долго ничего не получалось. Во-первых, я не специалист. Вызвать искру из пальца, вскипятить воду взглядом — это пожалуйста, со всем нашим удовольствием. Но колдовать нам запретили.

Во-вторых, здесь всё было влажным. Влажное дерево, влажные руки, волосы, одежда — на всём плоту не отыскалось ни одной сухой нитки. Но я справился. Просушил несколько травинок, на них — несколько прутиков, затем щепочек и так далее. Терпение, как говорит бвана, и труд — всему голова.

Когда огонь разгорелся, Лумумба достал из плаща лоскут натуральной кожи, скатанный в тонкий твердый рулончик. Раскатал, пристроил над костром, растянув на палочках. В лоскут мы вылили пару бутылок набранной за бортом воды, процедив её через носовой платок. Секрет в том, что, пока в коже есть вода, она не загорится…

Да, давненько мы с бваной походной жизни не нюхали. Не зря он про Рязань вспомнил. Сидели мы тогда на болоте недели три, продукты и Пыльца давно кончились — осталось по одной вмазке на поимку кикиморы; жили в палатке, ловили на леску пескариков, грибы да ягоды собирали… Эх, хорошее было время.

"В Африке вы будете сами по себе", — сказал товарищ Седой перед тем, как зашвырнуть нас в пирамиду. — "Никакой помощи, никакой поддержки. Мы не знаем, что там происходит. Резидентура молчит, а если и пишет, то выдает такие фанаберии, каким нормальный маг, в здравом уме и доброй памяти, ни за что не поверит…"

Из воротника, отогнув подкладку, Лумумба извлек рыболовный крючок, обмотанный леской, и забросил в воду.

— А наживка? — спросил я.

— Закуска градус крадет, — туманно выразился учитель.

Говорил и действовал он на автомате, словно во сне. Я сделал вывод, что наставник напряженно о чем-то размышляет, и не стал его донимать.

Когда вода закипела, мы перелили её обратно в бутылки, а кожаный лоскут просушили и спрятали.

По моему хотению, Лумумбину велению, на леску без наживки попалась рыба, похожая на карася. Только размером раз в десять больше. Выпотрошив складным ножом, я проткнул её прутиками и подвесил над угольками.

А сам улегся на спину и закинул руки за голову. Плескала вода, громко фыркали бегемоты. Кричала какая-то птица. Напоминает павлина, живущего в Московском зоосаде: нечто среднее между плачем девочки, потерявшей мячик и воплем алкаша, разбившего чекушку… Временами какой-нибудь крокодил, выбравшись на отмель, широко раззевал пасть и тоже орал — ну вылитый осёл. Только лысый и с бородавками.

На другом конце плота продолжалась свара. Голоса Машки и Гамаюн повышались и понижались, взлетали к далёким небесам и сливались с плеском волн.

Спорщицы скрупулезно перечисляли все обиды и оскорбления, промахи и косяки, — всплыло даже кое-что из того, о чем я не знал. В ход шли случайно замеченные и скопидомно припрятанные очерняющие факты. Выдуманные леденящие душу подробности беззастенчиво крылись наглыми поклепами, нелепыми эпитетами и уверениями в абсолютной бесполезности оппонента. Временами раздавалось гудение, будто кто-то в сердцах пнул трехведерный самовар — это Машка, растеряв аргументы, пыталась переубедить ворону с помощью ноги. Птица не оставалась в долгу: хирургически точными ударами клюва отхватывала с Машкиной курточки пуговицы и сплевывала их за борт.

Под этот размеренный и в чем-то даже убаюкивающий гвалт я задремал.

Над рекой поплыл аромат жареной рыбы…

— А что это у вас такое? — первой подступила Гамаюн, робко скосив глазки и умильно сложив крылышки.

— А ничего, — подоспела Машка. — Ты столько сожрала, что месяц можешь святым воздухом питаться. Правда, Вань?

Мне в их разборки влезать не хотелось, но в целом напарница была права: сожрав всю еду, ворона поступила не по-товарищески.

