#ЗаметкиГорожанинаВпровинции. Роман, написанный в Фейсбуке

Татьяна Ковган

Я попала в мир, где мои знания, жизненный и профессиональный опыт оказались ненужным приложением к программе «Другая реальность». В мир, где не срабатывало ни одно из правил, выработанных мною за много лет жизни в городе, где не работал ни один привычный алгоритм, ни одна стратегия. Вся позитивная психология вместе с начитанными когда-то книжками по восточной мудрости слетели с меня, как подсолнечная шелуха.

Глава 24. Мама

8 сентября

Мама обижается, когда я закатываю банки с помидорами и ворчу:

— Зачем насадили столько? Пятьдесят пять кустов — куда мы их девать будем? Всех этих маринованных помидоров, салатов и заправок до весны не съесть, и это при том, что четыре огромные коробки этого счастья в Красноярск переправили.

Мама сначала начинает защищать отца, что, мол, он не виноват, что столько насадил, что бывают годы неурожайные. Я отвечаю, что последний неурожайный год в России был в 1936-м (специально у Гугла спросила, проверила). И вообще, раз некому отдать лишнее — выбросить все на помойку, и дело с концом. Мама снова обижается. За отца, который все это растил, полол, окучивал и поливал. Говорит, что она всю жизнь помидоры выращивала, от фитофторы спасала, в банки закатывала и не возмущалась. Я отвечаю, что если бы она сейчас была здоровая, сильная, с прямой спинкой и без больных суставов, то я после таких ее слов с радостью бы бросилась помидоры консервировать. А так я смотрю на ее костыли и понимаю, что через пять лет консервирования буду такой же, и мне уже после этого никаких помидоров не надо.

В конце концов мама обижается окончательно, а мне становится стыдно. Грубо, конечно. И, наверное, жестоко. Но ведь это правда — я не хочу окончить жизнь, как мама, ковыляя на костылях.

Если честно, без мамы я с этим овощным завалом просто бы не справилась. Отец в больнице, а мы с ней тянем этот груз на двоих. Пока я рву и чищу морковку, она чистит и режет лук. А лук свой, доморощенный, меленький, гаденький, я бы точно его выбросила и чистить не стала. А она терпеливо ковыряет его по два-три часа в сутки, я только подношу и уношу чашки и луковый мусор. А потом, пока я чищу и тру свеклу, режу болгарский перец и лук, она чистит чеснок и укладывает помидоры в кастрюльку. После того как я их проварю, она снимает с них шкурки. И все это больными руками, между прочим. И с больным позвоночником.

Я ей благодарна. Очень. Но ничего не могу с собой поделать — опять начинаю ворчать. Вот целый месяц мы так и живем.

А в последние дни и она начала ворчать, что «эти помидоры» ей надоели. Сегодня утром она мне рассказала, что был такой год, когда они собрали с отцом 28 ведер помидоров, и она всю осень их обрабатывала, снимала шкурки, пропускала через сито, делала бесконечные кетчупы. И тут нас прорвало.

— Мам, — говорю, — я думаю, 55 кустов помидоров нам мало. Надо на следующий год 100 посадить.

Она так серьезно задумалась и отвечает:

— Знаешь, я думаю, что 100 — это много. А вот 90 будет в самый раз.

— Ага, и мы их посадим от крыльца, вдоль тротуара и до самой картошки. В три ряда. И колышков навтыкаем побольше.

— А я буду помидоры к колышкам веревочками привязывать. Каждую веточку — к отдельному колышку, чтобы росли вольготно и на землю не падали.

— Тогда я веревочек побольше нарежу.

— И от фитофторы будем каждый день обрабатывать.

— И удобрениями каждый день поливать — чтобы хорошо росли.

Сидим, стебемся.

А к вечеру, когда мы всю эту гадость закатали и банки на столе кверху попами поставили, я показываю маме последние помидорки, которых осталось в ящике как раз на несколько дней работы. Она смотрит на них задумчиво и серьезно так говорит:

— Слушай, они надоели. Давай их по огороду раскидаем.

Все, думаю, мама готова. Наш человек!