ДНК неземной любви

Татьяна Степанова, 2010

Такого странного, загадочного дела в практике МУРа не было никогда… По ночам на московских бульварах находят жертв страшных и чудовищных преступлений. Кате Петровской, капитану милиции, сотруднице пресс-центра УВД, выпал редкий шанс стать непосредственным участником проводимого расследования. Версий было много. Но все они быстро рассыпались в прах. Осталась лишь одна, самая невероятная, зато подтверждаемая результатами экспертизы ДНК: жуткие убийства на московских бульварах совершала Лариса Белоусова, убитая пять лет назад… Жаждущая крови и мести покойница, вызванная из могилы с помощью ритуала, проведенного на кладбище… Но это уже за гранью реальности! И тогда была выдвинута еще одна версия, единственно возможная…

ГЛАВА 6

СУДЕЙСКИЙ

— Глеб Сергеевич, только что звонили из Общественной палаты, слушания назначены на пятницу на одиннадцать часов. Аналитический отдел составил справку, и там еще данные статистики по судебным приговорам.

Глеб Сергеевич Белоусов — в прошлом судья, а ныне начальник управления судебного департамента — выслушал свою секретаршу, звонившую ему на мобильный.

— Хорошо, спасибо, по поводу сегодняшнего совещания… у меня на столе голубая папка, присоедините ее к остальным документам. — Он обедал в пустом зале тихого и весьма приличного, по его оценке, итальянского ресторана «Беллецца» в полном одиночестве. Пригласил на обед старого приятеля — тоже в прошлом судейского, а ныне чиновника Минюста, да того задержали дела — звонил товарищ, извинялся, в другой раз, Глеб, в другой раз встретимся, посидим.

А кто знает, когда этот самый «другой раз» наступит? Жизнь коротка… Ах, как же она предательски коротка…

Белоусов закончил есть суп, официант принес телячью печень. Белоусову в «Беллецце» нравилось все: сумрачный зал, солидные официанты и даже меню — вроде итальянское и вместе с тем какое-то «наше»… Как в молодости бывало, когда деньги водились, шли с товарищами в «Арбат» или ресторан гостиницы «Россия», от которой теперь остался один лишь пустырь-свалка напротив Кремля.

Возле ресторана на бульваре Белоусова ждала служебная машина, шофер Крабов спал. Белоусов заказал для него пиццу и попросил упаковать «с собой», шофер — парень молодой, пусть порадуется.

Москва изнывала от жары. В оные времена Белоусов после работы отправился бы прямо в Мирное — всего-то ничего от Москвы, где в загородном доме, добротном, просторном, ждала его семья. Там лес, речка, там жили они все когда-то и были счастливы.

Да, они были там счастливы.

Но теперь ни леса, ни речки, ни дачи, ни семьи. Дом стоит пустой и заколоченный — высокий забор, ставни на окнах. Когда-то на двери была прокурорская печать, потом ее сняли, потому что расследование…

Да, было же расследование…

Долго оно шло.

А теперь закончилось, оборвалось.

Звонок на мобильный. Снова секретарша? Чересчур уж исполнительна и активна, прямо достает своей работоспособностью.

— Алло, я слушаю.

— Глеб Сергеич? — голос на том конце хрипловато развязный, пьяненький.

— Кто говорит?

— Полыхалов я… ну, Полыхалов с кладбища…

— А, вы… добрый день, что еще там?

— Уж и не знаю, как сказать, приехали бы сами — глянули. А то ведь деньги мне платите, что б я это… за могилкой-то ухаживал, прибирался… А тут такое дело, уж и не знаю что… сами бы приехали, посмотрели.

— Да что случилось?

— Крест там того… обломился под самый корень. И вообще яма…

— Какая яма? Что вы несете? Опять пьян? — Белоусов решил, что кладбищенский сторож, которого он нанял, либо допился до белой горячки, либо рехнулся.

— Никак нет, какая пьянка, тут такие дела… Приезжайте сами и увидите. А я что — я доложить обязан, так как вы мне деньги даете за досмотр, только это не по моей вине, это оно само.

Белоусов посмотрел на часы. Совещание в департаменте будет в семь, а сейчас только половина третьего, в принципе вариантов два — вернуться на службу в свой кабинет, в прохладу кондиционера, или проехаться по жаре, а потом вернуться в Москву. Кладбище там, за МКАД… По той же дороге, что и родное, зеленое, а теперь чужое Мирное.

— Что у нас с пробками? — спросил он шофера Крабова, садясь в машину и протягивая ему коробку с пиццей.

— Ой, спасибо! Да вроде ничего сегодня, нормально пока. Куда, Глеб Сергеевич?

— На кладбище надо съездить, там какой-то непорядок, звонили.

