Опасно, детка, опасно…Часть 1. Серия: Soulmate.

Татьяна Огнёва, 2022

«…Я помню девчонку, вчерашнюю школьницу, мою соседку по подъезду, которая оттачивала на мне свои навыки флирта. Я знаю, что она была по уши в меня влюблена. Она мне тоже нравилась. Тоненькая, как тростиночка, но яркая, непоседливая, интересная. Спорщица, выдумщица. Сама жизнь.Я помню девушку, которую оставил, прикрывшись какой-то глупой причиной, но она не оставила меня. Она осталась моим другом. Много-много лет. Я не понимал, как ей трудно дружить со мной, перешагивая через свою любовь.Я помню женщину, которая не побоялась начать всё заново на новом месте, в том числе и зародив новую жизнь внутри себя. Ей не страшно было придти к моей жене за корицей в тот дерьмовый день, когда мы потеряли малышей. А потом сбежать от меня, как ни в чем не бывало.Я устал бегать, Ириш. От себя самого. От нас и наших чувств. Я не хочу больше бегать. И тебе не позволю…»Многолетняя дружба. Многолетний соблазн. Или всё же – многолетняя любовь?

Я ловлю твоих пальцев дрожь,

И в объятьях твоих замираю.

Через миг ты снова уйдешь,

Через миг я тебя потеряю.

Потеряю на день, на год —

Один Бог — судья нашим встречам.

Пусть сейчас все замрет, как лед,

Пусть погаснет время, как свечи,

Пусть на нас опрокинется тьма,

Холодок пробежит по коже…

Я схожу по тебе с ума,

И надеюсь, ты по мне тоже.

В этой тьме две лучины вечны,

И пока в них искра дрожит —

Это наша любовь и мы,

Это то, в честь чего стоит жить!

Глава 1. Forever young

Forever young, I want to be forever young

Do you really want to live forever

Forever — and ever

/Alphaville/

Ира.16

Возвращаясь из школы, увидела во дворе ЕГО. Парень с 9-го этажа, из 2-го подъезда. Сережа.

Мы живем в одном доме уже второй год, с тех пор, как я с родителями переехала сюда, и он мне жутко нравится. Катя, моя одноклассница, сказала, что знает его, он учится вместе с ее старшим братом в школе, бывал у них дома. Значит, ему 17 или 18, он в этом году заканчивает школу.

Мы пару раз тусили в их компании — я, Катя, он, Катькин брат Борис и еще четверо человек. Ну как тусили — сидели у подъезда или на площадке возле дома и щелкали семечки. Конечно, этих двух раз хватило, чтобы я по уши втрескалась, как говорит Катя.

Надо сказать, мое увлечение Сергеем подружка поддерживала, всячески старалась меня подбодрить, потому что, как водится, Сергей меня не замечал. Он относился ко мне как к сестре, шутил, толкал плечом, когда грустила, иногда угощал конфетами, но при этом всегда норовил сказать что-то, что меня дико обижало, и я убегала домой, где плакала от обиды в подушку.

И вот, сегодня, он сидел на площадке один, какой-то грустный, рассеянный — так мне показалось из окна моей комнаты. Я тут же нашла предлог слинять из дома — за хлебом — и выпорхнула из квартиры. Мой план был прост: я подойду, спрошу, не хочет ли он прогуляться со мной в магазин, а там дальше разговоримся, надеюсь. Пока ехала в лифте, молилась, чтобы Сережу никто не перехватил, чтобы он так и сидел один, без своих друзей, и тогда я могла бы побыть с ним. Наедине с ним. Сходить вместе в магазин — почти свидание!

В этом плане меня не смущало, что я сама к нему подойду, сама приглашу его прогуляться… Ну ладно. Не прогуляться. За хлебом. Но чем не прогулка?

Для меня не было других вариантов — например, что он не захочет идти со мной. Или не захочет общаться, откровенничать. Я не продумала пути отступления. Что я буду делать, если всё пойдет не так? Где план Б?

А его не было, плана этого. Как всегда, я действовала импульсивно, не думая.

Двери лифта открылись на первом этаже, я спустилась с последних восьми ступенек и с колотящимся сердцем толкнула дверь подъезда.

Эх, была — не была!

— Привет, Сережа!

— О, Ирка, привет! Куда собралась?

— За хлебом, в магазин. Хочешь со мной?

Он прищурился, будто взвешивая все за и против, а потом сказал:

— Ну, пошли.

— А ты что тут один сидишь? Где все?

— Я никого не звал пока, решил посидеть один, подумать, чтобы никто не мешал.

— А-а-а… — разочарованно протянула я. — И тут я нарисовалась. Ну, извини.

Я сделала шаг назад. Ну, сказал же, что хотел один посидеть, чего полезла, дура?

— Да погоди ты! — внезапно Сергей удержал меня за руку. — Ты мне не мешаешь, я же не сказал, чтоб ты уходила.

Я стояла как вкопанная и молчала. Я была ошарашена его прикосновением. Он не убирал руку, и его пальцы жгли кожу, будто огнем. Мне казалось, что кожа сейчас покраснеет, и будет ожог. Как я объясню это дома? Я присмотрелась к его кисти — может, там какой-то предмет, что так греет, и это очередной прикол, и он сейчас рассмеется? Но нет, ничего, кроме его пальцев. А потом вдруг стало холодно, и рука покрылась мурашками.

Он заметил:

— Замерзла?

— Наверное.

— А что так легко оделась? Хоть и тепло, еще же не лето, только 20—е мая. На, накинь мою толстовку!

Он протянул мне свою серую толстовку, которую носил, кажется, всегда, за исключением школы. Я вдела руки в рукава, но не стала застегивать молнию — смотрелось бы нелепо, ведь она была больше на два размера, наверное. Я в ней утонула. Меня окутал чуть резкий запах какого-то парфюма.

— Что это? Туалетная вода?

— Ну…да… — стушевался Сергей. — Не нравится?

