Последняя истина, последняя страсть

Татьяна Степанова, 2020

Большие деньги рождают большие неприятности… На свалке обнаружен труп молодого мужчины в дорогом костюме. Алексей Кабанов, сын прокурора, намерен был построить в городе опасное предприятие – мусороперерабатывающий завод. По злой иронии судьбы, его тело оказалось на свалке как ненужный мусор. К расследованию столь резонансного преступления подключается Екатерина Петровская, криминальный обозреватель Пресс-центра ГУВД. Она должна войти в группу, возглавляемую начальником отдела полиции майором Ригелем. Алексея Кабанова многие ненавидели, ведь свалка стала причиной конфликта бизнесменов и местных жителей. И даже после его смерти противостояние разделяет родных, разводит в разные стороны влюбленных, разбивает сердца. В поисках убийцы Катя сорвет множество масок, услышит шокирующие признания, откроет страшные тайны. И все же найдет… последнюю истину.

Глава 9

Ульяна и Петя

В девять утра, когда Катя снова переступила порог Староказарменского отдела полиции, она обнаружила Вилли Ригеля в кабинете. Всюду были разбросаны вещи из сумок, царил хаос, а сам майор в футболке, еще больше похожий в это утро на молодого кайзера Вильгельма в изгнании, методично и аккуратно гладил форменную рубашку, разложенную на столе на банном полотенце. Выходило это у него не очень. Но он старался.

— Квартиру надо снять, — объявил он, поздоровавшись. — Только мы сейчас сутками в отделе прикомандированы. Так что я здесь пока обитаю. Эксперты-криминалисты уехали в Малаховку. Осмотры уже начались. Они мне звонили — Петр Кабанов у своей невестки Ульяны дома. Утром. Открыл им дверь в неглиже. Так что, кажется, все ясно с ними. И с этим любовником дамочки. Кто такой, искать не надо. Я дал экспертам полтора часа, они все в доме обработают реагентом на выявление следов крови. Они забрали ключи от дачи, которую снимает Петр Кабанов. Кстати, он через две улицы от брата поселился, там же, в Малаховке. Это знаменитая бывшая дача Меркадера — убийцы Троцкого. Он там жил… Символично, что Лесику Кабанову, как и Троцкому, тоже башку проломили. Так что кроме следов крови на даче Меркадера у братца Пети наши ищут еще и ледоруб. Шутка.

— Значит, брат убитого сейчас у его жены, то есть вдовы? — уточнила Катя.

— Да. В такой момент не с матерью, а со вдовой. Он ночевал у нее. — Вилли Ригель гладил, кое-как управляясь с утюгом.

Катя смотрела, как он разглаживает складочку на форменной рубашке.

— Вилли, хотите, я поговорю с Лизой Оболенской?

Он застыл с утюгом в руке.

— Мне с ней придется говорить об этом убийстве, о ее подруге Герде Засулич. Об их противостоянии компании Кабанова, о стройке. Она вовлечена в это дело плотно. Хотите, я с ней поговорю и о вас?

— Бесполезно. — Вилли Ригель задвигал утюгом, потом выпрямился, оставив утюг на рубашке. — Но спасибо.

— Спасибо — да или спасибо — нет?

Он не отвечал.

— Знаете, Вилли, когда женщина сбегает с собственной свадьбы, то… не обязательно она бежит от жениха.

— А от кого?

— От собственных химер.

Он и на это ничего не ответил.

— И такой поступок, если до этого были сильные чувства, а они у вас с ней были, говорит уже не о любви.

— А о чем говорит такой поступок?

— О страсти. Вилли, осторожно, вы прожжете рубашку. — Катя сама сняла злополучный утюг и поставила его.

Вилли Ригель выдернул вилку из розетки.

В начале одиннадцатого они отправились в Малаховку. К патрульной машине с мигалкой, которую майор Ригель взял для поездки, подошел Гектор Борщов, подруливший на стоянку на нелепо огромном черном внедорожнике.

— Кто как, а мы скромненько на гелендвагенах по традициям конторы, — объявил он вместо приветствия. — Но я в вашей машине поеду, не возражаете? А то еще заплутаю по дороге.

