Лавровый лист

Татьяна Бонч-Осмоловская, 2021

Сборник новой прозы семерых авторов-женщин называется «Лавровый лист», а его обложка стилизована под упаковку этой самой демократичной специи. Лавр – одно из самых семиотически нагруженных растений. Диапазон смыслов велик – от лаврового венка, символа славы, триумфа, до лаврушки, синонима советского общепита. Растение лавр имеет ошеломительное количество прекрасных свойств и в умелых руках может принести массу пользы. Нам показалось, этот образ удивительно ярко и емко описывает современное состояние и восприятие женской литературы, в первую очередь прозы. Наличие женской литературы вроде бы признано, тем не менее для нее все еще реальна вероятность быть откомандированной на «кухню» – традиционное «женское» место, скрытое в недрах дома, невидимое для почетных гостей, которые в парадных комнатах ведут важные разговоры о высоком. Что касается вкуса и качества наших продуктов – мы в них уверены, остается только снять пробу. Содержит нецензурную брань.

Анна Голубкова

Нечто случившееся весной

Маша Каткова хотела любить. Особенно это желание обострялось весной, когда просыпавшаяся вокруг природа начинала вести себя просто неприлично — всюду журчало, звенело и капало, из тоненьких коричневых веточек начинали лезть остренькие клейкие листочки, а по ночам за окном мучительно и протяжно, надрываясь и постанывая, кричала какая-то птица. Все вокруг с жадностью и доходящей до наглости настойчивостью хотело жить, жить, жить и размножаться. Но Маша очень сомневалась в том, что эта жадная природная сила имела хоть какое-то отношение к тому, что на самом деле называлось любовью. Она хотела именно любить, а не быть слепой игрушкой природной энергии, которая не разбирается в тонкостях и отдельных моментах, не спрашивает о согласии, вообще не интересуется твоим мнением, а просто навязывает одну-единственную модель поведения. Конечно, противостоять этому было невозможно, особенно весной, но, покидая очередного случайного любовника, Маша в очередной раз думала, что нет в этом физиологическом влечении никакой любви, нет и быть не может. Любовь — это явно что-то другое.

Книги и особенно фильмы создавали впечатление, что женщина не может существовать без любви, что любовь — это неотъемлемая часть ее личности и что без любви она не совсем полноценна. Под любовью чаще всего понималась эмоциональная зависимость от другого человека, которая непременно возникала с первого же взгляда. Одного взгляда было достаточно, чтобы разумная и вполне удовлетворенная жизнью женщина превращалась в истеричку, чье психологическое благополучие зависело от присутствия вблизи нее некоего существа мужского пола. В данном случае было неважно, как именно мужчина реагировал на внезапную женскую одержимость, важно было то, что женское существование наконец-то становилось осмысленным и значимым. В жизни мужчины отсутствие любви такого значения не имело. У мужчин были работа, друзья, мировая тоска, поиски самого себя и прочие внутренние проблемы, которые не могли заполнить и на самом деле вовсе не заполняли женскую жизнь. Даже если у них в бытовом плане все было в полном порядке, женщины тосковали о невероятной любви, о каком-то невыразимом счастье, получить которое на самом деле вряд ли было возможно.

В ранней юности Маша потратила довольно много времени на мечты, скроенные по лекалам кинематографа. Она воображала себя сидящей за маленьким столиком в кафе на парижской улице, напротив нее находился мужчина, улыбавшийся ей снисходительно и уверенно, как будто знал о ней все лучше нее самой. Или же представляла себя с мужчиной на смотровой площадке в горах над морем — они стояли, держась за руки, и смотрели, как в поблескивающих стальным блеском волнах отражается темно-желтое, чуть отдающее по краям фиолетовым закатное солнце. Или они вместе с мужчиной ехали в машине по лесной дороге, и им добродушно кивали склоненные ветви деревьев. В общем, продолжать ряд картин можно было бесконечно, однако впоследствии оказалось, что наслаждаться красотами природы и интересными достопримечательностями гораздо лучше в одиночестве. Мужчины мешали восприятию прекрасного, они постоянно требовали внимания, желали разговаривать о самих себе, строить ближайшие планы или просто нести чепуху, как глухари на току, прислушиваясь исключительно к звуку собственного голоса. И в музеи, и на выставки, и в экскурсионные поездки гораздо лучше было брать подружек — они, по крайней мере, не перетягивали одеяло полностью на себя и могли хотя бы иногда интересоваться чем-то кроме своей великолепной персоны.

