13 лет с тобой и вечность без тебя. РПП

Татьяна Драго

Что это — РПП?Скорее всего, некоторые, а может быть и многие когда-либо слышали об этом.РПП (расстройство пищевого поведения) — это не просто заболевание:– это разрушительная практика и иллюзия контроля— то, о чем вслух не говорят и пытаются молчать— то, что каждый день приносит смерть и врывается во множество семей— то, что поддается лечениюКнига Татьяны Драго, основанная на автобиографии, историях пациентов, врачей и психологов, дает знания и понимание этой страшной и коварной болезни.

Глава седьмая.

Бурная жизнь в Вене

В Вену я переехала, когда поступила на службу в посольство Российской Федерации в Австрийской Республике. Мне выдали служебную квартиру, вся обстановка — матрас. Мебель привезли позже, и только тогда это помещение стало действительно походить на квартиру, хотя и не очень уютную.

Аттила в это время продолжал учиться и работать в Линце, и я каждую пятницу ехала к нему на поезде, а каждое воскресенье возвращалась к себе. Так прошёл год. Мы решили, что и Аттиле надо переезжать в Вену, искать работу здесь. Но поскольку жить в моей служебной квартире мы не могли (правила запрещают приводить иностранцев), нужно было искать другое жильё.

Как сейчас помню эти изнурительные походы с риелтором в поисках чего-то стоящего. Дело в том, что рынок недвижимости в Вене очень ограничен, так как не разрешаются постройки высотных зданий в центре и определённой удалённости от него. Город разделён на 23 района. Моя работа находилась в 4-м районе, и, по регламенту, жить я должна была в непосредственной близости к посольству. Круг поиска существенно сужался. Мы обошли немало квартир, но всё было не то: или район не очень, или квартира на первом этаже, или необходим срочный ремонт, или… или… Совершенно случайно мы прочли частное объявление в местной газете о продаже квартиры: фотографии не очень, но квартира на шестом этаже, да и ещё трёхкомнатная. Мы решили её посмотреть. И мы влюбились в неё с первого взгляда, были готовы купить в тот же час. Но опять законы Австрии! Мы обязаны вступить в своего рода аукцион с другими покупателями, претендующими на эту квартиру. Все предлагаемые суммы сделки пишутся втайне и передаются риелтору или юристу, который и сообщает через какое-то время решение квартировладельца.

Мы с Аттилой так хотели заполучить эту квартиру, что указали в нашем предложении сумму больше изначально заявленной. Такую же сумму заявила ещё одна пара. Во втором раунде мы повысили цену, и сделка была завершена в нашу пользу. Но чтобы квартиру закрепили за нами, нужно подписать множество документов, внести залог и взять в кредит определённую сумму в банке. Этого мы не могли сделать тогда же, поскольку через два дня улетали на Кубу в медовый месяц. Нам очень повезло с риелтором: она разрешила отсрочить оформление всех документов до нашего возвращения.

На Кубе мы отдохнули замечательно, но там произошёл инцидент, который, как я сейчас понимаю, был связан с моей тревогой по поводу собственного веса. Как-то мы с большой американской группой поехали на один из близлежащих островов, и я всю дорогу возмущалась в разговоре с мужем, как можно быть такими толстыми и питаться всякой дрянью, как можно так себя запустить и не следить за собой. Самое печальное, что некоторым людям я высказала это прямо в лицо, и одна девушка после моего замечания расплакалась. Все они были приятными, милыми и дружелюбно улыбались, и я, конечно, не имела права так себя вести. Но тогда я совершенно не могла справиться со своим осуждением. Собственно говоря, это было возмущение, подсознательно направленное на меня саму.

После отпуска мы занялись подготовкой документов и обустройством нашей новой квартиры. Далось нам это тяжело и заняло достаточно продолжительное время. Помимо этого, для меня стало неприятным открытием, что Аттила — очень далёк от ручного труда, по дому он сделать совершенно ничего не может. Не то чтобы стул собрать, он и не всякую инструкцию умеет разобрать. Да и мебель в Австрии привозят не раньше чем через два месяца после оплаты. В общем, с горем пополам облагородили наше жилище.