Катя ничего на это не ответила и устроилась впереди. Борщов вольготно расположился на заднем сиденье. Вилли Ригель надел на выглаженную форменную рубашку кожаную гаишную куртку, в которой всегда ездил на ралли, сдвинул кобуру с бока слегка назад под куртку, чтобы в глаза не бросалась, и пристегнул к поясу наручники. Сел за руль. В этот момент к машине подошел тот красивый парень с внешностью киногероя на роли разведчиков — Аристарх Бояринов.

— Я с вами поеду. — Он хотел сесть в машину.

— С какой стати? — Вилли Ригель окинул его взглядом. — Вы не полицейский, не из ФСБ, как сами сказали, вы седьмая вода на киселе.

— Она тоже, журналистка, а всюду суется. — Красавец, похожий на молодого Штирлица, глянул на Катю с неприязнью.

— Ведомственная пресса, Главком прикомандирована, — отрезал Вилли Ригель.

— Но я ездил на свалку вчера, когда нашли тело! Вы не были против.

— Вы шефа своего Кляпова сопровождали. А сейчас его нет. Ему сейчас не до нас. — Вилли криво усмехнулся. — Так что занимайтесь своей пиаровской белибердой и не путайтесь у меня под ногами.

Красавец Штирлиц-Бояринов остался у отдела несолоно хлебавши.

Они ехали по Староказарменску, выглядящему гораздо более оживленным, чем вчера вечером.

— Городок подпольно ликует, — констатировал Гектор Борщов. — Новость о смерти Кабанова облетела поля, города и веси, в интернете шквал комментов, я утром читал. Кто-то оказал городишке неоценимую услугу. Компания Кабанова обезглавлена, инвесторы скоро разбегутся, никакого мусорного завода здесь уже не построят. Вряд ли найдется охотник связываться. Кабанов был инициатором и вдохновителем всего. Теперь его нет. Интересно, кому достанутся компания и деньги? Его брату, матери или жене? Или всем по куску? В любом случае мусорной стройкой они уже не займутся. Сколько сразу версий выплывает, а? Сколько подозреваемых? Сколько мотивов!

— Будем все проверять, — лаконично ответил Вилли Ригель.

— Все скоро здесь устаканится. Якобинцев палаточного лагеря выпустят из застенков. Страсти улягутся. Городок снова впадет в спячку. Останется лишь это убийство… Раскрытое или не раскрытое, как карты лягут. А вы меня так огорчили вчера, коллеги. — Гектор Борщов вздохнул. — Я прям полночи не спал, горевал. И разговаривать со мной не хотите, и общаться не желаете. Вы, коллега, вчера вечером в отеле мимо меня как мимо пустого места прошли. — Он из зеркала смотрел на Катю. — Я в баре сидел у ресепшен, топил тоску в стакане, а вы меня и не заметили даже. В баре девочки классные, и все такие передовые. Я сейчас замечаю — как красивая девица, так из протестного движения, баррикадница, декабристка. Гламур усох, теперь модно громко заявлять о своей активной гражданской позиции. Прямо наказание — ее в койку завлекаешь, очаровываешь, а она тебе про экологию и реформы бухтит. Я, между прочим, поселился в той же гостинице, что и вы. Ездить в папино генеральское поместье в Серебряный Бор как-то не с руки, далеко. Вижу, вам и этот мой треп глубоко неприятен. Ах, слыхал я, что нигде нашу контору так не любят и так не презирают, как в полиции. Но не верил! — В тоне Борщова появились снова ноты Коровьева-Фагота, и он снова намеренно понизил голос, который был удивительно высок для его крепкой комплекции. — А как же святое братство «силовиков»? Как же общие ценности щита, меча и орала? Вы вчера заявили мне, что я вам не друг. Вы имели в виду, что гусь свинье, Екатерина… не товарищ?

Вилли Ригель, даже не притормозив, крутанул руль и съехал на обочину. Вышел из машины, обошел капот, рванул заднюю дверь и схватил Борщова за пиджак, за грудки.

— Выходи!

— Майор, майор…

— Это кто свинья? Ты кого свиньей назвал? — Вилли был сильнее и почти выволок Борщова наружу.

— Только без рук! — голосом капризного регента Фагота завопил Борщов.

— Я сейчас научу тебя в лесу политесу. — Вилли коротко кивнул на чахлый придорожный сосновый бор. — Извинись перед ней здесь и сейчас, пока я там тебе язык в печень не забил!

