Сюрприз для любимого

Татьяна Веденская, 2009

Юля Светлакова – домохозяйка со знанием английского языка и дипломом Суриковского института. Она красавица, умница, обожает мужа и детей и готова обслуживать их с утра до вечера. Только кто оценит ее старания? Муж? О да! Он уже оценил. Завел себе любовницу, а Юле сказал, чтоб привыкала к новой жизни, поскольку все равно от него никуда не денется. Что ж, он был прав, деваться Юле действительно некуда! Однако мир справедлив, и все в нем может поменяться в один момент.

Глава 4,

в которой я убеждаюсь, что, если муж дарит цветы без причины, значит, причина все-таки есть…

28 июня, четверг

Уборка

Вымыть транспорт

Разобрать чемоданы

Закупить продукты

Реанимировать

цветы

Записаться к врачу

Фокаччу — скачать

После отпуска, как известно, не так-то просто войти в прежнюю колею. Черт его знает, что такое эта самая «прежняя колея» и что в ней хорошего, чтобы в нее входить. И вообще, может быть, лучше прокатать какую-то новую колею, чтобы все стало по-новому? Но нет, стоило мне вернуться домой, как я моментально испытала облегчение. Родные стены, родной сонный город, моя родная «восьмерка» «Жигули» с чуть подбитым глазом-фарой справа… Надо ее, кстати, помыть, что-то она запылилась.

Так, вносим в список.

Вот ведь парадокс, моя самая большая мечта в жизни — жить в доме из белого камня, из окон которого открывается бескрайняя морская синь. И вот три недели в примерно таком месте: в окнах белые яхты, бороздящие Средиземное море, на улице теплый бриз и всяческая нега. Все включено, причем так, что девочек можно вообще целыми днями не замечать, так они будут заняты едой, водными горками и аниматорами. Красота — отдыхай, расслабляйся, принимай пенные ванны и плавай в соленой воде, что, как известно, омолаживает и оздоравливает. Рай за умеренные деньги плюс при желании можно было последовать совету подруг и наставить-таки мужу рога с кем-нибудь из обслуживающего персонала. Все они, эти смуглые темпераментные красавцы с сильными руками, метали на меня молнии из-под черных пушистых ресниц. Все они с каким-то необъяснимым вожделением рассматривали меня вместе с лишним жирком по бокам и морщинами под глазами, которые я, кстати, старательно обрабатывала Машкиным миостимулятором все эти три недели. Не уверена, что результат был на самом деле, но уезжала я из Турции загорелая, уверенная в себе, обласканная сальными взглядами молодых турецких мужчин, но так и не нарушившая супружеской клятвы. Почему? Ну, уж точно не из любви к супругу. Если честно, как-то просто руки не дошли. Так было хорошо просто лежать, слушать музыку в плеере и лениво листать детективы, что вставать и идти кому-то улыбаться было откровенно лень. И потом, как-то все-таки это противно. Чем, скажите на милость, я досажу мужу, если отдамся где-то в массажном кабинете какому-то совершенно незнакомому и малоинтересному, по большому счету, мужику, даже не говорящему по-русски. Он бы даже имени моего не смог запомнить. Да что там, он бы его даже не произнес правильно. Сказал бы, что я — Джули. А у Любки, между прочим, так собачку зовут — Джули. Нет уж, спасибо. Так что я вернулась в спящую полуночную Москву честной женщиной, как это ни досадно.

— Вау, Юлька, как вы загорели! Ты посмотри только, это что за красотки! — широко улыбнулся Лешка, едва завидел нас в проходе, в толпе, ползущей с чемоданами от таможенного терминала. Он стоял совсем другой, летний, в длинных, до колена, шортах и светлой футболке-поло. Улыбка сияла на чуть потемневшем от загара лице, что свидетельствовало о том, что солнце тоже пробивалось иногда через густой московский смог. А в руках он держал букет цветов.

— Привет. Это мне? — прохладно кивнула я, на самом деле еле сдержав неподходящие случаю слезы. Почему, ну почему я по нему так соскучилась?! Почему, когда он вот так мне улыбается, мне хочется, чтобы я всю эту историю с его изменой просто придумала, а на самом деле мы с ним по-прежнему все еще самые близкие и родные друг другу люди?

— Ага, а кому же? — обиделся он. — Слушай, ты прямо помолодела лет на десять. Шикарно выглядишь.

