Все дело в платье

Татьяна Веденская, 2016

Казалось бы, предложение руки и сердца сделано. Весь офис тому свидетель. И самое главное желание Маши Кошкиной – быть рядом с Николаем Гончаровым, опытным, красивым, успешным мужчиной, – исполнилось. Радуйся, сажай в золотую клетку птицу счастья и насвистывай с ней дуэтом! Но для Маши настали времена отнюдь не благостные. Каждый новый этап в отношениях с Николаем открывал ей ту сторону жизни, о которой она, романтическая девушка, и не подозревала. Как ей, дочке простых врачей, вписаться в круг жениха, принадлежащего совершенно к другому социальному классу? Как научиться обсуждать проблему, а не прятаться от нее, подобно страусу? Как справляться с ревностью? Как сохранить свою волю, когда так хочется подчиниться и раствориться во власти прекраснейшего из мужчин?

Глава 4

Призрак Роберта

Поселок проявлялся на земле, как фотография — в проявителе на старой пленке. Поле блестело после дождя, и все казалось немного ярче, чем было на самом деле из-за этой влажности. Темные кучи выкопанной земли темнели сильнее на обочинах еще не везде уложенных дорог. Нескошенная трава на пустующих участках благоухала, а там, где стройка уже началась, суетились строители в синих форменных комбинезонах. Ближе к новому офису, отделанному светло-бежевым камнем, строительство шло полным ходом. Там рождалась первая очередь домиков, дуплексов и линеечек по пять-шесть квартир, ее строили с поразительной скоростью, чтобы было чем пускать пыль в глаза потенциальным покупателям. Прошли те времена, когда было достаточно повесить на забор красивый плакат с описанием будущего счастья, народ нынче пошел недоверчивый да опасливый, и это чувствовалось в том, с какими лицами они ходили по поселку, какими вопросами пытали менеджеров по продажам. Все спешили жить — здесь и сейчас, и если и соглашались ждать, то только ради того, чтобы получить за свои деньги больше, чем они на самом деле стоили.

Маша ждала Гончарова весь день, но он появился только под вечер, сухо напомнил Маше про пятничный ужин, сослался на дела и уехал. Ах да, еще он спросил, не было ли чего важного, о чем он должен знать.

— Что ты имеешь в виду? — переспросила Маша, смутно чувствуя себя виноватой в том, что не стала рассказывать Гончарову о Роберте. Она говорила себе, что просто не хочет нервировать своего жениха. М-м-м… жениха. Это слово так странно было произносить, даже про себя. Итак, она просто не хотела его нервировать. Так и запишем.

— Тебе дозвонился архитектор из Сочи? — уточнил Гончаров, рассматривая Машу пристально, внимательно, будто с каким-то подозрением. Или это ей только показалось?

— Да, конечно. Мы уже назначили встречу на следующую неделю.

— Кто это мы? — спросил Николай, заставив Машу напрячься.

— Мы — я и Жанна.

— Жанна? — отчего-то опешил Николай.

— Архитектор из Сочи, — пожала плечами Маша. — Ты же про нее спрашивал?

Николай помолчал несколько минут, затем кивнул.

— Больше ничего?

— Как это ничего? — возмутилась Маша, чувствуя, как начинает закипать оттого, насколько сухо и профессионально ведет себя с нею ее так называемый жених. Даже не поцеловал ни разу! — Да полно всего. Нужно изменить план внешнего забора.

— Это еще зачем?

— Понимаешь, мы заранее запланировали дополнительные входы в парк, но ведь с внешней стороны вход в парк будет совершенно свободным, а это значит… Войти сможет кто угодно!

— Да-да, я понял, заходи, кто хочешь, бери, что хочешь. Ладно, это легко. Просто убираем ворота с внутренней стороны, и все.

— И все? — возмутилась Маша. — То есть жителям «Раздолья» придется идти через весь поселок, выходить из него, идти до дороги и только потом оказываться в моем парке?

— А что? Хорошая прогулка, — уперся Гончаров просто потому, что до сих пор злился. Маша так и не сказала ему, что Левинский приезжал к ней. Почему не сказала? Скрывает что-то? Старая любовь так и не прошла до конца?

