Женщина в лунном свете

Татьяна Бочарова, 2019

После смерти жены Иван потерял интерес ко всему. Перестав следить за собой, он остался без работы и оказался на больничной койке. Казалось бы, надежды нет, но неожиданно для себя Иван нашел новый смысл в жизни. Случайное знакомство с прекрасной незнакомкой, в которую он влюбился с первого взгляда, казалось бы, обещало ему счастье… Вот только эта женщина вскоре пропала, а когда Иван начал искать ее, выяснилось, что ее давно нет в живых! Кто же сводит Ивана с ума – неужели призрак? Или вполне реальный человек?

7

Потянулись долгие дни реабилитации. Трефилов разрешил Ивану вставать, потом потихоньку выходить из палаты и гулять по светлому, чисто вымытому больничному коридору.

— Только без фанатизма, — наказал он ему, — чуть-чуть походили и в постельку, отдыхать.

Иван послушно делал все, как велел завотделением. Минут пятнадцать медленно прогуливался мимо лавочек и кадок с цветами, заглядывал к сестричкам в процедурную, не спеша доходил до буфета, беседовал с буфетчицей бабой Зиной, сухонькой и бойкой старушкой, относившейся к нему с жалостливой симпатией. Муж бабы Зины спился и помер, и она сочувствовала всем больным в отделении, которые страдали от такого же пагубного пристрастия. Выслушав от нее, что пьянство страшный грех и доведет его до могилы, а также получив стакан теплого какао с восхитительно вкусной пенкой, Иван тем же путем шел обратно. Добравшись до палаты, он забирался под одеяло и дремал, а проснувшись, слушал новости или, без особой охоты, играл с Серегой в любимого им «дурака».

Недели через две Иван окреп настолько, что рискнул спуститься вниз и в сопровождении Сереги вышел во двор. По-прежнему ярко светило солнце, стояло чудесное сентябрьское утро. Они немного отошли от крыльца туда, где за асфальтовой дорожкой начинался парк. Листва только-только начала желтеть, а трава еще вовсю зеленела. На большой, обнесенной кирпичами клумбе пышным цветом разрослись охряно-рыжие бархатцы, окутывая воздух характерным терпким ароматом.

Иван и Серега сидели на скамейке под высоким, раскидистым кленом и молчали, блаженно подставив лица под ласковые солнечные лучи.

— Вот видишь, как все складывается, — сказал наконец Серега. — Уже гуляешь. Тебя еще раньше меня выпишут. Вот увидишь.

Иван кивнул в ответ, продолжая молчать. Он думал о том, что совсем не хочет выписываться отсюда. Тут хоть люди вокруг. Кормят сносно. Медсестрички приветливые, если и колят уколы, то не больно. Опять же, Серега рядом, пусть и невеликого ума человек, а тоже живая душа. А дома что? Снова пустота, мысли о Нине да жажда выпивки…

Они еще посидели немного и поднялись в палату. Через полчаса зашел Трефилов.

— Сюрприз! — Он по обыкновению был весел и полон энергии.

Распахнул дверь пошире, и Иван увидел Машу. Та стояла на пороге и смотрела на него, на глазах блестели слезы.

— Папа!

— Доченька! — Иван вскочил, позабыв, что двигаться ему нужно очень осторожно, и тут же охнул от боли.

— Тихо-тихо, — бросился к нему Трефилов. Бережно усадил на постель. — Сюрприз сюрпризом, а беречь себя необходимо. Подойдите, — велел он Маше.

Та приблизилась к кровати, стояла молча, теребя в руках белый носовой платочек.

— Машенька. — Иван протянул руки к дочери.

Она осторожно наклонилась и поцеловала его в щеку.

— Выглядишь молодцом.

— Когда ты приехала? — Он не верил своему счастью.

— Вчера.

— Юленьку привезла?

— Нет. Джулия с отцом. У него отпуск, и он повез ее к своей родне.

— А разве я не родня? — робко уронил Иван.

— Пап, не надо, не начинай, — попросила Маша. — Там у них свои законы. Приходится подчиняться.

