У сердца нет морщин

Татьяна Хамаганова, 2020

Жизнь непрерывна. Мы никогда не знаем, что теряем, когда решаемся на тот или иной шаг. Но у каждого был момент истины, когда на перепутье человек решался и делал этот шаг навстречу судьбе, вкладывая в него волю и веру. Тогда открывался жизненный путь, трудный или легкий, какой он сам выберет. Любовь, доброта, радость, благодать даются всем, только надо научиться видеть, прочувствовать, пропеть их в своей душе. Ведь счастье жизни в самой жизни! Сборник рассказов адресован почитателям прозы всех возрастов.

Внук родился

— Ну, что, тетки, против кого дружим?

— Поздоровайся сначала! — отрезала Аксинья.

— Здоровы были! В честь чего шабаш устраиваем?

— Вот пентюх, а! Нет, чтобы спросить, что за девишник?

Шабаш! Считаешь нас ведьмами, че ли? — хохотнула Клава.

— В каждой бабе ведьма сидит… в какой-то мере, — ухмыльнулся Платон, — вот одна из них меня и отправила за содой.

— Видали, че он про нас думает? Мужики наши совсем разучились комплименты говорить. Вот жисть пошла! — не удержалась Капа.

— А я и сказал комплимент. Не назвал же колдуньями, а ведьмой. Это название будто от слова «ведунья» идет.

— Глядите-ка, Платон-то наш мало-мало петрит в чем-то, — хихикнула Аксинья.

— Петрил бы малость, нас бы не тетками, а девками назвал, хотя бы для приличия, — не согласилась Капа.

— Не девицы вы вовсе, а тетки, я ж вас знаю не первый год.

— Ха! Он нас знает! Ты че, мне пятки щекотал? — парировала Капа.

— Где трое баб набралося, точно шабаш начинается, — ерепенился Платон. — Это как пить дать. Одно не пойму, что вас объединяет? Ты, Аксинья, вдова, царствие небесное твоему мужу, а ты, Клавдея, разведенкой живешь уже третий год, про Капу и не говорю, все еще кавалера на гнедом ишаке ждет.

— Не догадался? Одиночество нас объединяет, смутьян!

— Че болташь-то, Аксинья! У тебя пятеро детей, и внуки образовались, у Клавки двое, дочь на сносях приезжала в тот раз.

— Дети! Детки наши разлетелись по городам и весям, только их и видали, — мотанула головой Аксинья. — Нынче летом кто на одну недельку, а кто и вовсе дня на три приезжал и — поминай как звали.

— Они ж время от времени звонят, потому и считают, что приезжать не обязательно, — поддержала ее Клава.

— Тебе хорошо, Платоша, старший-то с тобой остался, семью здесь завел, — осадила его Капа. — Одиночество тебе не грозит.

— В бабьей компании хоть один мужик должон быть, — ухмыльнулся Платон, усаживаясь за стол, — кто будет вам рюмашки наполнять?

— А где ты видишь рюмашки? — спросила Аксинья, ставя тарелку с салатом.

— Надеюсь, появятся.

— Появятся, — сказала Клава, доставая из серванта хрустальные рюмки.

— Совсем другое дело, — потер руки Платон. — Так, бабы, откройте секрет, чего такое отмечаем?

— У нашей Клавдии родился первый внук! — торжественно объявила Капа.

— О! Ешки-портянки, холодные окрошки, горячие макарошки! — выдохнул Платон. — А я шабашом обзывался! Прошу пардону!

Женщины засмеялись.

— Ладно, прощаем, — сказала Клава, раскладывая вилки-тарелки.

— Ты чего портянку-то упомянул? — спросила Капа.

— Жена меня запилила! Проходу не дает, из меня маты дубиной выбивает.

— Правильно! — громко рассмеялась Аксинья, — ты ведь первый матершинник на селе. Кошмар сплошной!

— Муся ругается, что воздух в доме порчу, всех ангелов-хранителей выгнал своими непотребными словами. Теперь, грит, дом не защищен от опасностей, в любой момент пожар может вспыхнуть или еще чего там. Перепугался я, вот и придумал себе приговорку пока в мозгу крутится «трехэтажка».

— Ах вот почему она у тебя длинная, — засмеялась Капа, — но «портянка-то» не подходит.

— Пытался подходявое словечко найти, но не смог.

— И думать нечего, «ешки-матрешки», — откликнулась Клава.

— А то можно, например, «ешки-платошки», — опять захохотала Капа. — Как там у тебя дальше?

— Ешки-матрешки, холодные окрошки, горячие макарошки, — довольно высказался Платон. — Пока язык выдает бравые словечки, в башке-то все маты прокручиваю. Но исключительно в мозгу! Вслух ни-ни! Это помогает.

— Платон-то наш не дурак, нашел выход, — кивнула Капа.

