Перекресток трех дорог

Татьяна Степанова, 2021

Может ли жертва стать убийцей?! Более загадочного дела в своей профессиональной практике они еще не встречали – серия странных, обставленных с устрашающей и нарочитой жестокостью убийств… Каждый раз новую жертву находят на перекрестке трех дорог – как известно, месте сакральном и мистическом… Однако неопровержимые улики доказывают, что убийцы – это разные люди… Но серийные маньяки – всегда одиночки! Шефу криминальной полиции области полковнику Гущину и его напарникам Клавдию Мамонтову и Макару Псалтырникову предстоит разгадать эту детективно-мистическую головоломку. И ответить на самый неоднозначный и парадоксальный вопрос – может ли жертва стать убийцей?!

Глава 7

Как все начиналось, или Психоз № 3

За два дня до описываемых событий

Для Клавдия Мамонтова все началось с вызова к начальнику Бронницкого УВД майору Денису Скворцову, с которым они подружились крепко со времен дела об отравлениях в доме на Бельском озере ^[2]. Тот сообщил: «Братан, а у тебя опять командировка нарисовалась, просит тебя помочь такой человек, которому не откажешь».

Надо отметить, что свой Бронницкий отдел ГИБДД, в котором он вообще-то по документам числился как сотрудник автоинспекции, Клавдий Мамонтов не посещал давным-давно. Он кочевал по командировкам из одного отдела полиции Подмосковья в другой — его негласно «брали в аренду», как бывшего телохранителя-бодигарда высокого класса, имевшего большой профессиональный опыт в задержаниях не просто одиночных вооруженных преступников, но целых групп. Делалось это по одной простой причине — полиция не желала кланяться в ноги Росгвардии, в которой числились теперь спецподразделения. Хотели обойтись своими силами — дешево и сердито, если наклевывалось серьезное дело с задержанием, погоней и стрельбой. И приглашали Клавдия Мамонтова «по-дружески оказать содействие».

Однако в этот раз все было иначе.

— Кто просит помочь?

— Сам начальник криминального управления Главка Федор Матвеевич Гущин, вы же с ним знакомы. — Майор Скворцов поправил на носу свои модные очки, столь похожие на старинное пенсне. — Он позвонил мне сейчас. И позвонит тебе. Я тебя откомандировываю в Главк в его распоряжение до тех пор… ну, пока он сам тебя назад не прогонит.

Затем Клавдию Мамонтову позвонил сам полковник Гущин и сухо-деловито попросил его приехать завтра утром к девяти в Главк в Москву в Никитский переулок. При этом произнес какую-то странную фразу — как подойдешь к КПП Главка, позвони мне, я тебя встречу.

Чтобы сам шеф криминального управления встречал прикомандированного сотрудника полиции из заштатных Бронниц? Где это видано?

На следующее утро Мамонтов исполнил все инструкции четко. Приехал в Главк, позвонил Гущину — по его номеру на мобильный, который у него определился. Полковник появился со стороны узкого коридора, ведущего во двор Главка.

И Клавдий Мамонтов, увидев его, потерял дар речи. Полковника Гущина он еле узнал!

Он прекрасно помнил, как выглядел шеф криминального управления раньше — здоровый плечистый толстяк за пятьдесят, лысый, тяжеловесный и немногословный. А сейчас он видел тень!

Полковник Гущин похудел на тридцать килограммов. Теперь это был высокий плотный стройный мужчина с крупными руками, на котором мешком висел его старый деловой синий костюм. Он помолодел лет на десять внешне, однако… Клавдия Мамонтова поразило выражение его лица — нервозное, неспокойное. Щека дергается в тике, взгляд какой-то затравленный.

Он шел по пустому коридору, где никого не было. Увидев Мамонтова у КПП, он сунул руку в карман пиджака и достал медицинскую маску. И тут же надел ее. Клавдий Мамонтов заметил на его руках латексные перчатки.

— Привет, — хрипло сказал полковник Гущин. — Спасибо, что приехал. Пойдем во двор, надо поговорить.

Мамонтов поймал взгляд дежурного у КПП — тот смотрел на Гущина странно: с какой-то затаенной жалостью и недоумением.