— Ты тоже ничего. Так по какому поводу цветы? — все еще держалась я. Надо не забывать, кто передо мной. Нельзя расслабляться, а то потом будет еще больней.

— Просто так. Разве любящий муж не может подарить своей жене цветы? Я соскучился.

Он притянул меня к себе и принялся целовать. Я закрыла глаза и попыталась думать о чем-нибудь другом. О море. О детях. О нашей многострадальной Родине… Но когда Лешка целует меня, думать о чем-то еще совершенно невозможно. Действительно, он просто прекрасно целуется, так нежно, так страстно, что хочется сразу выкинуть белый флаг и обо всем забыть.

— М-м-м, а ты по мне скучала?

— Не очень, — хитро улыбнулась я. — У меня там были целые толпы поклонников.

— Ах так?! — притворно нахмурился он. — Но я надеюсь, ты помнила, что принадлежишь мне?!

— Ну… не всегда. — Я включилась, сама того не заметив, в нашу любимую игру. И до самого дома мы перебрасывались намеками, полунамеками, четвертьнамеками. Алешка потихоньку, чтобы сонные девчонки не заметили, поместил руку ко мне на коленку и по сантиметру продвигался вверх, заставляя меня покрываться красными пятнами и судорожно оглядываться на заднее сиденье.

— Что ты творишь? — шипела я на него.

— А что такое? Имею право! — весело подмигивал он мне.

В общем, до спальни мы добрались в полуобморочном состоянии и еле дождались, пока дочери вычистят свои зубки и закроют свои глазки. Все было так, как не было давно, очень давно. Я даже на секунду подумала, что, может, действительно все уже прошло, окончилось, как сильный ветер. Чуть пошатало, поломало ветки деревьев, однако пронеслось мимо, не разрушив самого главного. Фундамента нашего не затронуло.

— Я тоже по тебе скучала, — тихо прошептала я, когда Лешка уже уснул и даже начал похрапывать. У него было усталое лицо совершенно счастливого взрослого мужчины, я положила голову к нему на плечо и закрыла глаза.

Наутро он очень быстро собирался, как всегда теряя по дороге ключи от машины (он забросил их на верхнюю полку шкафа в прихожей), запихнув бумаги не в ту папку, в которую нужно, и во всем обвинив меня:

— Ты их просто куда-то переложила. Я вот тут их оставлял.

— Я вообще не видела никаких бумаг. Посмотри в портфеле повнимательнее.

— Ну… нет их нигде. Видишь, нету!

— А вот в том отделении?

— Там их не может быть, по определению.

— Но ты посмотри!

— Да зачем?

— Затем! — Я улыбалась. Мы так давно не виделись, что именно эти его крики и вопли и были для меня своего рода «старой колеей». Именно через это я моментально почувствовала, что я дома.

— А почему они тут? Как они тут оказались?

— Откуда мне знать? — пожала я плечами. — Пей свой кофе и выметайся, пока еще что-нибудь не потерял. У меня тоже много дел.

— Много дел? Интересно, каких? Ты же только приехала, — удивился муж.

— Ну, прибраться в квартире, чемоданы разобрать, все такое.

— А, это. Да тут у нас все вроде в порядке.

— У кого это у вас? — застыла я.

— У кого? У нас с тобой, — задержался он в дверях. — Я это имел в виду.

— А. Понятно, — кивнула я и закрыла за ним дверь.

Именно в эту минуту я поняла, что на самом деле все совсем не в порядке. Буря никуда не делась, не прошла, а именно сейчас-то я и стою в ее эпицентре, прямо посреди торнадо. А вокруг меня кружит и вертит бушующая стихия куски домов, машины, тряпки… и почему-то живую, мычащую корову.

Я вздрогнула, тряхнула головой и вернулась в дом. Итак, нечего предаваться скорбным мыслям, принимаемся за дело. Что бы он ни говорил, а квартиру следует приводить в порядок. Всегда, когда мы с девочками возвращаемся из отпуска, нас ожидают горы немытой посуды (как будто сложно включить посудомойку), тучи пыли под кроватями, черные от копоти подоконники и, конечно же, почти погибшие в летней жаре цветы, которым так и не досталось ни капли влаги за все время нашего отсутствия. Это было самое настоящее бедствие. Что бы я ни делала, как бы ни писала мужу записки, куда бы я их ни вешала — ничего не помогало. Я даже пыталась звонить ему и напоминать.

— Полей цветы.

— Ага.

— Полей их прямо сейчас!

— Ага, полью.

