Ромашка белая

Татьяна Стачер (2024)

В данном произведении действия происходят на просторах нашей великой горницы, на Кузбассе. Охвачен большой промежуток времени с 1910 года по 1945 год. В центре внимания жизнь и быт простой русской семьи, живущей в глухой, богом забытой деревне Заречье. Главная героиня произведения девочка Матрена, родившаяся в счастливой семье и поведавшая на своем коротком веку много потерь.Она познала любовь, материнское счастье, разочарование и предательство дорогих сердцу людей. Ее стойкости и доброте может позавидовать каждый. На протяжении всей истории Матрена раскрывается с разных сторон, кажется точка кипения уже пройдена, но судьба подбрасывает новые испытания, с которыми главная героиня стойко справляется. У судьбы за пазухой новый экзамен, самое страшное, что могло произойти и произошло — это война. И пройдет ли она боевое крещение, знает только бог…

Глава 1

Ранним утром 18 мая 1920 года родилась прекрасная девочка по имени Матрена. Родители долго ждали ее рождения, несмотря на ужасную бедность и неясное будущие, ведь в 1920 году в целом уже Гражданская война завершилась, а советская власть выдвинула задачи ликвидации безграмотности, ускорения культурной революции. Люди в то страшное время рассчитывали только на свои силы власть была занята разработкой планов по внедрению «Коллективных хозяйств» в дальнейшем называемыми колхозами и совхозами.

Немного расскажу о родителях Матрены, чтобы читатель мог представить все полноту красок того времени, которые в нынешних условиях не воспринимается всерьез, а именно из за удобств, новшеств и виртуального пространства, которые заполнили нашу жизнь полностью.

Итак, мама Матрены Полина была крестьянкой выданной замуж за местного простого парнишку, ее отец Павел еще с раннего детства друживший с отцом будущего мужа Петра Евстигнеем, на очередной попойке сговорились женить детей во что бы то не стало, даже если дети не понравятся друг другу, им главное объединить рабочие руки, для распашки огородов и работы на полях, уходом за домашними животными. Так с детства Полина знала, что против воли отца идти нельзя, а мама, боявшаяся постоянных побоев, своего слова в семье не имела.

В те времена, в основном был распространен патриархат, родители, а точнее отцы распоряжались своими детьми не как любимым чадом, а как здоровой рабочей силой и если ребенок рос больным и тощим, его считали обузой, но женить все же пытались со своей выгодой, дав в придачу корову или стог сена.

Полина вышла замуж в шестнадцать лет, смышленая с детства, ей легко давались математика и письмо, которыми ее обучила тетя Тамара. Девочка сама проявляла интерес и бегала через огород к тете и донимала просьбами научить читать и писать. Тамара выкраивала полчаса между тяжелой домашней работой, чтобы научить племянницу буквам. У нее не было своих детей и дети брата были как родные, а особенно любимая и послушная Полинка. Так Полина научилась считать и писать. Она писала письма родственникам матери, жившим далеко от Кузбасса, в Мурманске. Папа Полины часто просил дочь посчитать прибыль зерна, ржи и сколько головок капусты уродилось в нынешнем году, просил девочку вносить в тетрадь и говорить, какой год был урожайнее. Девочка росла с братом Дмитрием, но мальчишки есть мальчишки, он обычный хулиган, не выделявшийся из общей толпы местных шалопаев шкодивших в селе.

Детство Полины в то время не было таким веселым и беззаботным как в настоявшее время, дети не видели телевизора, даже не знали, что он существует, радио тоже еще не было. Дети постоянно помогали своим родителям по хозяйству, у каждого были свои обязанности. Девочка была начальницей у своей домашней птицы. Куры, утки и гуси слушали ее безприкословно, знали, что если Полина идет в хозяйственный двор, то их без сочной травки и подола с семечками не оставит. Девочке нравилось, кормить не только своих птиц, но и помогать брату ухаживать за козой Сонькой. Брат часто забывал про свои обязанности и Сонька блеяла под палящим солнцем, просящая о глотке воды. Полина, услышав, что Сонька надрывно орет, хватала ведерко и неслась к колодцу за студеной водичкой, чтобы охладить разгорячившееся животное. Коза Сонька еще та капризуля, она могла исподтишка боднуть Полину рогом, если та стояла слишком близко или пыталась погладить. А порой напившись воды, цепляла рогом ведро и Полина долго за ней гонялась, не могла снять ведерко с острых рожек неблагодарной козы. Димка часто поколачивал козу, поэтому она его побаивалась и не шалила, а смирно выпивала свое ведро и отходила в сторону, чтобы не получить очередного пинка. Димка бывало, приходил со свои другом Вовкой, и они напоив козу по очереди катались на ней, пока мама или папа не заметят и не на кричит на них. Коза пыталась бодаться, но мальчишки держали ее крепко за рога и не давали повернуть голову, или Димка приносил старое ведро без дна, они надевали козе на голову, тогда сопротивление и вовсе было бесполезным.

Как-то раз отец увидел, что мальчишки катаются на козе, а та орет не переставая, а вечером коза из-за полученного стресса вообще не дала молока. Тогда отец выпорол обоих мальчишек ивовой веточкой и напрочь отбил охоту кататься на кормилице семейства.

Полина жалела Соньку, когда мальчишки ее обижали, но упрямая коза все равно не давала себя гладить и доить молоко. Она подпускала только маму Полины знавшую подход к капризуле, в кармане мамы всегда была морковка, а коза та еще сладкоежка.

Молоко Соньки служило для семьи не только продуктом питания, мама носила молоко соседке тете Наде, а та жена местного богатея Прокопенко Матвея Егоровича давала за молоко детям хлопковую ткань или поношенную обувь ее детей, которые были одного возраста с Димкой.

Так пролетело детство Полины, когда ей исполнялось шестнадцать лет, отец вместо поздравлений сказал, что через месяц будет сватовство с Петром. Девушка настолько свыклась с мыслью, что Петр ее муж и даже немного обрадовалась, что у нее будут детки. Полина любила возиться с соседскими малышами, пока их родители были заняты. Соседи порой специально просили Полину посидеть, пока те пойдут на свадьбу или съездят на луг за сеном. Дети никогда не служили для нее обузой, даже когда их родители задерживались, девочка укладывала деток в их постельки и сидела до прихода и неважно когда те возвращались поздней ночью или под утро. Родители ее не противились таким просьбам соседей, папа считал, что лучше полезное занятие, чем бродить по лугам с подругами и петь песни. Подруги Полины уже привыкли, что девушка с ним никуда не ходила, уличные посиделки она не любила, да и далеко отец не пускал, берег честь дочери.

Так на первый месяц осени назначили сватовство. Петр искренне был привязан к Полине, он на 4 года старше нее, и поэтому торопил, своего отца скорей женится, чтобы обзавестись собственным хозяйством. Парень отличался строгим нравом не по годам, с 10 лет самостоятельно вел родительское хозяйство. В семье он был единственным сыном, мать много раз рожала, но дети не доживали до года, так после четвертого ребенка, мать заболела и больше не могла иметь детей.

Петр видел, что родители очень хотят еще деток, но бог не дает и пытался всем угодить родителям. Он не бегал по улицам с соседскими ребятишками, редко ходил на рыбалку, и то только с отцом. Все свое время он посвящал помощи отцу, отец ехал на поле и тот еще в трехлетнем возрасте цеплялся за бричку и перелазил в кузовок со своей котомкой, которую просил маму собрать, а именно сухари и вареную картошку, а отец брал всегда кувшин кваса. В перерывах между работой мужчины, а Петр никогда не считал себя маленьким садились обедать. Мальчик деловито делил сухари и картошку поровну и ждал пока отец закончит работу, отгонял мух, без отца никогда не ел сам, даже если отец долго не приходил. Отец с детства уважал своего мужичка, и оттягивал женитьбу, ему не хотелось менять что то в семье. Понимая, что в семье будет новый человек и сын будет не полностью принадлежать ему, у Евстигнея сосало под ложечкой от одной такой мысли. Но время шло и когда мальчику исполнилось девятнадцать лет, он после долгого трудового дня, прежде чем ложиться в постель сказал:

— Вот еще год и женюсь и будет у меня умная моя Полинка, стану с ней в поле ездить, да разведу лошадей и поедем в степь кататься!!

Отец вздрогнул от таких мыслей, исподлобья посмотрел на мать, та спросила:

— Как же сына мы с отцом без тебя, то будем жить? Не думала, что ты так рано жениться надумаешь.

