Школьные тайны и геометрия первой любви. Американские приключения русской учительницы

Татьяна Мануковская

Очередной год работы в американских школах и колледже оказывается полным тайн, приключений, опасных расследований и очень смешных историй: побег из пещеры Люцифера, чудесное спасение из ледового плена, расследование преступной деятельности мексиканского картеля, встреча с героями другой цивилизации и Звёздных войн… И много любви.

Глава 7. Счастье на колёсах, засада для старосты и вечеринка трёх сюрпризов

Социология была последним уроком в двенадцатом классе. В том самом, где я была «наставником». Урок прошёл быстро, легко и весело. Мы разговаривали о счастье. Но так как день был не совсем обычный — у старосты Джесса был День рождения, то разговор получился несерьёзным и шутливым.

Двадцати двум учащимся из двадцати семи (столько было в классе) хватило бы новой «крутой» машины, чтобы почувствовать себя по-настоящему счастливыми. Однако, семи оставшимся этого было мало. Они хотели мира, любви и взаимопонимания в своих семьях. В своих очень неблагополучных семьях.

На втором месте по популярности была мечта поступить в престижный колледж или университет. В Америке ежемесячные результаты тестов отсылаются во все высшие учебные заведения. Так что к двенадцатому классу выпускники получают приглашения из тех вузов, которым они «приглянулись». Часто «взаимной любви» не случается. Студент хочет в один колледж, но там ему не предлагают ни стипендии, ни работы, чтобы оплачивать образование. Обещают только дешёвый кредит, который он/она будут выплачивать почти пожизненно. Не меньше 25—30 лет. Мне даже страшно подумать, что случится, если в какой-то период (за эти 30 лет) выпускник окажется без работы. Я встречала таких людей. Они продают всё, чтобы расплатиться с банком: дома, машины, мебель. Потом начинают с нуля. И даже не жалуются. Говорят, что это возможность почувствовать себя молодым, голодным студентом и предпринять «свежий старт». За это я американцев очень уважаю.

Но своим детям такого бы не пожелала. Ни за какие «свободы»: слова, печати или ношения оружия. Я лучше бы попридержала язык (тем более, что никого не волнует моё «свободное мнение»), но была уверена, что детям и внукам не придётся однажды сидеть на узлах перед бывшим домом и объяснять своим детям, что в свободной стране ты свободен умереть с голоду или жить в ночлежке.

Желание быть счастливым в любви оказалось на седьмом месте. О своей семье, как о возможном центре счастья, не мечтал никто. Американцы задумываются об этом после тридцати пяти — сорока. Может быть, по этой причине большинство американских пап старые, скучные и важные. Они всегда во что-то «погружены»: в бизнес, работу, банковские долги и счета. Многие из тех, кого я встречала, неприступны для детей и почти всегда недоступны для жён.

Была, правда, одна девушка в этом классе, для которой любовь, и только любовь, казалась единственным правильным местом, где люди находят и своё счастье, и себя самих, настоящих, — но этой девушки на уроке не было. Это была Ламентия. И в данный момент Центр коррекции умственного здоровья как раз занимался тем, что корректировал эту её «наивную, эмоционально незрелую и по сути опасную» веру в целительную силу любви.

В начале урока мы коротко поздравили Джесса и отпустили его к отцу. Тот позвонил мне рано утром (он был уважаемым шерифом нашего округа) и попросил об одолжении: сказать Джессу, что его срочно хочет видеть отец, но не говорить, почему. Я догадалась, что речь шла о каком-то необычном подарке такому прекрасному, правильному, всегда ответственному сыну, каким был наш староста. Так что, когда отличница Софья вышла к доске и попросила желающих сказать пару добрых слов о Джессе, поднялся лес рук.

— С ним все считаются: и учителя, и тренер бейсбольной команды, и мы — твёрдо сказал единственный чёрный мальчик в классе. Его хитроватые глаза светились добрым уважением.

— Он всегда выручит, — добавил Фанки.

— Он — лучший питчер в округе. Только он может заставить команду бегать 10 раз по лестницам трибун на стадионе, когда воздух такой горячий, что вздохнёшь — и как крапивой по горлу полоснули.