— Платон, давай, звони Мусе, зови ее, — попросила Клавдея. — Вместе отметим.

— Один момент! — обрадовался мужик, доставая мобильник.

— Сейчас Муся прибежит, вот и компашка теплая образуется, — обрадовалась Капа.

— Муся веселая, а сколько частушек знает! — согласилась Аксинья.

— Алло! — крикнул Платон. — Муся, дуй к Клавдее. У ей внучок родился! Обмывать будем! Подарок прихвати! Все, ждем!

— Ты че, Платон? Какой подарок? Не надо ничего, — встрепенулась Клава.

Суд да дело, стол был накрыт и пока все усаживались, появилась в дверях Муся с букетом астр.

— Здравствуйте, милочки! — радостно поздоровалась она.

— Привет, Муся! Проходи, — пригласила хозяйка.

— Здорово, Муся! — кивнула Капа и упрекнула Платона, — вишь, твоя нас милочками назвала, а ты — тетками!

Тем временем Клава астры положила в вазу и поставила на край стола, что сразу придало торжественность застолью.

— Ты че, Муся, и это все? — кивнул на букет Платон.

— И еще дарю тебе небольшой подарочек, — не обращая внимания на мужа, Муся протянула хозяйке красивое кухонное полотенце.

— О! — воскликнула Капа, — у меня точно такой же сюрпризик!

— И у меня! — недоуменно протянула полотенчико и Аксинья.

Все дружно захохотали.

— Я дарю тебе платочек

Цвета огуречного,

Чтобы лысина не прела

У тебя сердечного! — запела Муся, шлепнув мужа по лысине.

— И-ии-их! — крикнула Капа.

Все развеселились, подняли рюмки, поздравляя хозяйку с первым внуком.

— Как назвали младенца? — спросил Платон, крякнув смачно.

— Еще не знаю. Зятек сказал, что думают над именем. Нынче Новый год придется встречать одной, с малышом-то вряд ли смогут приехать ко мне, — вздохнула Клава.

— Клавдея, не боись, мы с тобой, — произнес Платон.

— Клава, ты знать не можешь, что случится завтра, а уже тоскуешь. До Нового года еще три месяца, почему заранее предполагаешь, — с укоризной проговорила Аксинья.

— Да, знать не можем, — кивнула Клава. — Помню, в молодости еще нагадали, что одиночество мне не грозит. А оно накрыло с головой.

В это время кто-то деликатно постучался в дверь.

— Кто там? Входите! — крикнула Клава, вставая со стула.

— Можно? — раздался мужской голос.

Клава вышла в прихожую. Остальные удивились воцарившейся там тишине.

— Кто пришел? Платон, посмотри, — попросила Муся.

В это время в горницу вошла Клава со своим бывшим мужем Афанасием. Все мгновенно вошли в ступор.

— Здравствуйте, земляки! — поздоровался тот.

— Здорово, Афоня! — подскочил Платон, подбегая к нему и пожимая руку. — Ешки-матрешки! Вот не ожидал!

Все ожили, зашевелились, поздоровались и очень даже обрадовались такому явлению. Уже сидя за столом, Афанасий рассказал свою историю. После развода он уехал в город. Устроился разнорабочим на завод, потому что там давали комнатку в рабочем общежитии. Мечта его стала явью — из деревенского мужика превратился в горожанина. Со временем притулился к одной вдовушке, переехал к ней, и совсем стало прекрасно. Живи — не хочу!

— Но понимаете, — тяжко вздохнул Афанасий, — почему-то стала заедать тоска. Вдруг обнаружил, что все как-то не по душе. Все запланировано, все расписано… Утром на работу и не сметь опоздать, вечером с работы домой и тут не сметь задерживаться, хозяйка недовольна. Отдых четко в выходной, и даже обозначено, когда за продуктами в магазин надо идти, а когда телевизор смотреть.

— Понимаю тебя, рос-то на воле вольной, — хмыкнул Платон. — У нас выйдешь на крыльцо, а там еще продолжение твоей территории, хоть голышом подпрыгни.

— Но не это главное, — продолжил Афанасий. — Тоска по дому, по семье схватила за глотку так, что задыхаться начал. Вспомню, как дочка целовала папку в щечку, как жена ласково лохматила волосы на моей голове, как сын подмигивал, мол, мы с тобой, папка, мужики… Слезы выступали на глазах, не знал до этого, что плакать умею. Прости, Клава, обидел я тебя. Гнать будешь, не уйду. Под скамейкой возле ворот устроюсь жить.

Все дружно уставились на Клаву в надежде, что она простит и примет мужа своего непутевого. Клава, помолчав от растерянности великой, произнесла:

— Мужа не простила бы, а деда своего внука, так и быть, прощу…

— Внук деда призвал и вас помирил! — воскликнул Платон. — Девки мои милые, вот это событие! Вот это праздник! Внук родился!