Перекресток трех дорог

Татьяна Степанова, 2021

Может ли жертва стать убийцей?! Более загадочного дела в своей профессиональной практике они еще не встречали – серия странных, обставленных с устрашающей и нарочитой жестокостью убийств… Каждый раз новую жертву находят на перекрестке трех дорог – как известно, месте сакральном и мистическом… Однако неопровержимые улики доказывают, что убийцы – это разные люди… Но серийные маньяки – всегда одиночки! Шефу криминальной полиции области полковнику Гущину и его напарникам Клавдию Мамонтову и Макару Псалтырникову предстоит разгадать эту детективно-мистическую головоломку. И ответить на самый неоднозначный и парадоксальный вопрос – может ли жертва стать убийцей?!

Глава 5

Гнездилище смуты. Психоз № 6

— Получается, она из монастыря. Жертва, — объявил полковнику Гущину начальник местного отдела полиции. — У нас вся эта канитель с монастырем Кириллово-Глинищевским еще в карантин началась, а как ограничения сняли, так вообще такой бардак там. Нам в их свару вмешиваться запретили, потому как это внутренние церковные дела. Но там у них до драк дело дошло. Журналисты приезжают снимать — так на них приверженцы игумена чуть ли не с дубинами. Съемочной группе камеры разбили, корреспондентке нос расквасили.

Они стояли возле патрульных машин, наблюдали, как тело повешенной Серафимы Воскобойниковой — монастырской насельницы, запакованное в черный пластиковый мешок, санитары грузят в «Скорую».

Солнце припекало все жарче. С опушки доносился аромат лесных цветов. Пчелы гудели в траве, прилетев с монастырской пасеки.

Клавдий Мамонтов смотрел на белый, обнесенный толстыми стенами Кириллово-Глинищевский монастырь, раскинувшийся на горе.

— Известен с двенадцатого века, — заметил Макар. — Впервые упомянут в летописи, когда был разорен монголами. В начале шестнадцатого века во время осады монастыря татарами по преданию над горой появилась гигантская фигура витязя с мечом. И татары трусливо бежали. С тех пор холм именуется Пужаловой горой. А вся местность вокруг — Кириллово-Глинищевской пустынью. При закладке кафедрального собора — вон его колокольня отсюда видна — присутствовал царь Федор Алексеевич лично, сынок Тишайшего, братан Петра. Позже в монастыре принял постриг Борис Голицын — воспитатель Петра и брат любовника царевны Софьи Василия Голицына. Кстати, они оба тоже монастырь посещали. Со времен царя Федора под стенами монастыря торговала ярмарка, художник Кустодиев сюда наведывался на этюды рисовать ярмарочный быт.

— Ты откуда все это знаешь? — спросил удивленно Клавдий Мамонтов.

— Просто знаю. Слышал, читал. А сейчас монастырь взбунтовался. — Макар усмехнулся. — Явился некий схиигумен Афиноген и начал гнать волну — он напрочь отрицает вирус и эпидемию, считает все это глобальным заговором мировых масонов. Монастырь был женский, но он привел с собой своих последователей с Урала, и сейчас там сборная солянка — и монахи, и монашки, и миряне, и просто любопытные, сочувствующие. Афиноген страстный и популярный блогер — он ведет свой канал на «тьюбе», который регулярно блокируется Роскомнадзором, но словно Феникс из пепла возникает вновь — под другим именем. Блогер-игумен прославился на всю страну. О нем регулярно сообщают медиа, снимают репортажи как о селебрити.

— Мы сначала ко всему этому как к анекдоту относились, потом как к бреду, психозу, — хмыкнул начальник местного отдела. — И на разборки их глаза закрывали. Но вот убийство. И таким зверским способом… Все, финита. Теперь разберемся с монастырем по полной.

— Схиигумена в комментах и соцсетях зовут Отец Офиген, — улыбнулся Макар. — Кто с кем разберется — это еще надо посмотреть. Он, говорят, сами знаете кого Антихристом в открытую именует на своем канале.

— Поедем туда все вместе, — скомандовал словно нехотя полковник Гущин. — Надо будет начинать их всех допрашивать, кого на месте, кого везти в отдел. Но сначала я сам поговорю с этим святым отцом.

Распорядившись, он молча полез во внедорожник Мамонтова, припаркованный у полицейских машин. Еще одно новшество — он не пользовался своей служебной машиной с водителем, как раньше. Предпочитал авто Мамонтова. Так они договорились. И опять же — Клавдий Мамонтов исполнял их договор.

Во внедорожнике полковник Гущин стянул наконец резиновые перчатки. Кисти рук его покраснели и вспотели. Он достал из кармана антисептик и щедро побрызгал на ладони.

— Руки, — скомандовал он.

Клавдий Мамонтов и Макар, как дети, протянули ему руки, и он обильно полил их антисептиком. Сдвинул пластиковый щиток на лоб и опустил маску на подбородок.

