Чисто убойное дело

Татьяна Луганцева (2024)

Иногда круговорот событий закручивается в такой клубок тайн и интриг, разгадать которые не под силу даже именитым сыщикам. Кто же поможет найти выход из этого лабиринта Яне Цветковой — скандально известной владелице стоматологической клиники «Белоснежка»? История, в которую она попала, настолько необычна и загадочна, что кажется просто невероятной. А ведь начиналось всё так просто и невинно: старый приятель пригласил Яну съездить в лесное хозяйство выбрать ёлочку на Новый год…

Глава вторая

— На фразу «А теперь горбатый!» ты пошла вперёд, — произнёс молодой, но очень деловой парень. — Это понятно?

— Я выхожу? — переспросила Яна, почему-то ужасно боявшаяся молодого наглеца. И это было удивительно, ведь она видела его первый раз в жизни.

— Нет! Ты что, не читала сценарий? Я повторяю для тупых: «А теперь горбатый! Я сказал «горбатый»! Давай двигайся! Что сидишь? Пошла, пошла…

Яна открыла глаза словно от удара. «А на съёмочной площадке зима, — подумала она. — Холодно, как в морозилке…» Она пошевелилась. Почему-то болело всё тело, и она ужасно замёрзла.

Яна привстала на локте. Она полулежала на сиденье, обтянутом кожей ягнёнка, в лимузине Тимофея, но его рядом не было. Место водителя тоже пустовало.

Дверца бара была распахнута, многочисленные и разнообразные напитки сохранились, но пол салона был засыпан шкурками мандаринов и фантиками от конфет. В салоне было жутко холодно. Яна села, держа голову руками. Длинные спутанные пряди волос упали ей на лицо. Она застонала. Свёрнутый пуховик лежал у Яны под головой словно подушка. Она на нём спала. Дверца лимузина была приоткрыта и в салон уже намело немало снега.

— Эй! Тимофей! — позвала Яна, чувствуя дурноту, подкатывающую к горлу. — Ты где? О господи… Моя голова! От дорогого вина голова не болит… Врут. С любого башка раскалывается, зависит от количества. Как же холодно! Дверь нараспашку… — Яна встряхнула смятый пуховик и зябко в него закуталась.

Она пошире попыталась открыть дверцу, но та поддавалась плохо — слишком много снега навалило. Яна протиснулась в щель и вылезла из машины. Она тут же почти по колено провалилась в сугроб. Хорошо, что на ней были длинные сапоги. Только вот каблуки-шпильки… Сейчас они были явно не к чему.

— Куда вы все делись-то? — не понимала Цветкова.

Она посмотрела по сторонам. Машина застыла у обочины. Кругом ни души. Справа и слева лес. Налево в чащу уходила слегка протоптанная тропка. Яна заглянула в машину, ключ торчал в замке зажигания. Она вынула ключ, закрыла машину и сунула ключ в карман.

Накинув на голову капюшон и дрожа от холода, порой проваливаясь в снег, она углубилась в лес, надеясь изо всех сил, что ненадёжная тропинка всё-таки приведет ее к человеческому жилью. О других вариантах она старалась не думать, так как у нее сразу от страха начинало сильно биться сердце и перехватывало дыхание.

Неверное зимнее солнце, порой заслоняемое набегавшими облачками, застыло над окоченевшим лесом, и Яна порадовалась, что сейчас утро, нет пурги и тропинка хорошо видна.

По заснеженным веткам, отряхивая с них снег, прыгали какие-то неизвестные Яне лесные пичуги. Лес был полон шорохов и звуков. Неожиданно над ней пронеслась ворона и уселась на сучок, кося круглым глазом на путницу и сбросив на сугроб целую лавину снега. Это было так живописно — ворона на заснеженном суку — что Яна даже улыбнулась.

Шагов через пятьдесят Яна оглянулась на дорогу, боясь потерять машину из виду. Остаться без машины в глухом лесу ей совсем не хотелось, храбростью Настеньки из фильма «Морозко» она явно не обладала. Лимузин из-за высоких деревьев был уже не виден, но Яна чувствовала, что он всё-таки недалеко и если что случится, она попробует добежать до машины.

Еще через сотню шагов тропинка резко свернула вправо и перед запыхавшейся Яной открылась чу́дная картина — бревенчатая избушка среди заснеженных высоких елей. Из трубы шел белый дым. Сердце Яны радостно замерло. У дверей лежала огромная мохнатая дворняга. Увидев незваную гостью, пёс хрипло и злобно залаял, оскалив впечатляющие клыки и приминая сильными длинными лапами снег.