Большое неудобство для меня и дополнительная трудность были в том, что мне приходилось жить на две квартиры. Обеденное время и какую-то часть вечера я проводила в служебной квартире, а под покровом ночи перебиралась в наш с Аттилой дом. Наверное, именно в этот период я научилась искусно врать, запутывать следы, создавать истории и вести двойную жизнь.

Камчатка. Возвращение на родину.

Долгое время я собиралась поехать на родину. Мне было интересно, как там мои бывшие одноклассники, чем они занимаются, кто где работает и чего добились в жизни. И вот мне представилась такая возможность — я вновь получила на работе долгожданный отпуск и неплохие отпускные.

Мои родители и другие родственники к этому времени переехали в Москву. Сестра, как и я, осела в Европе, в Германии. Никого из моих близких на Камчатке не осталось. Но были какие-то приятели, одноклассники и давние знакомые. Вообще, поездкой туда мне, наверное, больше всего хотелось потешить своё самолюбие, показать всем, какая крутая я стала.

Мой маленький городок — особая зона Российской Федерации, въезд туда разрешён только по спецпропуску, который благодаря маминым старым связям я смогла получить. Пограничный контроль пройден, и моя машина въезжает в унылое, серое, померкшее пространство, где ходят хмурые и совершенно уставшие от жизни люди. Если честно, эти картины, от которых я уже успела отвыкнуть, успела их забыть, меня ужаснули: облезшие стены домов, полуразрушенные здания, грязные пивные с соответствующего вида посетителями и бары самого низкого пошиба, а самое главное, серые, поникшие лица людей.

На автостанции меня встретила моя одноклассница Катя. Она очень изменилась внешне, но осталась такой же хорошей и умной, какой я её помнила. Она крутится по жизни и изо всех сил пытается управлять своим собственным бизнесом — парой магазинов по продаже детских товаров и продуктов питания. У Кати есть маленькая дочка, ради которой она живёт, ради которой в принципе всё делает.

Мы долго с ней говорили, Катя рассказала о многих наших одноклассниках и друзьях детства: один покончил жизнь самоубийством, другой утонул, третий и четвёртый спились, пятый сидит на наркотиках, все девочки по два-три раза сходили замуж и воспитывают по такому же количеству детей от разных мужей. Вот она — суровая правда маленьких российских городков. Москва и Санкт-Петербург, другие города-миллионники, конечно же, цветут и пахнут, а вот посёлки, небольшие городишки и деревеньки задыхаются и загибаются.

Меня всё это — реальность, которую я открываю там опять, — и ужасает, и вызывает во мне обиду, горечь и сожаление. Я вновь понимаю, какой счастливый лотерейный билет я вытянула, уехав подальше от такой разрухи, такой нищеты, такого убогого существования. Я не перестаю благодарить своих родителей, ведь именно они дали мне путевку в другую жизнь — не такую, как была уготована мне этим местом, где я родилась и выросла, — жизнь, пускай и очень суровой ценой, даже несмотря на то, что она достигнута совсем непростой ценой.

* * *

На работе мне очень нравилось: прекрасный коллектив, начальник — огромной души человек. Я чувствовала себя востребованной и значимой. Несмотря на это моя болезнь прогрессировала. Поначалу я значительно уменьшила порции еды, потом совсем исключила обед, мой завтрак составляли кофе и маленькая «киндер-шоколадка», ужин — кусочек куриного мяса и салат. Но вечерами я закупалась продуктами по полной и в служебной квартире сметала всё в один присест, а потом, конечно, шла в туалет для отработанной уже процедуры. Однако тогда ещё я понимала, сколько и когда мне нужно есть, я контролировала чувство голода. Пройдёт немного времени, и я этот контроль потеряю.

Тогда же я начала заниматься спортом как обалделая. Каждый день обязательная тренировка в зале и бег вечером. Я стала таять на глазах, и меня это несказанно радовало. Не проходило и дня, чтобы я не встала на весы. Если, не дай бог, я видела небольшую прибавку, на меня находили ужас и паника.

Вероятно, именно эти ужас и паника толкнули меня к алкоголю. Я позволяла себе выпить немного даже в обед.