Поэтому в определении настоящей любви книги и фильмы были абсолютно бесполезны. Жизнь в них представала какой-то утрированной стороной, может быть, отчасти и похожей на настоящую, только вот далеко не той частью, которая могла иметь реальное значение. Оставался только опыт — как свой, так и друзей и знакомых. Но и с опытом все было не так просто. Все подружки Маши мечтали о великой романтической любви, однако на выходе чаще всего получалось нечто безобразное и на любовь ничуть не похожее. Одна школьная подружка влюбилась в мужчину намного старше, причем, как говорится, влюбилась без памяти и даже из-за него поссорилась с семьей. Мужчина этот уговорил ее бросить институт, расстаться со всеми друзьями и начать новую совместную жизнь как бы с чистого листа. «Мы с тобой одно целое, ты и я, — говорил он, расхаживая по комнате, — ничто не сможет нас разлучить. А все эти люди тебе не нужны. Ты на них только время зря тратишь». Оля, ослепленная любовью Машина подружка, была готова на все. Она сидела дома и занималась по специально разработанной любимым программе, которая должна была сделать из нее идеальную женщину. За время этого романа Маша виделась с Олей несколько раз, и то почти тайком, чуть ли не конспиративно. Ну а когда цель была близка и Оля стала ровно такой, какой ее хотел видеть любимый мужчина, он вдруг понял, что ему нужна совсем другая женщина, и нашел себе девицу помоложе. У Оли же началась затяжная депрессия, от которой она долго и мучительно лечилась, обзванивая в моменты кризиса всех своих знакомых и жалуясь на бывшего любовника. Кое-как справившись с депрессией, Оля отказалось от мыслей о великой любви, начала встречаться с первым попавшимся более или менее подходящим мужчиной, вышла за него замуж, родила троих детей и наконец успокоилась. По большому счету, думала иногда Маша, это была история с хорошим концом. Другим ее подружкам повезло гораздо меньше.

Еще одна бывшая одноклассница, Вера, во время учебы в университете влюбилась в своего однокурсника Артема. Сначала все было хорошо — они везде ходили вместе, постоянно целовались на переменках и даже на некоторых лекциях, и, если общие знакомые встречали кого-то одного, это значило, что второй заболел. Но где-то через год Артем объявил, что они устали друг от друга и им нужно сделать паузу, после чего завел роман с девушкой из параллельной группы. Вера была безутешна. Она забросила учебу, перестала выходить из дома и отказывалась с кем-либо общаться — жизнь потеряла для нее всякий смысл. От отчисления ее спасло только то, что Артему быстро надоела новая любовь, и он ненадолго вернулся к Вере. Правда, через пару недель соскучился и снова ушел. Но Вера уже воспрянула духом и решила, что будет любить Артема всегда, что бы ни случилось, ведь именно любовь — это главный смысл жизни женщины, без любви ее просто нет. И потому неважно, что Артем находится вдали от нее, — любовь к нему все равно греет ее душу и как бы собирает ее воедино, делает Веру настоящим человеком, а не какой-то жалкой ненайденной половинкой неизвестно чего. Так это все и продолжалось много лет подряд: Артем приходил, уходил, встречался параллельно с кем-то еще, успел один раз жениться, завести детей и развестись, а Вера терпеливо ждала его и всегда была готова встретить как следует, накормить и утешить. Она давала ему в долг деньги, которые он ни разу даже не подумал вернуть, устраивала на разные работы, где он обычно долго не задерживался, выплачивала проценты по кредиту, который он взял под ее поручительство и истратил непонятно на что и так далее в том же духе.