Яна в испуге попятилась и чуть было не двинулась назад, но тут дверь со скрипом отворилась и, щурясь, от выглянувшего из-за облака яркого солнца, на пороге появился старик в меховой безрукавке и шапке-ушанке с лихо заломленным ухом.

— Цыц, Шницель! — шикнул он на собаку. — Не видишь, гости у нас!

Он несколько раз махнул на собаку и та, недовольно ворча, отошла в сторонку, не спуская настороженных глаз с Цветковой.

— Здравствуйте! — робко произнесла Яна. И добавила по-детски: — Я заблудилась.

— Ну что же, бывает… — ответил старик и распахнул дверь. — Проходи в избу, не бойся. Шницель тебя не тронет.

Прямо с улицы Яна попала в горницу с низким потолком и двумя окошками с ситцевыми занавесками в цветочек. Большую половину помещения занимала печь, в которой сейчас жарко горел огонь, а под загнетком аккуратно лежали сосновые поленья.

У окна стоял деревянный стол, на стене, как в пьесе, висело ружье, а около дверей был прикреплён металлический рукомойник, с носика которого методично капала в таз вода.

— Проходи, раздевайся, — сказал старик. — Замёрзла небось? Сейчас чаем напою. А хочешь щей? Я вчера из зайца знатные щи из квашеной капусты сварил. Я-то здесь живу, а старуха моя в деревне. Я тут лесник, лес охраняю. Да ты проходи, проходи… — поторопил старик Яну. — Нечего у дверей стоять. Вот, вешай свою куртку на гвоздик и мой руки.

Яна вымыла руки, вытерла их вафельным полотенцем, прошла, села на деревянную скамейку у окошка. Старик расхаживал по избе и всё говорил-говорил:

— Сейчас печь протопится, я кашу в чугунке поставлю. Знатная каша у меня получается. Тебя как звать-то? — обернулся он к Яне.

— Яна.

— А меня дед Сергей. Ну-ка, попробуй моего чайку. Лечебный чаёк, я его с разными лесными травками завариваю, сейчас вмиг согреешься. — Он поставил перед ней большую чашку с золотым ободком и налил ей чаю из большого зелёного чайника с облупившимся боком. — Пей, дочка.

Яна отпила обжинающий чай, зачерпнула ложечкой варенье из земляники. Старик улыбнулся: — Старуха моя варила. Для внуков старается, ну и мне перепадает.

Он сел рядом с ней за стол, на который поставил бутылку, заткнутую тряпичной пробкой. Яна со значением глянула на стакан в его руке.

— Не возражаешь? Хочешь попробовать? Сам наливку делал. Элитная вещь! Не во всяком Париже такую подают. Вот и закуска имеется… — Старик встал и поставил на стол миску с солёными рыжиками. — Ешь, не стесняйся. В бочке дубовой солю. Объедение.

Яна покачала головой.

— Нет спасибо. Я за рулём.

Старик понятливо кивнул.

— Правильно. А я выпью… — Он махнул полстакана и захрустел солёным рыжиком, который ловко подцепил на вилку. — Грешен, уважаю грибочки, — он лукаво улыбнулся.

Яна отогрелась. Деловитый старичок ей нравился всё больше и больше. Она с удовольствием пила чай и хрустела баранками с маком.

— Ты сама по какому делу в лес забрела? — спросил дед, наливая себе еще полстакана.

— Да тут такое дело… — замялась Яна. — Спутник мой и водитель из машины пропали. Я проснулась, а их нет. Пошла искать. Вы их не встречали?

Старик намахнул второй стакан.

— Один здоровый такой, крепкий? — спросил он.

Яна покачала головой.

— Да. Водитель. Именем его не интересовалась, первый раз видела. А спутника моего Тимофеем. Тимофей Никитич Мотов.

Дед Сергей как-то странно посмотрел на нее и тяжело вздохнул.

Яна почувствовала недоброе и напряглась.

— Так видели или нет?

Старик встал и заходил по избе.

— Слушай, дочка… Даже не знаю как тебе и сказать…

В этот момент за окном послышался яростный лай. Яна вздрогнула и прильнула к мутному окошку с двойными рамами, за которыми валялись дохлые мухи.

— Не пугайся, — успокоил ее старик. — Это Шницель белок гоняет. Не уважает он их.

Яна снова повернулась к леснику:

— Да говорите же ради бога, у меня сердце не на месте.

Старик покряхтел и сел на лавку.