Он, наверное, шутит. Как это может не нравится? Запах сводил меня с ума, мне хотелось завернуться в его толстовку, как в плед, и никогда не вылезать из нее. И улыбаться. И фантазировать себе… Ну, не знаю, что может нафантазировать шестнадцатилетняя девчонка? Случайные прикосновения, от которых сердце уходит в пятки, неловкие объятия, неопытные поцелуи… Хотя, почему неопытные? Это у меня — неопытные. А Сергей целоваться умеет, знаю, видела пару раз, как он целовал то одну, то другую девчонку за углом школы.

— Нравится. Как называется?

— Без понятия. Знаю, что там, на коробке, акула нарисована.

— Вкусный запах.

— Смешная ты. Разве говорят про парфюм — вкусный? По мне, это больше к блюду какому относится. Вкусный, — еще раз усмехнулся он, и я вдруг почувствовала себя малолеткой, которая не знает, как правильно.

Опять сказала не то. Ну почему со мной так всегда? Говорю не то и не так, и он меня постоянно высмеивает? Это обидно, между прочим.

Чтобы скрыть досаду, решила перевести тему:

— Надумал, куда будешь поступать?

— Да вроде бы. Хочу быть журналистом, корреспондентом. Хочу объехать весь мир, и писать о тех местах, где побывал.

— Круто!

— Ну, если поступлю.

— Конечно, поступишь!

— Ты в меня веришь? Не сомневаешься во мне? — он шутливо толкнул меня плечом.

— Конечно, я в тебя верю. Почему я должна сомневаться?

— Ну, кое-кто не верит…

— Ну и дураки, значит! — с вызовом сказала я.

— Ирка, спасибо тебе!

Сергей вдруг остановился и порывисто меня обнял.

Слава богу, что он не заглянул мне в лицо, и не видел, какой шок был на нем написан.

Он. Меня. Обнял. Обнял, господи!!! Как же это здорово! А дальше-то что? Что мне нужно делать? Что сказать?

— За что спасибо? — прошептала я.

Он отстранился, и я испытала разочарование. Я бы предпочла, чтобы объятие длилось дольше. Ну хоть чуть-чуть.

— Как за что? — он все еще придерживал меня руками за предплечья. — За то, что веришь в меня. Ты не представляешь, как это важно, когда в тебя кто-то верит. Хотя, что бы ты представляла, ты еще малявка!

Я вырвалась из его рук и зашла в булочную.

***

Сергей. 17.

Вот черт, опять не то сказал! Надо ж было обозвать ее малявкой!

Она ведь обиделась, психанула, вырвалась, даже дверь не придержала за собой, когда в магазин зашла.

Дверь едва не хлопнула меня по носу. А надо бы, наверное! Десять баллов, Серега, за твое ухаживание! Прям супер!

Видел же, как заблестели ее глаза, когда поблагодарил ее, и что? И испугался, что…

Мне вдруг подумалось, что еще секунда, и я нырну в эти глаза, как в озёра, и больше никогда не вынырну, останусь там навсегда.

Да и какая она малявка? Всего-то на год младше. Ну ладно, на полтора. Велика разница!

Короче, надо извиняться.

Толкнул дверь и услышал ее дрожащий голос:

— Булку белого, пожалуйста.

Тоже встал в очередь — за ней был еще человек.

Пока продавец обслуживала следующего покупателя, я молился, чтобы Ира не ушла, подождала меня, и тогда у меня будет возможность извиниться.

— Ира, подожди меня, пожалуйста, — крикнул я ей в спину, когда она уже открыла дверь на улицу.

Она ничего не сказала, только повернула чуть-чуть голову в мою сторону и кивнула, сжав губы. Потом скрылась за дверью.

М-да, будет сложно, подумал я, и попросил у продавца две большие плюшки с сахаром.

***

Вначале мы шли молча. Она дулась, я не знал, как начать разговор. Только подойдя к подъезду, я глянул на пакет с плюшками в своих руках и очнулся:

— Ир, давай погуляем? Сейчас?

Она повернулась ко мне, но все еще молчала, сердито и серьезно глядя в мои глаза.

— Я хочу извиниться за то, что так тебя назвал.

Её брови взлетели вверх, выражая удивление. И вдруг складка между бровями разгладилась, и на лице появилась улыбка.

— О, это что-то новенькое! — насмешливо протянула она. — Сергей Перов и извиненья? Это нечто из ряда вон выходящее. Пожалуй, на это стоит посмотреть.

И рывком распахнула дверь подъезда, а после обернулась и так совершенно по-детски:

— Сейчас, только хлеб занесу.

Она скрылась за дверью, заставляя меня ломать голову над этой метаморфозой.

Что это было? Кто эта девчонка, что за хамелеон? Откуда эта дерзость, ирония? Откуда этот кокетливый взгляд?

Бомба.

Девочка взрослеет. И эти 1,5 года уже не такая пропасть, как казалось раньше.

Через 10 минут она спустилась и даже улыбнулась.

— Куда пойдем?

— Пойдем на стадион. Там можно посидеть, пообщаться. У меня есть две извинительные плюшки.

Она засмеялась. Так искренне, так открыто, раскрыв рот и запрокинув голову.

— Извинительные? Класс! Ну, пойдем, буду принимать твои извинения.

Я улыбался остаток пути. Не знаю почему.

Кажется, я влюбился.

***

Ира.16. Его выпускной.

У него сегодня выпускной. Вернее, был вчера ночью. Они должны были веселиться до самого утра. Первая взрослая ночь. Ночь, когда можно всё. Ну или почти всё — у кого-то пошли на выпускной родители, а это ж контроль. Всевидящее око.

Зло не дремлет.

Вот тебе и свобода.

Я вышла гулять с собакой и увидела его, возвращающегося с остановки. В черном костюме, с галстуком. Он был таким взрослым!

Во всем его облике — от блеска лакированных туфель до новой прически, хоть и немного потрепанной — чувствовалась эта «взрослость». Хотелось ее почувствовать, ощутить, прикоснуться к ней. Словно примерить платье из разряда вечерних и понять — а как тебе в этом будет? Подойдет ли? Понравится? Я представила картинку: я в платье в пол с вырезом на спине, стою рядом с Сергеем, на нем вот этот же костюм, и его рука на моей обнаженной спине, словно мы собрались вальсировать. И улыбнулась.

