Между прошлым и будущим

Татьяна Валентиновна Сулина, 2023

Книга забайкальской писательницы и поэтессы. Это реальная история, в ней нет ничего придуманного – маленькая семейная сага. Действие вращается вокруг главной героини – автора произведения.Девочка выжила. Наперекор приговору врачей. Выжила и прожила очень интересную жизнь, в которой было много взлётов и падений. Не раз ещё пришлось ей стоять на самом краю, но выживать, когда уже не было надежды. В её жизни было всё – первая любовь, раннее несчастливое замужество и радость материнства, а потом несколько лет горького одиночества. А когда она уже почти смирилась со своей несчастливой судьбой, жизнь подарила ей большую любовь, которая помогла ей пройти через все невзгоды в лихие девяностые, не раз пережить и побороть страшные болезни. От этой любви родились дети – это стихи, их много. Эта поэзия, излучающая свет и добро – неожиданный подарок ей от Бога. В книге, кроме повести, большой сборник стихов и фотографии из семейного архива.

Глава первая

ДЕТСТВО

В раннем детстве я очень боялась врачей. От одного вида человека в белом халате заходилась в крике. Следы от проколов на позвоночнике мама находила у меня до десяти лет.

До сих пор не люблю ходить по врачам, и в больницу попадаю только на скорой, когда болезнь уже сбивает с ног.

В первых детских расплывчатых воспоминаниях вижу, как мама садится на маленькую скамеечку доить нашу корову Дочку, а я стою рядом с большой эмалированной кружкой в руке. Это молоко я выпивала тут же, не отходя от мамы. Считалось, что парное молоко очень благотворно влияет на моё здоровье. Много лет спустя, приехав к маме погостить, я попробовала его снова. И не смогла сделать больше двух глоточков. Тёплое, оно показалось мне невкусным, даже неприятным, а ведь когда-то, в детстве, я пила его кружками. Может быть благодаря этому, девочкой росла не худенькой. Именно так — не худенькой, но и не толстой. Отец, глядя на меня, говорил маме: «Она будет очень красивой». Он был художник, и имел свое представление о женской красоте. Росла я тихой, спокойной и предпочитала чтение книжек шумным играм на улице.

Самым ярким воспоминанием из раннего детства был приезд дяди Рида. Это брат отца — красавец под два метра ростом, в белом мундире морского офицера, с кортиком на боку, который свёл с ума всех поселковых мальчишек. Жена его, Инна, была под стать мужу, настоящая супер-модель, как сказали бы сейчас. Её потрясающие наряды вызывали жуткую зависть у всех женщин Даурии. Дядя Рид служил дирижёром военного оркестра Тихоокеанского флота, а Инна была дочерью какого-то военачальника. Редким именем Рид, дядю назвали в честь американского журналиста Джона Рида, написавшего книгу о первых днях революции в России — «Девять дней, которые потрясли мир». Молодым мальчишкой Рид уехал в Ленинград с пачкой нот собственных музыкальных сочинений. Несмотря на юный возраст — четырнадцать лет, был принят в военно-музыкальную консерваторию, сначала воспитанником, а через два года курсантом — очень талантлив был.

Их приезд в захолустной Даурии произвёл настоящий фурор. Моей маме был привезён подарок — японское платье из тёмно-зелёного шелка. Оно было изумительно красивым. Искусно расшитое бисером, переливаясь разными цветами, сияло на солнце. Все выходили посмотреть, когда мама шла в этом платье по улице. Но не долго довелось моей маме красоваться в этом наряде. Через некоторое время из Барнаула к нам приехала бабушка, Мария Митрофановна, у которой была одна неудержимая страсть. Очень любила она перекрашивать одежду. Ей как-то удалось убедить маму перекрасить платье в чёрный цвет. Закипятив на печке в большом баке воду и растворив ней анилиновый краситель, бабушка погрузила в него платье. Через две минуты оно благополучно растворилось. Шёлк, видимо, был искусственный. Мама тихо плакала…

Может быть, именно это платье и вызвало в маленькой девочке непреодолимое желание придумывать и шить красивые вещи. Всю жизнь я буду заниматься этим с большим удовольствием, обшивая женщин своей многочисленной родни. А в детстве выход своим творческим фантазиям находила в придумывании нарядов для бумажных кукол, которые рисовала для меня старшая сестра. Однажды я заболела и попала в госпиталь. Коробку с куклами и их нарядами, конечно, взяла с собой.