В конце концов судьба не могла не вознаградить Веру за эту удивительную преданность: устав от жизненных невзгод и передряг, Артем остался у нее насовсем. Юную красоту и даже смазливость он давно потерял, отрастил хороший такой пивной животик, волосы на голове начали вылезать, а в голосе появилась какая-то нервная визгливость. Но Вера по-прежнему видела в нем того самого красавца со второго курса, который целовал ее в коридоре между лекциями. Остальные женщины, правда, этой точки зрения никак не разделяли, так что с того счастливого момента сокровище принадлежало исключительно Вере. Артем тоже был по-своему счастлив — теперь он мог целыми днями лежать на диване и смотреть телевизор. Вера не требовала от него ничего — она была счастлива кормить и обслуживать любовь всей своей жизни, а о том, чтобы получить от него что-то для себя, и речи быть не могло. Знакомые Веру не осуждали, наоборот, даже немного завидовали способности к великой любви. И только Маша никак не могла понять, как можно многие годы убиваться по такому пафосному, ни на что не годному идиоту, каким был этот Артем. Но о вкусах не спорят.

Еще одна Машина приятельница, Лариса, насмотревшись на подобные случаи, решила идти другим путем.

— Мужчины, они как дети, — говорила она Маше, — и обращаться с ними нужно, как с детьми: большой воли не давать и все время контролировать.

— Но ведь тогда придется пожертвовать романтикой, — возражала Маша. — Какая может быть романтика, если ты все время начеку и ни в какой момент нельзя расслабиться?

— Никакая романтика мне не нужна! — восклицала Лариса. — Дом должен быть полной чашей, муж заботливый и непьющий, дети послушные, а все остальное — это лишнее, и без него легко можно обойтись. Вон на Верку посмотри. На фига нужна такая жизнь?

С этим утверждением трудно было поспорить. Лариса была убеждена, что у нее все будет по-другому, что главное в браке — разум и правильно подобранное соответствие характеров. И правда, замуж она вышла за тихого хозяйственного Игоря, который ее просто обожал и слова поперек не мог сказать. Единственный минусом стала его заботливая мамаша, от которой вначале было просто невозможно избавиться. Но со временем и это удалось — ведь именно Лариса по сути была главой семьи, именно она решала, как они будут проводить свободное время и с кем общаться, так что постепенно свекровь была отодвинута на второй план, потом на третий, а потом остались только посещения по большим праздникам, и ничто больше не мешало Ларисе наслаждаться правильно устроенной семейной жизнью. Иногда, забивая в стенку гвоздь или устраиваясь на вторую работу, потому что у них родились двое детей и денег постоянно не хватало, Лариса с тоской думала о том, что ей приходится исполнять несвойственную женщине роль. Игорь обладал прекрасным покладистым характером, но ждать от него настоящего мужского поведения не приходилось. Мужиком в семье была Лариса, и со временем это все больше стало ее напрягать.

В сущности, Маша ничуть не удивилась, когда ей однажды позвонила Лариса и сообщила, что без памяти влюбилась в коллегу по работе. Примерно чего-то подобного она подсознательно и ожидала — слишком уж рано подруга остепенилась и сделалась благоразумной матерью семейства.

— Его перевели в наше отделение из N! — с восторгом рассказывала Лариса. — Ты представить не можешь, какой он замечательный! Он просто от меня без ума! Настоящий мужчина!

— А как же твоя семья: муж, дети? — спрашивала Маша.

— Да какая семья! Какой муж?! Любовь — вот что главное! Я не могу без любви, понимаешь, Машка? Я ведь до сих пор настоящей жизни не видела! Я жить хочу! Жить и любить! Жизнь без любви — это ведь не жизнь! — продолжала твердить Лариса.

