Штурман по имени Ма

Татьяна Танилина

Тема старая, как мир, зятёщевская война. Естественно, главные герои – тёща и зять. До поры до времени взаимная неприязнь скрывается за грубо скроенной ширмой дипломатии. Но однажды происходит грандиозный скандал! Казалось бы, теперь им – тёще и зятю – надо бежать друг от друга как можно дальше. Однако им предстоит – о, ужас! – вынужденное сотрудничество. К чему привела «интеллигентная» семейная разборка, со шваброй в качестве главного аргумента, и рассказывает эта книга.

Глава 3. Швабра и «Министерство путей общения»

В день отъезда зять был подчёркнуто хмур, но Марья Ивановна без труда раскусила эту военную хитрость. «Кого ты обмануть хочешь! — мысленно посмеивалась она над зятем. — А то я не знаю, чего ты такой мрачный. Маскируешься. Боишься радость показать — вдруг тёща назло останется. Хотела бы я на тебя посмотреть, когда ты с вокзала будешь идти. Тоже мне, конспиратор! Морду кривит, а улыбка наружу так и рвётся. До чего же они глупые, эти мужики!»

Уходя на работу, Павел с порога выдал тёще наставление:

— Смотрите, мама, чтобы к двенадцати были у двери в полной готовности.

Она проворчала:

— Я-то буду, гляди, сам не опоздай. А то один уже подвёз — еле поезд догнали.

— Не волнуйтесь. В этот раз обойдёмся без приключений. Надя! Поторопись!

— В общем, так, мамуля, — сказала дочь, надевая тонкую ветровку. — Если до двенадцати меня не будет, езжайте сами, а я приеду на вокзал.

Когда молодые ушли, Марья Ивановна сложила вещи в чемодан и задумалась: чем бы заняться? «Может, борщ сварить? Зятёк меня хоть и не любит, а борщи мои лопает с удовольствием. Жрать они все горазды!»

Любитель тёщиного борща явился без четверти двенадцать. Обнаружив тёщу в кухне у плиты, он испуганно закричал:

— Что вы делаете, мама?! Опоздаем же!

— Чего ты паникуешь? — спокойно сказала Марья Ивановна, ложкой помешивая кипящий борщ. — Ты когда велел мне быть готовой? В двенадцать. Вот и не дёргайся!

Накрыв кастрюлю крышкой, она выключила газ и пошла собираться.

Без пяти двенадцать она с чемоданом и корзиной была уже в прихожей. Зять с улыбкой гостеприимного хозяина стал открывать дверь.

— Погоди, — остановила его тёща. — Присядем на дорожку.

Она села на чемодан, а Павел — на тумбочку для обуви.

— Ты не обижай Надюшку, — попросила Марья Ивановна. — Она у меня такая слабенькая…

— Что вы опять придумываете! — разозлился Павел. — Никакая она не слабенькая! И с чего вы взяли, что я её обижаю?

— Может, я не так выразилась… Я хотела сказать: жалей, помогай.

— А я разве не помогаю?

— Что-то я этого не заметила.

— Так вы сами за всё хватаетесь, мне и делать ничего не остаётся.

— Значит, тёща плохая, что готовит тебе, убирает, стирает…

— Я же вас не заставляю.

— Так мне Надюшку жалко — всё на ней.

— Да вам лишь бы ко мне придираться!

— А что я такого сказала? Всего лишь попросила, чтобы с дочкой был поласковей.

— Думаете, я не знаю, что вы её против меня настраиваете?

— Что ты врёшь? Ты сам на всех волком смотришь! Ходишь, как…

От слова «мурло» тёща в последний миг удержалась, но это уже не могло остановить пожар войны. Слишком долго копился порох в пороховницах; слишком плотно колчан был набит стрелами взаимных претензий; слишком ретиво затаённая агрессия искала повод к войне — столкновение было неминуемо.