— Прогулка? Пойдем, пройдемся и прогуляемся — пять километров! — Маша окончательно взорвалась, но Николай, чуть прихрамывая, пересек помещение и вышел из кабинета. Маша так и осталась стоять там, одна, безо всякого представления о том, что же только что произошло. Ей запретят сделать дополнительный выход? Какой абсурд! И что насчет сегодняшнего вечера? Они не собираются проводить его вместе, как она поняла. Хотя понять Николая было совсем не так просто. Мог он настолько взбеситься из-за того, что Маша забыла рассказать родителям об их помолвке? И если да, то что это говорит о его характере? Ничего хорошего, на самом деле.

— Маша, тебе там звонят, — заглянула в кабинет Юля.

— Что? — обернулась к ней Маша.

— Ты мобильник у меня на столе оставила, — пробормотала Юля, а затем подошла ближе. — Ты в порядке? Что-то случилось?

— Я… я не знаю, — растерялась Маша. — А кто звонил?

— Я не посмотрела, — покачала головой Юля и протянула Маше телефон. Звонил Степочка, ее старый друг, тот самый, кто в свое время помог только что окончившей институт Маше устроиться в архитектурное бюро. Сколько было надежд, сколько всего хотелось достичь, покорить. А теперь Маша чувствовала себя старой мудрой черепахой Тортиллой. Очень грустной черепахой. Маша набрала Степочкин номер.

— Ты где? — тут же спросил он. Степка вообще все разговоры начинал с этого вопроса, словно ему, сидящему в своей операторской в окружении проводов и серверных блоков, было экстремально важно отметить географическое положение человека, с которым он собирался разговаривать.

— Я в печали, — ответила Маша честно.

— Понятно. Что ж, нормальное чувство, если выходишь замуж за Гончарова. Я так думаю.

— Ты не одобряешь? — удивилась Маша.

— Если бы мое мнение что-то значило… — пространно ответил Степочка. — Ты пойдешь с нами вечером играть в «Мафию»?

— Ой, это же сегодня? В принципе… почему бы и нет. Я только завтра занята, потому что у меня ужин с родителями Гончарова, а я не думала даже, что они у него есть, — пожаловалась Маша. — Он же совершенно взрослый мужчина, понимаешь. Откуда я знала, что мне придется производить впечатление на его маму? Или папу? Или бог его знает еще кого! Я не уверена, что в состоянии справиться с самим Гончаровым.

— Машка, ты скажи, ты реально собираешься за него замуж? — тихо и вкрадчиво уточнил Степочка.

— Ты тоже считаешь это глупостью?

— А я не одинок?

— Что такого неправильного в Николае? — взмахнула руками Маша.

— Так, давай по порядку. Насколько я помню, все наши сотрудники прячутся, когда в офис приезжает Гончаров. Потому что он может уничтожить любого одним щелчком пальца. Он известен как крайне жесткий бизнесмен, который всегда получает то, чего хочет. Ведь не так же просто его называют Доном Корлеоне. Я так понимаю, сейчас он хочет тебя.

— Да ты целый поиск провел, да? Он не просто хочет меня, он берет меня в жены. В жены, Степ! — возразила Маша. — Что в этом плохого?

— А мы пока не знаем. В том-то и дело, что мы пока не знаем всего. У него были жены до тебя?

— Вроде нет, — пожала плечами Мария. — Но я не знаю точно.

— Это — вторая причина. Ты почти не знаешь его, а он — тебя. А я тебя знаю хорошо и скажу тебе прямо — я обеспокоен. Он старше тебя на десять лет!

— Теперь ты звучишь в точности как моя мама, — фыркнула Маша.

— Так ты едешь играть в «Мафию»? Или у тебя и твоего жениха есть другие планы? — Степочка сам не знал, на какую больную мозоль только что наступил. Никаких планов на вечер у Маши не было, а Гончаров уехал с поля, даже не поцеловав ее ни разу. Вообще, он вел себя именно как жесткий работодатель, а не как влюбленный мужчина, и это пугало Машу. А что, если родители правы?

Именно из-за всего этого в восьмом часу вечера Мария Кошкина уселась за большим круглым столом в одном московском кафе, окруженная старыми друзьями, готовая отстаивать честь мирных граждан, если потребуется. Или биться до последнего патрона, если доведется попасть в ряды криминалитета. И надо было признать, впервые с тех пор, как Маша встретила Николая Гончарова, ей удалось снова почувствовать себя самой собой — молодой, беспечной девчонкой, мечтающей о безоблачном будущем.