Понимая, что любые возражения бесполезны, Маша пожелала ей удачи и повесила трубку. Видимо, та дурь, что все эти годы семейных трудов и материнских забот копилась в Ларисе, должна была выплеснуться в один момент на ее ни в чем не повинного любовника. Впрочем, он был все-таки виноват — нечего заводить роман с замужней коллегой, даже если тебе нечем заняться на новом месте в чужом городе.

Чувства, переполнявшие Ларису, были столь огромны, что не могли оставаться в тайне. Не прошло и недели после начала романа, как о нем уже знали все, в том числе муж Ларисы. Сам по себе он бы не предпринял ничего, так и продолжал бы лежать, страдая, на диване, но тут вмешалась его заботливая мамаша, давно точившая на Ларису зуб. Не успела Лариса опомниться, как свекровь быстренько довела дело до разъезда, а вскоре впереди замаячил и развод. Но разрушение семьи Ларису вовсе не волновало, она могла думать только о своей новой великой любви. Бурный роман продолжался полгода, пока коллегу опять не перевели в другой город. После этого отношения постепенно сошли на нет: тяжело тащить на себе двоих детей, да еще по выходным ездить на свидания. А тут и бывший муж Ларисы взбрыкнул и уже сам потребовал развода — у него тоже начался роман с дочерью приятельницы его мамы. Лариса, которая к тому времени уже несколько успокоилась, немедленно пришла к выводу, что любовь — любовью, а семья — семьей, и каким бы ни был ее мягкотелый муж, он все-таки отец ее детей и всегда будет ей ближе, чем кто бы ни было другой. Надо сказать, что Ларису всегда возбуждали неодолимые препятствия. Конечно, она вступила в борьбу и победила, ибо была женщиной твердой и решительной, а свекровь старела и силы у нее были уже не те, что раньше. Муж вернулся домой, снова лег на привычный диван и только изредка переписывался теперь со своей несостоявшейся пассией, на что Лариса мудро закрывала глаза. Единственное, что изменилось в результате случившихся женских битв: муж убедился в том, что представляет собой большую ценность, и совсем перестал что-либо делать по дому, разве что детьми иногда немного занимался. Все заботы опять свалились на Ларису, однако она смиренно терпела и больше не мечтала о том, чтобы обрести настоящего мужчину, — ей вполне хватало такого, который есть.

Во всех известных Маше случаях любовь оказывалась силой, крайне разрушительной для женской жизни. И тем не менее женщины только и делали, что мечтали о любви — о большом всепоглощающем чувстве, которое заставит их забыть обо всем на свете и навсегда утонуть в объятиях любимого. Маша тоже не мыслила своей жизни без любви, однако ее не устраивала цена этого чувства — потеря всего, что есть, и затем, если повезет, медленное и постепенное восстановление своей жизни из сохранившихся обломков. К тому же отношение к любви у мужчин нравилось ей гораздо больше. Об этом отношении Маша знала не понаслышке — у нее был один многолетний, безнадежно в нее влюбленный поклонник. Причем безответной его любовь осталась вовсе не из-за Машиного женского коварства: когда-то давно они пробовали встречаться, и почти сразу выяснилось, что у них нет физиологической совместимости. На ощупь этот Леша был для нее чем-то вроде холодной склизкой лягушки, а так как отношений без секса Маша не признавала, им пришлось остаться добрыми друзьями. И вот много лет подряд Леша уверял ее в своей непреходящей любви, что, впрочем, ничуть не мешало ему встречаться с другими женщинами, заводить и менять постоянных подружек и вообще жить в свое полное удовольствие. Во время регулярных встреч за чашечкой кофе, которые давно уже стали доброй традицией, он подробно рассказывал ей о перипетиях своей личной жизни. Иногда, правда, Маша размышляла, насколько является любовью эта самая Лешина любовь и не связано ли его влечение к ней исключительно с невозможностью реализации физического желания. Но как бы там ни было, такая модель отношений позволяла одновременно и любить на полную катушку, и продолжать радоваться жизни, не отказываясь ни от каких удовольствий. Вот так Маша и пришла к выводу, что настоящая любовь должна оставаться платонической и, так сказать, издалека осенять своим неземным светом обычное человеческое существование.