Засвистели отравленные стрелы — тёща припомнила зятю и диван с телевизором, и монстра, и вечно надутую физиономию, и прошлогодний пьяный дебош. Зять тоже не экономил ядовитые стрелы, приправленные журналистским красноречием, и в конце своей злопыхательской речи обозвал тёщу интриганкой и склочницей. Конечно, Марья Ивановна была не настолько глупа, чтобы считать себя идеальной тёщей, а неприязнь зятя вовсе не была для неё откровением, но это несправедливое обвинение возмутило её до глубины души.

«Воздаяние почестей» было в самом разгаре, когда входная дверь стала медленно открываться… и скандалисты увидели Надю с выражением непритворного ужаса на лице.

— Я знала, что вы друг друга недолюбливаете, — пробормотала она дрожащим голосом. — Но я и представить не могла, что вы так друг друга ненавидите.

— А чего ж она…

Павел не успел договорить. С криком «Ты у меня сейчас получишь!» тёща выхватила из кладовки швабру не иначе как с целью нанести оппоненту оскорбление действием. Зять, не мешкая, поменял дислокацию и менял её каждую четверть секунды, уворачиваясь от выпадов разъярённой тёщи. Она преследовала его с азартом разгорячённого охотника. Терять ей было нечего: мосты сожжены, отступать некуда. А коль так, врезать ему как следует на прощание, чтоб не наглел и не зарывался! Однако враг был хитёр. Сообразив, что в тесной цементной коробке плотного контакта со шваброй ему не избежать, он выскочил из квартиры и помчался вниз по лестнице. Тёща бросилась вдогонку. И хотя её пульс метался, как зверь в клетке, она решила не останавливаться, пока зять не получит по заслугам.

Конечно, Павел не ожидал, что тёща отважится продолжить «конструктивный диалог» на улице — такой у него был ошарашенный вид, когда она со шваброй выскочила из подъезда. Откровенно говоря, Марья Ивановна и сама уже была не рада, что «вынесла сор из избы», но оскорблённое самолюбие жаждало отмщения. Павел выхватил из кармана ключи и рванулся к своей тёмно-зелёной «тойоте», припаркованной во дворе. Марья Ивановна хотела догнать его, но неожиданно кто-то сзади схватил швабру за конец ручки. Оказалось, что это Надя. Не отпуская швабру, она, будто на поводке, подвела мать к машине и приказала мужу, который уже завёл двигатель:

— Выходи!

В её тоне было пугающее спокойствие доведённого до крайности человека, и Павел безропотно подчинился.

— Сейчас вы поедете со мной и будете вести себя, как цивилизованные люди, — сказала Надя. — А если вы не послушаетесь, вы для меня больше не существуете.

Она бросила швабру и села за руль.

Смерив зятя негодующим взглядом («Довёл девчонку, подлец!»), Марья Ивановна вместе со шваброй полезла в машину. Павел уселся на переднее место.

— Чемодан же забыли! — спохватился он, когда машина выехала со двора.

— И правда! — всполошилась Марья Ивановна.

— Он тебе не понадобится, мама. Ты никуда не поедешь! — заявила Надя.

Павел дёрнулся так, что чуть не оборвал ремень безопасности, и прохрипел: «Почему?!»

— Что ты задумала, доча? — с беспокойством спросила Марья Ивановна.

— Скоро сами всё узнаете! — ответила Надя.

* * *

Вместо вокзала они приехали к зданию, имеющему самое непосредственное отношение к железной дороге. Выйдя из машины, Павел и Марья Ивановна в недоумении уставились на застывшую в камне музыку — так поэтически величают всякое мало-мальски приличное архитектурное сооружение. Словно окаменев, стояли две фигуры перед «каменной музыкой» с величественными колоннами, скользя изумлёнными взглядами по выступающим каменным буквам надписи: «Дом культуры железнодорожников». Секундная стрелка протанцевала полукруг, прежде чем тёща и зять очнулись.

— Что это значит?! — изумлённо спросил Павел жену.

— Сейчас узнаете. Мама, оставь швабру в машине.

— Ни за что! — воспротивилась Марья Ивановна. — Пока этот тип рядом, я швабру не брошу!