— Мама я вас не брошу, но и хочу свою семью, вот с отцом построим хату у нас во дворе, где старый сарай. Сделаем там две комнаты и крылечко, будем с Полиной там сидеть и смотреть за нашими детками и лошадьми!

Юноша мечтал с блаженной улыбкой и с закрытыми глазами, он ясно себе представлял, как он важно ходит по двору и раздает команды своим малышам, что утят трогать нельзя и кормить тоже, а курочек за хвосты дергать строго запрещено. Петр хотел быстрее обзавестись детками, чтобы мама всегда грустная, отвлеклась от своих мыслей и стала улыбаться, а отец свою порой слишком крепкую любовь к сыну переключил на внуков. Парень на людях стеснялся, когда отец мог подойти и крепко обнять или рукой растрепать волосы, как будто маленькому мальчишке. Евстигней почти не ругал сына, а если и выходило, то в основном говорил — « не шали, а то придется лозиной пройтись». Но это были лишь угрозы, ни разу за свою жизнь мальчишка не был бит родителями.

— Петр, рано еще в двадцать лет то жениться, да и Полинка еще ребенок совсем.

Пытался отец отговорить сына.

— Папа, а ты на матери женился, тебе только восемнадцать исполнилось, а маме пятнадцать было?

— Да, но тогда время другое было, мать за меня насильно отдавали, за долги, поэтому не ждали, пока она в женщину превратится! — разгорячился отец.

Петр открыл глаза и сел на кровать, ему стало очень обидно, что отец не хочет женить, хотя обещал.

— Отец не женишь — уходом женюсь.

Спокойно сказал и лег обратно.

У Евстигнея потемнело в глазах, до селе сын слушался во всем и всегда, а тут самым страшным грозит, ведь уходом это предать и уйти навсегда, в таких случаях родители редко прощали детей, это клеймо было на всю жизнь.

Отец хотел закричать, но мать упала ему в ноги и начала рыдать:

–Евстигней не бери грех на душу, не иди против его воли, ежели он уйдет, не жить нам с тобой, умрем от стыда и тоски!!!

— Ладно! Ладно! Не рыдай, да встань с колен, больные они у тебя, не трави душу мне! А ты неблагодарный! Не бил я тебя, а надо было!

–Отец, не люблю я ссор и криков, давай миром решим. Я уходить не буду, прости, что душу твою растревожил. Давай выстроим избенку и будем тут с Полей жить, я буду во всем тебе помогать, как и сейчас, ну нужна мне она, нужно понимаешь!

Парень искоса посмотрел на мать, ясно давая понять, что он не ребенок, а взрослый мужик и баба ему уже необходима.

Отец привыкший, что мальчишка никогда не проявляет интереса к девчонкам, сначала не сообразил к чему тот ведет речь, а потом уши его загорелись и он опустил глаза:

— Да, мать! Я совсем старый стал, забыл я себя в его годы. Забыл, как кровь бьет в голову, как я горяч становишься. Прошли те времена, хорошо Петр ровно через год будет у нас названная дочка, а у тебя жена, слово даю!

После того разговора Петр стал разбирать сарай, что стоял не далеко от дома. Там раньше держали гнедого коня Прошку, любимца парня, но коня увели ночью цыгане, найти его не смогли, а сарай так и стал одиноко стоять как напоминание о друге.

Парень весь день возился по хозяйству, помогал отцу возить сено, пасть коров, а когда вечером он был свободен, он принимался за сарай. Так чтобы разобрать сарай и очистить территорию от хлама, Петру понадобилось целых 2 месяца. Но он не унывал и торопился к зиме навозить бревен, песка и камней с карьера.

–Торопишься сильно, надорвешься! — говорил отец

Он не принимал участия в очистке двора, а просто наблюдал с каким рвением сын пытается все сделать сам.

–Я помогу тебе бревна привезти, да камней наколоть, поговорил я с дедом Федором, он нам крышу поможет вывести, а стены сосед Николай обещался помочь, за нашу рыжую телочку, а Федору козу отдадим..

–Отец, а что мы сами не сложим дом? — Возмущался сын, ему было жалко отдавать с таким трудом выращенных им животных.

–Нет Петруха, сложить дом должны умельцы, чтоб он века стоял, а мы с тобой построим, а через год крыша упадет или стена завалится, так что потом заново надо будет все делать! Не скупись, дело того стоит, они помогут потом и внутри дом обмазать глиной. Федор сказал, знает даже как печь сложить, а то дед Митька помер прошлой осенью, а печника у нас теперь в хуторе и нету.

— Ладно, тогда давай завтра в лес поедем за бревнами, уже октябрь заканчивается, надо успеть до морозов и камней навозить.

–Давай, только завтра надо рано утром ехать. На лесной гребле, говоря, пожар был, там дрова не годятся, надо теперь в старый лес ехать, а там все поросло новой порослью, промучаемся без толку. Махнув рукой, сказал отец.

— Так давай я Димку попрошу брата Полины, он парень крепкий, мы с ним вдвоем быстро поросль топорами вырубим!

— Иди — зови, да пусть и Вовка Сурков едет, ему бездельнику все равно делать нечего, вон днями на рыбалке сидит, а тут и на хлебушек подзаработает, у нас в этом году зерно знатное вышло. Погладив бороду и подмигивая, говорил Евстегней.

— Тогда я закончу сейчас мусор отвозить и сразу заеду с парнями потолкую.

— Давай, я тогда топоры, да пилу наточу.

Петр отправился с полной телегой гнилого дерева и травой в кручу, куда хуторяне выбрасывали мусор. Не далеко от деревни дожди промывали землю, там мягкая почва — земля с песком вперемешку и при сильных дождях, ручьи вымывали рвы, со временем он превращались в кручи, то есть глубокие длинные ямы. Туда местные отвозили мусор и зарывали.

Петр отвез последнюю телегу и возвращался обратно, по дороге ему встретился Вовка с мешком на плечах.

–Привет! Не иначе как с работы идешь? — улыбаясь, поинтересовался Петр.

— А то! — важно ответил Вовка.

— Ты завтра занят?

— Я каждый день занят, вот завтра за яблоками с теткой собирался!

–Дело есть, прибыльное! Надо нам с отцом помочь бревен со старого леса привезти, платим курами или утками, але зерна дадим.

Вовка задумался, он был ленивым, и насчет яблок он соврал, сразу по привычке, чтобы не приставали лишний раз. Но в силу своего возраста, а ему исполнилось восемнадцать, он понимал, что растет обузой в семье, поэтому он выбирал простой способ помощи, или ловил рыбу или помогал соседям сено возить, за это получал мясом, зерном или хлебом.

— А много надо бревен то? — с явным недоверием спросил Вовка, ему так не хотелось напрягаться.

— Избу хочу новую построить с отцом на две комнаты.

— Ого, это целый месяц возить придется! — глаза Вовки полезли из глазниц и чуть не выпали.

— Думаю, за пару недель справимся, если филонить не будешь, я еще Димку позову, там говорят молодняка много, надо сначала топорами пройтись, а то далеко бревна носить придется. — Петр рассуждал деловито, он всегда подходил к делу с умом и долго как уже старый и много повидавший мужик рассуждал.

Вовка крепко задумался, такие тяжелые дела он очень не любил. А тут на днях он провинился у отца, сломал его любимую удочку, да еще сапоги утопил, отец долго кричал и выпорол лозиной, поэтому нужно было срочно исправляться.

— Тогда одной курицей не отделаешься! Мне б барана, а куриц пять, да зерна ведро, сам понимаешь, работа каторжная, пупок развяжется столько таскать.

Петр, обговаривая с отцом о завтрашнем деле, не договорились какую плату они будут платить, поэтому он не знал много Вовка просит или нет.

–А не много ли это, давай баран и пару уток, они жирные сейчас, смачные или баран и ведро зерна. — причмокнул губами Петр.

–Не мало, вот дядька Семен летом строился, отца моего просил бревен навозить, так целую годовалую телку дал, да потом и зерна ведро! Вот! А ты жмешься барана дать да курей! Ха, жадюга! — Вовка думал, что уже Петр его уже не станет просить, а пошлет к чертовой бабушке.

— Давай завтра утром с отцом поговорим, не знаю я сколько надо платить. — Петр как всегда задумался и стал размышлять, у него даже в мыслях не было отправить восвояси наглого Вовку.