— С нами вы в машине без этой муры, — сказал Макар, кивая на перчатки, аккуратно запакованные Гущиным в мусорный мешок. — А там с ними…

— Ты переболел.

— Да, я сказал вам сразу.

— Но я-то не болел, Федор Матвеевич, — заметил Мамонтов. — Где же логика в ваших действиях?

— Не надо мне сейчас про логику, сынок, ладно? — Гущин смотрел перед собой. — Мы договорились, кажется.

До Кириллово-Глинищевского монастыря на горе доехали в полном молчании. А там дым коромыслом. Обогнавшие их полицейские машины с мигалками, с сиренами. И еще машины у ворот — прессы, телевидения и не только.

В воротах — Клавдий Мамонтов сначала подумал, что это ряженые или актеры, может, фильм снимают? Но какие сейчас фильмы? — плотная группа, преграждающая полицейским и не полицейским вход в монастырь. Женщины в черных монашеских одеждах и в мирских нарядах, замотанные до глаз в платки, мужчины — сплошь бородатые — в монашеской одежде и в мундирах, смутно напоминающих казачьи, но выглядящих так, словно их нашли на свалке.

— Ты не пройдешь! — зычным голосом орал дюжий бородач-богатырь начальнику местного отдела полиции, оказавшемуся у монастыря раньше Гущина.

— В связи с расследованием обстоятельств убийства я требую незамедлительно открыть правоохранительным органам доступ на территорию монастыря для проведения неотложных следственно-оперативных мероприятий по горячим следам! — чеканил полицейский.

— Снимайте! Снимайте! Сейчас здесь такое начнется! Дорогие телезрители, наша программа «Жизнь и Вирус», как всегда, в эпицентре событий! — заполошно голосил ведущий с четвертого телеканала, вместе с оператором снимающий и полицию, и монастырских. — Терпение властей наконец лопнуло! Полиция намеревается штурмовать мятежный монастырь. Мы ведем прямое включение с места событий. Но где же знаменитый схиигумен Афиноген? Его пока не видно среди его сторонников. Надо сказать, что сегодня утром в окрестностях монастыря произошло некое событие, обстоятельства которого мы сейчас выясняем. Мы уже обратились за комментариями к полицейским! А пока — прямое включение! Оставайтесь с нами!

— Позовите схиигумена, — очень спокойно попросил полковник Гущин, снова надевший и маску и новые перчатки. — Я представитель областного главка, начальник криминального управления. Я хочу поговорить с отцом Афиногеном.

— А вот он-то захочет с тобой говорить? — крикнул кто-то из «казаков». — Эй, православные, не поддавайтесь на провокации! Они нас раскольниками и сектантами именуют — так это все ложь и наветы!

Из черного роскошного «Ягуара», остановившегося у полицейских машин, вышел импозантный священнослужитель в шелковой рясе с красивым наперсным крестом, с надушенной дорогим парфюмом окладистой бородой и гривой роскошных, словно завитых, кудрей. Он сразу надел на себя медицинскую маску.

— Секретарь епархии отец Викентий, — представился он полицейским. — Я должен зачитать раскольникам решение Священного синода об отлучении их от церкви. — Он взмахнул рукой, держа сафьяновую папку с документами. — Довожу до вашего сведения, что с настоящего момента человек, именующий себя схиигуменом Афиногеном, а в миру Валерием Жабровым, более не является возлюбленным чадом церкви, а переходит в разряд отступников веры и блудодеев! И подлежит церковному отлучению за выбор греховного и опасного пути раскола и смуты, соблазна и греха!

— Этот старец в миру Валерий Жабров? — тихо спросил полковник Гущин начальника местного отдела.

— Ага. Знакомая фамилия? Он же наш бывший, из органов. Я к нему в самом начале этой бузы приехал и так по-свойски ему — Валер, ну ты чего ваньку валяешь? Ты же наш, бывший опер. Ну ладно — в тюрьме посидел, с кем не бывает. Чего ты сейчас-то горбатого лепишь? Юродствуешь? Народ баламутишь? А он на меня глянул и зашипел, как змей, — ах ты прихвостень антихристов, — начальник отдела передразнил игумена — бывшего сыщика.

— Моя прееелесссть, — прошипел в тон ему Макар. — Ну это чудо что такое. Здешний протопоп Аввакум, оказывается, тоже из органов!

— Жабров лишается сана и не может более служить и проповедовать, крестить, исповедовать и отпускать грехи! — повысил голос представитель епархии. — А вместе с ним церковному отлучению подвергаются и те, кто осознанно и упрямо следует бессовестному и опасному словоблудию этого раскольника и некроманта…

— Сам ты некромант! Семя антихристово! — завизжали монашки в черном. — Не сметь лаять на отца Афиногена! Он святой и пророк! А ты глянь на себя — борова гладкого! На какой ты тачке ездишь! Мамону ненасытную свою ублажаешь! Чревоугодничаешь!