— Город засыпает, — сказала Соня, Машина одноклассница, которая в свое время помогала Маше отбиваться от бушующего гнева родительского — когда те узнали, что не быть Маше Кошкиной даже терапевтом. — Просыпается мафия. Мафия открывает глаза, знакомится.

В первом раунде Маше досталась роль мирного жителя, и с наступлением ночи она покорно закрывала глаза и скучала, думая о том, что вся эта история с предложением руки и сердца — сложная и запутанная. Если у них с Гончаровым любовь — то где он? Почему не звонит?

Во втором раунде Маша тоже была мирной, но не обычной, а комиссаром. Это более интересно. Следить за людьми, задавать им вопросы, притворяться неизвестно кем, чтобы потом, ночью, проверить тех, кто показался ей подозрительным… Маша вычислила одного члена мафии, но споткнулась на остальных двоих. Криминальные личности, Степочка и Ромик, паренек, живший в том же доме, что и Степочка, только в другом подъезде, вычислили Машу, и мафия победила. Степка хохотал, «мирные» изображали возмущение и высказывали Маше претензии за то, что она не «вскрылась» еще до того, как ее «грохнули».

Только после этого Маша вспомнила, что поставила телефон в бесшумный режим на время игры. Она сделала так совершенно автоматически, привычка — вторая натура. Телефон лежал на дне рюкзака, и Маша даже подумала оставить все как есть, не доставать его, не смотреть на то, сколько уже времени и, тем более, кто звонил. Но надежда на то, что Николай сменил гнев на милость, не оставляла ее.

— Машка, ты идешь? — крикнул Ромик, когда Маша копалась в своем объемном рюкзаке, выискивая скользкий аппарат.

— Машка разозлилась, что она все время мирная, — усмехнулся Степочка. — Невеста мафиози не может быть комиссаром, да, Маш.

— Отстань ты! — возмутилась Маша, глядя на пустой экран. Ни одного пропущенного вызова. Настроение моментально ухудшилось, и захотелось оказаться где-то в другом месте, чтобы всех этих людей рядом не было. Просто остаться наедине с самой собой, не отвечать ни на чьи вопросы, ни на чьи едкие комментарии. Заплакать. Проплакать всю ночь. Попробовать представить свою жизнь без Николая Гончарова. Маша нажала на кнопку отключения, сердце гулко ухнуло и заколотилось чаще — на те несколько секунд, что телефон умирал, раскручивая сигнал отключения на темном экране. Прожить остаток вечера, не думая о том, что Николай не звонит, — это стоило того, чтобы отключить телефон.

— Что, пропал? — спросил вдруг Степочка, с сочувствием глядя на Машу. Она вздрогнула и на секунду задержала дыхание, чтобы не расплакаться. — Хочешь, я тебе коктейль куплю?

— Коктейль? Зачем? — опешила Маша. Степка покачал головой, протянул Маше карту, вложил ее в руки со всей возможной аккуратностью, чтобы, не дай бог, не дать кому-то увидеть. Маша посидела несколько секунд, прижимая карту к коленке, а затем аккуратно перевернула — буквально на мгновение — и замерла, стараясь подавить сердцебиение. Хорошо, что она уже была раскрасневшейся от волнения, и можно было все списать на это.

Потому что она была главой мафии.

— Держи свой «Секс на пляже», — усмехнулся Степочка, протягивая Маше высокий бокал с какой-то бело-сливочной жидкостью. Это была Пина колада, но Степочке это было скучно, поэтому он принялся шутить про то, что мирные граждане в их городе что-то стали слишком много пить.

— Такая нынче в нашем городе политическая обстановка, — пробормотала Маша, пытаясь взять себя в руки. Не так уж и часто ей удавалось поиграть «мафией», и это было волнительно и отвлекало — здорово отвлекало от всего остального.

— Каждый народ заслуживает своего правителя, — усмехнулась Сонечка и посмотрела пристально на Машу. — Ты мафия, Кошкина?

— Я — нет, — покачала головой она. — Я просто горожанка с разбитым сердцем, к тому же пьющая. — И она демонстративно отпила из бокала чуть ли не половину. Сонечка отвернулась и принялась задавать тот же самый вопрос Степе, Ромке и другим ребятам за столом. Маша наблюдала за реакциями, пытаясь вычислить, кто кого уже заподозрил и в чем и насколько их подозрения не беспочвенные.