— Так если не знаешь, зачем нанимаешь, а что я завтра приду, а папка твой скажет, мол и бараном обойдусь, возникнет спор, домой пойду, только зря рано вставать буду.

— Вовка ты ж знаешь, мы никогда никого не обижали с оплатой! Дадим сполна, помоги только с бревнами. Так что придешь? — Петр не хотел отпускать Вовку, конечно у него были еще знакомые ребята, но они жили на другом конце хутора, а у Петра уже бурчало в животе, хотелось есть и спать.

— Приду, а когда?

— Коров люди погонят, вот мы и выезжать будем.

— Договорились.

— А Димка дома не знаешь?

— Не знаю, я в Сосновке был целый день, уток у тетки щипал, вот заработал.

Он открыл мешок и там, на дне лежало три жирных ощипанных утки.

Вовка важно завязал мешок и кинул его себе на спину.

–Ну бывай, завтра буду.

— Я к Димке еду, давай подброшу тебя.

— Давай.

Вовка сел в бричку, положил мешок рядом с собой, и Петр слегла ударил вожжами старую кобылку и они покатились в хутор.

Димкин дом находился почти в центре хутора, недалеко от Вовкиного, может, поэтому ребята неразлучны с детства. В хуторе знали, если кто нашкодил в центе села, то идти не далеко или к Димке или к Вовке. Но все рано или поздно заканчивается и ребята вышли из возраста шкод, а перешли в возраст хулиганов, могли подраться с соседскими пацанами из за девчонок или увести чужую козу в другую сторону хутора по причине ее беспрерывного блеяния. Нет, они не воровали, не ломали, не жгли, они просто дурачились. Баба Дуся соседка Димки не раз жаловалась отцу мальчугана, что пропала коза, но после поисков ее находили привязанной на окраине хутора, где ей кричать ничего не мешало, да и она никому тоже. Свидетелей как всегда случается в такие моменты, нет, но все точно знали, чьих это рук дело. Бывало соседские гуси, сидевшие возле двора Вовки вдруг исчезали, их ребята закрывали в сарае по причине того, что они много гадят, а мать Вовки заставляла его потом все подметать и ссыпать песком.

Петр остановил свою кобылку, тоже уже уставшую и желавшую распрячься и пойти в стоило и громко свистнул. Вовка тем временем сполз с брички забрал свой мешок и собрался идти домой.

— Вовка ты чего это даже Димку не дождешься поздороваться? — поинтересовался Петр, для него было странным, что Вовка хотел быстрее смыться.

— Виделись уже… — и пошел в сторону своего дома.

Вышел Димка, он проводил взглядом удаляющуюся фигуру друга, почесал за ухом и подошел к Петру.

— Здорово! Чего звал?

— Помощь нужна твоя, завтра ты не занят?

— До вечере абсолютно свободен.

— А что с Вовкой вы в ссоре что ли?

— Да так есть немножко.

— Опять Варьку не поделили?

— С Варькой больше не хожу, я к Маше Лапиной хожу, а этот тоже намылился, вот и получил в ухо!

— Ого, что теперь дружба врозь!? — не унимался Петр, ему было смешно как взрослые мальчишки, не могли постоянно поделить невест. Если Димка шел к Варе, Вовка шел к Маше, потом наоборот, а потом когда девчонки не могли удержать свои секреты и весь хутор гудел о похождениях друзей, Димка и Вовка могли не разговаривать неделю, но потом обида проходила, ребята договаривались кто к кому пойдет и все успокаивалось. Но спустя неделю все происходило заново и потому же сценарию. Но в последний раз Димке стало обидно, что Варя так поступает и лучший друг как специально хочет увести именно ту девушку, которая ему очень нравится, поэтому не удержался и дал в ухо Вовке. Тот тоже долго не раздумывал и ответил тем же, друзья не общались уже две недели, а это рекорд в их дружбе.

— Не знаю, но говорить с ним пока желания не возникает, так что ты хотел?

— Мне надо бревен навозить, хотим с отцом избу построить на две комнаты, на будущий год приду сеструху твою сватать, а то засиделась она в девках! — с ехидной улыбкой сказал Петр, ему льстила мысль, что такая красавица даже если захочет ни за кого ее не отдадут, а по договору отцов, она его невеста. А с каждым днем Полина расцветала как цветок, все краше становился ее лик, глаза голубые так и блестели, немного строгие брови стали темнее, а губы красными как мак. Петру она часто снилась, он вечерами приходил к калитке Полины и звал ее пением соловья. Полина знала, кто так поет и выглядывала в окошко, так молодые перешептывались до полуночи, пока брат Димка не возвращался с вечерних посиделок.

— Ой, да знаю я как ты вечерами бегаешь сюда к ней, он весь куст малины потоптал! — от души стал хохотать Димка.

— Ну хватит, а то отец твой услышит, да задаст мне. — стал шепотом просить Петр успокоиться будущего своего родственника.

— Полинка мне все уши про тебя прожужжала, быстрей бы женились уже, а то проходу нет от нее, как будто поговорить больше не о чем.

Петру было приятно это слышать, у него покраснели уши и стали гореть щеки.

— Что насчет завтра, поможешь? Сразу скажу, Вовку тоже позвал.

Димка хотел придумать что то, но в голову ничего не шло, он беззвучно шлепал губами, а потом сказал:

–Не хочу, вот зачем его позвал?

— Мне нужно до морозов хату построить, а ваши ссоры мне ни к чему, будите работать порознь!

— Если порознь тогда ладно, а что платишь?

— Насчет оплаты завтра утром с отцом обсудишь.

— Топор брать с собой или пилу?

— Вот это другое дело! Бери и то и то, завтра когда коров люди выгонят, выходи на окраину, там заберем тебя.

— Договорились.

Петр стегнул свою лошадку, пока та думала ехать ей или нет, парень все вглядывался в окна, но так и не увидел дорогую ему Полинку.

На следующий день, как и было договорено, парни ждали на окраине хутора. Евстигней погрузив своих работников в телегу, стал с ними беседу вести по оплате:

— Доброго утречка ребята! Как спалось? На работу настроены? Мне нужны хорошие работники, по ним и оплата будет хорошая. А коли работать слабо с натягом будите, выгоню, других найду. Вот ты Вовка где такую плату видел в нынешнее время, чтобы телкой платили, ох и шутник ты! Слышал я, что отец твой в наймах был у Семена, так телку ему не за работу дали, а купил отец твой ее! — хохоча говорил Евстигней. — Сам знаешь сейчас тяжело, все на войну ушло, вот от хозяйства одни потроха остались, в общем плачу каждому по барану и ведру зерна и точка, не нравится, можете прям сейчас домой идти.

Ребята сидели как два провинившихся ребенка, боялись слово проронить, знали они нрав Евстигнея, он платил хорошо, но и требовал так же, поэтому решили не спорить, тем более дома родители и у одного и у другого кроме пару уток и не ждали, а тут барана обещали.

— Я так ребята скажу, вот поработаем сегодня вволю, а завтра пить вино за молодых будем! — Петр не думал что отец сразу все карты выложит, уши у его и щеки были яркие как свекла. Вовка с Димкой переглянулись и стали хихикать, но Евстигней не дал:

–Что ржете, я в вашем возрасте уже женат был, а вы все коз водите, да гусей запираете, все гульки да игрушки, нужно серьезней быть! Да, мой Петр тоже пересидел немного, но в этом моя вина, не хотел я его женить, не хотел, что то менять, но понял, что ему нужно свою семью стоить, а мне и матери внуки нужны, стареем мы…

Евстигней что то еще говорил, но парни задумались каждый о своем. Петр думал, что вот женится и сразу детки пойдет, сразу у матери глаза станут веселее. Будет она возиться с внуками, пирожки им печь, да вареники лепить. А отец будет на лошади катать, в поле возить за сеном, да по ягоды. А Петр будет самый счастливый на свете, потому что Полинка будет не через три версты, а рядышком под боком, а что ему еще нужно..

Вовка, сидел думал, как мать каждый деть талдонит ему о женитьбе, что он ленивый и за него ни одна девчонка не пойдет. А он даже если б и захотел жениться, не видел подходящей жены. Девчонки, к которым ходил, были несерьезными, хоть Вовка гулена и хулиган, но жену он хотел себе тихую, смирную, добрую и скромную. Он бегал ко многим, но когда приходил домой и ложился спать, думал, вот надо же достанется такая жена кому то, будет краснеть за нее всю жизнь, а может ее вообще никто замуж не позовет, такие обычно всю жизнь гульными остаются. Нравилась ему Тамара, дочка учителя по литературе, но ей только шел четырнадцатый год, видел он ее на речке с подружками или в огороде работающей, но насчет женитьбы даже и не рассчитывал, мала она, да наверно подрастет и как Варька будет.