— Нет, ты встань и прямо немедленно пойди, налей воды из крана, только не горячей, и вылей ее в горшки с цветами. Ладно?

— Ну что ты меня считаешь каким-то дегенератом. Сказал — полью, значит, полью! Отстань!

— Польешь?

— Полью! ПОЛЬЮ!!! — мог криком кричать он.

Однако за все двенадцать лет нашей супружеской жизни так ни разу и не полил. Поэтому, сами понимаете, первым пунктом из своего дневного списка я выбрала именно мои дорогие цветочки. И вот тут-то меня и ждал вполне очевидный, но не ожидаемый мной сюрприз. Да, конечно же, это естественно, что, раз в доме появлялась женщина, цветы оказались политы. Хотя, если бы она была умнее, она должна была проигнорировать все мои записки (они висели на холодильнике, так что она, конечно же, их видела). Она обязана была остаться к ним равнодушной и дать моим цветам тихо погибнуть. Но… нет. Она, видимо, не из таких. Она, значит, женщина сердобольная, и все мои цветы были не просто политы. Они были даже залиты, потому что некоторым из них просто не нужно было столько воды. Причем, несмотря на то что земля в цветах была увлажнена излишне, на подоконниках не наблюдалось никаких подтеков. Если бы это был мой муж, если бы только ему в голову пришла все-таки эта странная мысль поливать мои цветы — он бы точно оставил грязную воду мирно сохнуть до моего приезда, ибо уж вытирание подоконников — дело сугубо женское и недостойное мужского авторитета.

— Машка, она была тут! — зарыдала я в трубку, побросав все дела.

— Ты уверена?

— Да, она поливала мои цветы! Она вытирала мой подоконник!

— Этого мало, — категорически заявила она. — Я сейчас к тебе приду, будем искать вместе.

— Может, не надо? — забеспокоилась я. Собирать внеочередной девичник я не собиралась.

— Спокойно, Дубровский, я Маша. И я знаю, что делаю, — заверила меня подруга и повесила трубку.

К сожалению, вся наша компания жила в опасной близости друг от друга, так что Машка могла дойти до меня в считаные минуты. Мы и перезнакомились-то в свое стародавнее время на детской площадке, регулярно выгуливая в местном парке нашу детвору. В общем, остановить Машку было уже невозможно. Какое-то время у нее ушло, чтобы поставить под ружье Любку и Каринку и привести себя в божеский вид. Но в результате через час в моем доме шастали наподобие группы криминалистов, снимая отпечатки и рассматривая все под лупой, Машка и Каринка. Любка временно не смогла, у нее на этот день были куплены билеты в цирк, но обещала нагрянуть попозже, как только освободится, а пока Машка сосредоточенно шарила по моему дому.

— Тут явно пылесосили. И вытирали пыль с телевизора, — прищуривалась она, изображая из себя Холмса.

— Нет, Ватсон, телевизор Лешка сам мог протереть. Может, ему было просто плохо видно, — возразила Кариночка.

— Почему это я — Ватсон? Это ты Ватсон! — обиделась Машка.

— Неважно, кто Ватсон, девчонки, — примирительно пробурчала я. — Важно, что у него в холодильнике есть и еда, и продукты. Вон в сковородке что-то такое… как бы плов, что ли? Только почему-то жира много и все слиплось. Кто так готовит, это же месиво! И морковь там горелая, это вредно. У меня бы Лешка такого и ложки не съел.

— А мог он это сам сварганить?

— Ни за что. Он не знает, с какой стороны холодильник открывается. И где вилки лежат. Ему все надо подать и накрыть. А потом убрать.

— И все же плов, тем более такой вот жирный, он мог купить готовым, — предположила Каринка.

— Да, но такого никогда не было! — возразила я.

— Ну и что? — пожала плечами Машка. — Это ерунда. А вот то, что вся посуда, включая кастрюли, чистая, — это плохо. Стал бы он отмывать кастрюли? Никогда и ни за что. Максимум бы сполоснул. А тут ни жирных разводов, ни остатков еды, засохших по краям. Безобразие!

— Да уж, и все-таки это все — улики, конечно. Но улики косвенные, — огорчилась Машка.

— Мам, а чего это вы тут делаете? — удивленно спросила Дашка, обозрев перевернутую вверх дном кухню. Они с Лилькой были предусмотрительно отправлены мной на детскую площадку.

— Вы вернулись? — фальшивенько улыбнулась я.