— Вилли, пожалуйста! Вилли, не надо!! Оставьте его! — Катя вновь ощутила, что они на волоске от грандиозной межведомственной разборки.

— Да, да, пылко прошу прощения. Припадаю к стопам! — вопил Борщов. — Я, я свинья — такая мерзкая, грубая, наглая свинья… а вы, вы — гусь. Ну, это же поговорка, это как песня — слова не выкинешь!

— Вилли, я вас прошу! — Катя готова была броситься их разнимать.

Но Вилли отпустил Гектора Борщова. Снова обошел капот и плюхнулся за руль.

— Вы все время стремитесь со мной подраться, герр майор. — Борщов покачал головой. — А я старше вас и по званию, и по возрасту. И что, мы бросим наше общее дело — обыск и поиски убийцы — и отправимся в лесополосу калечить друг друга в поединке без правил? Как это прискорбно.

— Прекратите оба. Немедленно! — Катя дала себе слово быть решительной.

Поехали дальше.

— Ваш 66 — это отдел по борьбе с экстремизмом? — Она все же решила нарушить гробовое молчание.

— Гусь проявляет любопытство к свинье? — Гектор Борщов смотрел на нее из зеркала заднего вида.

— Да, гусь любопытен.

— Отдел «Э» — это у вас в полиции, вам и все шишки. А у нас отдел 66. И приказ о формировании вышел шестого июня, зацените дату. Начальство в конторе недавно озаботилось выбором святого покровителя — мода сейчас такая. Патронов небесных привлекать к сотрудничеству. Так всех крутых святых разобрали уже — Следком себе Архистратига заграбастал, Росгвардия — я плакал — вообще Святого Благоверного князя Владимира. Кто-то Илью Пророка завербовал. А нам как у Умберто Эко — «хвост святой Моримунды». Кинулись ребята в интернете святцы шерстить — ничего, кроме Мученика Варвара Луканского не нашли. Но как-то не зацепило — он же бандит, убийца, этакий античный мафиози был, потом, правда, раскаялся, воцерковился. Общественность заклеймит нас, если возьмем такого братка себе в патроны. Прямо хоть к Вельзевулу стучись с отделом 66. Потом отыскали в святцах — вы не поверите — Святителя Люцифера Калабрийского. Ну — это другое дело.

— Есть такой святой?

— Святитель Люцифер. — Гектор Борщов подмигнул им в зеркале. — Прямо тату набить тянет на ягодице, как в Альфе, с такой фирменной фишкой. Был защитником веры истинной от арианства. То есть пламенным борцом с крамолой, экстремизмом, иными словами.

— И вы в своем отделе — борцы с крамолой? — Катя задавала вопросы как журналист.

— Мы созерцатели, философы, наблюдатели состояния умов, общественных тенденций, веяний современности. Мы — аналитики.

— И какие же сейчас веяния? — спросил Вилли Ригель.

— А такие, что чем круче завинчиваются гайки, тем выше градус внутренней личной свободы, майор. И сюрпризы разные преподносят те, от кого и не ждешь. Например — вы, доблестный полицейский.

Приехали в Малаховку к высоченному забору, за которым скрывался очень старый деревянный дом, потемневший от времени и дождей. Катя поняла сразу: это и есть знаменитая дача Меркадера — убийцы Троцкого. К ним вышел один из экспертов-криминалистов.

— Никаких следов крови в доме нет, — объявил он. — Второй этаж вообще необитаем, закрыт на замок, и там столько пыли, что ясно — заперли комнаты давно. Петр Кабанов жил внизу, но вид у комнат такой, словно там нечасто ночевали. Из вещей — два рюкзака, одежда дачная простая, продукты в холодильнике. Газовой колонкой пользовались в ванной. Кухней тоже. Но повторяю — нигде никаких следов крови.

— А его гаджеты? Ноутбук? — спросил Вилли Ригель

— В доме нет, видимо, забрал.

— А его машина?

— Тоже нет. Мы нашли велосипед. Дорогая марка.

— Он вам ключи без возражений отдал?

— Легко. Мол, обыскивайте, раз надо.

— Продолжайте здесь, — распорядился Вилли Ригель. — Мы пешком пройдем до особняка его брата.

Они шли дачной улицей. Катя оглядывалась по сторонам — старая добрая Малаховка.