Шофер сочувственно глянул на Белоусова. Его историю хорошо знали в автохозяйстве, обслуживавшем судебный департамент. Как же, такой человек, на такой должности, и вот… дочь потерял, говорят, приемная была, а как родная — женился на женщине с ребенком и удочерил, растил столько лет. И вот по трагической страшной случайности потерял. Ездит на могилу — и все один, бобылем.

А жена…

Но о таких вещах шофер никогда не спрашивал, даже не заикался. Хотя слухи в автохозяйстве по поводу всей этой истории ходили разные. И немудрено. Такая смерть, такая страшная смерть…

— Если Киевское шоссе свободно, за полчаса домчим, только бы на Кутузовском проскочить. — Шофер отломил от пиццы солидный кусок и попробовал. — Вкусно, спасибо, Глеб Сергеевич.

Всю дорогу ехали молча, Белоусов на заднем сиденье после сытного обеда даже дремал — так, по крайней мере, казалось водителю.

Кирпичная стена кладбища выросла справа — в чистом поле, сразу за лесом, когда город, аэропорт Внуково, поселки, дачи остались далеко позади. У входа раскинулся маленький цветочный базар, на стоянке машин не так уж много — будний день, но в кладбищенские ворота один за другим въезжали похоронные автобусы.

Белоусов вспомнил слова сторожа: «Каждый день хороним, конвейер». Оставив машину на стоянке, он прошел прямо в кладбищенскую контору и спросил Полыхалова. Того нашли не сразу, пришлось ждать полчаса, и за это время Белоусов никак не мог ни от кого добиться толка. Называл номер участка — тот, у самой стены, где калитка с выходом к лесу, захоронение было пять лет назад, памятник поставлен — скульптор делал на заказ, известный скульптор, столичный.

Белоусов сам порывался идти к могиле, но каждый раз его окликали конторские, мол, подождите, сторож сейчас придет, вот сейчас, вы же платите ему за уход за могилой, вот он вам лично все и покажет.

А потом Белоусов через окно увидел наконец баламута-сторожа. Тот шел в сопровождении двух патрульных милиционеров, и вид у него был растерянный и встревоженный. Впрочем, милиционеры попрощались и направились к воротам, а Белоусов шагнул с конторского крыльца.

— Глеб Сергеич? Так быстро? — Сторож Полыхалов, казалось, вовсе не обрадовался, а встревожился еще больше. — Ну ладно, теперь уж нечего… пойдемте, покажу…

— Да объясни же, наконец!

— Я это, приболел… три дня на бюллетене… Потом это… поправился маленько, вышел на работу, и сразу обход… я к своим обязанностям честно отношусь, Глеб Сергеич, не подумайте что… ну вот иду туда, а там…

Сторож Полыхалов, бубнивший все это себе под нос совершенно невразумительно, внезапно остановился. Белоусов, шедший сзади, едва не налетел на него. И сразу ощутил запах… тяжелое зловоние, исходившее откуда-то справа. Они находились уже недалеко от могилы, навещать которую Белоусов за эти пять лет приезжал всегда один, без жены.

Справа — кусты сирени и кладбищенские туи, низкие ограды, могилы с памятниками и плитами. И там, за кустами, бело-красной лентой был огорожен по периметру довольно большой участок. Именно оттуда несло трупной вонью.

— А там что такое? — Белоусов шагнул с дорожки.

— Подождите, не ходите туда! Не сейчас. Милиция вон приехала… Вандализм, говорят… а какой это, к черту, вандализм, это вообще ни на что не похоже… Я говорю, кто доставать-то это оттуда будет, эту падаль… А они: вы здесь работаете, вы и доставайте… Подождите, я говорю, не ходите туда, — сторож почти приказывал Белоусову, и тот, непривычный к такому тону, даже опешил. — Вам свое сперва глянуть надо…

Белоусов прошел еще несколько метров вперед и… Вон липа, ее хорошо видно с дорожки, заметный ориентир. Памятник он заказал простой и одновременно строгий — черный мраморный крест, довольно высокий, черная мраморная плита. Крест почти рядом с деревом, и его видно, а сейчас…

Он сделал еще несколько шагов и остановился.

Он не узнавал места, которое регулярно посещал в течение пяти лет — в день ее рождения… в день ее смерти… Иногда, как и многие, на Пасху…

Желтая глина и корни деревьев.

Осколки черного мрамора, торчащие из грунта, как зубья.

Крест — массивный мраморный памятник, — ткнувшийся боком в землю.

Яма…

— Там еще одна, ту кто-то лопатой выкопал, — шепотом, словно чего-то опасаясь, сообщил сторож Полыхалов. — Мерзость там… чертовщина… мух мясных вон целый рой… Но там лопатой орудовали, копали. А здесь сами видите. Тут оно все само.

Белоусов видел.

Но ничего не понимал.