Был тёплый летний день. Окна в палате открыли, и я, сидя на подоконнике, смотрела вдаль со второго этажа, поджидая свою маму. Вдалеке я видела двух женщин. Чем ближе они подходили, тем пристальней я вглядывалась в одну из них. Лица её я даже не замечала, всё мое внимание было приковано к красивому платью женщины. Через час моя любимая кукла красовалась в новом наряде, а доктор, делая обход больных, была абсолютно потрясена, увидев точную копию своего платья. Она присела ко мне на край кровати и с восхищением разглядывала коллекцию кукольных нарядов. «У вашей дочки талант, она будет модельером» — сказала она маме.

Нас было три сестры и маленький братишка. Он родился, когда мне было четыре года. Родители были счастливы — ещё бы, долгожданный сын! Отец назвал его в честь Пушкина, Александром. Да и мы, дочери, тоже получили имена пушкинских героинь — Людмила, Ольга и Татьяна.

Старшая сестра моя, Людмила, была в детстве веселушка, но, надо сказать, в начальных классах училась на «отлично». В школу она пошла в Барнауле. В то время, наряду с привычными нам общеобразовательными школами, существовали ещё и гимназии, в которых обучение было раздельным. Люда в первый класс пошла в обычную школу, где учились вместе и мальчики, и девочки.

Учиться ей понравилось, всё давалось легко, а первая учительница была замечательным педагогом. Но когда семья переехала в другой район города, рядом оказалась именно женская гимназия, куда и привела Люду мама.

Это было чинное чопорное заведение. На переменах девочки ходили парами и шептались. Громко разговаривать, а тем более, смеяться, было запрещено. Царила атмосфера стукачества. Учительница невзлюбила новенькую с первых дней. Не раз Люде приходилось стоять в углу, а ведь в первой школе её всегда хвалили! Оценки тоже поползли вниз. И Люда сбежала! Утром, как обычно, она брала портфель и выходила на улицу, но отойдя подальше, поворачивала совсем в другую сторону. Неподалеку жили бабушка и дедушка её отца, которые с радостью принимали правнучку, не задавая лишних вопросов. Так продолжалось до тех пор, пока родителям не позвонили из гимназии. Вопрос встал ребром. Люда категорически отказалась учиться в этой школе. Никакие уговоры и наказания не могли заставить её идти в эту ужасную женскую гимназию. Пришлось возвращать её в первую школу к любимой учительнице. Ходить было далеко, но жизнь опять стала прекрасной!

Но со второго полугодия следующего класса Людмиле пришлось учиться совсем в другой школе. Семья переехала в Забайкалье, на станцию Даурия. Вообще-то здесь когда-то Люда родилась, это была её родина. В новой школе было так же хорошо, как и в прежней. Людмила любила школу. Можно сказать, она была душой класса. Весёлая девчонка с фотоаппаратом — такой она запомнилась одноклассникам. Много лет спустя они найдут друг друга в интернете и будут вспоминать своё счастливое и такое далекое детство.

А вот вторая сестра, Ольга, наоборот, школу не любила. Она терпеть её не могла. Ольга на шесть лет меня старше. Помню её маленькой девочкой с тонкими косичками — хвостиками. Намучилась Оля, постигая арифметику и письмо, да и позже, в старших классах, училась неважно. Теперь она и сама удивляется — почему? Но ответ на этот вопрос у неё, кажется, есть. Школа располагалась на территории военного городка. Большинство детей были из гарнизона, учителями тоже были в основном жёны офицеров. Дети из поселка всегда были хуже одеты. Их родители жили очень небогато по сравнению с военными. Не спасало даже то, что форма у всех была одинаковая, просто сшита она была из разной по качеству и цене ткани. А вне школы эта разница была ещё более ощутима. Поселковые дети часто ходили в обносках, которые их матери выменивали в гарнизоне за молоко от единственной коровки — кормильцы. Отношение учителей к детям, как ей казалось, тоже было разным. Вот это и мешало Оле полюбить школу и учёбу в ней.

