Сюрприз для любимого

Татьяна Веденская, 2009

Юля Светлакова – домохозяйка со знанием английского языка и дипломом Суриковского института. Она красавица, умница, обожает мужа и детей и готова обслуживать их с утра до вечера. Только кто оценит ее старания? Муж? О да! Он уже оценил. Завел себе любовницу, а Юле сказал, чтоб привыкала к новой жизни, поскольку все равно от него никуда не денется. Что ж, он был прав, деваться Юле действительно некуда! Однако мир справедлив, и все в нем может поменяться в один момент.

Оглавление

Глава 5:

ирония судьбы, или с легким угаром!

28 июня,

все еще четверг

Ненавижу!

Детскую площадку только по ошибке можно считать местом исключительно детского выгула. И существует довольно-таки стабильный график ее эксплуатации. Рано утром, часов до семи, на площадке производится выгул собак, что негативно сказывается на ее экологии, но сделать с этим ничего нельзя. Собаки вместе с хозяевами делают свое черное или мокрое (по потребностям) дело и отчаливают на работу. Далее, в промежуток с семи до девяти утра на детской площадке проходит опохмел перебравшего с вечера населения. В это время она преимущественно принадлежит мужчинам и с детьми туда лучше не соваться, если, конечно, вы не хотите, чтобы вас обкурили и стрельнули у вас полтинничек на пиво. Мимо опохмеляющихся бодро пробегают утренние бегуны, пьянчужки провожают их презрительными взглядами, как салаг, ничего еще не понимающих в настоящей взрослой жизни, полной бед и треволнений. Бегуны же, как правило, так погружены в себя, что ничего этого не замечают.

Далее начинают подтягиваться мамаши. Причем сначала очень хорошие мамаши, живущие по режиму, а потом все более ленивые и нерадивые. К двенадцати площадка ломится от кричащих и скачущих по горкам и качелям деток, а мамаши сидят на лавочках и покуривают, обсуждая новости. Затем процесс принимает обратный характер, и мамаши уходят в строго противоположном порядке. Самые ленивые уходят первыми. Около двух на площадке начинается тихий час, и только старушки, совершающие дневной моцион, могут посидеть на лавочке, щурясь на солнце. И до самой темноты площадка открыта для всех желающих, но после заката власть меняется и на столы, становясь ногами на лавочки, взбирается шпана. Молодые и горластые подростки с пивом и запасом сигарет окончательно замусоривают периметр, гнут недогнутые в прошлый раз качели, чем производят неизгладимое впечатление на раскрашенных под «вамп» подруг. В темноте площадка становится тусовкой, и подходить туда простым смертным опасно.

Когда мы с девчонками выпорхнули дружной толпой из моего семейного склепа, в котором по ошибке мы жили, как живые люди, уже темнело. Настроение было странное: то ли водки выпить, то ли зарезать кого. Возможно, что и то, и другое в тот момент было бы для меня в самый раз. Мы подошли к столику и, как заправские хулиганы, сели на него, поставив ноги на лавочку. Видимо, все дело в том, что в темноте не видно, грязная лавка или нет, так что рисковать не хотелось. Сначала мы просто молчали. Потом Каринка вздохнула и приобняла меня за плечи. Все оживились.

— Не, ну как он врал, как он врал! — закатила глаза Машка, кивнув в сторону подъезда.

— Надо же что-то состряпать! — фыркнула Любка. — Да у него на лбу написано, что он и пельменей не отварит себе сам.

— Не, девчонки, скажите на милость, почему он ничего не убрал? — возмутилась Карина. — Неужели же трудно было догадаться, что плов надо выкинуть.

— А цветы подсушить. И пыли нанести, — хмыкнула Любка. — Ты в своем уме? Мужики вообще о таких вещах не задумываются. Это все она — бабища его, — это она хотела о себе знак подать. Говорю тебе, у нее все это не просто так. Развести она его хочет, сучка такая. Ну ничего. Ничего, мы ей устроим. Она у нас попляшет. Шиш ей с маслом, а не нашего Лешку, верно?

— Конечно! — кивнула Машка. — Завтра мы ее отловим и отмудохаем.

— Я не умею мудохать, — возразила Кариночка.

— Ничего. Зато у Любки удар левой прекрасный. Помнишь, как она своему мужу синяк поставила? — усмехнулась Машка.

Любка покраснела.

— Я же просила, девки, не надо напоминать. Я ж была не в себе.

— Так и сейчас надо уже выходить. Из себя-то, — пожала плечами Маша. — Верно, Юль?

— Знаете, спасибо вам большое за все, но я, пожалуй, пойду, — ответила я, глядя, как подростки, нахмурившись, проходили мимо детской площадки.

Мы заняли их место, и теперь они не знали, куда деваться, так что маячили перед нами, всеми силами давая понять, что время благовоспитанных мамаш уже закончилась. Гейм, как говорится, овер.

— Проходите, детки, проходите. Не толпитесь. — Машка махала рукой так, словно перед нами были не подростки, а стайка жадных голубей на площади. — Ты о чем, Юль?

— Пойду я, — повторила я.

— Пойдешь? Куда? — не поняла Маша.

— К метро, — пространно пояснила я, испытав странное желание закурить. Вообще-то я курить не умею, а тут вдруг, глядя на этих детей, захотелось почему-то попробовать. Нет, не то чтобы я никогда не пробовала. Когда-то давным-давно — когда деревья были большие.

— Юль, ты чего? — окрикнула меня Любка.

Я с трудом вынырнула из мыслей и посмотрела на нее.

— Я в порядке, — успокоила я ее.

Но она почему-то замолчала и напряглась. Возникла неловкая пауза, девчонки переглянулись, обеспокоенно оглядели меня с ног до головы.

— Уверена? Куда ты собралась?

— Мне… мне надо побыть одной. Вы только не волнуйтесь, ладно? Завтра увидимся.

Я старательно сдерживалась, чтобы не встать и не уйти просто так, без всяких объяснений. Мне хотелось, чтобы все они убрались, исчезли. Просто в одну секунду испарились, забрав с собой и весь этот дурацкий мир в придачу.

Конец ознакомительного фрагмента.

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я