— Правда, — кивнул я. И подал напарнице кусок рыбины на пальмовом листе — посуды я хозяйственно нарвал с дрейфующей мимо пальмы, еще и кокосами разжился. — Так как продуктов у нас теперь нет, каждый питается тем, что найдет.

Машка мстительно показала вороне язык.

— Хочешь, ныряй в воду. Там рыбы много… Ах да, я забыла: ты же плавать не умеешь. Ну, может, по дну походишь, пиявок поклюёшь.

— Пиявок? Да чтобы я, птица благородного происхождения… — плот в этот момент толкнуло, и Гамаюн повалилась на доски.

— Бог шельму метит, — мстительно пригвоздила Машка.

— А всё-таки, о каких богах говорил Роман-заде?

Чувствуя приятную тяжесть в желудке, я развалился поперек бревен, подложив под голову пустую корзину. Звезды в черном бездонном небе были многочисленными и крупными, как лягушачья икра.

— А вот мы сейчас и узнаем, — бвана оторвался от созерцания реки. — Гамаюн!

Птица не повела и клювом, изображая на краю плота памятник обиде и унижению.

— Что-то тяжеловато плавсредство идет, — громко сказал наставник. — Младший гардемарин, не пора ли скинуть балласт?

— Чего изволите, хозяин? — материализовавшись рядом, ворона преданно заглянула Лумумба глаза.

— Вот то-то же, — смягчился наставник. — Роман-заде предупредил, что ты в курсе местных реалий.

— Ничего она не знает, — фыркнула Машка. — Сидела всё время на плоту и припасы жрала.

— Я не знаю? — подскочила Гамаюн. — Я НЕ ЗНАЮ, ЧТО ПРОИСХОДИТ В АФРИКЕ? Да я знаю, сколько пингвинов в Антрактиде! Какая температура на Северном Полюсе! Какие подвязки носит Английская королева и какого цвета подштанники у Суданского серифа! Да я…

— Или ты немедленно отрабатываешь съеденные харчи, или летишь своим ходом к Товарищу Седому и докладываешь, что тебя уволили в связи с профнепригодностью, — быстро сказал бвана, вклинившись в поток птичьего красноречия.

— Значит так, — ворона опасливо обошла Машку и уселась рядом со мной. — В Европе, после Распыления, люди отринули веру, решив, что сам человек и есть демиург. Если, приняв Пыльцу, он может творить — значит Господь, как неизъяснимая персонификация всемогущего начала, отпадает за ненадобностью. Здесь же в Африке, напротив, религия получила широчайшую поддержку. У, как вы понимаете, местных магов. А чего? Респектабельно. Солидно. К тому же, жертвы… Некоторое время новоявленные боги делили власть — запустение Египта и сопредельных стран — следствие этих разборок. Но сейчас всё улеглось. Ра и Гор ушли на Красное море — им платят дань пираты, Хатор обосновалась на Суэцком канале — берет пошлину с торговых судов. Тот обосновался в Асуане. В Каире же правит Сет. Составив альянс с Анубисом, они захапали себе чуть не половину Египта и сделались самыми сильными богами пантеона. Сет поселился в долине Гиза, избрав резиденцией легендарную пирамиду Хеопса. Фактически, бог смерти превратил пирамиду в восьмое чудо света: снаружи её украсили висячие сады, и даже на расстоянии дня пути она сверкает, как редкой красы изумруд. Внутри содержится обширная коллекция египетских редкостей: Сет, разграбив музеи и частные собрания по всей стране, свалил всё в одну кучу и теперь, как дракон, почивает на груде сокровищ… Ой, я и забыла! Вы же её обрушили… Нет больше восьмого чуда света. Нет несметных сокровищ, а саму пирамиду можно теперь увидеть лишь на гравюрах в книгах по истории… Сет, будучи богом властным и жестоким, обещал найти виновников и скормить их красным муравьям. Медленно, начиная с ног. Чтобы жертвы могли как можно дольше наблюдать. Хотя… — ворона хитро зыркнула на Машку. — Сдается мне, бога смерти могла бы умилостивить жертва. В лице молодой и относительно прекрасной девы…

— Профнепригодность, Гамаюн. И своим ходом на другой континент, — напомнил учитель, пока Машка набирала в грудь воздуха.