— А где они всей семьей жили? — спросила она.

— У Кабановых большой дом в Красково. Там сейчас только она, прокурорша наша, живет. Дом построил ее второй муж, знаменитый офтальмолог.

— Вы и там обыск проведете, майор? — усмехнулся Борщов.

— Надо будет — проведу, — отрезал Вилли Ригель. — Вон особняк Алексея Кабанова — великая кирпичная стена вместо забора.

Кирпичный забор — монолит. Рядом с домом полицейские машины. Кованая ажурная калитка открыта, домофон и камера наверху на заборе.

Борщов указал глазами на камеру:

— Я бы на их месте не стал убивать его здесь, в доме. Так что обыск…

— С записью легко химичить. — Вилли Ригель вел их за собой. — Петр Кабанов по образованию айтишник, в качестве хобби занимается разработкой компьютерных игр. Для такого взлом программы видеосторожа — работа на пару минут.

Двухэтажный особняк с новой пристройкой странной архитектуры — старый фасад в стиле кубизма тридцатых и новая пристройка с панорамными окнами, стеклянными раздвижными дверями, террасой и патио, выложенным плиткой, уставленным терракотовыми горшками с маленькими деревьями, зелеными и яркими несмотря на осень. Из пристройки к ним вышел старший экспертно-криминалистической группы.

— Ничего. Ноль. Все обработали внутри. И здесь во дворе все поверхности, что плиткой выложены. Следов крови не выявлено.

— Ванна? — спросил Вилли Ригель.

— В доме четыре ванных комнаты. Ничего нет. Чисто. И следов недавней уборки тоже не видно.

— А машины?

— Потерпевшего — на экспертизе, я пока не знаю результатов. Машину его жены мы обработали и осмотрели. Чисто.

— А тачка его брата?

— А ее здесь нет.

— Нет его машины? — Вилли Ригель глянул на дом. — Интересно, где же она? Так, все, пошли беседовать с безутешной вдовой и братцем. Ее любовником.

Пара вышла им навстречу сама. Весьма любопытная на первый взгляд пара. Жена Алексея Кабанова Ульяна и правда поражала взор редкой породистой красотой — жгучая брюнетка с черными глазами и великолепной фигурой, она действительно напоминала пантеру — движениями, исполненными мягкой вкрадчивой грации, силы и еще чего-то неуловимого, тревожащего сердце. Катя не хотела называть это угрозой. Но в облике Ульяны не было сейчас ни скорби, ни печали и смирения. В шелковой тунике от Этро, в шелковых брюках она походила на героинь немого кино двадцатых — волнистые волосы, брови вразлет, яркие губы. Ей было лет тридцать семь, и Катя поняла, что она старше своего мужа. А младший брат мужа Петя в свои двадцать восемь вообще выглядел рядом с ней до неприличия молодо.

Петр Кабанов — Петя, как его называла мать, полный, рыхлый, кудрявый, как купидон, парень, щеголял лиловыми синяками на лице. Следы «сказочной» драки — сразу решила про себя Катя. Одет в серую толстовку с капюшоном и потертые старые джинсы. Кроссовки тоже старые, замызганные, но дорогой фирмы.

Катя подумала — удивительно, как этот увалень мог настолько понравиться такой красавице, как Ульяна, что она ради него терпела даже побои и оскорбления от мужа. Но ее сомнения разрушил сам Петр Кабанов. Он положил Ульяне руку на плечо и спросил:

— В чем дело? Вы нам объясните наконец, что происходит?

— Обыск у вас проводим, — ответил Вилли Ригель.

— Вижу, что обыск, а не детский утренник, — ядовито отрезал Петр Кабанов. — Нас в чем-то обвиняют?

— Это будет зависеть от результатов обыска.

— Вы что, обвиняете нас в убийстве моего брата?

— Вы сами это только что сказали, — ввернул Гектор Борщов, задумчиво созерцавший и дом, и красавицу Ульяну, и взбешенного парня. — Но вы, конечно, никого не убивали и вообще ничего не знаете, — поспешно заключил он.

— Вы что, издеваться приехали? — Петр Кабанов отчего-то из всех выбрал именно молчавшую Катю и гневно обратился к ней. — Выбрали момент, называется! Вывернули дом наизнанку, когда брат еще даже не похоронен, а она… она в шоке!