Сразу после окончания карантина Клавдий Мамонтов краем уха слышал о Гущине лишь то, что тот в середине апреля на пике эпидемии в Москве заразился и заболел коронавирусом. Болезнь протекала очень тяжело. Он находился в инфекционном госпитале полтора месяца — из них почти три недели в реанимации, был и на искусственной вентиляции легких. Затем его выписали домой. Через две недели, уже летом, в июне он вышел на работу. Ему стало плохо прямо на улице — он едва не задохнулся тогда. На «Скорой» его снова отвезли в госпиталь, где лечили еще две недели.

Судя по всему, с больничного он вышел совсем недавно.

— Клавдий, поработаешь со мной? — спросил полковник Гущин. — Снова, как в прошлый раз?

Мамонтов знал, что он имеет в виду то дело об убийствах на Патриарших прудах и в Бронницах, на котором судьба впервые свела его с полковником и… с ней… с Катей ^[3]. Они были с ней напарниками в том деле, а Гущин — их шефом.

— Мне неловко вам отказывать, — сказал Мамонтов. — Но в этот раз я пас. Я не могу быть здесь в Главке. По личным причинам, Федор Матвеевич.

— По каким личным причинам? — спросил Гущин.

— Она с вами всегда работает. Вы знаете, кто…

— Ее не будет в этом деле. Екатерину я привлекать не стану. К тому же ее нет в Главке. Она в командировке, пресс-служба другими делами сейчас занята. А я официально для всех пока еще на больничном, на реабилитации. Вы поссорились с ней?

— Мы не ссорились. Просто она… не хочет меня видеть. А я не желаю навязываться.

— Повторяю, ее сейчас нет в Главке. Вы не встретитесь с ней здесь даже случайно, пока ты будешь работать в паре со мной.

— Тогда ладно. А что за дело, Федор Матвеевич?

— Нет вроде пока никакого дела. Есть лишь предчувствие, фантом. Но возможно ДЕЛО скоро случится. Вот-вот…

Клавдий Мамонтов воззрился на Гущина. Это как же понимать?

— Наша жизнь кардинально изменилась, — заявил полковник Гущин, достал из кармана пачку сигарет, сунул по привычке сигарету в рот — нелепо под маску и… сразу выбросил. — Я вот курить не могу. Не бросил. Просто не могу. Кашлем захожусь сразу. А все в стороны шарахаются, как от зачумленного. Я с некоторых пор не могу и… Ну, то, что я делал раньше легко, не думая, самые обычные вещи — теперь все это превратилось в некое непреодолимое препятствие. Для меня.

— Не врубаюсь что-то я, Федор Матвеевич.

— Ты мне нужен, Клавдий. Ты умный. Ты внимательный. Ты собран, не заторможен. Ты видишь детали и обращаешь внимание на мелочи. Ты делаешь то, что делал я сам, когда мог… Я хочу, чтобы ты не просто работал со мной. Я хочу, чтобы ты стал моими глазами и моими ушами, моими органами чувств.

— То есть как это?

— Так. И чтобы не задавал мне лишних вопросов.

— Но я не понимаю. И задаю вопросы. Объясните мне — что вы от меня хотите.

— Будешь всегда при мне здесь, на работе. Когда я скажу — войдешь в помещение. Я снаружи останусь. Ты снимешь все на телефон. Или включишь видеовызов и покажешь мне обстановку внутри. Ты будешь общаться с людьми… со свидетелями, подозреваемыми… если я не смогу с ними сам говорить… Потом все в деталях перескажешь мне. Если это будет людное место… ты вообще станешь там работать автономно, сам, поддерживая со мной связь по телефону или в этом, как его… в «зуме». Сейчас технологии позволяют работать и в паре, и дистанционно.

— Хорошо. Ладно. — Клавдий Мамонтов смотрел на полковника. Что у него с головой, а? — Только как же это… почему?

— Потому. Не надо никаких вопросов. Такой у нас уговор.

— Ладно. Уговор. Но почему? Федор Матвеевич?

— Тебе здесь в Главке скажут, что я после ковидного госпиталя свихнулся. — Полковник Гущин выпятил свой раздвоенный подбородок. — Психоз. Ну, что смотришь на меня так, парень?

— Вы и правда очень изменились, Федор Матвеевич.

