Командировка в Индию

Татьяна Николаевна Соколова, 2022

Переводчица Лиза, чтобы избавиться от семейных проблем, нанимается на сдаточные испытания кораблей, строящихся по заказу Индии. Работа в длительных командировках – это как раз то что нужно. Корабли один за другим уходят к далеким берегам. И вслед за ними она сама оказывается в городе, где служит ее возлюбленный – индийский офицер. Индия удивляет и смешит, шокирует своими контрастами и пугает до смерти, но временами очаровывает красотой и непосредственностью. И создает много препятствий для влюбленных. Ведь офицер принадлежит к высокой касте, а это накладывает на него определенные обязательства перед семьей. Ох уж эти индийские обычаи! А чем лучше их философия: отдавать и отказываться от материальных желаний во имя полной свободы? Счастье, как птица, постоянно ускользает. Но должно же быть место на земле, где их никто не сможет разлучить.

В цехе

Наконец наступили рабочие будни, и Лизина беззаботная жизнь с массой новых впечатлений и попытками осознать себя белой женщиной в бывшей английской колонии кончилась. К вопросу о статусе «белой женщины» все оказалось гораздо проще. Он больше всего проявлялся, когда кто-то хотел с ней сфотографироваться, — у индийцев считается, что такое фото приносит удачу. Даже как-то на набережной, когда Лиза ела мороженое, облокотившись на парапет, к ней подошла небольшая компания, чтобы сделать снимок, и она не смогла отказать в фотосессии. Как говорится: «По улицам слона водили». В отеле с ней раскланивались, как и с другими гостями, разве что арабские шейхи приглядывали ее пристально, очевидно как способ развлечься; а уличные обитатели и одичалые нищие глядели со злобой — сытая бледнолицая, подающая жалкие гроши. Эти попрошайки из трущоб, со страшными отрешенными глазами и обтянутыми кожей костями, вызывали у нее не сострадание, а скорее всего страх чего-то потустороннего, который в нас пробуждается на кладбище или в кино при появлении ходячих скелетов, вампиров и прочих кошмаров.

Сначала на работу ездили на двух такси, которые каждое утро заказывал высокорослый швейцар-сикх по имени Сачин Рао. В первый день, выйдя из машины около главных ворот, как было договорено, около получаса ждали приписанного к бригаде ординарца — старшего матроса по имени Суреш, который провел их через проходную, напоминающую терминал аэропорта, с длинными конвейерами и оборудованием для просвечивания ручной клади. Проверка сумок в городе была делом серьезным, даже в торговых центрах все, что люди несли в руках или за плечами, обязательно просвечивали, часто шарили руками в перчатках внутри поклажи и могли без спроса все вытряхнуть на стол. После еще не забытой атаки исламских террористов тут все были начеку.

Территория доков была огромна, с зелеными палисадниками и тротуарами, казармами и причалами. Пройдя несколько производственных построек, они вошли в огромный цех. Здесь было несколько участков для ремонта разных систем корабля, в отгороженных конторках мелькали люди, но их было немного: кто-то молился, кто-то пил чай, а один рабочий спал на нижней полке верстака. Украшенные цветами и амулетами портреты божеств были в каждом закутке и даже посередине цеха рядом с плакатом на местном языке, очевидно призывающим к ударному труду. На участке рядом с лестницей, ведущей в конторку со стеклянными стенами, выделенную для русских специалистов, истощенный индус с бусами на шее и тилакой в виде трех поперечных полос, увенчанных красной точкой, совершал ритуальные действия перед портретом Шивы. Он повернулся лицом к входящим и каждого отдельно приветствовал поклоном намасте.