— Ага. Мы голодные.

— Голодные? — растерянно повторила я. За всем этим расследованием еды-то я как раз и не сделала. И чего, кормить теперь их пельменями или жареными яйцами, в которых холестерин?

— Может, им плова дать? — тихонько предложила Машка.

— Ты что, с ума сошла? — вытаращилась Каринка. — А вдруг эта сучка через него колдует? Порчу насылает?

— Нет, ну ты ненормальная просто, — возмутились мы с Машкой.

— Знаешь, мам, мы попозже придем, ладно? — с опаской огляделась Дашка и исчезла.

Вот и правильно, вот и хорошо. Умные дочки.

— Так, девки, надо убираться. А то еще Лешка вернется, увидит весь этот бардак, и что? Как я ему все это объясню? — скомандовала я, и мы еще пару часов складывали все обратно на свои места.

Я выкинула плов (гадость какая заколдованная), еще раз полила цветы (пусть пьют из моих рук), закупила в супермаркете моих привычных продуктов, а заодно захватила бутылочку (две) красного винца. Все-таки мы с девчонками не виделись почти месяц, так что нам было о чем поболтать. Мы четырежды обсудили моего мужа, но потом выдохлись и просто сидели, трендели, обсуждали грандиозные способности Машкиного миостимулятора (она его уже забрала и сунула к себе в сумку, но все равно ей спасибо). Я рассказывала о турецких мужчинах, в том ракурсе, что русская женщина с ее лишним жирком на талии и попе — там настоящая королева красоты.

— Слушайте, как бы нашим мужикам объяснить, что женщина и должна быть мягкой и округлой. А то, чтобы им понравиться, надо превратиться в скелет. При этом им надо подавать пончики и борщ с пампушками.

— Н-да, несправедливо, — согласились мы.

В общем, день плавно перетек в вечер, я приготовила говядину в вине, и хотя все возмущались, что это перевод продукта, но лопали с огромным удовольствием. И Любка позвонила нам, сказала, что уже вернулась из цирка (как будто ей дома клоунов не хватало!), и обещала присоединиться к нам, как только накормит всех своих троглодитов и нагладит мужу на брюках стрелки. У него завтра, видите ли, важные переговоры, а судя по нашим голосам, мы пьем, а это значит, что вряд ли она, Любка, сможет отгладить их после визита ко мне.

— Да, мы пьем. Красное вино. И, между прочим, оно для здоровья полезно, так что ноги в руки и дуй к нам, — потребовала Машка.

Вечер становился все приятнее, и когда, часам к семи, Любка все-таки дотопала до нас, мы были уже тепленькие-претепленькие. Нет, не то чтобы пьяные. Чего там опьянеешь с бутылки-другой вина? Просто на душе было хорошо, а на мужа стало вдруг наплевать. Может, действительно, он сошел с ума и принялся готовить, убирать и поливать цветы? А что, у всех по-своему протекает кризис среднего возраста! Так что, когда я открывала дверь Любке, мир уже не казался совсем уж отвратительным.

— О, Любовь, проходи! Тебя-то нам и не хватало. Ты вина не принесла? — балагурила Машка, а Каринка (ох уж эта вечно тихая и заботливая Каринка!) уже убирала со стола и ставила для Любки чистую тарелку.

— Маш, подожди, — отмахнулась от нее Любка, сосредоточенно обкусывая губы. — Юлька, ты сядь.

— Чего? Это ты сядь, — улыбнулась я, забирая у нее из рук пакет.

— Надо поговорить. Сядь, говорю!

— Да мы и так тут целый день только и делаем, что говорим, — ухмыльнулась Машка. — И сидим.

— Да утихомирься ты! Я тут кое-что видела. То есть слышала. Юль, ты только не волнуйся. Там… там в коридоре, ну, там… на лестничной клетке..

— Что? — Я моментально протрезвела и побледнела. — Что случилось?

— Ты сядь.

— Да говори ты! — потребовали все.

— В общем, там твой муж. Я просто не стала лифт ждать и пошла по лестнице. Лифты у вас черте-те как ходят, пока дождешься, лопнуть можно. Да и полезно это, по лестнице ходить, — тянула она. Вид у нее был растерянный.

— Я ее сейчас убью, — разозлилась Машка. — Будешь ты говорить?

— Буду, — кивнула она. — В общем, я услышала его голос.

— Чей? — не поняла я. Хотя Любка изъяснялась предельно ясно.