— Я умер. — Гущин как-то слабо, жалко, печально усмехнулся ему. — Считай, что перед тобой — ходячий мертвец. Воскресший по чистому недоразумению. Совершенно случайно.

— Мне когда приступать к своим обязанностям? — тихо спросил Клавдий Мамонтов.

— Прямо сейчас. Ты завтракал?

— Нет. Я рано утром на машине рванул прямо из Бронниц сюда в Москву.

— Все там же живешь — на папиной профессорской даче?

— Да.

— Далеко тебе будет ездить в Бронницы, у родителей в Москве придется пожить это время.

— Я что-нибудь придумаю с квартирой. Сниму.

— Еще насчет машины. — Гущин помолчал. — Я со своим водителем сейчас не езжу. А сам пока водить не могу — задыхаюсь, в глазах темнеет. Покатаешь меня на своей?

— Хорошо.

— Это в уговор наш входит. В наш пакт. Я ненормально себя веду. А ты этому не удивляешься, парень. И не задаешь мне вопросов.

— Я попытаюсь поступать, как вы хотите, — честно ответил Мамонтов.

— Пойдем завтракать. Ты зайдешь в «Кофеманию», внутрь. — Гущин говорил о знаменитом кафе на Большой Никитской, которое посещали сотрудники областного Главка, — купишь нам с тобой кофе и бургеры — навынос. Вот деньги. — Он достал из портмоне купюры. — Они чистые, я их санитайзером обливаю, а потом оставляю сохнуть.

— Можно на открытой веранде сесть, Федор Матвеевич.

— Там народу полно. На бульваре поедим. На вольном воздухе.

— Ладно, все куплю. Сладкого чего-нибудь взять вам в кафе?

— Сладкого себе возьми. Ты молодой.

— А что за дело нам предстоит, Федор Матвеевич? Которого нет?

— Скоро все узнаешь. Я думаю, ждать недолго. — Гущин повел его через внутренний двор не к КПП, а к въездным воротам, достал пульт и сам открыл их.

Через двор шла группа полицейских.

— Федор Матвеевич, мы к вам как раз. Надо решить… вы к себе в кабинет? Когда к вам можно зайти?

— Вы мне позвоните, — ответил полковник Гущин. — Все вопросы можно решить и по телефону.

Он вышел из ворот в Никитский переулок. Мамонтов чуть замешкался, услышал, как один опер тихо сказал другим:

— Он работать не может. У него с головой совсем плохо. Ковид, видно, и на мозги действует. Это просто другой человек стал!

Они все были без масок и без перчаток.

Клавдий Мамонтов вышел за ворота. Гущин пультом ворота закрыл.

— И самый главный вопрос, — обернулся он к Мамонтову. И тот понял — и правда, перед ним другой человек! Не прежний Гущин. Но кто? — Ты переболел?

— Нет. Я не болел «короной».

— Значит, у тебя нет антител.

— Наверное.

— И тест не сдавал на вирус?

— Нет, Федор Матвеевич.

— А если я попрошу, сдашь?

— Сдам. Только это ведь на один день. Что, каждый день прикажете тест сдавать?

— Тоже считаешь меня ненормальным?

— Вы сильно изменились. Я должен к этому еще привыкнуть.

— Привыкай. — Гущин смотрел на него. — Впрочем, ты можешь отказаться. Вернуться в Бронницы.

— Я вас сейчас не оставлю. — Мамонтов хотел добавить — в таком состоянии, но прикусил вовремя язык.

— Значит, ты не болел. И у тебя нет антител. И ты можешь быть бессимптомным носителем.

— Вы болели. У вас у самого есть антитела. Иммунитет.

— Нет. У меня его нет. В том-то и дело. — Полковник Гущин смотрел на Мамонтова. Глаза над маской. Взгляд такой… пристальный и прямой. — Парадокс. У всех тяжело переболевших есть, но не у меня. И врачи не знают, почему это, может, гены такие. А ты, значит, для меня смертельно опасен.

И он вдруг медленным жестом стянул маску на подбородок. И улыбнулся Клавдию Мамонтову отеческой благодарной светлой улыбкой.

Примечания

2

Подробно об этом деле читайте в романе Т. Степановой «Циклоп и нимфа».

3

Подробно об этом деле читайте в романе Т. Степановой «Грехи и мифы Патриарших прудов».