— Кто она? Ваша мать или невестка? — спросил Вилли Ригель. — Слушайте, мы ведь не просто так к вам. Вы — последние, кто видел Алексея Кабанова живым.

— Почему мы последние? — хрипло спросила Ульяна.

— Ну как же? А скандал в «Сказке»? С рукоприкладством, с мордобитием? Драка. Вон у вашего Пети, — Вилли выделил имя Кабанова-младшего особо, — побои на лице. Подрались братья в ресторане. И кажется мне, что из-за вас, гражданка Кабанова. И вы там присутствовали — у нас свидетель так показывает. А до этого вы с мужем тоже скандалили, из дома ушли. Все одно к одному. И так логично. А потом вашего мужа убитым нашли.

— Мы уехали тогда из ресторана. А он остался, — ответила Ульяна. — Я не знаю, что потом произошло. Последним моего мужа видел живым его убийца.

— И куда же вы поехали из ресторана? Сюда?

— Нет. Конечно же, нет. Это его дом.

— А куда?

— К Пете. — Ульяна глянула на брата мужа. — Он тоже здесь дом снял. Ваши сотрудники у него сейчас ключи забрали.

— В чем причина ссоры в ресторане?

— Это не Петя начал.

— Как это не Петя, когда он вашему мужу дал пощечину? У нас свидетель есть.

— Они оба погорячились.

— В чем причина ссоры? — холодно повторил Вилли Ригель, обращаясь уже к Петру Кабанову. — Спрашиваю вас.

— Мы погорячились оба, — ответил Петя. — Сейчас я об этом глубоко сожалею.

— Так в чем причина? За что вы ударили брата по лицу, а он вас избил?

— Это не имеет никакого отношения к тому, что произошло с ним.

— К тому, что его убили?

— Мы и раньше с ним дрались, — ответил Петя. — С детства. Но не убивали же друг друга. Просто мы часто ссорились по разным поводам. И сейчас я… глубоко сожалею, скорблю.

— Узнав о его смерти, вы приехали не к матери, которая сейчас как никто нуждается в поддержке. А к вдове вашего брата.

— Вдова нуждается в поддержке больше.

— В тот вечер вы приехали на дачу… ту, что снимаете здесь неподалеку, бывшую дачу Меркадера, вместе с женой вашего брата. И что дальше?

— Я умылся в ванной. Ульяне тоже надо было успокоиться. Прийти в себя.

— И вы не покидали дачу?

— Мы провели ночь вместе, — ответила Ульяна.

Петя Кабанов при этом вспыхнул, как маков цвет, глянул на нее. Катя запомнила этот его взгляд.

— Ясно. — Вилли Ригель хмыкнул.

— Вы состоите в романтической связи? — с любопытством уточнил Гектор Борщов.

Эта «романтическая связь» прозвучала в его устах комично. Он опять изображал Фагота-Коровьева.

— Я на такие вопросы не отвечаю. Без комментариев, — отрезал Петя Кабанов.

— Благородно с вашей стороны. Или это попытка создать друг другу алиби? — усмехнулся Борщов.

— Нам алиби не нужно. Мы ни в чем не виноваты.

— Значит, как я понял, после «Сказки» ни вы, ни ваша невестка больше Алексея Кабанова не видели?

— Я же сказала вам, — Ульяна выступила вперед, словно защищая от них своего любовника. — Мы приехали на дачу. И провели там вместе ночь. Утром Пете позвонила Клара Порфирьевна. Сказала, что Лесик… его больше нет.

— Лесик вас бил, как показывает ваша домработница, — заметил Вилли Ригель. — Из-за него? — кивок в сторону Петра Кабанова.

— Нет. И вообще — мало ли что бывает между мужем и женой. Сейчас это уже не важно.

— Много чего бывает, — мрачно согласился Вилли Ригель. — И между любовниками тоже. И между женихом и невестой… Если это убийством не кончается.

— Я его не убивала. Петя тоже. И вообще, нашу беседу пора закончить. — Ульяна выпрямилась. — Если вы будете настаивать и дальше, придется позвонить нашему адвокату. И все вопросы — только в его присутствии.

— Ладно, без адвоката пока обойдемся, самый обычный вопрос. Петр, где ваша машина? — спросил Вилли Ригель.