— Он не употребляет грязных слов в разговоре с девочками.

— Он умный и много знает. Правда, списать ни за что не даст, но помочь эссе по-честному написать — не откажется.

— Он в нашей бейсбольной команде — лучший! Сколько раз игру спасал! Даже когда уже никто не наделся.

— Он симпатиичный, — лукаво подмигнув Джессу, пропела Тришка.

Тут я вспомнила, что пару раз видела Джесса, прикрывающего лицо капюшоном и чёрными очками, на последних скамейках спортзала, когда там проходили соревнования девочек по боксу. Мне показалось, что его глаза были «замагничены» на крепкой фигурке нашей Тришки: каждый её пасс, каждый выпад, подскок и оборот мистическим образом «управляли» головой Джесса. Она, голова, толкала вдруг челюсть вперёд. Или неожиданно резко дёргалась назад, как будто уворачивалась от удара. Иногда всё тело старосты подпрыгивало, и было видно, каких усилий ему стоило не броситься на арену и не «вырубить» окончательно соперницу Тришки.

При словах Тришки Джесс пошёл розовыми пятнами. Я решила его «спасти» и сообщила, что его срочно ждёт отец.

— Увидимся! — широко улыбнулся всем Джесс и поспешил к своей машине. Ездил он на стареньком Форд Фокусе. Его родители старались не баловать своего «успешного» сына и поощряли все его попытки начать зарабатывать деньги самому. Три раза в неделю Джесс развозил газеты. Ему приходилось вставать около часа ночи, чтобы до двух успеть в редакцию и забрать свежие пачки популярных изданий: ведь подписчики привыкли находить свежие новости под своей дверью к четырём утра. По воскресеньям он подрабатывал промоутером. Одетый в костюм Микки Мауса, он приглашал детей на детские сеансы, в кафе мороженное или просто фотографировался с малышами и туристами. Один раз в неделю он работал волонтёром в школьной библиотеке. Ему там не платили, но в его характеристике, знал Джесс, будет подробно написано, как профессионально он помогал иностранным учащимся работать с каталогом и находить нужную информацию в интернете. Джесс действительно был замечательным парнем.

Некоторые, правда, думали, что дружить с ним не получается. И никогда не получится.

Как говорила другая «звезда» школы Софья, он был слишком, даже чересчур правильным. А, значит, скучным и нудным.

В своей повести «Записки из подполья» Ф. М. Достоевский заметил, что общество, любое общество, никогда не будет полностью хорошим, благополучным и правильно организованным. Причина в том, что каждый отдельный человек имеет право на «каприз». На что-то, что государство не приветствует, люди вокруг тебя не понимают, а общественная мораль осуждает.

Но вот беда! Без этого «каприза» каждый, по отдельности, чувствует себя несчастливым. Капризы у нас разные. Значит, и тащат нас эти капризы в разные стороны. Какое уж тут общественное согласие и всеобщая «нирвана» благополучия!

Так вот… Когда мы обсуждали эту проблему на уроке, Софья заметила:

— Это Достоевский погорячился…. Насчёт того, что каждый свой каприз имеет. Он нашего Джесса не знал! Если бы общество состояло из таких, как Джесс, мы бы точно умерли со скуки в «раю всеобщего благополучия и единства».

— А ты что, считаешь, что надо поощрять всякие капризы? Все беспорядки с них начинаются. А заканчивается всё анархией и бунтом.

— А чем всё заканчивается, если наши капризы и маленькие прихоти насильно в себе прятать и подавлять? — не сдавалась Софья.

— Депрессией в каждом четвёртом американце, — поддержала подругу Тришка.

— Стрельбой по одноклассникам и учителям, — вставил своё слово Фанки.

— Нацией, сидящей на таблетке счастья. Я имею в виду всем известное лекарство, — прогнусавил Боб

— Наркотиками, — тихо, но очень жёстко сказал черноглазый, чернокожий, очень яркий в своей небесно голубой парке с капюшоном Рой.

Я вспомнила эту дискуссию, провожая взглядом скрывшегося за дверью нашего уважаемого старосту.