Димка думал о Варе, вот засела крепко она в его сердце, знал, что она многим взаимностью отвечает, ругался с ней, но все равно ходил. Зацепили его, ее глаза своим ярким неугомонным светом, она была не писаной красавицей, а обычной девушкой, круглое лицо, рыжие волосы и каштановые брови, губы пухлые и яркие как малина. Если посмотреть на нее со стороны, она ничем не цепляла, но если заговорить и посмотреть в глаза, то сразу пропадаешь от красоты внутренней. Эта хохотушка могла даже самого неразговорчивого заставить болтать без умолку, стоило только посмотреть и прищурить глазки и это безотказное оружие всегда срабатывало. Димка злился на Вовку, что тот специально ходил к Варе, знал, что ему девчонки только для счета нужны, поэтому когда Вовка ходил к Машке, они ссорились, но без рукоприкладства, а если к Варюхе, без драк не обходилось. Маша нужна была Диме как козлу седло, просто для того, чтобы Варя ревновала, но та обычно обижалась не долго и сразу забывала из за чего произошла ссора. Димке порой становилось так обидно, что девушка к нему относится как и ко всем ее ухажерам, не было ни слез, ни истерик, максимально, что могла сделать, это немного поворчать, на том все заканчивалось.

Тут Евстигней остановил лошадь, чем вывел всех парней их раздумий и проговорил:

— Да…старый лес совсем зарос, как же нам проехать до опушки, тут молодняк один, мы его рубить только два дня будем, и то может напрасно, там три ствола и все.

— Дядя Евстигней — позвал его Вовка — смотрите, вот по левую сторону от той старой сосны, идет тропинка, видно кто то уже ездил за бревнами и ли по дрова, давайте там посмотрим, там тоже вон сосны большие виднеются, может повезет нам, сразу!

— Хорошая мысль! — Евстигней обрадованный такой находкой, стегнул кобылку и повернул вожжи в сторону тропинки — Ай да ребята, чую что не зря едем! Ну что парни, смотри там не тропинка, а целая дорога, может мужики из Сосновки там ездили, в нашем хуторе не слушал я, чтоб дрова кто то возил, Семен, когда строился он еще лесной опушки возил пока та не сгорела!

— Смотри дядя Евстигней! — закричал Димка — там медведь! Да здоровый какой, вон в кустах!

— Что ты такое говоришь, тут медведи не водятся! Что за черт! Шкуры тут развешены, как будто на продажу! — Евстигней отчетливо уловил запах вяленой шкуры, обычно их сушили воры, которые воровали скотину, а шкуру просушивали и потом дальше от ворованного места продавали в деревнях кожемякам на сапоги, те знали что покупают у воров, но где было сыскать шкуру подешевле.

–Так ребята, давайте-ка посмотрим, сколько тут шкур висит, да осторожней, как бы нам на конокрадов не нарваться, он люди безголовые, что корову, что человека им без разницы кого резать или бить. — все напряглись и стали всматриваться в чащу, никто не слазил с тележки, а взяли топоры в руки и привстали, чтобы виднее было.

— Дядя Евстигней тут три шкуры висит, вот совсем недавно повешенная, еще мух туча на ней — шепотом говорил Димка. — А там еще одна давнишняя, она как кора висит затвердевшая! И только он это проговорил, как кто то в них кинул камень.

— А ну выходь! — заорал Евстигней — Не то весь хутор покличу!

— Если мы выйдем — вы ляжете! — откликнулся басистый голос из за дуба. — Нечего вам на нас глядеть, вы нас не трогайте и мы вас не тронем, езжайте с нашей чащи, тат мест много где по дрова можно сходить, а тут место наше!

Евстигней не стал вступать в спор, побоялся, что много мужиков тут орудует, а он хоть и с мужиками, да дети они еще. Повернул он лошадь из лесу и молча, покатил по дороге в сторону в хутор.

— Дядя Евстигней зачем уехали, мы б им задали! У нас вон топоров целая тележка! — возмущенно, но шепотом говорил Вовка.

— А ты раз смелый такой, почему шепчешь, мы от лесу уже версты две отъехали! — начал спорить Димка. — Вернись и задай им, а мы пока за подмогой съездим!

— Правильно Димка! — поддержал его Петр. — Мы не знаем сколько их, может у них ружья есть, а мы с топорами, что сделаем, лучше сейчас толпой поедем, тогда и выгоним.

Всю дорогу до хутора думали и совещались, кого первого позвать, хотели старосту, да он долго думает обычно, пока всех соберет, пока раздаст команды, воров уже и след простынет.

— Надо к Назару! — твердо сказал Евстигней — У него ружье есть и силы довольно, по дороге Димка сбегаешь за отцом, да Семена и Никитича позови.

— Хорошо, а может и парней позвать Тимоху с Мишкой, они тоже крепкие! — предложил Димка, он знал, что кулаки у этих парней стальные, не раз ему приходилось в этом убеждаться, а виной во всем этом была Варя. Но ребята после драк не держали друг на друга зла и при любой просьбе, помогали друг другу.

— Давай и их зови! — Евстигней был не против, ему нужно было количество народу. — Кого еще позвать то, надо больше людей, да чтобы ружей было больше, что мы с одним ружьем пойдем, не серьезно!

— У соседа Захара есть ружье, я вспомнил, он еще хвастался что поменял на барана — закричал Петр. — Правда я не видел его, может, врет конечно..

— Захар — брехло! Его не звать — отрезал Евстигней — Он только мешать будет, ты дело предлагай Петруха, а шалопаев не надо.

Петру стало обидно, что отец наорал при парнях, а больше ему предложить было не кого, по соседству у них жили одно старики. Хутор был не большой, хат сорок, из низ половину стариков, половину одиночек с детьми, кто на фронт ушел не вернулся, кто калекой стал. Наверно поэтому конокрады и выбирали такие глухие деревни, постоять за себя почти некому.

Минут через тридцать после въезда в хутор, собралось человек пятнадцать, из них двое у которых ружья.

— Ну что по коням! — скомандовал Евстигней — Я с Петром и Назаром поеду впереди, дорогу покажу, да разговор подниму, если они еще там.

— Давай дядя Евстигней, а мы верхом с другого боку подъедем с Мишкой и если что дадим отпор! — пробасил Тимофей. Он был плечистый, невысокого роста, но крепкого телосложения, в седле казался богатырем, еще и с топором, смотрелся очень грозно. Мишка друг его, был чуть меньше в плечах, но выше ростом, густые черные волосы свисали шапкой ниже ушей, это предавало ему бандитскую внешность, плюс лицо в форме кирпича, не оставляло никого равнодушным.

Остальные мужики отправились колонной за телегой Евстигнея.

Колонна проехала через хутор и выехала в степь, слухи распространились быстро, что местные идут в лес воров ловить, бабы по выходили за дворы, ребятишки путались у них в юбках, мужчин провожали как на войну, кто целовал, кто обнимал своих мужчин, кто плакал.

Когда подъехали к условленному месту, Евстигней ударил свою лошадку с такой силой, что она как безумная понеслась по тропинке в лес, они хотели разбойников застать врасплох, и у них это вышло. Воры даже не убрали шкуры, они думали, местные убежали, сверкая пятками со страху, и сидели на поляне и думали в какой хутор пойдут ночью на дело. В Сосновке им этой ночью удалось увести из стойла одну коров у одинокой старушки. А этой ночью они хотели отправиться в хутор Заречье, где живут Евстигней со своей семьей, но так как после произошедшего, разбойники не знали с какого хутора мужики, они решили залечь на дно и пару дней поваляться в прохладном лесу, а потом уже решать куда идти.

И тут как снег на голову влетает бричка полная мужиков, а еще со свистом какие то удалые ребята верхом на лошади с ужасающей внешностью, один с дубиной, второй с топором, у разбойников отвисла челюсть.