Игра в «Мафию» всегда больше объединяла тех, кому предстояло врать и укрываться. На некоторое время люди, объединенные красной меткой в их карте, становились ближе друг другу, начинали понимать друг друга с полуслова, защищать друг друга от нападок других. Порой ценой собственной жизни — игровой, конечно.

— Город засыпает, — объявила Сонечка, но на этот раз, даже закрывая глаза, Маша продолжала игру, и, когда пришло время, ее глаза открылись и загорелись опасным блеском. Пришло время убивать.

Они заигрались. Не в первый раз. И, в конце концов, все они уже давно не дети. Кое-кто уже сам женат. К примеру, Сонечка даже успела развестись к своим двадцати трем годам. Так что, если уж у тебя в паспорте стоит штамп о разводе, ты можешь засидеться в кафе до двенадцати с лишним часов. Маша пила «коктейли пряные» и не ждала новостей. Она играла в новую для нее игру, которой она не дала никакого названия. Она пыталась делать вид, что никакого Гончарова нет на свете и никогда не было. И что она совершенно одна, одинока и свободна, никогда не попадала в ловушку притягательного взгляда темных глаз. Телефон был отключен, и можно было дышать свободнее, не ожидая звонка каждую секунду.

Любовь оказалась чертовски болезненной штукой, и Маша только-только начинала понимать это. Все прошлые ее страдания и «страсти по Роберту» теперь казались картонными, как потемкинские деревни. Она никогда не испытывала такого физического страха, что ей не позвонят. Ужаса настолько ощутимого, что для противостояния ему ей пришлось отключить телефон и отключиться самой — посредством коктейлей.

Чего еще он мог хотеть от тебя? Что между вами общего? Ты совсем его не знаешь!

Маша добиралась до дома пешком. Степа хотел проводить ее, но ночь была тепла, и Маша совсем не хотела домой. К тому же коктейли сделали ее куда смелее, чем обычно, и Степа отступил, зевая. Маша брела по тротуару, проходя мимо темных окон своего длинного дома, пересчитывая подъезды, вспоминая момент, когда оставшиеся члены «Мафии» — она и мальчик Дима, которого она почти не знала, вскочили и принялись вопить от радости. Они победили, они обманули всех. Все поверили в Машину честность. Дима старательно отводил от нее подозрения, а она, в свою очередь, путала оставшихся жителей их города. Лжецы победили Рыцарей, и вкус победы еще ощущался на губах, как память мышц после долгого хохота.

— Ты хотя бы понимаешь, что я пережил? — услышала Маша, проходя мимо арки, пробивающей их дом насквозь прямо по центру. Маша чуть не споткнулась, услышав голос. Ей показалось, что это Николай, но откуда бы ему взяться тут посреди ночи? Маша остановилась, а затем неуверенно пошла дальше на неустойчивых ногах. Вот же дожила, допилась, всюду ей теперь Гончаров мерещится.

— И куда ты направляешься, скажи на милость! — на этот раз голос был совершенно четким и ясным.

— Николай? — пробормотала Маша, озираясь по сторонам. Через секунду или две, к ее изумлению, возник Гончаров собственной персоной. — Откуда ты тут взялся?

— Допустим, из машины, — сухо ответил он, и в темноте его глаза опасно блеснули. — Гораздо интереснее то, что ты делаешь тут одна посреди ночи. И в таком состоянии.

— Я иду домой! — громко заявила Маша. — Я ни в каком таком состоянии.

— Это я уже заметил. Ни в каком таком состоянии ты не должна ходить по улице одна даже днем. Где ты была?

— Какая разница? — возмутилась Маша. — А ты? Где ты был?

— В каком смысле? Я работал, был в офисе. Маша, если ты мне немедленно не объяснишь, где ты была, то я… то я…

— Что ты? Еще больше НЕ будешь мне звонить? Снова сделаешь вид, что меня не существует? — и Маша фыркнула, развернулась и направилась в сторону дома.

— Ты отключила телефон! Что я должен был думать? Может быть, ты была с кем-то и не хотела, чтобы я тебе помешал? — Николай схватил Машу за рукав ее тонкой ветровки в белый горошек, но Маша вырвалась и повернулась к нему.