— Чему улыбаешься, красотка?

— Да так, своим мыслям.

— Каким? Расскажешь? Или покажешь? — подмигнул мне Сергей.

Я не узнавала его. Он был таким расслабленным, раскрепощенным. Игривым таким. И мне это нравилось. Это будоражило.

— Не поняла. Как это?

Он приблизился, потрепал пса по голове, и когда тот радостно завилял хвостом, Сергей выпрямился и прижался ко мне, прошептав в ухо:

— Ну, бывает, не можешь сказать словами, но можешь показать. У тебя так? Ты, наверное, думала о том, какой я клёвый, как тебе нравлюсь, и как было бы приятно меня целовать?

Завороженная его голосом, я широко распахнула глаза. Неужели это настолько очевидно? Я не раздумывала, что ответить. Мои губы сами по себе сложились в слово «да».

И тут он меня поцеловал.

Вернее, попытался. Прижался ко мне своими мягкими губами. Я была в таком шоке, что так и осталась стоять, как истукан. Ничего не делая. Не целуя его в ответ. Не дав ему ни малейшего знака, что мне это приятно, что мне этого хочется, что именно об этом я мечтала сутками напролет.

Он отстранился, усмехнулся мне в лицо:

— Так и знал, что ты еще не умеешь целоваться, малявка!

И зашагал к подъезду.

Я оправилась от шока, побежала следом:

— Я научусь, Сережа, я обещаю, я же люблю тебя!

Он притормозил:

— Любишь? Ты понятия не имеешь, что такое — любовь! Поди начиталась книжек и наслушалась подружек. Какая любовь может быть в 16 лет? Тебе же 16, Ира? Что ты знаешь о жизни?

— Что с тобой, Сережа? Почему ты так со мной разговариваешь?

— Как — так? — Потом вздохнул и добавил: — Не надо влюбляться в меня. Это пройдет. Не бывает любви один раз и на всю жизнь. Тем более в 16.

— Бывает, у меня — бывает, — прошептала я, размазывая слезы по лицу.

Он уже не услышал этих слов, скрывшись за дверью подъезда.

Где-то чирикали воробьи, где-то над крышей ворковали голуби, двери подъездов то и дело хлопали — люди спешили на работу, а я утирала слезы, шмыгала носом и думала, что если это — взрослая жизнь, то я такой не хочу.

Ни с Сережей, ни без него.

…После мама долго водила меня по психологам, неврологам и прочим врачам, которые с укором смотрели на следы моего неудачного самоубийства — мои порезы на запястьях, и вели со мной долгие беседы о том, что так делать нельзя.

А я только молчала в ответ…

Сергей. 18. Выпускной.

Выпускной был испорчен еще до его начала.

Отец с матерью зашли в мою спальню и сели на кровать в моей комнате. Мать сложила руки в замок и отвела взгляд. Отец нахмурил брови и дернул кадыком — видимо, готовился к разговору. Намечалось явно что-то серьезное. Они изрядно нервничали.

— Ну, говорите уже, что вы тянете кота за хвост! Что-то случилось?

— Нет, сынок, ничего такого особенного…

— У меня будет братик или сестренка? У нас кто-то умер? Кто-то из вас остался без работы? Ну, что? — нетерпеливо спросил я.

— Тут такое дело, сын, — начал отец и сделал паузу.

Ну, и где его так учили делать? В театральном? Вроде не заканчивал. Так же можно и удар получить, сердце остановится.

Я забарабанил пальцами по столу и сжал челюсти. Всегда ненавидел подобные моменты — отец не может начать с главного, потому что каждый раз решает, достаточно ли я взрослый и насколько со мной надо быть откровенным. Мать не начинает сама, потому что: а) отец главный и б) потому что ее захлестнут эмоции, и она начнет заламывать руки и всхлипывать. Такое бывало.

Отец уловил мой жест и выдал сразу:

— Короче, Серег, мы переезжаем.

— Как? Куда? Когда?

— В конце лета. В Москву.

— Этого лета? У меня же поступление!

— Сереженька, папе предложили работу там, и он согласился. Его переводят. Ну а мы, как истинная семья военного, следуем за ним.

— Да какого военного, он же в запасе!

— Меня еще не списали со счетов, сын, придержи-ка язык!

Я осекся. Я так растерялся, что и забыл уже о присутствии отца и о том, что его действительно могут еще куда-то распределить, послать, перевести. Конечно, он уже лет как 15 просто преподавал в военном училище, но это не значит, что он перестал быть военным.

— К тому же, — продолжил отец, — в Москве больше возможностей, в первую очередь, для тебя. Обещали помочь с твоим поступлением, там связи есть у людей. Ну, это если понадобится. Так что, все к лучшему.

«Всё к лучшему», черт возьми. Новый город. Новые люди. Прощай, друзья.

Прощай, Ирка, девчонка с 5-го этажа, с которой я хотел начать встречаться…

Ну и как теперь это всё разорвать?

А ведь она мне так нравилась!

Я, дурак, специально ее высмеивал, задирал, обижал — я боялся выдать свой интерес! Меня засмеяли бы пацаны, если б догадались, что она мне нравится.

Я приметил Ирку сразу, как только она появилась в нашем дворе. Маленькая, худая, с большими глазами и пухлыми губами. А еще у нее были красивые волосы. Вроде каштановые, но когда она тряхнет ими на солнце — они сверкают, словно медные, как будто огонь в них пляшет.

Друзьям не говорил — боялся, что назовут ее малявкой, мелюзгой, засмеют и ее, и меня.

Пару раз они с подружкой сидели вместе с нами во дворе. Я рассказывал какие-то сальные шутки, она краснела и смеялась. Я толкал ее плечом, она хихикала и толкала в ответ, не давала спуску. Я ее дразнил — она говорила что-то в ответ не менее колкое. Но когда я переходил границы — она обижалась и уходила. Парни ржали — мол, обиделась и плакать пошла, я смеялся вместе с ними, а в глубине души ругал себя последними словами. Что, не мог подумать прежде, чем сказать?