Примерно в то же время на одной из вечеринок ее познакомили с К., философом и преподавателем университета, автором нескольких книг, которые Маша в свое время с большим интересом прочла. К. был прекрасен — высокий, худой, похожий на задумчивую птицу, с умным насмешливым взглядом и невероятно увлекательной манерой беседы, во время которой Маша почувствовала, что тоже ему нравится. На радостях она изрядно набралась и, прибыв домой уже за полночь, начала было раздеваться, да так и застыла в одном ботинке посреди прихожей.

— Я бы на твоем месте, Мария Владимировна, так не радовалась, — сказала она самой себе. — Ничего хорошего из этого не выйдет. Слышали же мы, слышали, и неоднократно, как этот К. обращается с девушками. Думаешь, с тобой такого не случится? А чем ты лучше-то?! Такая же идиотка, как и все остальные!

Маша злобно скинула на пол второй ботинок и в этот момент поняла, что ей просто необходимо еще выпить. Она прошла на кухню, достала бутылку коньяка, нацедила себе рюмочку, потом подошла к зеркалу, которое висело в коридоре, и продолжила:

— И проблема даже не в том, что ты никогда не сможешь с ним сравняться своими знаниями, — Маша презрительно хмыкнула и взмахнула рюмкой, — для успеха отношений это как раз не нужно. Проблема в том, что он никогда не сможет увидеть в тебе человека. Тебя это устроит? Нет, не устроит. Так что прощайте, К. Вы классный! Приятно было познакомиться! Но нам совсем не по пути…

Маша понюхала коньяк, сделала маленький глоточек и довольно улыбнулась — коньяк был отличный.

— С другой стороны, — задумчиво продолжила она, — если искать предмет безнадежной платонической любви, то ведь не может быть никого лучше К. Он и умен, и талантлив, и популярен, и вообще прекрасен во всех отношениях. Если уж убиваться по недостижимому идеалу, то только по такому, как он. Да-да, хорошая мысль, очень хорошая…

Маша одним махом допила коньяк и подмигнула сама себе в зеркале. Эту любопытную мысль следовало обдумать завтра на трезвую голову.

Рассматривая утром выложенные в сеть фотографии вечеринки, на которых то и дело мелькал К., Маша окончательно поняла, что на самом деле нашла свою великую любовь. При взгляде на К. у нее внутри все замирало и начинало бесконечно куда-то падать, хотелось весь день ходить и глупо улыбаться, а иногда даже что-то напевать и пританцовывать. Как пишут в устаревших романах, словно крылья выросли у нее за спиной. Она немедленно решила стать лучше и даже переписать только что законченную статью, которая вдруг перестала ей нравиться. Ей хотелось быть достойной своего идеала, хотя бы немного приблизиться к нему в той области, где он был недостижимым совершенством. В то же время она хорошо понимала, что К. в избытке обладал качествами человека, способного разрушить жизнь не одной, а целого десятка женщин. И потому из простого чувства самосохранения ее любовь должна была оставаться платонической. Поэтому первое, что сделала Маша после того, как ощутила, что влюбилась по-настоящему, это удалила из списка контактов телефон, который вчера продиктовал ей К. Конечно, у него тоже был ее номер, однако Маша сильно сомневалась, что К. когда-нибудь придет в голову мысль по этому номеру позвонить.