— Я отключила телефон, потому что больше не могла этого терпеть.

— Терпеть чего? — прорычал он. — Это не ты, а я тут торчу уже третий час. Тебя не было дома до часу ночи. Это нормально?

— У меня есть алиби! — выпалила Маша. — Я была главной мафиози. И еще доктором. И комиссаром. А, чего тебе объяснять!

— Что? — Гончаров стоял, буквально поверженный объяснением, которое ему дала Маша. — Я не понял ни слова. Какое, к черту, алиби?

— Я играла в «Мафию» с друзьями. Мы собираемся по четвергам в одном кафе. Не каждую неделю, — последнее Маша сказала извиняющимся тоном, хотя до этого она и обещала себе больше ни за что не спрашивать ни у кого ни на что разрешения. И ничьих больше звонков не ждать.

— Что это? Что это за «Мафия»? — нахмурился Николай.

— Господи, только не говори мне, что не знаешь, что такое «Мафия»! — воскликнула Маша, широко взмахнув обеими руками. Николай Гончаров таращился на Машу в полнейшем непонимании.

— Поверь мне, Машенька, я знаю, что такое мафия. Даже больше, чем я хотел бы знать. Я пережил наезд люберецкой братвы в середине девяностых и, между прочим, могу сказать, с этим не шутят и не играют.

— Господи, Николай, о чем ты? — теперь уже Маша таращилась на него. — Я об игре в «Мафию». Ну как же? Город засыпает, просыпается Дон Корлеоне.

— Так, я понимаю, что нормального объяснения я не получу, верно? — нахмурился он.

— Да это оно и есть! — всплеснула руками Маша.

— Ты была с Робертом? Просто признайся, что ты все еще любишь его, и мы покончим со всем раз и навсегда, — выпалил Николай зло, а его пальцы больно сжали Машино предплечье. Так, что она даже вскрикнула.

— Роберт? При чем здесь Роберт-то?

— Я видел вас сегодня. Ты с ним провела почти час в шоу-рум! — в голосе Гончарова отчетливо зазвучала боль.

— А я думала, ты нас не видел, — растерянно добавила Маша и, только сказав, поняла, как нелепо прозвучала эта фраза. — В смысле, я не знала, что… В общем…

— Хватит, Маша.

— Послушай, ты на меня из-за Роберта разозлился? — внезапно дошло до Маши. — Боже мой, из-за Роберта. Это просто смешно!

— Не знаю, не знаю, — съязвил Николай. — У нас с тобой очень разное чувство юмора.

— Ты решил, что я изменяю тебе с Робертом? В шоу-рум?

— Я решил, что ты изменяешь мне с Робертом все последние три часа! — рявкнул Николай. — Выпиваешь к тому же.

— Да это все Степка со своей Пина коладой! — возмутилась Маша. Странным образом при упоминании имени Степочки выражение лица Николая смягчилось, и он посмотрел на Машу добрее.

— Так где тебя носило, Маша? — спросил он еще раз. — Что это за игры в «Мафию!?

— Я просто поверить не могу, что ты не знаешь этой игры.

— Нет, — сухо кивнул он. — Только то, какие проблемы бывают от настоящей.

— Это просто такая игра, — рассмеялась Маша. — В нее играют от восьми до пятнадцати человек.

— А вас сколько было? — поинтересовался Николай куда более мягким тоном. Он вдруг заметил, что от ночного холода Машу бьет мелкая дрожь. Он взял ее руки в свои ладони и сжал их вместе. — Ты совсем замерзла, а?

— Есть немного. Я думала, будет теплее. Когда я выходила…

— Когда ты выходила, в тебе говорила Пина колада. Так сколько вас было?

— Ты мне веришь, да? — обрадовалась Маша. — Сегодня нас было тринадцать. Вообще должно было быть двенадцать, но приперся Ромка. Хотя до пятнадцати человек играть можно, просто больше ролей вводится. Доктор, священник, можно еще проститутку добавить.

— Проститутку? Надеюсь, ты не была проституткой. Мне не нравится эта игра.

— О, какие глупости. Во-первых, сегодня проститутки не было. Это уже когда совсем много народу. А потом, проститутка просто ночью кого-нибудь спасает.

— Признаюсь честно, Маша, ты не проясняешь вещи, а скорее запутываешь их еще больше. Проститутки никого никогда еще не спасали. Ни ночью, ни днем.