Два года я просто смотрел на нее. Говорил. Угощал. Взять те же плюшки…

Я выжидал. Я очень хотел, чтобы рядом была Ирка. Но считал, что ей пока рано. Я ждал момента, пока она станет старше, хотя бы лет 17, 18, и тогда я бы ей предложил всё.

Мои друзья заводили интрижки, кто-то краткосрочные, у кого-то все было серьезно, но так или иначе личная жизнь у них кипела, и они все хвастались ею в подробностях во время наших посиделок, а я был один. Хотя как — один, просто ничего серьезного. Я нравился девчонкам, я это замечал. И Ирке тоже. Моя всё возрастающая привязанность к ней приняла классическую форму — я начал уделять внимание другим девчонкам. Я обнимал их, провожал до дома, приглашал на медляк на всех школьных дискотеках и целовал за углом школы. Мне было просто интересно, не более.

К тому моменту, когда состоялась та прогулка с плюшками, обо мне, моих якобы любовных подвигах ходили слухи по школе. Поговаривали, что я перецеловал кучу девчонок и даже с некоторыми переспал. Однако ничего такого не было. Но что я, дурак, сознаваться в этом? Ни мне, ни девчонкам, это было не выгодно, и мы просто загадочно ухмылялись в ответ на каверзные вопросы.

Но мысленно я всегда возвращался к Ире.

Тогда, на стадионе, я вдруг понял, что хочу с ней встречаться. И решил во что бы то ни стало ей об этом сказать после выпускного. В ноябре ей исполнится 17, вполне достаточно.

***

…На выпускном я прилично выпил. Родители со мной не пошли, и слава богу. Я понимал, что никаких признаний и встреч с Ирой уже не будет — какой смысл? Отношения на расстоянии? Бред.

Я не знал, как она отреагирует на мое заявление о переезде, не знал, какие слова принято говорить в таких случаях.

Значит, решено. Всё разорвать. Разрушить. Забудет. И я забуду. А что? Я всего лишь подросток, который еще и жизни-то не видел. Да и она тоже. Только еще младше.

Все эти мысли так одолевали, что хотелось напиться и забыться. Что я и сделал.

Конечно, к утру я еще не совсем протрезвел.

Солнце светило невыносимо ярко, чёртовы птицы трещали невыносимо громко. Голова раскалывалась. Жесть.

Я не пошатывался, шел ровно, но внутри меня все еще бушевал алкоголь. Алкоголь плюс тестостерон плюс раздражение на всё и всех. Гремучая смесь.

Она гуляла с собакой. Увидев меня, заулыбалась, и меня это взбесило еще больше. Всё хорошо у тебя, да? А если я буду плохим, тебе понравится? Или тебе нужен только хороший — тебе под стать?

Сказал ей что-то похабное. Нет, даже не сказал — прошептал в ухо. Это было ошибкой. Близость ее тела так ошеломила, что я не выдержал и поцеловал ее.

Когда она не ответила на поцелуй, я решил, что это знак. Я понимал, что, может, она и не целовалась никогда, и просто растерялась, и было бы круто ее научить, и стать у нее первым во всех смыслах — но, блин…

Переезд. Новые люди. Новый город.

И не нашел ничего лучше, как ее оттолкнуть.

Я сказал ей ту дурацкую фразу, что она не умеет целоваться, думал, ну, постебусь в своей обычной манере. Она обидится. Чем не повод тихо ускользнуть? Как говорится, уйти по-английски, не прощаясь.

И тут она сказала, что любит. Вот черт. Как больно царапнуло это признание. Словно иголочка. Но, раз уж решил — надо доиграть эту сцену. Так будет лучше для всех.

И потому сказал ей, что не надо влюбляться, она еще о жизни и, тем более, о любви ничего не знает.

Но это я ничего не знал…

Ира. 20.

В день рождения я припозднилась с учебы — репетировали номер в нашей команде КВН. Да и куда было торопиться? Тем не менее, на моем столе стоял букет винно-красных роз, перевязанных лентой.

Оказалось, Сережа приходил поздравить.

Это озадачило. Выбило из колеи. Даже не потому, что я не ожидала. Мне непонятно было — зачем. Зачем ехать ко мне специально, не зная, застанешь ли меня дома? Зачем проявлять внимание? Решил попросить прощения? Просто вспомнил про мой день рождения? И как он вообще оказался здесь, в этом городе? Приехал к кому-то?

Еще и бабушка подлила масла в огонь — оказалось, она открывала дверь. Мол, какой красивый парень, серьезный, высокий, статный. Вежливый. Улыбается красиво. И зубки ровные.

Ну, идеал, ага. Умереть не встать. Как там бабуля сказала? «Я бы за такого, не раздумывая, замуж пошла». Да я бы тоже, бабуль. Да вот только это не входит в его планы. Это я себе намечтала и свадьбу, и платье в пол с открытой спиной, и двух детей, как минимум… Вот же наивная!

Ну что ж, кто-то же должен был сорвать с меня эти розовые очки!

… Мне так и не удалось получить ответы на свои вопросы. Когда мы случайно пересеклись в городе, наш разговор состоял сплошь из каких-то ничего не значащих фраз, словно между нами ничего не было. Никогда.

Он рассказал о своей новой профессии, я удивилась, не знала, что он так радикально поменяет свои предпочтения и откажется от мечты объехать весь мир. Но, кажется, ему нравилась учеба, он был на предпоследнем курсе.

Мне даже удалось абстрагироваться от своих эмоций, и слушать его, как ни в чем не бывало.

До того момента, пока он не показал мне свое фото в военной форме. Вот тут у меня внутри что-то колыхнулось, и память отбросила меня назад, к тому дню, когда он шел домой с выпускного.

«Стоп, — одернула я себя, — он не должен знать ничего. Ни о том, что ты любишь форму, ни о том, что сама училась на юридическом и проходила практику в УВД, ни о том, что любовь к нему всё еще жива и, похоже, умирать не собирается. Ни к чему ему всё это знать… Молчи, Тимофеева, обо всем молчи!»