От мужа мне всё удавалось скрывать, да он и сам не придавал особого значения моим задержкам на «спецквартире» или развлечениям с коллегами в барах и ресторанах. Аттила не находил в моём поведении ничего подозрительного. Наши с ним отношения были довольно крепкими и счастливыми. Мы радовались каждому совместно проведённому дню и наслаждались друг другом.

Пожалуй, не давала моей болезни стремительно развиться культурная жизнь Вены: мы много ходили по музеям, концертам, ярмаркам. Кроме того, я часто была за рулём.

Через четыре года такой жизни — довольно счастливой для меня, замечу, случился своего рода апокалипсис. Моего начальника перевели в Германию, а на его место приехал другой. Если тот был душа-человек, то этот — полное г..! Он не знал и не понимал специфику и направленность нашей работы, при этом позволял себе орать абсолютно на всех, мог позвонить ночью с каким-то нелепым вопросом, швырнуть в человека папку с документами — всего не перечислить. Обстановка на работе накалялась с каждым днём. Мне всё меньше нравилось то, что я делаю, и я всё больше отдалялась от коллег.

В это же время Аттила с небольшим скандалом ушёл с прежнего места работы и начал свою карьеру в крупной деревообрабатывающей компании. Его назначили ответственным за азиатский рынок, и теперь он много летает — только и делает, что летает.

Я всё чаще и подолгу остаюсь одна, у меня нет близких людей. Австрийцы вообще довольно закрытый народ, в какую-либо компанию очень сложно влиться. Они в основном заводят дружбу в университете, а некоторые дружат ещё со школы, их ближний круг очень тесный.

Но вот в моей жизни появляется ещё один очень дорогой (и до сих пор) человек. Нет, у нас с ним не было ничего, кроме дружбы. Мы проводили огромное количество времени вместе, ездили в прекрасные места, ужинали в хороших ресторанах, пили много вина и шампанского, что и подтолкнуло меня ещё больше к алкогольной зависимости. Нет, я ни в коем случаи его не виню, но не могу не осознавать, что наши поездки и встречи прямо способствовали этому.

Новые обстоятельства жизни, колоссальный внутренний стресс привели к тому, что болезнь стала властвовать надо мной. Я всё чаще переедала и блевала, пила и опять переедала, и опять пила… Мне уже не хотелось ни семьи, ни детей, я больше не ставила никаких целей. Мне было весело и легко, трудностей или вызовов судьбы я не замечала или не хотела замечать. Тогда я не могла себе сказать: «Таня, остановись, что же ты делаешь с собой?! Куда это приведёт?»

В это время в России происходит смена руководства, и после пяти лет работы мне не подписывают контракт на дальнейший срок, — надо собирать вещи и вылетать в Россию, а потом как-то возвращаться. Мой контракт до сентября, значит, оказаться в России мне нужно в это же время.

За месяц до предполагаемого отъезда я попала в аварию. Я была на мопеде своего друга. Всё произошло нелепо. Я выезжала с примыкающей дороги на главную справа, и прямо передо мной прошла поливальная машина. По главной дороге ходят трамваи, соответственно, там проложены рельсы — на них-то я и поскользнулась передним колесом и вылетела с мопеда на асфальт.

Я в шоке. Ко мне подбегают люди и бесконечно спрашивают меня, всё ли в порядке и могу ли я самостоятельно ходить. Боли я не чувствую никакой, вроде всё на месте, поэтому подошедшим ко мне полицейским я говорю, что всё в порядке, сейчас поеду домой. Но тут у меня перестаёт сгибаться правая рука; боли нет, она просто не сгибается, и всё. Я звоню мужу. Аттила приезжает минут через пятнадцать, везёт меня в больницу на рентген. Из одной больницы нас направляют в другую, специализирующуюся на переломах. Рука моя немного распухает и в области локтя начинает синеть.

В больнице народу тьма тьмущая, как во всех подобных австрийских заведениях. Вот она, прекрасная система Евросоюза, когда к любому врачу нужно записываться за два-три месяца вперёд. Только если ты при смерти, тебя, возможно, примут на следующий день, но это не факт.

И вот мы заполняем необходимые документы, проходим регистрацию, часа два ждём очереди на рентген. Рентген показывает перелом локтевой кости и необходимость загипсовки от ладони до плеча правой руки. Это ужасно! Я абсолютная правша, левой рукой ничего вообще делать не могу! Однако выбора нет.