— Тут такое дело… Вы за ёлкой ехали?

— Да, в питомник.

— Ну, значит, доехали…

Яна аж подскочила на лавке.

— Да говорите же, не тяните, а то я с ума сойду!

— Дело было так… — начал старик. — Приехали тут ко мне несколько человек, сказали за ёлкой. Я им: предъявите справку на вырубку, а они мне пистолет под нос, я и охнуть не успел. Заржали, заставили одеться и потащили в лес, чтобы я им покрасивее дерево указал. А я был не один, ко мне помощник Димка приехал. Время сейчас горячее, на ёлки самый спрос, одному мне уже трудновато справляться…

Яна поморщилась:

— Пожалуйста, не отвлекайтесь.

— Хорошо, — кивнул дед. — Ну, значит, волокут они нас с Димкой в лес и выводим мы их на посадки, где ёлочки разрешают рубить. А топоров-то у них с собой нету! Я гляжу — один бензопилу тащит, вот ей-богу! — Старик перекрестился. — Я уж чувствую, что дело пахнет керосином, указываю им на такую, знаешь, очень даже симпатичную ёлочку, а они ржать: «Ты что, дед, с дубу рухнул? Нам ёлка не меньше десяти метров в высоту нужна, пушистая, густая. Что ты нам какой-то веник подсовываешь? А ну веди, показывай, где тут у вас первосортные ёлки растут, а то вмиг башку открутим!» Чувствую, не отвертеться мне. Ну веду их дальше, привёл, осмотрелись они и к самой красивой ёлке подвалили. Один включил свою пилу и уже приноровился спилить. Ну, сердце у меня не выдержало, кинулся я к нему, кричу: «Постой! Эту не тронь!» Он меня отпихнул в сугроб и снова к ёлке. Тут Димка его стал за руки хватать. Мужики налетели на нас и к дереву верёвками прикрутили. Верёвку они с собой тащили, целый моток. Димка кричать начал: «Помогите! Помогите!» Ну они ему в рот варежку и запихали, а я молчу. Даже смотреть боюсь глаза закрыл. Тут из леса двое на полянку выходят. Видно, крик Димкин услыхали. Два мужика. Один такой крепкий, в куртке с мехом, в второй, прости господи, в плащике лёгком и шарфе невероятного цвета на шею намотанном. Без шапки. «Что у вас тут происходит?» — тот, что в плаще спрашивает. А бандиты ему: «Давай вали отсюда, пока цел!» Тот, что покрепче, подошёл к нам с Димкой и стал нас отвязывать. Тут бандиты на них налетели и такое началось! Пока они дрались, мы с Димкой отвязались, и он тоже в драку кинулся. А я за ёлкой спрятался, ноги у меня от страха отнялись. Лежу, шагу не могу сделать. Бандиты вверх взяли — еще бы у них бензопила! Один пилу включил и вжик — голова водителя отлетела. Вжик — и Димка без головы… И знаешь, отрубленная голова водителя матом их послала…

В этот момент Яна сползла с лавки и грохнулась без чувств на пол.

Сколько времени прошло, она не помнила, но очнулась на железной кровати старика. Тот брызгал ей в лицо ледяной водой и шлёпал по щекам.

— Где я? — спросила Яна слабо, не понимая, где находится.

— Слава те господи, не на небесах, — ответил дед Сергей. — В обморок ты грохнулась от моего рассказа. Квёлая больно. Все вы городские на голову слабые: чуть что — и в папоротник!

— Причём тут папоротник, — простонала Яна, приподнимаясь.

— Это у меня поговорка такая.

— Понятно… — Яна села на кровати. — Зачем вы мне такие подробности вывалили? Отрубленная… голова… — Она снова пошатнулась.

— Тише, тише… — успокоил старик, бережно укладывая ее на подушки. — Нервная больно…

— У меня хорошо развито воображение, — сказала Яна, облизав сухие губы. — Я творческая натура.

— Зато другое у тебя совсем не развито, — хихикнул старый негодяй, кивнув на ее тощенькую грудь. — Что у вас за мода нынче такая пошла: бабы городские от диет иностранных сухие, как ветки от старой метлы становятся. Ручки — ниточки, ножки — кривенькие, головка — с кулачок, волосики на голове — жиденькие… Разве такой должна быть настоящая женщина? Срамота и убожество. Жалко их… А женщину не жалеть, ею любоваться надо, — сплюнул старик. — Ума нет, считай, калеки. — Старик погладил ее по руке.

Яна отпихнула его руку.