— Матильда! Матильда приехала! — пронеслось вдруг над площадью перед монастырем.

И все оживились, зароптали, засуетились. Телевизионщики вооружились длинными микрофонами с мохнатыми чехлами, подсовывая их поближе к «раскольникам».

К монастырю с сопровождающими приехала на внедорожнике Матильда Оглобина — ее не надо было представлять, потому что она и так уже успела прославиться на всю страну.

— Крымская Барабулька пожаловала. — Макар подтолкнул Клавдия Мамонтова локтем. — Ну, сейчас будет потеха. Отец Офиген ее бывший исповедник, они были долгое время очень близки духовно, как сплетничают соцсети. Но и она оставила его, как только он взбунтовался. А сейчас, видно, послана уговаривать его. Вот только кто ее послал, интересно? Вряд ли это ее собственная инициатива.

Крымская Барабулька некогда слыла молодой и симпатичной, этакой девочкой из комиксов Манга — большеглазой, похожей на эльфа, но за годы политического пиара и шухера уже успела постареть, поистрепаться, поблекнуть и обабиться. Сходство с эльфом у Матильды осталось, но эльф выглядел все более злым, мстительным и несчастным, словно огрызающимся на окружающий его мир.

— Афиноген, я приехала! Я звонила тебе! И вот я здесь. Давай поговорим спокойно, культурно, как нормальные люди! — тоненьким голоском «девочки из Манги» крикнула она на весь монастырский двор.

Среди монастырских произошло какое-то движение. Кто-то пролагал себе путь — и перед ним почтительно расступались.

И вот отец Афиноген появился в воротах захваченного им и осажденного властями монастыря.

Первое впечатление о нем — этакий зловещий худенький старичок. Второе — никакой не старичок, а седой мужчина лет пятидесяти, только старообразный, сморщенный, тощий. Третье впечатление — ну, вылитый Горлум из Властелина колец. И глазки пронзительные голубые — круглые. И ухмылочка под клочкастой бородой. Он был облачен в черную схиму, поношенную, закапанную свечным воском. На голове — черная шапочка с вышитым крестом и черепом с перекрещенными костями.

— Здравствуй, Матильда, — приветствовал он свою прежнюю последовательницу. — Здравствуйте и вы все, званые и незваные. Доброго вам всем здоровья и благополучия, чада Господни!

Клавдий Мамонтов отметил, что, несмотря на всю одиозность, отец Афиноген — бывший опер, ему чем-то сразу безотчетно понравился. Может быть, своей зловещинкой и тщательно скрытым от дураков внутренним стебом. И крепким стержнем.

— Я должна передать вам настоятельную просьбу, отец Афиноген. — Матильда назвала его уже, как раньше, «отцом» и на «вы». — Пожалуйста, прекратите все это. Оставьте обитель, распустите своих приверженцев. И закончите всю эту нелепую комедию, столь неподобающую ни вам, ни вашему прежнему положению и сану.

— Ты учить меня, что ли, приехала? — Он смотрел на нее с улыбкой. — Ты уже однажды страну нашу с фильмом про царя-государя все учила, учила, а тебя все личиком ясным об стол и об стол. И как ты мне плакала, как жаловалась — помнишь?

— Это было на исповеди. — Матильда выпрямилась. — Негоже тебе говорить все это, Феня… или ты Афоня? Это не только в церкви, но и у раскольников не принято. Грех смертный.

— Грех смертный предавать своих друзей, Матильда. Грех быть такой маленькой подлой Иудой, как ты. — Игумен покачал головой. — У тебя ведь что ни шаг — то предательство, сначала присягу нарушила, потом друзей предала, от меня отказалась — своего духовного наставника, которого сама же выбрала. Пошла прочь отсюда! — властно указал ей перстом отец Афиноген. — Вон! И закончишь дни свои, как Иезавель, сожранная псами! Это я тебе говорю — а мое слово пророческое!

— Вы собак имеете в виду? — громко, перекрывая всеобщий гвалт, осведомился полковник Гущин.

Все замолчали.

— Вы сейчас «псов» упомянули фигурально в библейском смысле или конкретное что-то имели в виду? — продолжал очень спокойно полковник Гущин. Схиигумен смотрел на него пристально.

— В километре от монастыря произошло зверское убийство, — продолжил полковник Гущин. — Убита насельница вашей обители Серафима Воскобойникова.

В толпе приверженцев и противников игумена послышались шепот, аханье-оханье, возгласы.

— Вам она знакома?

— Да, я ее знаю, — кивнул схиигумен.

— Тогда у меня к вам, Жабров, разговор особый. Приватный. — Полковник Гущин пошел прямо на отца Афиногена, тот посторонился, давая ему дорогу и словно приглашая в монастырь. Клавдий Мамонтов и Макар двинулись следом. А за ними толпа сторонников схиигумена снова плотно сомкнула ряды, преграждая полиции вход в свое мятежное гнездо.