Их было трое, самый старый по кличке Орел, бывалый вор, лет сорока, всю свою жизнь зарабатывал воровством, он сбежал, от родных еще в десятилетнем возрасте, прибился к цыганам, те и дали ему кличку Орел. Он стал учиться ремеслу. Цыгане быстро научили мальчугана всем примудростям. Цыганской банде было проще так воровать, ведь светлый, ничем не примечательный мальчуган, не отличался от простого коренного народа. Когда он шел по улице на разведку, никто не обращал на него внимания, столько таких шныряет по улице, он легко заводил разговор с той или иной старушкой и выяснял у кого есть корова или лошади. Так Орел прожил с цыганами до пятнадцати лет, потом ему надоело делиться и он нашел «себе подобных» ребят и с ними промышлял шкурами для кожемяк.

Второй и третий Гром и Кортик, были братьями, им на вид лет тридцать, с ними Орел ходил на дело три года, до этого благополучно. Эти два брата, тоже с ранних лет вели кочевую воровскую жизнь. Не раз попадались, их били, но от этого парни становились только умнее и придумывали и осуществляли такие планы, которым позавидовали бывалые рецидивисты. На их счету бесчисленное количество убитых коров, коз и лошадей, а еще две старушки, которые оказались в не то время и не в том месте. Парни часто вспоминали, как пришлось бабушек прятать в огороде под сеном. В душах ребят смерти этих двух старушек будоражили те же чувства, что и неудачна рыбалка.

Тимофей и Мишка бросились с лошадей на разбойников, Тимофей повалил Орла, рассек себе Мишкиным топором плечо, но все же взял Орла в охапку и сжал так что кости затрещали. А Мишка успел схватить Грома за ногу, тот собирался уже на четвереньках удрать в кусты, но от хватки Мишки еще никто не уходил. Третьего повязал Евстигней.

— Ну что ребята с уловом! — довольный как ребенок кричал Евстигней. — Не думал я, что мы так быстро справимся! Ну ребята, вы молодцы! Тимофей ты его не держи так крепко, дай ему вздохнуть, а то загнется! — но Тимофей толи от страху, толи в нем адреналин был еще на высоком уровне, не слышал слов Евстигнея, и он сжимал Орла еще крепче, тот уже был бардовый как вареный рак.

— Да пусти же, дыхнуть не могу! — запищал Орел — Дай воздуху!!

Тут Тимофей опомнился и немного ослабил хватку, Орел вздохнул и принял нормальный цвет лица. Евстигней связал каждого крепким морским узлом.

— Так теперь и поговорить можно! — все мужики хуторских обступили разбойников со всех сторон, взяв их в плотное кольцо, не давая ни малейшего шанса на побег — Кто такие? С каких деревень? И где коров воровали? Ну ка — ты рыжий, отвечай! По морде вижу — ты главный.

— Мы ни с какого хутора, мы сами по себе. — промямлил Орел. Ему еще не приходилось за весь свой большой опыт держать слово перед людьми. — На жизнь себе зарабатываем.

— На жизнь? — начал кричать Назар — Чем? На жизнь нашими коровами? А знаешь ты морда разбойничья, сколько надо труда, чтобы у тебя такая шкура была, сколько сил приложить? Небось, в своей жизни ни разу своего ничего не вырастил, а только чужое брал?

Разбойники ничего не говорили, они боялись, что мужики в гневе, могли устроить самосуд, такое нередко случалось в глухих метах, но сейчас им повезло, никто не хотел марать руки, тем более в их хуторе все коровы были на месте.

— Давай их отвезем к старосте? — предложил Димка — Чего зря время тратить, надо нам еще бревен сегодня хоть одну тачку набрать, а тут смотрю дорога через лес, так что быстро порубим.

— А зачем тебе бревна? — удивился Назар ближе всех стоявший к Димке — Ты, что строиться надумал что ли?

— Да это не мне, а дяде Евстигнею надо, а зачем день терять… — у Петра загорелись уши, он понял, что сейчас снова начнут толковать о свадьбе.

— Ладно не болтай. — проговорил Петр и отошел в сторону, делая вид что, что-то ворошит в телеге.

— Евстигней не иначе избу для наших детей строить надумал, а мне ни слова… — проговорил Павел отец Димки — Выходит мне приданное готовить надо, да самогону побольше запасать!

— А то, только рано приданное готовить, как выстроим, только потом сватать будем, а ты сам знаешь, что это дело долгое. — хотел уйти от разговора Евстигней.

— Не долго! — влез в разговор Петр — Ты мне обещал на следующий год женить, а сейчас опять на попятную идешь! Дядя Павел, сколько можно отлаживать, у вас был разговор с отцом — был?! Держите оба слово. — мужики посмеивались, но в разговор не вступали, видели они что парень разгорячился, видать совсем приспичило жениться.

–Давай грузи этих троих, да шкуры не забудьте и поехали! — начал Евстигней — Сегодня уже день потерян, завтра примемся за работу.

Павел пересел с соседней телеги к Евстигнею:

— Что братко, что за тайны, а я думаю, чего ты на вечерние сходки не идешь, весь в делах, в заботах!

— Ты прости Павел, стыдно мне, парень совсем разошелся, все вспоминает наш уговор, да и я понимаю, что ему еже двадцатый год минуло, но Полина еще совсем ребенок!

— Как быстро мы забываем себя в молодости! Ты женился во сколько? Вот! А я, помнишь жинку свою в пятнадцать лет замуж взял, а детей нынче до стрости держать что ли будем? — у Евстигнея прям отлегло с души, он переживал, что Петр обиделся на него, а он еще и торопит.

— Ну слава богу, что зла не держишь, я собирался растянуть стройку года на два, раз такое дело, до будущей осени закончим и придем свататься!

— На том и порешим! — довольный разговором Павел улыбался всеми тридцатью двумя зубами.

По приезду в хутор, женщины ждали своих победителей. Колонна из телег и лошадей остановилась возле толпы хуторян.

Ребятишки бегали и пищали смотря на конокрадов. Со стороны казалось, что это приехали бродячие циркачи и привезли невиданных зверей. Воры сидели связанные на телеге у Назара и старались не смотреть людям в глаза. Но женщины и дети подходили и спрашивали:

— Зачем наших коров воруете, козочек режете? А детей нам потом, чем кормить? Ух, дармоеды! Надо вас выпороть, е еще лучше шкуры снять!

— Давайте самосуд устроим, выпорем, выпорем их!

— Нет, давайте их отвезем в район, да сдадим властям, пусть сажают их, а лучше расстрел.

Тут вышел старенький, худенький дедушка, это был староста хутора, он взглядом обвел конокрадов, потом толпу и сказал:

— Вам бы хлеба да зрелищ! Ух бабы ненавистные! А кто самосуд будет устраивать? Ты Машка? — он подошел к женщине, которая больше всех кричала и плевалась в воров — Ну, чо молчишь? Давай бери лозину, повертай каждого задом и бей, как дитятко! Ну чо стоишь? — вся толпа разом разразилась смехом, даже воры сидели и улыбались, а Машка мигом остыла и спряталась в толпу. — Вам нечего улыбаться! — крикнул он своим тоненьким голосом на провинившихся сидящих со связанными руками. — Вам стыдно должно быть, хоть немного, а стыдно, вы у детей воруете, да что вам объяснять, руки по локоть в крови, вас мы властям отдадим и дело с концом! Я о другом, о том что, бабы, да мужики, нечего уподобляться этим сволочам, да быть жестокими, самосуд, это дело жестокое, кровавое! Я противник самосуда. Предлагаю, чтоб Мишка и Тимофей отвезли в район, да сдали властям, а те пусть сажают, але вешают, это уже их дело. А шкуры половину отдадим вместе с ворами, в качестве подтверждения, а половину, сдадим кожемякам, да поделим между всеми. Ну как, кто против, кто за? — все стали кивать моча в знак согласия. Дед предлагал дело. Никто в хуторе не взялся бы за хлыст, чтобы избить воров, возможно потому, что конокрады не успели лишить хуторян их домашних животных.

На том и порешили, Мишка и Тимофей стащили с телеги три шкуры, потом сели в телегу и покатили с хутора с стону района. Женщины сразу стали расходиться, а мужики еще постояли, покурили и тоже пошли каждый по своим делам.

Староста еще много говорил о грехе самосуда, он ворчал на злых баб, но мужики его слушали через слово. Староста нужен был в хуторе для того, чтобы брать ответственность на себя решать чужие проблемы, а кроме деда никто не хотел их решать. Слушать каждый день как две соседки разругались из за курицы или яйца мог не каждый, а пожилому деду Савелию это было не в тягость, а наоборот веселое время провождение. Если б мужиков не устроило предложение деда, по поводу конокрадов, они могли поспорить и решить как им того хотелось, но дед предложил дело и поэтому сразу все согласились.