В стеклянной конторке было прохладно, Андрей Томилин принялся распаковывать компьютеры, остальные переоделись и направились на стенды. Лиза тоже спустилась вниз. Послышался звук мотоцикла на вираже, потом все замерло, и в цех влетел надушенный и наглаженный младший лейтенант в белой форме. Звали его Вивек Гулати. Его обязанностью было надзирать за работой на участке и все докладывать самому главному начальнику. Красавчик Гулати в технике был не силен. Обычно, слушая очередной отчет Томилина о ходе работ, он нахохливался как важная птица, а когда дело доходило до конкретных заданий местным токарям, хлопал длинными ресницами; все разновидности винтов заклепок, гаек и прокладок он называл одним словом «винт». Однажды Лиза позволила себе уточнить, что именно имеется в виду, но он дал ей понять, что те, кому это надо, знают «что именно». Как офицер и хозяин положения, Гулати всегда был на высоте; все требования он записывал в блокнот, наверняка в искаженном виде, и рекомендовал решать текущие вопросы через ординарца, то есть Суреша. В первый же день он привел двух помощников — низкорослых темнокожих парнишек, которые шушукались в стороне от стенда, делая вид, что они тут просто зрители.

Цех был мрачноватым и пыльным, как и все производства, на которых Лизе приходилось работать в родном городе. Но что радовало, так это раздвижные ворота около стенда, которые разрывали однообразную серость, открывая доступ в сад с фонтанчиком, деревьями и кокосовыми пальмами. В садике несколько женщин в сари высаживали рассаду — трехлистные стебельки. На ощупь эти маленькие растения оказались жесткими как пластик.

— Это трава, — объяснил ей Гриша, — когда она примется, по ней можно будет ходить.

В разговор вмешался ординарец Суреш.

— Ты что, газонов не видела?

— Таких не видела, — ответила ему Лиза.

Что толку объяснять, что в ее стране трава другая, да и в разговоре с Сурешем слово было не вставить. Он тараторил без умолку, тренируя свой английский и полагая, что большое число общих знакомых на кораблях автоматически делает их с Лизой закадычными друзьями. Рассказывал о своей службе, расспрашивал обо всем на свете и даже повертел в руках Лизин телефон.

— У тебя есть Йо-Йо Сингх? — спросил он.

— Что? — не поняла Лиза.

— А Имран Кхан?

— Что-то слышала, это актер из Болливуда, — сказала она наугад.

Оба оказались модными певцами, и стоило ей на миг оставить свой смартфон без присмотра, как Суреш умудрился закачать, без спросу, свои любимые песни из болливудских фильмов. За что и получил взбучку от Лизы.

Для старшего матроса этот невысокий парнишка с крепким сложением и пухлыми хомячьими щечками был необычайно сообразителен. Каждое утро он опаздывал минимум на десять минут, потому что в казармах в это время заканчивался завтрак. Он подходил к проходной с кучей бумаг и тряс перед охранниками скрепленными листками — какими-то письмами и списками российских специалистов, где ныне присутствующие были помечены красными крестиками. Высокорослые сикхи тупо глядели на все это безобразие, и только после объяснений на маратхи или на хинди турникеты открывались. Несколько раз Томилин его спрашивал, когда, наконец, оформят разрешение на автобус, но ординарец качал головой, разводил руками, давая понять, что всему свое время.

В цехе их обычно встречал отрешенный индус с полосками на лбу и бусами на шее, которого звали Альмаду, и рыжая собака Жуля с тощим хвостом, в бригаде ее всегда кто-нибудь подкармливал. За неделю дважды вели переговоры в административном здании с начальником ремонтных цехов в чине кэптена ³. Этот корпус отличался тем, что температура воздуха в кабинетах никогда не превышала двадцати градусов; Лиза там мерзла и укутывалась в шарф. А еще это было единственное место, где она могла воспользоваться удобствами. Уборные были чистыми благодаря изобилию воды, которая постоянно текла в емкости, из которых местные зачерпывали кувшинами воду для гигиенических нужд.

Если переговоры назначались на конец дня, то обязательно накрывали чай с печеньем, высшие касты традиционно соблюдали церемонию файф-о-клок, унаследованную от своих колонизаторов. Долго и нудно обсуждали одно и то же: планы, графики, очередность работ — все то, о чем обычно говорят заказчик и исполнитель работ. Единственным положительным результатом переговоров за эту неделю Лиза считала объявление субботы накануне нового года, который в Индии не считается праздником, выходным днем.