— Не трогайте меня. Что дальше было?

Старик задумался.

— Дальше? А что дальше? Я за сугробом очнулся, глаза открыл, а звери эти увидели, что натворили да ноги в руки и бежать. Я домой приплёлся, полицию вызвал. Те приехали, трупы в черные мешки запаковали, протоколы составили, предупредили, что с меня еще показания снимать будут и укатили. Я вот поначалу подумал, что ты из следственного комитета.

— Я врач, — сказала Яна.

— Это многое объясняет, — вздохнул дед.

— Почему? — не поняла Яна.

— Да будь ты хоть негром преклонных годов, — пошутил дед, — к делу об убийствах твоя профессия не относится. — И вдруг он нагнулся к ней: — Погоди-ка, погоди… — И дотронулся до ее груди.

— Вы что?! — взвилась Яна. — Не трогайте меня!

— Что ты кричишь? — ответил старик и покачал перед ее носом большим пауком, которого снял с ее кофточки. — На тебе паук сидел.

— А-а-а! — взвилась под потолок Яна, до смерти боящаяся пауков, да и вообще всех насекомых. — Мамочка! А-а-а!

— Что ты шумишь? — утихомирил ее дед, выбрасывая паука за печку. — Живое существо, между прочим. Какой-никакой, а разум имеет. В избе мух изничтожает. Да и тараканами не брезгует. Знаешь, сколько летом мух бывает, гнуса всякого? А он ими питается. Полезное существо.

— Насекомое, — поправила Яна.

— Не знаешь — не говори, — ответил образованный дед. — Паукообразные — это отдельный класс, к насекомым не относятся. У пауков не шесть лапок, как у тех, а восемь.

— Очень интересно, — сказала Яна. — И откуда только такие глубокие познания о пауках?

— Журнальчики почитываю, — хмыкнул дед. — Полезная штука — журнальчики. Всегда можно кого-нибудь чем-нибудь этаким удивить.

Яна с трудом встала и доплелась до лавки.

— Ну и что было дальше? — спросила она, усаживаясь и наливая себе остывшего чая.

— А что дальше? — удивился старик.

— А куда подевался этот… в замшевом плаще? Он же жив? — Яна жадно выпила чашку до дна. Сердце у нее замерло от дурных предчувствий.

Старик кашлянул и помолчал, словно собираясь с мыслями.

— Жив, — ответил он. — Но вот что у него с головой случилось после того, что он тут лицезрел, сказать тебе не могу. На мой взгляд, он просто тронулся. В больницу его увезли. Не в себе он был.

— А в какую?

— Это я без понятия. Какое мне дело? — устало махнул рукой дед Сергей.

Яна встала и направилась к двери. Она надела курту и повернулась к хозяину.

— Спасибо вам. Я, пожалуй, пойду. Мне пора. В Москву срочно нужно. Далеко мы от Москвы заехали. Не помню ничего, проспала всю дорогу.

— В Москву? — удивился дед. — Э-э, милая, куда тебя занесло. Ты сейчас в Ленинградской области.

— Как в Ленинградской? — оторопела Яна. — Мне в Москву надо, у меня дела.

— Ничем не могу помочь. Пойдём, я тебя до твоей машины провожу, а то солнце село, вечереет, как бы ты не заплутала. — Он остановился, словно что-то вспомнил. — Постой-ка, у меня тут ёлочки приготовлены, я тебе их отдам.

Он надел тулуп, свистнул собаку, взял три небольшие ёлочки, связал их и повёл Яну по лесной тропке к машине. Пёс Шницель весело трусил впереди, словно показывая дорогу. Около самого шоссе им повстречались двое, по виду отец и сын.

— Простите, остановил их мужчина. — Мы правильно идём? Я вижу вы с ёлками. Нам в лесничество надо. За ёлкой мы. А указателя нет.

— Правильно, — кивнул старик. — А указатель еще летом туристы на шашлыки пустили. Деревянный он был. А разрешение на порубку есть?

— Конечно, есть! Зачем без разрешения в такую даль ехать?

— Тогда подождите меня, сейчас даму в машину посажу и вас провожу до места. Ёлки в этом году у нас славные. Только вы на просеке не обращайте внимания на кровавые следы на снегу. Это охотники кабана подстрелили.

От этих слов Яну снова замутило. Она быстренько села за руль, а дед старательно и бережно уложил ёлки на задние сиденья.

— Готово, — сказал он. — Счастливо, Яна.

Цветкова махнула рукой деду на прощание и отправилась в обратный путь.