Я на всякий случай отправляю снимки папе (он работает в больнице), он показывает их своим хирургам, и те в один голос говорят: необходимо вставлять пластину, чтобы перелом быстрее сросся. Это означает: в Россию надо лететь срочно.

Несмотря на это мы с Аттилой всё-таки приняли решение остаться в Австрии и просто наложить гипс. Это было в корне неверное решение, но, увы, случилось то, что случилось — отца и российских хирургов я не послушала.

Мне наложили гипс. А дома ночью у меня началась ужасная пульсация в руке. Это не просто боль — что-то действительно не в порядке, так не должно быть. Мы опять едем в клинику. Гипс вскрыли. Врачи говорят, ещё бы чуть-чуть, и я лишилась руки: гипс перетянул подход крови к тканям кожи. На следующий день опухоль спала, и гипс теперь болтается на руке, никак не фиксируя её. Мы опять едем в больницу. После моих долгих уговоров врачи решают снять нынешний гипс и наложить специальный пластиковый, более лёгкий. Такова без прикрас австрийская система здравоохранения.

Разумеется, с такой травмой я должна быть на больничном, но начальник, лишённый всякой эмпатии, постоянно вызывает меня на работу и даёт тупые поручения. Моя рука заживает медленнее, чем мне этого хотелось бы. К тому же мне нужно собрать вещи в служебной квартире и вымыть её, поскольку через месяц у меня заканчивается контракт.

Огромнейшее спасибо моей семье, которая мобилизовалась и всем составом приехала ко мне на помощь. Аттила даже при большом желании в этом деле мне помочь не смог бы. По закону граждане России, находящие на государственной службе при посольствах Российской Федерации в других странах, не могут иметь никаких, кроме деловых, связей с иностранными гражданами, в противном случае они немедленно высылаются обратно на родину.

В это же время я провернула небольшое дельце: заменила рабочую карточку на карточку вида на жительство, что было сделать совсем нелегко, но у меня получилось.

Что касается моей болезни, она набирала обороты. Я или не ела совсем, или объедалась, а потом шла очищаться. С помощью левой руки. И, вообще-то, довольно ловко. Происходило это каждый день.

И вот настал день, когда я попрощалась со всеми своими коллегами. К слову, никто даже не сказал мне спасибо за, как я считаю, отличную работу. Впрочем, это, наверное, действительность нашего времени, из-за которой сначала расстраиваешься, а потом воспринимаешь как что-то обыкновенное.

Я прилетела в Россию, сдала все необходимые документы в своё министерство и стала свободна от всякого рода дипломатической кабалы.

Спустя месяца три после моего обратного возвращения из России в Австрию наши с мужем отношения стали ухудшаться. Он не понимал, что происходит со мной, всё больше и больше раздражался, и, я бы даже сказала, начинал ненавидеть меня. К тому же в моей жизни появился ещё один человек, к которому я испытывала достаточно сильные чувства, оставаясь тем не менее верной своему мужу.

В июне 2017 года мы с Аттилой поехали на отдых в Румынию, где я, скорее ради прикола, умудрилась заполнить рабочую анкету в одну из австрийских фирм. Позиция была вроде бы неплохая, да и работа достаточно интересная. К большому моему удивлению, мне тут же позвонили и попросили прийти на собеседование. Вторым моим удивлением было то, что меня согласились подождать до моего возвращения из отпуска.

Мы вернулись домой через две недели. В конце заключительного собеседования меня попросили выйти на работу как можно быстрее. Я не могла поверить своей удаче. В работу я бросилась с головой. Она очень мне нравилась. Но болезнь всё больше и больше ей мешала. Не только работе — всей моей жизни. Я слишком много выпивала: просто не мыслила свой вечер без двух, трёх, четырёх бутылок пива. При этом я пробегала в день по десять километров и делала множество физических упражнений. Оглядываясь назад, я не понимаю, как мой организм смог это всё вынести. У меня был полный разлад со своим телом. Я относилась к нему как к вещи, а не к чему-то по-настоящему ценному, невосполнимому. Я рассматривала своё тело не как естественную и неотъемлемую часть себя, а так, словно оно было моим костюмом.