Сергей.22

Я бы соврал, если б сказал, что не вспоминаю ее. Напротив, я вспоминал о ней чаще, чем хотелось бы. Ни одной девчонке не удалось вытравить из памяти Иркины мягкие руки, длинные пальцы, улыбку, то нежную, то хитрую, и эти большие яркие глаза. Ни одни губы не казались такими теплыми и податливыми. Никто не спорил со мной, все сдавались быстрее перед моим упрямством. Никто не настаивал, не убеждал. Одна, другая девчонка. Я не был ловеласом, но, безусловно, я сравнил. Я испытал радости секса, наконец, не будучи при этом женатым. Я убеждал себя, но мне это было нужно. Та девчонка ничего от меня не ждала, не надеялась. Или мне так показалось? Она просто была готова к этому приключению и была более опытна, чем я. И если сначала это щелкнуло по носу мое самолюбие, первая мысль мелькнула, что мы не равных, я понятия не имею, что и как делать, то затем я уже позволил себя увлечь и даже нашел в этом плюсы. Что делали бы двое неопытных? Неловкие паузы, несмелые движения, возможно, даже неловкие моменты. А если бы не понравилось именно с ней, а на пальце уже кольцо — и что дальше? Изменять? Не про меня. Ту девчонку, что позволила мне все, я приметил еще в деревне, куда приезжал к родне. Как раз до переезда. Может, именно она и повлияла на мое решение расстаться со всеми, в том числе и с Ирой — кто знает? Но я ее однозначно захотел. Причем сильно. Ира была привычной, знакомой, она была другой. Я вначале испытал угрызения совести. Как же, у меня есть девчонка, которая нравится, а я вдруг захотел другую? Но что тут сравнивать?

Лена, так звали ту девушку, была земной, простой, фигуристой, даже в свои 18 тогда. Пышная грудь, крутые бедра, румяные щечки. Конечно, я завелся. И подумал — а каково это, с ней? А попробовать хотелось — 18 лет, уже можно. И мне, и ей. И не надо ждать.

Невольно вспомнил Иру — такую нежную, воздушную, которая все время читала взапой какие-то книжки, даже во дворе, во время прогулок с собакой, была такой тонкой, с еще не до конца сформировавшейся фигурой, словно девочка-подросток. Ира выглядела младше своего возраста, казалась более юной, чистой, наивной.

А меня посещали мысли о грязном, отвязном сексе, который я посматривал тайком на видосе у друга. Первобытном, животном таком. Представить Иру на месте партнерши в этом разврате я почему-то не мог. Хотя, безусловно, я ее хотел, меня влекло к ней. Но не мог же я придти к Ире со своими грязными мыслями, все ей рассказать, объяснить. Я и себе-то объяснить не мог, какой дьявол в меня вселился. Я просыпался на мокрых простынях и хотел вовсе не Иру. Вовсе не с ее участием проходили мои сны.

Увидев Лену тогда, в деревне, я вспомнил весь этот видеоряд. Особенно одну сцену с дояркой на стоге сена. Банально, но почему-то захотелось воплотить это в жизнь. И хотя никаких намеков тогда мне Лена не делала, и ничто не предвещало, что когда-нибудь это будет, мы просто пообщались о том, о сем, но я уже мысленно был с ней на сеновале.

Самое интересное, что мы даже забредали туда, в старый сарай на окраине села, которым никто уже не пользовался по назначению, но там сушили сено. И Лена мне поведала тогда, что этот сарай пользуется популярностью у молодежи, желающей уединиться. Если не желаешь, чтобы побеспокоили, нужно вывесить на колышке старый глиняный кувшин.

«Но мы же здесь не для этого, правда, Сережа?» — спросила она тогда.

«Конечно, нет, я даже не знал, что тут такое место… с историей…» — промямлил я тогда, стараясь не выдать голосом внезапно охватившее меня желание. Картинки видео стояли перед глазами и все, что я мог тогда, это засунуть руки в карманы джинсов и незаметно поправить свой стояк.

В тот раз у нас ничего, конечно, не было. Мы ушли оттуда гораздо быстрее, чем пришли. Но мысль о возможностях поселилась в мозгу довольно прочно.

До переезда в Москву оставался месяц, и я решил его использовать для отдыха. Поехал в деревню к родне. Родители и сами были рады отправить меня куда подальше, я психовал, срывался на всех, и они были рады избавиться от меня хоть на время. Я знал, что прошел все отборочные туры, сдал все нормативы, для чего летал в Москву вместе с отцом, меня зачислили, и оставалось только догулять оставшиеся 3 недели перед началом обучения. Более того, в своем стремлении кардинально поменять жизнь я даже выбрал другую профессию. Я не хотел больше покорять мир. Я хотел ловить преступников на границе и охранять ее от нелегалов. Неважно, каких. В этом виделось какое благородство, значимость, серьезность, к тому же было связано с риском и отвагой. И если первое я просто любил, хотя никто и не догадывался, но я сам о себе это понял, то второго мне явно не хватало, и я надеялся, что этому можно научиться, воспитать в себе. Я же все-таки мужик.

3 недели — и я стал мужчиной. Переродился. Сформировался. Понял, кто я есть на самом деле и чего хочу от жизни. Попробовал многое и остался собой вполне доволен.

3 недели — и я стал курсантом военной академии в Москве.

3 недели — и я забыл о существовании своей первой любви, словно ее никогда и не было.

Глава 2. Случайности не случайны.

Ирина. 28.

Вылет по направлению Москва-Сочи задерживали на час. Черт бы побрал эту авиакомпанию! Оказывается, это было обычное дело в их лётной практике. Впрочем, я тоже хороша. Нет бы расспросить знакомых, почитать отзывы… А я просто купилась на цену и вот результат.

Все пассажиры уже давно прошли все формальности и в ожидании топтались у нужного гейта. Даже когда выяснилось, что вылет задерживается, никто не отходил дальше, чем на 300 метров, опасаясь потом потерять свое место в очереди. Когда будет это «потом»? Через час? Два? Хотя бы сегодня?