К деду Савелию в основном обращались бабы с жалобами, а еще староста нужен был на свадьбах, чтоб вязать молодым руки рушником и желать долгой и счастливой жизни. Староста не распоряжался ни чем, люди сами решали в каких лесах им дрова колоть или деревья валять, какое поле распахивать или где дом строить. Это уже с появлением колхозов и совхозов, власть обязывала всех быть равными и по земле и по хозяйству.

***

Прошел год, изба была готова. В середине сентября сваты пришли в дом Павла. Полина за год стала еще краше, из тоненькой девочки вышла фигуристая статная девушка, с лица ушло все детское. Ее голубые глаза сверкали от счастья, а пухлые алые губы не переставали улыбаться. Петр был на седьмом небе от счастья, он ждал середины сентября, как никогда и нечего в своей жизни, каждый день обговаривал с отцом, чтобы на сватовстве, отец просил женить до зимы, а не через год, как бывает, но здесь на Кузбассе, уже не придерживались строгих правил. В сваты позвали дядю Назара, а свахой была тетя Наталья, соседка семьи Евстигнея.

Только сваты ступили на порог, как пошли песни, сват со свахой умело вели беседы, присказками и прибаутками они веселили весь народ. Только уши Петра выдавали его сильно волнение, хоть отец и дал ему тридцать грамм для смелости, но перед входом в дом вся смелость испарилась, и Петр от волнения зарделся сильнее Полины.

Полина тоже очень ждала сватовства, за день до него, ее соловей снова позвал и они долго с Петром обсуждали, как все пройдет, почти до рассвета.

Вот сват подвел Петра к Полине, они поклонились друг другу и Петр сел рядом с невестой, потом пошли переговоры, Павел как любящий отец, долго расхваливал свою доченьку и просил свадьбу на январь, но сваха, подсела к нему и наливая и поя песни, так заговорила его, что тот опомнился когда уже назначали дату свадьбы двадцатое ноября.

Павел протрезвел и не много опомнился, стал снова спорить, о дате свадьбы, мать молчала, она видела, как дочь любит будущего зятя и не противилась скорой свадьбе. На помощь жениху и невесте снова пришла сваха, она стала петь песни, частушки, чтоб тот не сердился и не кричал на гостей, к концу вечера отцы детей скрепили договор смачным пожатием рук и объятием.

Так двадцатого ноября женили Петра и Полину. Позвали батюшку из соседнего села, он благословил новобрачных.

В те времена пышные свадьбы праздновали, только аристократы, а обычный народ не собирали даже соседей и близких родственников, потому что жили бедно, отмечали в основном семья жениха и невесты.

После свадьбы невесту перевезли с ее скромным приданным, две подушки, три гуся и пять утят в новый дом построенный молодым мужем. Полина порхала как бабочка, она успевала приготовить обед дома, потом помочь свекрови по ее дому, работала на огороде, вечером доила корову, загоняла птицу в сараи. Для нее не было это тяжелым трудом, дома у родителей, она занималась тем же, только здесь она делала все с душой, чтоб оправдать надежды свекра и свекрови. А те в свою очередь вопреки переживаниям невестки, очень быстро полюбили ее, как свою родную дочь.

Так прошло два года, деток еще не было у Петра и у Полины. Жили хорошо, не ссорились, делали все вдвоем. Отец порой ругал Петра что он помогает на кухне жене молодой, мол не мужское это дело. Но Петр не обращал внимания на отцовское ворчание, а старался всегда быть рядом с любимым человеком.

— Что ты все за юбкой ходишь Петруха, поди вон лошадям воды дай! — бубнил Евстигней.

— Да не тронь ты его, он еще не на тешился! — говорила вступаясь за сына мама. — Когда внуками порадуете? Здоровье мое слабое, хоть увидеть какие они будут.

— Мама, всему свое время. — пытался уйти от этой темы Петр, ему самому очень хотелось деток, но все что то не выходило. Полина стала расстраиваться и бывало Петр слышал по ночам как она тихо плачет в подушку, поворачивался и утишал, говорил, что просто нужно немного времени и все будет хорошо. На третий год осенью, вся семья поехала на уборку зерна в поле, оно небольшое и за день собирались управиться.

— Давай сын вы с того боку будете, а мы с матерью с этого, так быстро в снопа соберем! — раздавал команды Евстигней — Серп хорошо наточил?

— Да, острый как бритва! — довольный своей работой хвастался Петр. — Полина ты чего такая белая? Вроде не жарко сегодня, может съела что то? — стал беспокоиться муж.

— Все в порядке, просто сегодня с утра мне не здоровится что то, голова кружится и темнеет в глазах.

— Давай ты полежишь в телеге, а я поработаю, а потом снопы вместе соберем.

— Нет, что ж я бездельничать буду, что родители скажут… — переживала Полина — Давай я вот с этого боку где зерно повыше начну, может когда и присяду ненадолго, меня тут не видно будет.

— Хорошо — Петр смотрел на жену и ему становилось страшно, вчера Полина была веселая и как обычно делала все дела по дому, а сегодня ее как подменили, синие круги под глазами, бледная такая.

Отец с матерью быстро справлялись с пшеницей, это был уже не первый покос в их жизни, ловко ставили сноп за снопом в ряд.

— Евстигней, ты не заметил, что невестушка сегодня сама не своя, бледная совсем, утром не завтракала, не приболела ли!? — стала жаловаться мать.

— Да нет, вроде такая же, правда по дороге ни словечка не проронила, на нее это совсем не похоже.

— Мам! — закричал Петр — Полине плохо! Рвет ее! Скорей сюда!!

Родители бежали через поле побросав серпы, мать неслась быстрее, как будто квочка на помощь своему цыпленку попавшему в беду.

— Что случилось Полюшка? — закричала подбегая к невестке. — Ты перегрелась, аль воды плохой выпила?

— Нет, не знаю. — еле проговорила девушка, по ней было видно что силы покидают ее стремительной скоростью.

— Так Петр, давай-ка ее домой, да тетку Наталью позови, она хоть и не лекарь, а понимает какими травами, если что отпоить надо будет. А мы с матерью останемся да поработаем сами, отвезешь, саму не оставляй, вечером к пяти приедешь заберешь нас.

–Хорошо отец. — еле вымолвил Петр, он никогда в жизни не видел когда кому то сильно плохо, бывало простудой болел, но отравление было редкостью.

— Ну ка неси ее сюда, смотри она совсем без сил! — переживал Евстигней — Мать давай и мы поедем, что то мне не нравится ее вид! — он переживал как за собственное дитя, даже руки стали трястись.

Полину быстро уложили на дно телеги и поехали в хутор, ехать было недалеко и через минут двадцать, Полину еже внесли и положили на кровать, потом Петр побежал к соседке, он как раз только пришла с гостей и была во дворе:

— Тетя Наталья скорей к нам! Полине плохо! — начал кричать Петр — Она или отравилась или перегрелась! — он пытался объяснить как все было и от волнения у него путались слова.

— Ну чего орешь! Напугал меня! Фух, жива же еще, значит обойдется! Пойдем скорей гляну, а то потом курей надо кормить, да козу доить! Так что говоришь в поле ездили, так что уже люди жнут, а я вот без зерна скоро останусь. — тетка Наталья любила по причитать и пожаловаться, чтобы ее стало жалко и дали что ей необходимо. Но Петр туго соображал, он спешил быстрей к Полине. Увидев, что от парня ничего не добьешься, Наталья замолчала и пошла следом.

Зашли в комнату к Полине. Она лежала на подушках, бледная как смерть, казалось вся кровь отступила от лица. Глаза ее были закрыты и видно как чуть вздымается грудь при каждом вздохе.

— Божечки мои, что с тобой лапонька! — тетка Наталья испугалась не на шутку, ей всегда нравилась девушка. Она постоянно видела молодую жену в огороде у соседа, когда та работала. Полина усердно трудилась, все грядки как по струнке ровненькие, без травы и соринки, политы и взрыхлены. Все мечтала Наталья, чтобы у нее такая дочка была, но бог детей не дал. — Что с тобой детонька? Живот болит? Тошнит?

Полина открыла глаза:

— Немного тянет живот, тошнит сил нету и голова кружится, вот вот улечу. — проговорила девушка. Родители и Петр стояли рядом возле кровати и все слышали, мать украдкой посмотрела на Наталью, та ответила загадочным взглядом.