Дочь не стала спорить и молча направилась ко входу. Мать и муж нехотя побрели следом. Поднявшись на второй этаж, они вместе с Надей вошли в небольшую комнату, похожую на школьный класс во время уборки. Столы сдвинуты в центре, на них волнами лежат отрезы бежевой материи. В дальнем углу комнаты — куча стульев. У стены, где дверь, длинный шкаф. На другой стене — большой календарь 2003 года, похожий на картину с весенним пейзажем. Возле одного из окон — конструкция, имитирующая стремянку: стол и на нём — стул. Людей в этой комнате не было.

— Куда ты нас притащила? — спросил Павел жену.

Она ответила:

— На курсы.

— Какие курсы? Кройки и шитья?

— Нет, на курсы общения, — раздался позади них женский голос.

Все трое обернулись и увидели, что в комнату входит молодая женщина, примерно того же возраста, что и Надя.

— Меня зовут Нелли, — представилась она. — Я психолог.

— Запишите их на ваши курсы, — попросила Надя.

— Чего?! — испугалась Марья Ивановна. — Мы не психи!

— Да! — решительно поддержал тёщу Павел.

— Хоть в чем-то вы солидарны, — прошипела Надя.

Павел хотел уйти, но жена схватила его за руку:

— Ты забыл, что я вам сказала?!

Супруг возмутился:

— Да ты что, меня идиотом считаешь?! У меня с головой всё в порядке, и никакие психологи мне не нужны!

— И мне! — заявила рассерженная Марья Ивановна. — Ты меня, доча, так не оскорбляй!

— Никто не сомневается в том, что вы нормальные люди, — заверила их Нелли. — Это большой предрассудок нашего общества — считать, что к психологу обращаются только сумасшедшие. Не нужно относиться к психологии с предубеждением. Вы поймите, психолог — это человек, который лучше остальных знает человеческую природу.

— Мы свою природу сами знаем! — отрубила Марья Ивановна. — И сами в своих делах разберёмся!

Нелли улыбнулась и предложила:

— Если вас так пугает слово «психолог», считайте меня лектором.

— Не надо нас дурить! Мы же не идиоты!

— Вот именно! — снова поддержал тёщу Павел. — Не нужны нам ваши курсы!

Надя рассердилась:

— Ну, от тебя, Павел, я этого не ожидала! С мамой всё понятно: их поколение напичкано предрассудками выше крыши. Но ты-то современный человек.

Забыв о междоусобной распре, недруги выступили единым фронтом против общего врага — психолога и примкнувшей к нему Нади. Не возражая и не перебивая, Нелли выслушала их, а когда они умолкли, попросила:

— Пожалуйста, помогите мне повесить шторы.

— Неужели великий знаток человеческой природы сам не может это сделать? — съехидничал Павел.

— Не могу, — ответила Нелли. — Не достаю до багета. Я хотела взять стремянку, но завхоз куда-то исчез.

— Павел, не вредничай, помоги! — велела Надя.

Тот с хмурой физиономией полез на самодельную «стремянку». Нелли взяла со стола штору и подала ему.

Скептически наблюдая, как зять цепляет материю зажимами на кольцах багета, Марья Ивановна посоветовала психологу:

— Бросайте вы это дело! А то попадётся вам такой вот… — определение заменил презрительный кивок в сторону зятя, — он вам все нервы измотает.

— Или такая вот! — не остался в долгу Павел, вкладывая в интонацию то, что тёща выразила кивком.

Надя, чтобы разрядить обстановку, спросила психолога:

— А почему вы решили повесить шторы, а не жалюзи?

— Для уюта, — пояснила Нелли. — Чтобы интерьер больше напоминал домашний…

–…театр военных действий, — добавил ухмыляющийся Павел.

— Заткнись, полководец недобитый! — послала в него залп тёща и деловито произнесла: — С этими жалюзи возни много. Пылятся быстро, а мыть их такая морока. С занавеской легче — зашвырнул её в стиральную машину и всё.