В те далекие времена школа в Даурии располагалась в трёх зданиях. Начальная школа — одноэтажное здание из круглых бревен с высоким большим крыльцом отапливалась печами. Там было тепло и уютно, но ходить было далеко, к тому же надо было пересечь несколько железнодорожных путей. Даурия была узловой станцией. Школа находилась рядом с вокзалом, «за линией», как все говорили. Очень страшно было переходить через пути. В детских снах меня часто преследовал кошмар — я бегу по шпалам, а следом несётся на всех парах чёрный паровоз, и громко, оглушительно гудит. Тогда на железной дороге, наряду с тепловозами были ещё и паровозы.

Училась я хорошо. Первый класс как-то не запомнился. Елизавета Тимофеевна, так звали мою первую учительницу, была женой офицера и уехала сразу после окончания учебного года. Зато вторую свою учительницу, Тамару Михайловну, я запомнила на всю жизнь. Она учила нас до пятого класса. Хорошая она была. Почему-то больше всего помнится, как каждый год, восьмого мая, она входила в класс, вставала у доски и начинала урок. Но, тут же умолкала, слёзы не давали ей говорить. Они ручьем текли по её щекам. Мы, дети, с состраданием смотрели на неё, некоторые тоже начинали плакать. Тамара Михайловна носила очень красивую фамилию — Полховская. Когда мы стали постарше, она объяснила нам причину своих слёз. Во время войны она, совсем ещё маленьким ребёнком жила в оккупированной немцами Белоруссии. Старший братик её, которому было всего-то двенадцать лет, был связным у партизан. Он попал в лапы фашистов, был зверски замучен и убит. Много жестокости пришлось познать тогда маленькой девочке. Провожая нас в пятый класс, Тамара Михайловна заклинала всех отказываться от обучения немецкому языку. Ненависть к немцам осталась в её сердце навсегда.

До сих пор в день Победы я вспоминаю свою любимую учительницу, её слёзы и тяжёлые воспоминания о страшном военном детстве в оккупации. Именно она дала нам первый урок о войне, который я запомнила на всю жизнь.

Мой отец работал учителем черчения и рисования в «зелёной» школе. Эта была школа для старших классов, а зелёной её называли из-за цвета наружных стен. Ещё была двухэтажная школа. Там дети учились с пятого по седьмой классы, там же располагались производственные помещения для обучения труду.

Отец был хорошим учителем. Казалось бы, не такие уж и важные для учебного процесса предметы, дети очень любили. Он выписывал из Москвы различные гипсовые фигуры для того, чтобы ребятишки учились передавать игру света и тени, учил их видеть перспективу. Наверное, так его когда-то учили в художественном училище. Дети старательно учились рисованию, в классе стояла тишина, хотя он никогда даже не повышал голос. Теперь они, уже не молодые, с благодарностью вспоминают эти уроки рисования и любимого учителя.

Когда-то в Барнауле отцу, как талантливому художнику, пророчили большое будущее. Вот только не выдержал он испытания богемной жизнью — вино, женщины… А потом не выдержала мама, и не сказав никому ни слова, решила уехать с детьми на родину, в Забайкалье. Когда он узнал, нас уже не было в доме. На ходу он успел вскочить на ступеньку последнего вагона поезда, увозящего его семью. Так, все вместе и вернулись в далёкую Даурию, где когда-то он встретил свою судьбу. А ещё, мне кажется, что суровый Забайкальский край обладает какой-то неведомой силой притяжения. Тот, кто когда-либо жил здесь, обязательно возвращается. Так случилось позже и со мной…