Вечером мы готовились устроить «surprise party» в его доме. Вернее, во дворе. Мама Джесса идею поддержала: она тоже переживала из-за того, что её такой серьёзный, хороший мальчик не имел настоящего друга. Поэтому она приветствовала всякие розыгрыши и шутки, надеясь, что Джесс хоть на время забудет о том, как надо и как правильно и будет веселиться, как получится и как захочется.

Винсия и Саният, которые тоже учились в этом классе, извинились за то, что не смогут помочь в организации вечеринки, и поехали с мамой Саният в больницу к Ламентии. У неё накануне случился нервный срыв после посещения матери и брата. Как выразилась Тришка:

— Когда у тебя нарыв, легче станет только после того, как он прорвётся. А у Ламентии мамаша с братцем — это особый вид нервного вируса. Называется «стервозник». К кому прилепится — у того и «нервный нарыв». Естественно, что он прорывается наружу в виде «срыва»: нервная система так себя защищает. Ведь от яда надо очищаться… Вы там Ламентию не журите за её срывы. И передайте ей, что мы её понимаем и любим.

Девочки ушли. Я принялась за проверку эссе. Читать, что думают мои взрослые ученики о любви, было так интересно, что я забыла о времени.

Джесс вошёл в большой строгий кабинет отца. Он не был уверен, чего ждать от этого внезапного вызова, но надеялся на приятный сюрприз. Он втайне думал, что отец получил ответ из Массачусетского Технологического Института. Положительный ответ. С приглашением стать студентом их сына Джесса Н. с предоставлением стипендии на весь курс обучения.

Но у отца в руках не было никакого конверта. На правой вытянутой ладони лежали какие-то ключи. Джесс замялся, не зная, что сказать. Отец широко раскрыл руки, подошёл к сыну и, неловко обняв и похлопав по плечу левой рукой, протянул правую Джессу.

— Это твои ключи от новой машины, сынок. Ты заслужил хороший мужской подарок к восемнадцатилетию. Мы с мамой так гордимся тобой, сын. Я — особенно!

У обоих мужчин повлажнели глаза. Именно ради таких моментов и жил, в сущности, Джесс. С ранних лет он знал, в чём цель его жизни. Быть лучшим! Быть первым! Быть правильным! Быть отцовской гордостью! И он сделал это!

Отец подвёл его к окну. Перед полицейским управлением, выделяясь как белый лебедь серди чёрных уток полицейских машин, горделиво сверкал белизной новенький Ниcсан GTR. Машина, которая стала мечтой стольких американских подростков после реалити шоу « Большой тур». Джесс ещё раз обнял отца. Расплывшись в почти детской, мальчишеской улыбке, он сбежал вниз, на парковку и под радостный полицейский хор «Happy birthday to you!» сел в машину.

— Ну, сынок, с богом! Ты знаешь, как вести себя за рулём и на дорогах. Помни, что твой отец не совершил ни одной аварии за 32 года вождения. Будь достоин нашей семейной традиции.

Джесс газанул, счастливо помахал рукой «хору полицейских» и рванул вперёд. Он решил добираться до дома по безупречно гладкой, скоростной 75ой трассе. Напевая любимую «дорожную» песню отца «Hit a road Jack…», Джесс старался не разгоняться больше, чем 70 миль в час, но на новой машине это оказалось делом трудным. Автомобиль летел как ласточка: казалось, колёса вот-вот потеряют сцепление с дорогой, и он будет парить над идеально ровным полотном. Он даже ударил лихо по рулю и, подпрыгнув, неожиданно для себя самого заголосил песенку из известного клипа « And I am happy!» Я счастлив! Для полного счастья, однако, чего-то не хватало. Может, каприза, о котором «развела» дискуссию миссис Ти? Ну да русские всегда всё усложняют. Им всегда чего-то не хватает для счастья. Джесс задумался. Но ведь и ему явно хотелось чего-то ещё, чтобы быть совсем счастливым. Может, русский писатель прав.