Не в силах томиться на одном месте и желая спастись от духоты, я поднялась на эскалаторе на два пролета вверх, на второй этаж.

Остановилась перед табло. По громкой связи объявили, что задерживается также вылет в Хургаду. «Везет же кому-то, в Египет летит! Ради этого можно и подождать…»

Обозленная завистью, усталостью и ожиданием, я резко развернулась и внезапно врезалась в стоящего позади меня мужчину.

Мужчина удивленно крякнул, а я пробормотала «извините!» и поспешила его обойти.

— Ира! — воскликнул тот же удивленный голос, показавшийся смутно знакомым.

Впрочем, после трехчасового перелета из родного города и уже часового ожидания в Домодедово посреди ночи еще не то померещится.

Но что-то заставило меня поднять глаза, и я пропала. Выпала из реальности. Передо мной стоял Сергей. Это в него я врезалась возле информационного табло.

Я, разумеется, выглядела не лучшим образом.

Тени под глазами — усталость, предыдущий перелет, плюс не выспалась накануне. Джинсы, из которых мне хотелось вылезти, поскольку было жарко. И черт бы побрал мои практичные размышления, что я лечу из прохладных +15 в +30. Что я, не потерпела бы несколько минут по дороге до трапа? Замерзла бы? Продрогла бы до костей? Ну конечно, нет. Зато теперь, складывалось ощущение, что джинсы облегают меня не за счет модели super slim, а потому, что намертво прилипли к моим вспотевшим ногам. Джинсовая куртка болталась в руке вместе с сумкой-мешком и была уже прилично смята. Вряд ли она бы мне понадобилась в ближайшее время, но всё же.

Волосы тоже были не в лучшем виде. Загривок взмок, поэтому я собрала волосы в хвостик, чтобы они меньше казались сальными.

Белая майка делала белой и без того бледную, ничуть не загоревшую за лето, кожу рук и плеч. Только украшения могли показаться интересными на этом фоне — грубые серьги-кольца и большой кулон в старославянском стиле на кожаном ремешке и такой же кожаный браслет с изображением языческого солнца на металлической пластине.

— Привет.

— Привет. Ты как здесь?

— Задерживают рейс в Сочи. А ты?

— Задерживают рейс в Хургаду, — в тон мне ответил он. — Ну вот, а я думал, ты ко мне в Москву прилетела.

Он по-доброму усмехается, в глазах пляшут чертики, и это заражает и меня.

— А ты разве меня звал?

— Нет, но… А если бы позвал?

— А ты исполняешь мою мечту и летишь в Египет, значит.

— Почему твою мечту?

— Давно мечтала побывать в Египте.

— Не ты одна. Жена тоже туда хотела. Прям бредит сфинксами и пирамидами.

— А ты?

— Да я как-то спокойно к этому. Ну, пирамиды и пирамиды, что такого. Так, интересно, конечно, но не настолько, чтобы прям «ах!»

Я улыбнулась.

— Сдается мне, у нас с ней общего гораздо больше, чем ты думаешь.

«И чем мне бы этого хотелось».

Невысказанная фраза повисла в воздухе, оставив неприятный осадок, будто кофейная гуща на дне чашки.

Почему у нее сбываются мои мечты? Почему она, а не я, летит в Египет? Почему она, а не я, вышла за тебя замуж? Почему она, а не я, родила тебе сына? Почему она вообще?

— Ты так думаешь? Я не задумывался как-то.

«Да, но при этом нас сравниваешь…»

— Да я тоже, мне кроме этого есть о чем подумать. Просто пришло в голову. Ты как вообще?

— Нормально. Работа есть, выходных нет. Сына видеть не успеваю. Хочется быть ему нормальным отцом, футбол, хоккей и всё такое, а всё сводится к тому, что мы смотрим все это по телеку.

— Сколько ему?

— Три. Вон, на лавочке возле окна, видишь, двое спящих? Мои. А твои где?

— Я одна лечу.

— Что так?

— Финансы, — емко бросила я и почему-то поспешила оправдаться, — мы же ремонт делаем, кухню, а это затратно. К тому же, с маленьким ребенком особо не отдохнешь.

— Маленький — это сколько?

— Четыре года.

— Ну да, тоже мелочь еще. И как тебя муж отпустил одну? Меня бы ни за что не отпустили.

— Он мне доверяет.

Я пожала плечами, устав от этого ничего не значащего разговора. Он тяготил. Раздражал. Мне хотелось поговорить о чем-то нормальном, а не задавать эти дежурные вопросы. Словно чужие люди. Словно ничего никогда не было.

Он будто считал мои мысли.

— Слушай, давай возьмем кофе и сядем где-нибудь в кафе? Все равно рейсы задерживают. Стоим тут, как дураки, на проходе.

— Ну давай.

— Я сейчас вернусь.

Он отошел к своим вещам, достал из какой-то сумки бумажник и что-то шепнул жене. Та с трудом разомкнула глаза и кивнула.

Мы сели чуть в стороне от табло в кофейне, взяв себе напитки и легкий перекус.

— Сколько мы не виделись? Года два? Три?

— Восемь, Сереж. Прошло уже 8 лет.

— Точно. Я ж приезжал как раз 8 лет назад.

«Да, я считаю время. Как идиотка. Как будто это что-то значит. Ничего ведь не должно значить? Ты уехал. Да и до отъезда мы не были вместе. Мы же в принципе никогда не были вместе. Детская дружба не в счет. Ну, жили в одном доме, ну нравился, и что дальше? В свои 16 я тебе об этом сказала, дура. И что толку? Ты улыбнулся и сказал — «Это пройдет. Ты же девчонка еще. Все влюбляются». А я столько ночей в подушку ревела! И даже потом, спустя 4 года, когда мы увиделись, я почему-то понадеялась на чудо. Что я тебе интересна, небезразлична. Дурой была, дурой и осталась…»

— А я 5 лет назад вышла замуж.

— Тебе там нравится? Замужем-то? Или не то?

Он снова меня подкалывал.