В субботу сразу после завтрака Лиза отправилась с Гришей осматривать город. Григорий не был в Мумбаи уже несколько лет и теперь носился по улицам как волк, осматривающий свои владения, все оставленные царапины и метки. Наверное, старые воспоминания бередили его душу. Он ступал широким мужским шагом, не оглядываясь на отстающую спутницу, крепкий мужичок в длинной, почти до колен, косоворотке в мелкий цветочек, которая здесь называется «курта». За три года этот город изменил его жизнь бесповоротно — достигнув материального, он потерял семью, ради благополучия которой и затевалось все предприятие. Лиза чувствовала его настроение, и дело тут было не только в упорстве и заработках — это место его необычайно притягивало. Он жадно извлекал из памяти старые воспоминания, проецировал их на сегодняшние улицы, искал ему одному ведомые различия.

Они уже прошли бывшую Хорнби Роуд и вокзал «Виктория», который теперь назывался «Чхатрапати Шиваджи», но Гриша не сбавлял темпа — целью его был Кроуфордский рынок. Конечно, можно было подъехать на автобусе, но все номера были написаны на маратхи, и все они напоминали цифру три, которая им и была нужна. Боясь затеряться в толпе на шумных перекрестках, Лиза намотала себе на руку длинный шарф, а другой его конец привязала к Гришиному рюкзаку и, обливаясь потом, молча пробиралась сквозь толпу, движущуюся к вокзалу. Она отчаянно махала рукой беспорядочно сгрудившимся на перекрестках машинам, но водители не обращали внимания ни на светофоры, ни на пешеходов, а только бессмысленно гудели во всю мочь.

Только не заходить внутрь рынка! Уже перевалило за полдень, и запахи, особенно там, где торгуют мясом и рыбой, просто невыносимы. Но какие-то особые флюиды несли Гришу именно туда. Поняв, что Лиза упирается изо всех сил, он стал рассказывать, что рынок построен в лучших английских традициях, что горельефы и надписи в трех арках над главным входом выполнены отцом Редьярда Киплинга, который в то время преподавал в Школе искусств Бомбея.

Кроуфорд не произвел впечатления на измученную гонкой Лизу. Какая-то мешанина из готических фасадов и круглых крепостных башенок, — одним словом, британская провинция. Разве что горельеф над входом: готовые оторваться от здания в своем стремительном движении скульптуры крестьян и торговцев в разных национальных одеждах несут на рынок плоды своего труда. Почти как в Москве на ВДНХ, даже лучше.

Гриша упорно искал рыбный отдел. Они прошли клетки со щенками, орлами, попугаями, индюками, курами и разными мелкими птицами и, наконец, очутились в павильоне, где уже сворачивалась рыбная торговля. Гриша был рыбаком и радовался, узнавая знакомые виды рыб, интересовался, какие уловы в этом сезоне. Названий большинства обитателей океана Лиза не знала, приходилось их описывать по признакам, а Гриша все не спешил покинуть рыбные ряды, где уже поливали пол из шланга, смывая несвежие запахи в открытый сток.

— Пойдем ловить такси! — отчаянно взывала Лиза. — Мужики небось сидят в отеле, в прохладе и попивают «Кингфишер», а может, купаются в бассейне — и тоже пьют пиво.

— Лучше автобус, — сказал хозяйственный Гриша, когда они уже вышли с рынка, — мне кажется, это как раз тройка, — показал он рукой на закорюку номера.

— Никаких автобусов! — Лиза размахивала руками, пытаясь остановить машину.

В такси зазвонил телефон, и она ответила по-английски:

— Рада слышать, конечно, могу. Завтра? Хорошо.

Вернувшись в отель, она приняла душ и спустилась к ужину, подошла к столу с салатами. В центре на огромном блюде с ледяной пирамидой красовалась гора королевских креветок, она хотела взять парочку, но вдруг в нос ударил запах рыбного рынка, и нахлынуло отвращение. Показалось, что за неделю она здесь и сама насквозь пропахла креветками. Отужинав десертами, которые тут были отменными, она поднялась в номер и набрала ванну, вылила туда лавандовый шампунь и зажгла ароматные палочки.

Завтра после обеда у нее встреча. Она много раз звонила Сагми Шарва, чтобы передать пакет с подарком, но он постоянно был занят, а теперь сам соизволил объявиться и пригласил ее на воскресенье в популярный у офицеров ресторанчик в районе Форта.

Примечания

3

Кэптен — эквивалент российского звания «капитан 1 ранга».