И тут он понял, что было его, только его, Джесса Н. капризом. Но впустить это «озарение» в ум, душу и сердце он не успел. Пришлось сосредоточиться на быстрой смене полос. Со скоростной левой ему надо было срочно перестроиться в крайнюю правую и приготовиться к выезду на сто первую окружную дорогу. А оттуда рукой было подать до дома. Он решил обдумать свой каприз чуть позже. Однако, оказавшись на родной «старушке» 101, он с трудом поверил своим глазам: правая полоса, которая ему была нужна, была перекрыта. Какой-то жёлтой в крапинку лентой. Такой, какими в фильмах огораживают место преступления. За лентой что-то лежало. Нечто, похожее на куль.

Джесс с сожалением заглушил мотор и вышел из машины. В следующую секунду на него набросились три человека в масках, чёрных, армейского стиля плащах, и таких же чёрных беретах. Джесс успел заметить, что они выскочили из густых кустов на обочине. Потом он отключился: глаза закрыла чёрная повязка. Тело оказалось туго связанным верёвками. Во рту кляп. Он чувствовал, как его куда-то волокут. Бандиты тихо переговаривались, а один даже подхахатывал. Джесс ощутил царапающие пальцы на лице. Это могли быть ветки кустов ежевики, щедро растущей вдоль дороги. Тело ныло от врезавшихся верёвок. Но он, спортсмен, мог эту боль просто не замечать.

Ужас заморозил его волю в тот момент, когда он услышал звук взревевшего мотора своего Нисана. Звук быстро удалялся. Скоро он совсем затих. Но тут взревел всей мощью молодого натренированного тела сам Джесс. Это не помогло. Тряпка и не думала покидать его рот. Тогда он стал копить слюну и мочить то, что было во рту. Он надеялся, что сумеет напрячь лёгкие и вытолкать языком и потоком воздуха мокрый и скользкий кляп. Одновременно он подставил руки под острые ветки и стал перетирать верёвку. Он понимал, что у него может ничего не получиться. Но голос тренера: « Ты это сделаешь, сынок!» заряжал его злым упрямством.

Компания «отрывалась» по полной. Радио переполняло салон звуками последних «дорожных» хитов, мотор работал, как сто раз проверенный ракетный двигатель, а дорога была нереально пустая для этого времени дня. Солнце уходило с дежурства, лениво перебирая лучами по вершинам зелёных холмов. Сладкий океанский бриз добрался, наконец, до раскрытых окон машины, но остудить слишком раскалённые головы угонщиков ему не удалось. Пассажиры на заднем сиденье завопили в два голоса простенькие слова очередной глупой песни, и автомобиль рванул вперёд ещё мощнее. Никто и не подумал останавливаться, когда окрестности наполнили громкие полицейские команды.

— Нисан Джи Ти Ар! Немедленно прижаться к обочине и остановиться! Повторяю…

Друзья ничего не слышали, потому что никак не ожидали услышать нечто подобное. Ведь всё было продумано до мелочей.

Но об одной «крупной мелочи» они не знали. Прежде чем благословить сына в дорогу, его папа установил в машине жучок. На всякий случай… Подростки такие непредсказуемые!

Когда шериф, он же отец Джесса, увидел тех, кого полицейские выводили из машины, он остолбенел. Он, крутой коп, повидавший за свою службу всякого и разного, застыл, как перепуганный на смерть мальчуган. Говорить он не мог. Да и говорить было нечего. Такой безобразной, невероятно наглой ситуации он и в мыслях не допускал. Его руки сами сложились в могучие кулаки-кувалды, и он медленно, глубоко дыша на каждом шаге, подошёл к одетым в чёрное угонщикам.

— Где Джесс? — прорычал он, оставив все выяснения на потом.

— Там, в кустах… Ну, сразу после съезда с семьдесят пятой…

Пока двое полицейских упаковывали хулиганов в свою машину, отец именинника круто развернул свою Тойоту и умчался в обратном направлении.

Джесса на обочине дороги не было. Шериф нашёл примятые и местами сломанные кусты ежевики, след и вмятины от тела, которое либо ползло, либо волочилось по земле в чьих-то руках, но никаких следов крови или борьбы не обнаружил.

Отец пропавшего парня расправил плечи и, не давая себе и секунды на размышления, почти взмыл над дорогой по пути в полицейский участок.