— Я просто предложила, — ворона лязгнула перышками.

— М-да, ситуёвина… — протянул я. — И как вести расследование в такой нервной обстановке?

— Он же не настоящий бог, — пожала плечиками напарница. — Чего с ним церемониться?

Погладив рукоять пистолета, она многозначительно изогнула бровь.

— По влиянию в этом секторе, — кашлянула Гамаюн, — Сет может сравниться с боссами Нью-Йоркской мафии. А это, я вам скажу, даже немножко лучше, чем быть богом.

— Бвана, а вдруг этот Сет и похитил мертвое Сердце? — осенило меня.

— Конечно, он точил на него зуб, — кивнула железная птица. — Поэтому и поселился в пирамиде. Но… — Кишка тонка у Сета снять заклятья двенадцати магов, — вдруг сказал Лумумба. — Мог бы — давно украл.

— Но кто-то же его спёр, — резонно заметила Машка.

— Для того, чтобы усыпить Мертвое Сердце, понадобилась сила Великой Дюжины, — мрачно возвестила Гамаюн. — И тот, кто сумел его пробудить…

— Всё было не так, — вдруг сказал Лумумба. — Не было никакой Великой дюжины, это придумали после. Шел дождь… Не дождь, натуральный потоп. Нил вышел из берегов и затопил равнину. Пирамида Хеопса была единственным сухим местом на много миль. А двенадцать заклятий пришлось ставить потому, что мы не доверяли друг другу. Не могли, не имели права доверять.

— И что? — спросила Машка. — Дальше-то что было?

— Давайте спать, — уклонился Лумумба. — Утро вечера мудренее.

Вопреки собственному приказу, наставник уселся на краю плота и стал смотреть на реку.

— В пирамиде погиб М'бвеле Мабуту, король государства Самбуру, — шепотом пояснила Гамаюн. Я тяжело вздохнул. Ну кто её за язык тянул? Прямо болезнь какая-то — выбалтывать чужие тайны…

— А кто это? — Машка подпрыгнула от любопытства.

— Мой отец, — коротко бросил наставник через плечо. — Он был тринадцатым магом.

Будто получив облегчение от того, что сказал это вслух, бвана улёгся и надвинул шляпу на лицо.

— Гамаюн. Ты на страже… — из-под шляпы донесся мерный храп.

— А почему я? — возмутилась птица. — Думаете, раз железная, мне и сон не нужен? — никто ей не ответил. — Дискриминация! По материалистическому признаку!

— Марш в Москву, — пробурчал Лумумба сквозь храп. — Сейчас же.

— Так во сколько разбудить?

Проснулся я от жары. Солнце, пекущееся в белом небе, словно желток на сковородке, развлекалось во всю. Оно лезло горячими пальцами в глаза, отплясывало раскаленными пятками на спине, насылало тучи мошкары — крупной, что твои воробьи, и злой, как собаки.

А вот Машка сопела в две дырки, и жара ей была нипочем. Она свернулась клубочком, уютно подложив ладошки под щеку и накрывшись джинсовой курточкой.

Лумумба спал сидя, привалившись к мачте. Или не спал: вид у бваны был до того глубокомысленный и задумчивый, что я бы не взялся утверждать.

Ворона дрыхла без задних лапок у меня под боком — только храп стоял и доски плота тряслись, будто им было холодно. И, кстати, мы больше никуда не плыли…

Плот почти прибило к берегу. Он медленно дрейфовал посреди круглой, заросшей осокой и камышом — у египтян это называется папирус — заводи, а из кустов на нас таращились равнодушные глаза.

Нет, не совсем равнодушные: в них мелькали искры затаённого интереса. И, когда на солнце тускло блеснуло дуло автомата, я совершенно отчетливо понял, какого именно.

Оглавление

Купить книгу

Приведённый ознакомительный фрагмент книги «Распыление 3. Тайна двух континентов» предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Вам также может быть интересно

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я