— Мужа твоего. Все-таки у него голос такой, что не перепутаешь. И потом, сколько я его по телефону слышала. И так, вживую. В общем, я как-то сразу поняла, что это он. И короче, он там стоял, прямо за дверью, и разговаривал. С ней.

— Откуда ты знаешь? — побледнела я. — Откуда ты так уверена, что с ней?

— Он называл ее «солнышко» и говорил, что он обязательно что-нибудь придумает. И что тоже ее хочет. И что ты ни о чем не догадалась, — выпалила Любка.

— Что? Что он сказал?! С этого места поподробнее! — потребовали все. — Дословно!

— Да не орите вы, он же в любой момент придет! — рявкнула Любка. — Ну, в общем, так. Он сказал: «Солнышко, я обязательно что-нибудь придумаю, — потом помолчал и сказал: — Нет, она не догадалась, все нормально. — Потом, кстати, довольно зло так сказал: — И не надо форсировать события, я сам все буду решать. Сейчас, — говорит, — не время. Она, — говорит, — сейчас не в лучшей форме, я не могу с ней так поступить. — А дальше так примирительно: ну… как-то там он ее назвал. — Я тоже тебя люблю. Но я просто не могу, ты же знаешь. Она все-таки моя жена…»

— Как назвал? Ты не расслышала, что ли? — разозлилась Машка.

— Я все расслышала. Я же стояла от него в метре. Знаешь, как я дергалась, что он меня обнаружит?

— Фу, как ты выражаешься, — скривилась воспитанная Каринка.

А мне было плевать, хоть что, лишь бы услышать конец этого весьма познавательного рассказа.

— Ну, извиняйте. А я именно это и делала. Он стоял и мог услышать, наверное, как я старалась не дышать. Но он был так занят разговором, что вообще ничего не замечал.

— Так как назвал? — переспросила я.

— Кажется, рыбкой. Нет, не рыбкой. Как-то по-дурацки…А, рыбенком. Да.

— Повтори! — еле сдержалась, чтобы не заорать, я.

— Рыбенком, через Ы. А что такое? — Она растерянно смотрела на мое побелевшее лицо.

— Вот подлец, е-мое! — прорычала Машка.

Я же молчала. Можно было, конечно, опять убедить себя, что все не так и не то. Договориться с собой. Только вот… рыбенок. Именно так Лешка когда-то звал меня. И дочек он тоже именно так звал, когда бывал особенно нежен. Рыбенок ты мой, рыбенок. Это его слово, именно его и больше ничье. Вот и все понятно. Все ясно, так что утритесь и знайте, что ваш муж любит другую женщину. Которая даже плов не умеет готовить. А со мной он просто «не может так поступить». Причем не вообще, а именно сейчас. Потому что я не в лучшей форме. Ха-ха! Три «ха-ха»! Что-то вчера в постели он совсем не жаловался на мою ужасную форму.

— Ты уверена, что он именно так сказал? — жалостливо обняла меня за плечи Каринка.

— Уверена, — трагически кивнула Любка. — Я уверена, что она хочет вас развести.

— Кошмар! — закрыла рот рукой Каринка.

— Постой, а сейчас он где? — спохватилась Каринка.

— А, он что-то в машине забыл. Он еще после разговора чего-то стоял там, у лифтов, кажется, курил. Я уже думала, мне к вам вообще не попасть, придется отползать. А тут он взял и ушел. Перезвонил еще раз ЭТОЙ и ушел, кажется, в машину.

— Это так на него похоже, — кивнула я, удивляясь странному спокойствию, снизошедшему на меня.

Машка с подозрением меня осмотрела.

— Да, я ж вам не сказала самое главное, — спохватилась Любка. — Он же снова ей перезвонил. И сказал, чтобы она ждала его завтра. В ресторане, он сказал: «Жди меня на Таганке в ресторане, в обед».

— Юль, у твоего мужа нет любимого ресторана на Таганке?

— Есть, — еще спокойнее ответила я. — Это рядом с его работой. Там рядом «Шеш-Беш», он в него часто ходит.

— Ну, значит, завтра в обед. Он во сколько обычно обедает? — продолжила было Любка, но тут мы все услышали, как хлопнула входная дверь.

Я вздрогнула и отвернулась, пытаясь за оставшуюся секунду справиться с собой. Девчонки, как по команде, замолчали и принялись ковыряться в тарелках.

Алешка скинул сандалии и прошлепал в носках на кухню.