— Мне там нравится. Почему нет? Он хороший человек, понимает меня, любит, балует.

— Бла-бла-бла, — Сергей скорчил рожу. — И почему мне об этом тошно слушать? Что, такой идеальный?

— Нет, он не идеальный. Как и все, со своими недостатками.

Он закатил глаза.

— Хорош в постели?

— Тебе хочется обсудить это? — последнее слово я насмешливо выделила голосом.

— Как ты это сказала, прям интересно стало. Даже сон как рукой сняло.

— Какой сон? Время-то детское, всего-то час ночи. Все самое интересное только начинается, — подмигнула я, и он рассмеялся.

— Хотел бы я узнать, что такое интересное ты творишь по ночам, — мужчина понизил голос, и по моей спине побежали мурашки.

Стало жарко, но, может, это от кофе? Я сделала глоток и обожгла язык. Поморщилась.

— Что такое?

— Да язык обожгла. Сделала слишком большой глоток.

— Хочешь, подую?

Я рассмеялась.

— Как там Земфира поет: «хочешь сладких апельсинов…»

— Главное — чего-то хотеть. А то если ничего не хочется, это грустняк.

— Не грустняк, а старость.

— Да ладно тебе, какие мы старые! Нам еще даже не тридцать, самый нормальный возраст. Можно всякое, — он игриво подмигнул.

— Например?

— Ну, я не знаю, что тебе хочется.

— Да мало ли чего мне хочется, да не всё можно, — буркнула я.

— Это другой вопрос. Иногда стоит только захотеть, и всё будет. Женщина захочет, мужчина постарается. Многое же именно от женщины зависит, вы просто недооцениваете свое влияние.

— Батюшки, какие речи! Философские прям. Ты ли это, Перов?

— Хорош смеяться. Все люди меняются. Может, я тоже изменился?

— Может, не спорю. Я рада, если так. Люди должны меняться, развиваться, жизнь ведь тоже не стоит на месте.

— Вот именно. Ты когда-нибудь думала в юности, что мы столько лет спустя будем сидеть в Домодедово и кофе пить?

— Нет, конечно. Я тогда думала о другом.

— О чем же?

— Сейчас даже вспоминать смешно, — улыбнулась я своим давним желаниям.

— Расскажи!

— Я хотела замуж за тебя. Я по своей наивности думала, что ты в меня влюбишься, мы поженимся и будем вместе до гробовой доски. Смешно же!

— Это не смешно. Нормальное такое желание. А я дурак, все профукал. Теперь жалею.

— Жалеешь? Разве ты не счастлив?

— Вроде бы счастлив. Дело не в этом. Через время понимаешь, что такое чувство, ощущения такие, как в юности, никогда не повторятся, и что-то ёкает в сердце. Ты мне нравилась. Ты и сейчас мне нравишься. Но уже не так, а по-взрослому.

— Как это, по-взрослому?

Я слушала тебя и не верила своим ушам. Ну не странно ли? Такие нежданные признания в аэропорту — разве возможно загадать такое? Страшно сказать какое-то слово, которое покажется лишним, неуместным, неверным. И хочется запомнить навсегда. И куда бы не уехал, где бы и с кем бы не жил — сохранить в себе частичку этих простых и чистых слов.

— Как? Ну, вот в юности на многое не обращаешь внимания, тебе неважно это. Какая форма ушей, какая улыбка, походка, фигура, как человек говорит, в каком месте начинает шутить и смеяться. Запоминается весь образ целиком и ощущение. А в зрелом возрасте ты воспринимаешь человека по отдельным деталям, оцениваешь их, и уже по этому делаешь вывод, нравится тебе человек или нет.

— Чувствую себя каким-то часовым механизмом или паззлом… Странно думать, что тебя оценивают по какой-то составной части.

— Ты прекрасный такой механизм… Сложный, да, плохо еще изученный, но точно прекрасный.

— Можно, я промолчу? Ты такие вещи говоришь, что я боюсь отвечать, вдруг скажу что-то не то и навеки тебя потеряю.

— Ты никогда меня не потеряешь, Ириш. Не по моей вине и не по моей воле, по крайней мере. Только если вдруг ты не захочешь со мной общаться.

— С чего бы мне не хотеть с тобой общаться? У меня нет к тебе личных счётов.

— Ну, мало ли. Если будем общаться, вдруг муж решит, что ты ему изменяешь со мной.

Сергей испытывающее взглянул мне в глаза, слово хотел проверить эту возможность.

Я усмехнулась:

— Не решит. Он о тебе не знает.

— Вообще ничего?

— Вообще ничего. Я еще жить хочу!

Он рассмеялся, верно истолковав мою фразу.

— Моя жена тоже про тебя не знает.

— А что так?

— Я тоже жить хочу!

Мы оба расхохотались, довольные тем фактом, что являемся тайной друг друга.

Это грело, словно солнце весной. И совсем не хотелось вставать, куда-то идти и отпускать друга в ту жизнь, где нас друг у друга нет.

Сергей. 29.

Нервы были на пределе с самого утра.

Лена хотела в Египет, и я поддался на ее уговоры. Вылет был вечером, но с утра уже начался разбор полетов.

Я честно пытался помочь в сборах вначале. Складывал вещи свои и Федькины, сложил в отдельную кучку все зарядки от гаджетов, паспорта… Потом оказалось, что всё не то и не так, и меня отстранили, чему я был несказанно рад.

Федя тоже, несмотря на свои 3 года, быстро смекнул, что маме лучше не попадаться под руку, и мы ретировались в зал, смотреть футбол.

Конечно, периодически ее выкрики из спальни долетали и сюда, мы с Федей вопросительно переглядывались, искренне не понимая, стоит ли нам вмешиваться. Вмешаешься — плохо, проигнорируешь — еще хуже.

— А куда мы положили купальные принадлежности?

Через несколько секунд:

— А, всё, нашла!

— А какая там погода? Брать зонт или нет? А крем от загара брать или нет?

— Лен, ну возьми, спроси у Гугла, какая погода, я откуда знаю!