— Ну хорошо, хорошо. — Иван испугался, что она сейчас уйдет. — Сядь, посиди со мной.

— Конечно.

Она придвинула стул и села.

— Ты зачем прилетела?

— К тебе. Боря написал, что ты в больнице. Я сразу взяла билет.

Он смотрел на нее и не мог наглядеться. Красавица. Лицом в него, а обликом все равно в мать. Только бледненькая да худая. Но все равно хороша, глаз не оторвать.

— Как… как мама умерла? — тихо спросила Маша. — Мучилась она?

— Нет, — твердо ответил Иван. Незачем дочери знать правду о бессонных ночах, уколах, искусанных губах. — Нет, — повторил он, — просто уснула. Тебя перед смертью вспоминала. Не дождалась вот…

Маша вздохнула, из глаз ее полились слезы.

— Ну что ты, ну не надо, не плачь. — Иван обнял ее и прижал к себе, точно ребенка. — Я тебя… я так тебя люблю. Хочешь, бросай свою Америку, приезжайте сюда с Юлей, будем вместе жить. Семьей.

Маша улыбнулась сквозь слезы и покачала головой. В дверях показался Трефилов.

— На первый раз хватит, я думаю. Тем более сейчас не время для посещений. Завтра придете.

Маша послушно встала. Поцеловала отца еще раз и вышла из палаты. Серега, заинтригованный, глядел на Ивана.

— Дочка?

— Дочка. Из Америки прилетела.

— Ух ты! Круто. Красивая у тебя дочка. Жена, наверное, тоже была красивая.

— Да, — коротко ответил Иван.

Его грызли обида и тоска. Почему Маша не могла привезти Юльку? Почему не приехала похоронить мать? Где, когда они с Ниной сделали промашку, воспитали детей, которым теперь не нужны? Вроде ни в чем им не отказывали, водили в музыкалку, нанимали англичанку, зимой бегали всей семьей на лыжах, летом отдыхали на море. Отчего же эта отчужденность и равнодушие?

— Андреев, на укол! — крикнула из коридора сестричка Соня.

Иван медленно и тяжело встал.

— Ни пуха ни пера, — напутствовал его Серега.

В коридоре Иван наткнулся на Трефилова.

— Ну как, рады? — весело спросил его тот.

— Рад, — угрюмо ответил Иван. Доктор посмотрел на него с удивлением.

— Что-то непохоже. А я вам уколы прописал, витамины, поддерживающие иммунитет. Давайте-ка, Иван Павлович, поправляйтесь, нечего у нас залеживаться. Другим тоже нужно.

Иван что-то буркнул в ответ и пошел в процедурную.

— Работайте кулачком, — велела ему энергичная кудрявая Соня и туго затянула жгут на Ивановой руке. — Сейчас будете как новенький, — сказала она и ловко вколола иголку ему в вену. Было не больно, но чуть-чуть неприятно. — Ну вот, — она выдернула шприц, смазала место укола ваткой, пропитанной спиртом, и заклеила пластырем, — порядок. Завтра утром еще один.

— И сколько всего?

— Пока десять дней. А там, как доктор скажет.

— Понятно.

Иван покинул процедурную. Ему показалось, что чувствует он себя значительно бодрее. Идти во всяком случае было легче, и Иван вдруг ощутил, что проголодался. Он добрался до палаты и, достав из холодильника свои нехитрые припасы, соорудил бутерброд с сыром. Сходил в столовую, налил себе кипятка, заварил чаю и, вернувшись, с удовольствием принялся за еду. Серега, глядя на него, тоже захотел подкрепиться.

Они сидели, чаевничали и говорили за жизнь. Иван чувствовал, как обида на Машу постепенно проходит, уступая место радости, что она тут, в Москве, все-таки приехала, не бросила его в трудную минуту. Серега рядом уютно жевал бутерброды, и Иван невольно разоткровенничался, стал рассказывать ему про Нину, про то, как они познакомились, как жили, как внезапно и грозно вмешалась в их жизнь неумолимая болезнь. Серега внимательно слушал, время от времени поскребывая щетинистую щеку и сочувственно кивая.