— Привет честной компании. А я и не знал, что у нас тут так весело.

— Да уж, мы времени зря не теряем, — выпалила Любка, злобно сверля его взглядом. Но мужчины не чувствует такого, иначе от моего взгляда в спину его бы разорвало на куски.

— Вот и молодцы. Юль, а у нас есть что пожрать?

— Пожрать? — Я задумалась, можно ли мое мясо по-французски в красном вине пожрать. — Нет, пожрать нет. Но ужин есть.

— Отлично, — кивнул Лешка и плюхнулся на табурет.

Я подошла к плите и стала наваливать ему еду, считая про себя до ста, чтобы не сказать ни слова. Ни слова. Месть — это блюдо, которое подают холодным, хотя мне очень хотелось облить дорогого супруга обжигающе-горячим соусом, чтобы стереть самоуверенное выражение с его постаревшего лица. Но… надо досчитать до ста. Надо дождаться завтра, надо швырнуть ему все обвинения в лицо и так, чтобы он не смог отпереться, сказать, что у меня нервы и что я сама не понимаю, что несу.

— Вкусно? — спросила я, просто из интереса. Может, он уже полностью перешел на жирную невкусную пищу своей любовницы, пока меня не было?

— О, сказка! Вот именно по этому самому я соскучился страшно.

— Кушай-кушай, — улыбнулась я и посмотрела на девчонок.

Кажется, я выглядела в этот момент так страшно, что испугала даже их. Но Лешечка кушал.

— Ну, а у тебя как прошел день? — из чистой вежливости спросил он.

— Прекрасно, просто восхитительно! — широко улыбнулась я.

— Да? Вот и отлично.

— Да. Я-то думала, что буду целый день убираться, но оказалось, что мои многолетние призывы наконец-то как-то разом до тебя дошли, так что… выяснилось, что все у нас в доме почти идеально, так что я просто весь день развлекалась.

— Вот и молодец, — напрягся и побледнел муж.

— Да, отдельное спасибо за цветы. Воды в них, правда, немного даже перелили. В другой раз так не упорствуй. Поливай не чаще двух раз в неделю. Ах да. Извини уж, но плов ты готовишь плохо, так что мы с девчонками его выкинули, — продолжала я как ни в чем не бывало.

— Плов? — совершенно бездарно растерялся Лешка.

— Ну да, тот, что ты в сковородке оставил.

— Ах да. Это я… просто попробовал. Надо же хоть раз в жизни что-то состряпать. Но видишь, я без тебя не могу справиться, — неуверенно сочинял на ходу муж.

— Нет-нет, ты прекрасно справляешься, — ухмыльнулась я.

Вдруг я со всей отчетливостью поняла, что если еще хоть на минуту останусь в одном контуре с ним, то непременно взорвусь. Это все было как-то слишком для меня. Любить его теперь — невыносимая тяжесть. Словно на меня обрушилась бетонная плита. Я больше совсем не могла его любить, я не могла смотреть, как он ест, слушать, как он врет, ждать, когда он меня предаст.

— Юль, мы пойдем, пожалуй, — аккуратно кивнула Машка, поймав паузу, и направилась к выходу.

— Нет! — вскрикнула я. Я очень боялась остаться с ним наедине. — Я с вами.

— С нами? — удивилась она.

Я посмотрела на Лешку. Он застыл с ложкой в руке, не зная, как на все это реагировать. В обычные дни он немедленно напомнил бы мне, что подруги подругами, а семья в первую очередь, и что и так мы уже весь день проболтали, и что ему тоже нужно мое внимание и забота. И что, конечно же, он слишком устал, чтобы оставаться с нашими шумными дочками один на один…

— А что? Пойдите погуляйте. Погода прекрасная, а ты и так три недели была одна с детьми.

— А дочки? — поинтересовалась я.

— Мы справимся. В конце концов, они уже не такие маленькие. Да, мы вполне справимся без тебя, иди повеселись, — ласково улыбнулся он.

И от этих его слов меня окончательно перемкнуло. Я схватила первый же попавшийся платок, повязала его на шею и, стараясь не встретиться с Лешкой взглядом, молниеносно обулась, схватила сумку, сунула в нее кошелек и вылетела из собственного дома, как из пыточной камеры.

Относительно свежий воздух ночной Москвы растрепал мои темные длинные волосы, а в глазах застыли слезы. Я почти ничего не видела перед собой. Мы отлично справимся без тебя! Нет, так дальше продолжаться не может.