— Так мужики, давайте-ка идите погуляйте, — попросила их тетка Наталья — мне тут кое что проверить нужно.

— Зачем погулять? — не понял Петр — Я тут буду.

Но отец оказался посообразительней:

— Пойдем Петруха, тут кажется женские дела сейчас будут, нам тут быть не следует. Позовите нас как все решится, мы в базу у коров будем.

— Хорошо, позовем, идите уже! — начала ворчать тетка Наталья. Она взяла с собой какие то травы и велела матери поставить котелок вскипятить воды.

Как только вода вскипела, так сделала отвар и дала пару глотков выпить Полине, не прошло и пяти минут, девушка открыла глаза и румянец появился на лице.

— Тебе лучше? Тошнота проходит? — поинтересовалась тетка Наталья — Горечь есть во рту?

— Тошнота почти прошла, а горечь есть, можно воды?

Тетка Наталья дала ей стакан с водой и улыбаясь сказала:

— Ну что моя ясенька, дождалась, теперь дам тебе травы будешь заваривать когда совсем плохо будет, а так терпи, все мы женщины через это прошли…

Полина сначала не поняла к чему ведет тетка Наталья, посмотрела на мать, а та стояла в слезах, а лицо у нее было такое счастливое, какое невестка ни разу не видела.

Позвали Петра и Евстигнея и сообщили им радостную новость. Евстигней даже прослезился, а Петр стоял как камень не веря, что маленькое счастье скоро посетит и останется в их доме на всю жизнь.

Всю беременность Полину берегли, ходила она тяжело, ее постоянно тошнило и голова кружилась, травы тетки Натальи сначала помогали, но потом от них тошнило еще больше. Зиму Полина провела в постели, боялась простудится или где то упасть. Родители Петра старались ничем не нагружать дорогую им невестку, мать когда Полине было совсем плохо, видела и старалась отвлечь сношеньку всякой болтавней.

К Полине приходили подружки, тоже уже замужние и рассказывали, о своих муках когда те были на снастях, но темы страшных рассказов, а особенно подробности родов свекруха запрещала поднимать.

Так прошел март, апрель и наступил май, на улице стало совсем тепло, птицы щебетали без умолку, солнышко светило ярко и уже согревало теплом. В этом году зима долго не собиралась отступать, почти до середины апреля лежал снег. Но потом как по волшебству волшебной палочки, снег начал таять, ручьи весело смывали белое покрывало, а зелень сразу пробивалась к солнышку погреться. Птицы, молчавшие всю зиму и прятавшиеся в крышах домов, не умолкали ни днем не ночью. Все ожило. Не только животные, но и люди почувствовали, что новая жизнь наступает. Местные мужики уже давно подготовили плуги, для работы на полях и только ждали когда земля просохнет. Уже всем не терпелось ринуться в работу. Молодежь стала водить вечерами хороводы, стали слышаться веселые песни и хохот. Даже старушки по выползавшие на свои старенькие лавочки погреться, не бурчали, а слушали утирая слезы, песни ребят и щебетание птиц. Вот еще одну зиму — пережили.

Май стал месяцем трудовым для всех, люди копались на полях и огородах, старались как можно больше засеять земли картошкой, капустой, горохом и кукурузой. Коров выгнали еще на лысые склоны бугров, так как дома уже у всех закончилось сено. У многих скот не дожил до зеленой травки, люди привыкли, что скотину выгоняют на пастбище в конце марта, а тут снега лежали по колено аж до десятого апреля. Народ пытался спасти животину соломой, но ее тоже не хватало и приходилось резать скот, другого выхода не было. Так худые и изнеможенные животные выпущенные на волю, бегали и дрыкались, ощущая свободу, потом ели старую траву с таким аппетитом, как будто это деликатес. Овцы путались в ногах у коров, но никто ни кому не мешал, все были заняты тем, чтобы быстрей утолить голод.

Одной Полине не доставляли радости ни зеленая травка, ни пение птиц, девушка находилась на последних неделях беременности. Вот после середины мая она почувствовала резкие боли в животе, позвала Петра, который дома был всегда, в поле ездили только отец. Он боялся жену оставлять с матерью, так как та в последнее время сильно сдала, у нее стали отказывать ноги.

Отец Петра тоже пережил зиму тяжело, сердце стало пошаливать чаще, особенно когда погода резко менялась, все это время он проводил в постели.

–Петруша, что то мне совсем плохо! — Полина не любила жаловаться, она постоянно молча переносила боль или тошноту, но тут она почувствовала, что молчать нельзя и надо звать тетку Наталью, она единственная кто мог помочь ей при родах. — Позови пожалуйста тетю Наташу!

— Бегу! Подожди милая, бегу! — Петр занимался домашним хозяйством, убирал навоз на заднем дворе, а окно где лежала Полина он специально открывал настиж, и каждые полчаса, а то и меньше подбегал к окну и спрашивал, как она себя чувствует. За время беременности жены, он так измаялся, что совсем не был похож на себя. Глаза ввалились, его широкие скулы стали как у покойника обтянуты бледной кожей, он постоянно нервничал, ночами плохо спал, а когда Полина легла в постель и стала реже подниматься, у него совсем пропал аппетит из за переживаний.

Каждый день и ночь он просил Полину говорить, когда ей становится хуже, чтобы он успел позвать соседку. Тетку Наталью он тоже попросил далеко не уходить, а если ей надо было, что то в другом хуторе или на окраине села, он сам садился верхом на лошадь, а тетку просил приглядеть за матерью и женой. Соседка Наталья делала отвары для матери Петра, суставы которой от воспаления пошли большими шишками, прикладывала к коленям примочки, но болезнь прогрессировала и длинная и холодная зима, действовала против лечений.

Петр добежал до дома тетки Натальи сам не помня как:

— Соседка! — заорал он еще не открыв калитку во двор. — Соседка, ты где? Давай скорей!

— Петр, вот ты вроде мужик, а орешь вечно как баба! Аж, сердце заходится! — возмущалась та, у нее уже на готове была корзинка с прокипяченными тряпками и целый букет трав и еще что то в двух горшочках.

— Где твоя корзина?

— Там на крыльце смотри под одеялом, а то мой кот повадился там лазить, да траву нюхать, а потом мне опять тряпки перекипячивать! — возмущалась грузная тетка Наталья. Эта женщина в свое время была красивой девушкой, за которой бегало много парней. Ее отец не позволял никому приходить свататься, мать боялась отца, тот бил всех если был пьян. В один прекрасный момент Наталья сбежала, как ей тогда казалось любимым человеком, парнем из соседнего села, но не прожили они и года, как он спился и тоже стал поднимать руки. Бог детей не дал, а на очередной попойке в драке мужа кто то пырнул ножом, рана оказалась не совместимой с жизнью. К родителям она не вернулась, а стала жить рядом с бабушкой которая обучила девушку разбираться в травах и лечить ими. Шли годы, после тридцати Наталья резко набрала вес. По натуре она была добрая, но прямолинейная, если ей что то или кто то не нравился, она не ходила вокруг до около, а сразу говорила в лоб. Может поэтому она больше и не вышла замуж.

Вот так и про Полину она сказала, если беречь ее не будите, умрет в родах. Возможно, поэтому Петр так себя изводил переживаниями.

— А, нашел! А вон ту маленькую корзину брать? Там вроде тоже трава, да тут везде трава. — растерянно спросил Петр глядя на целые пучки разнообразных цветов и запахов, лежащих под одеялом.

— Конечно там везде трава — дурень! Я же — травница! А малую не тронь, то для Дуськи соседки, для ее болячки, тебе не почем знать! Бери свою, да иди сюда, чего зеньками лупаешь!

— Все взял, а то все прикрыл!

— Молодец, а то пока у вас буду мой кузька всю траву переворошит, все свою кашачью душицу ищет — зараза!

— Тетка Наталья, ты сейчас к Полине, а мне что делать?

— Ты давай не паникуй, а дождись пока я ее гляну, а потом видно будет.

— А если роды, ты кричи сразу, я чаны подготовил, воду свежую каждый день туда наливаю, дрова тоже готовы, сразу огонь зажгу и вскипячу.

— А то, какой быстрый! Детей только по быстрому сделать можно, а родить, надо еще потрудиться! — перекрестилась тетка Наталья и приподняла подол юбки, чтобы не наступить когда будет подниматься по ступенькам в дом Петра.