— Вообще, мог бы проявить участие, а не просто так сидеть!

Ну так я и проявил. Посоветовал не брать столько одежды и обуви. И мне меньше тащить, и удобнее — распихать бы все по сумкам в рамках ручной клади, и не торчать потом у багажной ленты.

Так она так на меня посмотрела — как голодный аллигатор на свою будущую добычу.

Зачем, спрашивается, женщине 2 купальника? Ну нафига? Сохнет быстро, тем более в +35. Вон у нас с Федькой — одни трусы, и хватит вполне.

А наряды? Куда их там прогуливать? До пляжа и обратно?

Но нет, оказывается, у нас большая программа — поездки к пирамидам и прочим древностям. Интересно, какие развлечения она придумала для сына? Вряд ли ему будут интересны все эти сфинксы, пацан же еще. Да и устанет поди.

А еще какое-то парео (что это вообще?), две пары темных очков, три шляпы («они разные, Сережа, как ты не понимаешь?!?») и пары три обуви, тоже типа разные. Ах да, еще же шлепки. Шлепки-ушлепки. Кто их вообще придумал? Нормальный мужик и по камням раскаленным походит, не обожжется, и по песку. Он же мужик! И Федя тоже. Пусть привыкает. И что, что ему пока три? Что он, от этого, не мужик что ли? Мужик, только еще маленький пока.

Но ее не переубедишь. Ладно, потерпим, до вылета осталось часа три, скоро надо выдвигаться, с учетом московских пробок.

Как же надоела эта Москва! Муравейник. Бешеный город, в котором уже приезжих больше, чем коренных москвичей. Как давно я хочу переехать отсюда!

А Лена так рвалась в Москву, что пока не поддается на уговоры. Ну еще бы, вырваться из деревни в саму Москву — это ж какой скачок, рывок! Все местные кумушки завидуют ей. А что, муж — военный с хорошей зарплатой и ведомственной квартирой, не бедствуем, в отпуск мотаемся за границу, все, как положено — Вьетнам, Таиланд, Турция… Теперь вот Египет.

Хотя я, честно, уже без энтузиазма. Всё везде одинаково — отели, сервис, море. Ну, посмотрели, сравнили, чему-то удивились. Как-то лень стало. Переехать бы куда в другой регион, где все это есть — Балтика, или на Черное море или, на худой конец, Каспий — и можно не мотаться никуда. Всё под рукой. Вот через год службы квартира перейдет в мою собственность — и почему бы нет? Надо задуматься над вопросом переезда. И Лене намекнуть, только момент выждать.

— Так, мужчины, одеваемся и вызываем такси! На всё про всё — полчаса, а то не успеем! — выдернул из размышлений ее командный голос.

«Ну, слава богу! Скоро вздохнем свободно», — подумал я, и мы с сыном пошли по комнатам, переодеваться.

***

Вздохнуть свободно не получилось. Из-за погодных условий и нехватки самолетов рейс в Хургаду задерживали уже на 4 часа. Время перевалило за полночь, мы все устали и дико хотелось спать. Оставил Лену с сыном дремать на вещах — Федя уже клевал носом, а сам отошел к табло в надежде узнать информацию.

И тут в меня что-то влетело. Вернее, кто-то.

Впереди стоявшая девушка, видимо, так обозлилась задержкой своего рейса, что резко развернулась, выругалась себе под нос и шагнула прямиком на меня. Я поднял голову наверх — на табло в графе «Время вылета» все строки были красными, с указанием времени задержки.

Значит, у нас с ней на сегодня одна судьба. Я хотел бы сказать что-то сочувствующее, юморное, но пригляделся и оторопел — передо мной была Ирина. Это она в меня врезалась.

Вот тебе и судьба!

Пока я соображал, что сказать, она буркнула «Извините!», не глядя на меня, и поспешила отойти.

Пришлось окликнуть ее, чтобы она подняла на меня глаза.

Она удивилась, услышав свое имя, и еще больше удивилась, увидев меня.

Мы немного отошли в сторону, начав какой-то дурацкий диалог. Общие фразы, осторожные улыбки, скупые эмоции. Так ведут себя все, кто давно не виделся, и мы не стали исключением. Она была уставшей и раздраженной, и я боялся сказать что-то не то, и расстроить ее еще больше.

Не думал, что встречу ее вот так, банально — в аэропорту. Спустя 8 лет.

Встретил, и не хотел отпускать так быстро. Интересно было бы поговорить с ней, посидеть где-то, всё равно сейчас торопиться некуда.

Предложил ей попить кофе, сам отошел, предупредить жену. Лена лишь устало кивнула и снова прикрыла глаза, приготовившись дремать. Она знала, что я контролирую табло, и предупрежу ее, если вылет наконец разрешат.

Сели за колонну. Каюсь, мой коварный замысел. Меня видно, я не за колонной, а Иру — нет. Если Лена проявит любопытство, увидит только меня. Не хотелось, чтобы она потом мне устраивала сцены ревности.

А Ира… Ира была хороша! Стройная фигурка, интересные украшения, все та же широкая улыбка и широко распахнутые глаза. Повезло же ее мужу!

Еще и шутит! Ведет себя достаточно раскованно, словно ей наплевать, что о ней подумают. Свои, по-прежнему каштановые волосы собрала в хвостик. Загадка — почему у некоторых женщин хвостик — это колхоз, а у других смотрится сексуально? Еще и пара прядей, выбившихся из-под резинки, и взъерошенная челка, а не как в рекламе — волосок к волоску — супер!

Что-то притягательное в ней есть, не пойму что, но хотелось разгадывать эту загадку и дальше. Она меня заинтриговала, заинтересовала, при этом не ставя перед собой такую цель. Я разговаривал с ней и не понимал: как так могло получиться, что я женат не на ней? Какого черта я натворил? Почему не увидел, не понял сразу, что все те дурацкие причины, которые якобы помешали нам быть вместе — это всё я придумал сам. Это я всё сделал сам. Зачем? Почему? Видимо, потому что дурак был. Кому стало лучше? Никому.

Конец ознакомительного фрагмента.