— Ее у меня больше нет.

— Как это нет?

— Просто теперь у меня нет машины. Ликвидировал я ее.

— С позавчерашней ночи ликвидировали?

— Нет, майор. — Петя светло улыбнулся Вилли Ригелю. — Когда вы, майор, палаточный лагерь у свалки разгоняли со своей бравой командой, ваши коллеги мою машину дубинками разбили.

— А вы участвовали в несанкционированной акции в лагере, направленной против стройки, затеянной вашим братом? — с живейшим интересом осведомился Гектор Борщов.

— Нет, что вы, какие протесты? Я мимо на своей развалюхе проезжал. Гляжу, бегут два студента, а за ними ваши в броне, в шлемах. Студенты ко мне в машину нырнули — гони, говорят, не дай им нас задержать. Я не так воспитан, чтобы не помочь ближнему в беде. Особенно, когда полиция зверствует. Но мне, увы, не удалось. Ваши орлы налетели. «Стой! — орут — Такой-сякой, глуши мотор!». Пока этих бедолаг из салона выволакивали, стекла мне в машине разбили, капот разгрохали. Так что я свою развалюшку в утиль сдал. У меня квитанция есть. Можете проверить — там дата указана и пункт утилизации старых авто.

При упоминании «зверств полиции» Вилли Ригель превратился в самое чопорное и бесстрастное подобие молодого кайзера Вильгельма — выпрямил стан, выпятил раздвоенный подбородок. На щеках его, как и на памятном фото красавца-кайзера, разрисованном некогда Лизой Оболенской, рдел алый румянец.

— Мы изымем квитанцию и приобщим ее к делу, — пообещал он ледяным тоном. — А вы…

— А я больше не скажу вам ни слова, майор. — Петя снова светло улыбнулся. — И я не только буду ждать нашего адвоката. Если вы и дальше продолжите наезжать на нас и третировать Ульяну, которая в глубоком горе сейчас, я возьму телефон и позвоню мамочке. Маме-прокурору. И пожалуюсь на вас ей.

— Не всегда можно спрятаться маме-прокурору под крыло, юноша, — назидательно изрек Гектор Борщов. — Судьба вашего старшего брата Лесика тому пример. А вы интересный молодой человек.

— Неужели?

— Очень интересный. Вы на жизнь себе чем зарабатываете?

— Я обеспечен, так же, как и вы.

— А вы в курсе?

— Слышал от брата. — Петя Кабанов улыбался уже Гектору Борщову.

— Но я-то работаю. На госслужбе пашу.

— А я бью баклуши. Мне папа наследство оставил.

— Ваш родной отец?

— Второй муж моей матери — Марк, он был моим единственным настоящим отцом. Другого я не знал.

— Надо же, — хмыкнул Гектор Борщов и пожал плечами.

Катя не поняла этого их диалога. Единственное, что стало ясно: Петя Кабанов знает про Гектора Борщова, кажется, больше, чем они с Вилли Ригелем.

Они вернулись к даче Меркадера, где оставили патрульную машину. И ждали еще где-то час, пока эксперты-криминалисты закончат осмотр обоих домов.

Результатов не было. Следов крови Лесика Кабанова нигде не обнаружили.

— Не на чем мне их пока задерживать, — констатировал Вилли Ригель. — Хотя немало улик против жены и братца, но главных доказательств мы так и не нашли.

У него зазвонил мобильный. Объявился патологоанатом с новостями судмедэкспертизы тела Кабанова.

— Причина смерти, как я и раньше сказал, закрытая черепно-мозговая травма. Причем уже самый первый удар оказался смертельным. Но ему нанесли еще четыре удара, уже когда он упал. Все удары большой силы, что прямо свидетельствует о ярости нападавшего. Удары по лицу в область носа носят посмертный характер. Хотя нет признаков того, что его хотели изуродовать до неузнаваемости, чтобы скрыть его личность. Кроме этих повреждений на теле обнаружены еще два шрама.

— Шрамы? — повторил Вилил Ригель.

— Старые, давно зажившие шрамы от порезов — на левом предплечье и на животе слева. Следов алкоголя в крови нет, он был трезв на момент смерти. На наркотики тоже тест отрицательный. Заключение я вам, Вальтер Оттович, по электронке пришлю позже обычным порядком.