— Николай!

— Ладно-ладно! Зачем ты телефон отключила?

Гончаров поднес Машины ладони к своим губам и поцеловал кончики пальцев. Маша почувствовала себя одновременно и счастливой, и безумно усталой.

— Чтобы не ждать твоего звонка, — прошептала она после долгой паузы. Когда они с Николаем смотрели друг другу в глаза, с Машей происходило что-то необъяснимое, как будто она попадала на самый пик горы Эверест, и дыхание заходилось от восторга и отсутствия кислорода, и становилось страшно до жути и хорошо до ужаса. И хотелось смотреть, не отрываясь, часами. Гончаров не сводил с Маши глаз, но вдруг он отпустил ее руки и обхватил ее за талию, притянув к себе. Его губы прикоснулись к ее губам. Он умел целоваться так, что Маша чувствовала полный паралич воли. Движения его губ, его языка околдовывали, и она теряла голову, почти теряла сознание, ощущая трепет в каждой клетке. Дрожала, как лист, но не могла понять, от холода или от жара.

— Я хотел позвонить. Я так злился на тебя. Почему вы сидели в шоу-рум так долго? О чем вы говорили?

— Мы… — Маша раскрыла глаза, моментально протрезвев. Николай ничего не знает о том, как Роберт подставил Машу, стерев все файлы из ее компьютера. И о проекте Аделы Юханнсон тоже ничего не знает. Если она скажет хоть слово, Николай уничтожит Роберта навсегда. Маша не знала почему, но она точно не хотела этого.

— Что — вы? — Николай сжал губами нижнюю губку, заставив Машу вскрикнуть. — Укушу, слышишь?

— Роберт хотел посмотреть, как идет строительство, и я все ему показывала, — Маша постаралась вложить в голос столько безразличия, сколько в ней было. Самое обидное, ей ведь не было совершенно никакого дела до Роберта Левинского. Она больше ничего не чувствовала к нему, кроме сочувствия. Но она не могла открыть этого Николаю, не открывая всего остального.

— И это все? — удивился Николай, внимательно глядя на Машино лицо.

— В конце концов, это же его проект. — Маша чувствовала, что фальшивит, но другого объяснения у нее не было. Николай молчал, затем он поднес ладонь к нежному лицу своей непокорной и совсем юной подруги. Она что-то скрыла от него. Почему?

— Поедем ко мне? — предложил он вместо всех вопросов. Он разберется со всем остальным после.

— К тебе? — заволновалась Маша. — Прямо сейчас?

— Нет, завтра днем. Маша!

— Но… что же я скажу родителям? Они ждут.

— Скажи, что ты со мной. Думаю, после часу ночи уже ничего объяснять не надо. Но для их спокойствия напиши им сообщение.

— И ты считаешь, это должно их успокоить? — рассмеялась Маша, с облегчением понимая, что вопрос с Робертом решен, по крайней мере на какое-то время. — Ладно, напишу. Хотя… это возмутительно и неприлично.

— Провести ночь со своим женихом? — делано возмутился Николай.

— Когда ты так говоришь, мне кажется, что я попала в Зазеркалье. Женихом, — Маша играла с этим словом, как с мятной конфетой.

— Да, с женихом, — Николай склонился и поцеловал Машу в нос. И добавил: — Который будет делать с тобой возмутительные и неприличные вещи. Если ты позволишь ему. — И Николай удержал Машу в своих руках, словно зная, что от его слов у нее закружится голова. Он обнял ее за талию и повел к машине. — Позволишь?

— Даже если бы я попыталась сопротивляться, — прошептала Маша, краснея. Николай заботливо открыл перед Машей дверь автомобиля и помог ей устроиться. В салоне было тепло и пахло тонким приятным ароматом автомобильной кожи. Николай завел двигатель, а затем улыбнулся, глядя на совершенно растерянную раскрасневшуюся Машу.

— Значит, сегодня ты не была проституткой и не спасала горожан по ночам? Это хорошо. Интересная какая игра. А в чем ее суть? Что нужно делать, чтобы выиграть?

— Эгхм, — закашлялась Маша. Затем она повернулась к Николаю и ответила на поставленный вопрос с самым невинным видом, на который только была способна: — Чтобы выиграть, нужно врать. Да, врать — и врать как можно лучше.