— Зато жалюзи гладить не надо, — парировал зять.

— Не каждая ткань мнётся, — подкинула портьерам козырь, а зятю — шпильку тёща.

Надя спросила психолога:

— И много людей записалось на ваши курсы?

— Группа уже почти набрана, — ответила Нелли. — Курс делится на три подкурса. Первый — совместные занятия. Второй и третий — отдельно тёщи и зятья. Все три подкурса будут чередоваться.

Павел спрыгнул на пол и начал перетаскивать стол со стулом к другому окну.

— Поторопись! — громко сказала мужу Надя. — Прямо отсюда поедем в загс — подадим заявление о разводе.

— Не остроумно, — буркнул Павел.

— Я не шучу. — В голосе Нади послышалась горечь. — Я уже устала от этой войны и хочу развестись. Так для всех будет лучше.

— А я не дам своего согласия.

— И не нужно. Достаточно будет моего.

— Никакого развода ты не получишь!

Марья Ивановна встревожилась. При всей нелюбви к зятю развода для дочери она не желала. Хватит того, что она сама почти всю жизнь промаялась в одиночестве. А главное то, что Надюшка будет страдать. Она ведь его, подлеца, любит. Ради счастья дочери Марья Ивановна готова была на любые жертвы. К чёрту самолюбие! Пусть думают, что она с приветом, раз пошла к психологу. Может, хоть психолог сумеет приструнить этого негодяя? Марья Ивановна бросила на зятя внимательный взгляд. («Уверен, что я не соглашусь. Тогда и у него будет повод отвертеться. Фигушки, дорогой зятёк!»)

— Знаете что, девушка, — обратилась она к психологу, — мы запишемся на ваши курсы. Это не очень дорого?

— Не волнуйся, мама, я за тебя заплачу, — пообещала Надя.

— Оплата по неделям, — уточнила психолог. — Если вам не понравится — бросите.

— Договорились! Пишите нас обоих, — сказала Марья Ивановна.

— Без меня меня женили, — съехидничал Павел, но больше возражать не стал.

— Чего ты стоишь, как пень? Лезь, вешай занавеску! — рявкнула на него тёща и спросила психолога: — А когда занятия начинаются?

— На следующей неделе, — ответила Нелли.

Она достала из шкафа сумочку и положила её на сдвинутые столы. Вытащила из сумки тетрадь и записала данные о новых клиентах.

— А почему вы здесь? — вдруг спросила Марья Ивановна. — Вы имеете какое-то отношение к Министерству путей сообщения?

— Нет. Я из Министерства путей общения… как все остальные психологи, — пошутила Нелли. — А если серьёзно, к железнодорожникам мы не имеем никакого отношения. Просто они сдают в аренду помещения.

— Кстати, а на какой срок рассчитаны эти курсы? — уточнил Павел.

— На два месяца, — сказала Нелли.

Пронзительный свист оборвался на самой высокой ноте — не сумевший обуздать эмоции Павел смущённо закашлялся в кулак. А в сумочке Нелли что-то запищало.

Марья Ивановна удивилась: что там верещит?

— Это брелок для ключей, — объяснила психолог. — В нём датчик, который реагирует на свист или высокие звуки.

И, достав из сумки брелок, показала его Марье Ивановне. Та встревожилась:

— А у вас что, с памятью нелады?

— Нет, это для мамы. Она часто забывает, куда кладёт ключи.

— А мне зять недавно другой подарочек сделал. Тоже для памяти. — Марью Ивановну аж передёрнуло, когда она вспомнила монстра.

— Занятия ещё не начались, — раздражённо бросил Павел.

Надя подняла глаза к потолку и вздохнула.

— Намаетесь вы с нами, — честно предупредила Марья Ивановна психолога.

Нелли улыбнулась:

— Ничего, это моя работа.

Марья Ивановна смерила её жалостливым взглядом.

— Врагу не пожелаешь такую работу!.. А вещица хорошая, — похвалила она брелок. — Где их продают?