— Все, жди тут, я в окно тебе все скажу, только тут возле ступеней, а то недослышишь, будешь опять глазюками хлопать, да бегать взад и вперед! Вот что за народ такой мужики, если жизнь спокойная ходят петухами, а когда чуть напугаешь, как дети себя ведут! — все бубнела тетка уже закрывая за собой дверь в дом.

Петру казалось что роды уже начались и тетка бегает по дому, что то берет и что то громко говорит, минуты превращались в часы.

Тем временем, когда травница вошла в дом, Полина сидела на кровати и держалась за живот, тот периодически болел и каменел и от этого становилось еще страшнее.

— Ясенька моя, тут твой опять глазюки вылупил и орет на весь хутор, всех всполошил, наверно пол села уже ждут пока ты родишь, чтоб твой муженек панику не наводил! — пыталась шутить с девушкой тетка, хотя сама видела, что схватки уже начались и теперь надо было взять себя в руки и не подавать вида, что скоро все начнется.

— Ой тетя, плохо мне! — только и простонала девушка. Лицо ее было как мел бледное, одежда мокрая, а волосы сбились на затылке во влажный пучок.

— Не переживай, я ж тебе говорила, все мы бабы через это проходим, ты главное слушай меня, не крики и не плачь! Не люблю я соплей, вот смотри, сейчас мужа твоего попрошу чаны поставить, обмою тебя на чистую постель, положим, дыши, как говорю тебе, ты у меня уже пятнадцатая роженица, так что все обойдется! Я сейчас тебе отвар дам, тебе станет легче, но не на долго, надо чтобы ты сил набралась, потом все быстро пройдет!

— Хорошо, позовите Петра.

— Зачем? Если он тебя сейчас увидит, мне тогда придется чаны ставить, у него ноги итак подкашиваются, небось вот как заяц весь трясется! — махнула рукой и улыбнулась тетка глядя девушке в глаза. От этих слов улыбка тронула лицо Полины, она не стала перечить травнице и уступила.

— Петр! — позвала она его в окно — иди, ставь чаны, когда вскипит, принеси к двери и постучи, сюда не входи, тут мужикам находится не надо.

Петр услышал зов тетки, прибежал к окну:

— Хорошо, сейчас все сделаю, а что уже роды начались? — в глазах был страх, он не сдерживал слезы.

— Да! — и закрыла окно, смахнув слезу с щеки, но так чтобы девушка не видела. Тетка искренне переживала за девушку, видела она что та слаба здоровьем и может не пережить родов. Тогда она дождалась вскипевшую воду, которую муженек принес к двери и как велено было постучал, отлила для отвара, остальную развела холодной и обмыла девушку, потом дала ей отвар, а пока та пила, быстро смени постель на свежую. Потом попросила Полину немного походить, чтобы отвар быстрей подействовал и увидев, что девушке стало немного легче, та перестала стонать, подошла и отворила окно, на улице было тепло, а в доме душно. Петр увидел что окно отварила подбежал и спросил:

— Что все уже?

У тетки сначала чуть не вырвалась брань, но потом стало смешно и ее живот заколыхался, и она стала хохотать.

— Петро, вот ты чудак, она что кошка тебе что ли! Я окно открыла, тут душно, а ты — все уже! Ой не могу, что все уже! Ты воды мне наносил вдоволь, теперь иди не маячь на глазах, вот к матери сходи, что то она не высовывается со своей избы. А отец где?

— Отец в поле, будет вечером, кому ж если не ему то зерно сеять, я вон как телок к столбу привязан, на шаг не могу отойти от жены! Ну ничего сейчас разродится и станет все как было!

— Ага, станет, потом привязан будешь, как баран, потому что за дитем уход нужен будет, а жена дай бог чтоб оклемалась, лежать долго наверно будет!

Петр об этом совсем не подумал, ему казалось после родов, все как всегда, только младенец, еще всех веселит.

— Иди на скотный двор, я тебя позову когда понадобишься, а пока не задавай вопросов и в окно не вздумай глядеть!

— Ладно, — сняв картуз и почесав затылок — пойду птице воды дам.

— Во-во и птице и овцам навози и ко мне сходи домой всех напои, я тут долго буду, поэтому мою корову пригонишь с пастбища, да Дуську позови пусть подоит, а там она сама знает куда молоко девать.

Раздав задания и немного отвлекшаяся тетка Наталья стала напевать песни, почему то всегда перед родами своих больных, ей становилось очень светло и тепло на душе, как будто душа радовалась, что скоро произойдет чудо.

Полина даже немного уснула, а уже вечером ей предстояло пережить первые роды. Тетка Наталья была умелой акушеркой, она говорила когда тужится, а когда отдыхать, на это у не своя чуйка, наверно это спасло не одного ребенка и роженицу, но роды прошли успешно и к десяти вечера маленький комочек уже попискивая лежал на груди роженицы. К тому времени Евстигней уже приехал с поля и с сыном сидел на ступеньках и пускал клубы табачного дыма в ожиданиях окончания родов.

— Думаю девка родится! Обычно бабы долго мучаются когда себе подобных рожают. — с задумчивым видом говорил будущий дед.

–Мне все равно девку или пацана родит, тетка сказала, что Полина долго будет от родов отходить, авось совсем ей плохо станет! — Петр нес смог удержать слез, так он жалел и любил свою жену, и не представлял как он будет без нее.

— Ну вот еще, Петруха ты чего нюни распустил, давно я тебя не видел таким раскисшим, все обойдется, вот увидишь!

— Отец она уже с утра мучается, а уже вон ночь на дворе, а слышно как все еще стонет…

— Такая у баб, сынок судьба, нас всех на свет рожать, а у нас сынок судьба их защищать. Вон опять слухи идут, что война может начаться.. — пуская круги дыма говорил Евстигней

— Слухи все это, ой смотри, не иначе тетка в окно машет! Пойдем скорей отец, что то страшно мне, а вдруг померла моя Полинка! — Петр схватил за рукав отца, и не мог справится с трясущимися коленками.

— Тетка улыбается, значит все обошлось, пошли, мать не зови, что то ей совсем нездоровиться.

Мужчины поднялись на крыльцо, тут тетка Наталья открыла дверь:

— Ну что папаша, иди скорей обнимай своих девчат! Слава богу, все обошлось! Оказывается жена у тебя с виду немощная, а рожать еще будет, вот посмотришь!

Петр после этих слов первый проскочил в комнату и увидел жену, лежащую на кровати, улыбающуюся. В ее глазах было столько счастья, толи от того что она отмучалась, толи что увидела свою малышку. Рядышком лежал розовый комочек, уже в пеленках, она посапывала и улыбалась во сне. Петр подошел и поцеловал жену, а потом дочку в лобик и взял за руку Полину, и тут уже совсем успокоился. Дед вошедший в комнату не сдержал слезы, подошел погладил невестку по голове, а внучку по маленькой щечке, сел на стул снял картуз опустил в него лицо и расплакался.

— Ну дед ты чего! — сама всхлипывая успокаивала тетка Наталья. — Тут радоваться надо, а ты плачешь!

— А я и радуюсь, что дожил и увидел внучку, а думал эту зиму не переживу, только вон твои травы и спасали! Спасибо Наталья, ты всем нам сделала столько добра, я решил, в оплату тебе дам нашу телочку, что родилась этой зимой.

— Что ты, Евстигней, велика оплата, я же от души, а не за оплату, мне вот мать обещала пару уток, вот мне и хватит, а телка вам самим нужна, семья большая, а корова одна, так что все, слышать больше не хочу ничего. По осени двух утят принесешь и мне хватит!

— Раз так решила, хорошо, мы с Петром тогда поможем сено тебе на зиму заготовить и зерна дам. — Евстигнею мало было двух уток, он хотел от всей души отблагодарить.

— Вот за это спасибоки! А то сено для меня, ой легче на каторгу сходить, чем его заготовить!

— Вот и договорились, а ты Петр что молчишь? Тетке спасибо хоть скажи, а то всю зиму продергал человека, а тут как в рот воды набрал! — возмущался дед

— Спасибо соседка, если б ты знала как я тебе благодарен! — только и смог сказать счастливый папаша.

— Ну что родители, какое имя вы дадите дочке то? — поинтересовалась соседка.

— Матрена. — прошептала довольная мама. Они с Петром давно выбрали имя и для мальчика и для девочки, но Полина не сомневалась, что будет дочка, и ей ужасно хотелось назвать ее Матреной.