В течение нескольких лет Маша продолжала восхищаться объектом своей страсти на расстоянии, причем достаточно приличном. За это время ее чувство ничуть не потускнело и не выцвело, как это наверняка произошло бы с обычными отношениями, а наоборот, только стало сильнее и ярче. У нее даже выработались привычные формы «общения» с К.: два раза в неделю она заходила на его странички в соцсетях и как минимум раз в месяц бывала на каком-нибудь публичном мероприятии с его участием — он был популярен и, к счастью, выступал довольно часто. Маша обычно приходила чуть позже начала и уходила за несколько минут до конца. Сесть она всегда старалась так, чтобы как можно лучше видеть К., но чтобы он при этом не мог увидеть ее. Смысл выступлений часто от нее ускользал. Маша просто сидела и смотрела на К., на его мимику и жесты, на восхитительно небрежные движения, следила за интонацией его низкого бархатистого голоса, от которого иногда у нее, как в ранней юности, даже начинало покалывать в кончиках пальцев. Она покупала все его книги, читала статьи и интервью, выискивала комментарии в соцсетях и искренне наслаждалась отлично выстроенной фразой, безошибочной логикой и прозрачными умозаключениями. С не меньшим любопытством она следила и за тем, как появлялись и исчезали в жизни К. различные женщины. Было их довольно много, и среди них попадались достаточно интересные характеры. Ревности Маша не испытывала — она вовсе не хотела, чтобы К. принадлежал ей одной, она вообще не хотела, чтобы ей хоть кто-то принадлежал.

Кроме всего прочего, эта великая любовь оказалась крайне полезной в общении с подружками, которые в каждом разговоре неизменно интересовались, когда же Маша найдет себе постоянного мужчину, выйдет замуж и родит детей. Маша могла бы сказать, что ее жизнь — это ее личное дело, что она живет так, как ей нравится и совершенно не собирается приводить свою жизнь в соответствие с навязанными обществом нормами и правилами. Но такого языка ее знакомые никогда бы не поняли. «Я и рада бы это сделать, — обычно отвечала им Маша, — но вы же знаете — я люблю К., а ему до меня нет никакого дела. Ну как можно встречаться с нелюбимым мужчиной? Лучше всю жизнь прожить одной, чем жить с нелюбимым». Звучало это довольно глупо, но на женщин действовало безошибочно: они начинали вздыхать, улыбаться, похлопывали ее по плечу, качали головой и старались побыстрее сменить тему разговора. На самом деле у Маши была интересная и разнообразная личная жизнь, хотя ни один из ее любовников не имел даже и половины очарований К., его ума и таланта. Качество, увы, приходилось замещать количеством. И опять-таки, когда у кого-то из мужчин возникало желание сделать отношения более близкими, а то и вообще съехаться и начать жить вместе, Маша указывала на то, что любит К. безнадежной безответной любовью и потому не может дать этому конкретному прекрасному мужчине то, чего он безусловно заслуживает. Аргумент был не очень весомым, ведь, как известно, мужчины всегда стремятся к тому, чего получить не могут. И далеко не один претендент уверял Машу, что если она даст ему шанс, то он сможет вытеснить К. из ее сердца. Однако она твердо стояла на своем и завершала на этом отношения с мужчиной уважительно, чаще всего продолжая их приятным и необязательным дружеским общением.

И вот однажды весной, как раз когда из плотных почек только стали вылезать тоненькие острия новеньких зеленых листочков, когда деревья казались окруженными нежной полупрозрачной дымкой, Маша пришла на день рождения к тем самым друзьям, которые когда-то познакомила ее с К. Все эти годы ей успешно удавалось избегать личной встречи с обожаемым объектом. Но тут она еще из прихожей услышала его громкий хорошо поставленный голос, и все внутри нее обмерло: К. тоже пришел в гости к их общим друзьям. За столом их посадили друг против друга. При ближайшем рассмотрении оказалось, что за это время предмет ее грез изрядно поизносился — волос у него стало гораздо меньше, а кожа на щеках имела нездоровый сероватый оттенок. Но самое страшное было не это — по взглядам, которые временами бросал на нее К., Маша поняла, что какой-то доброжелатель рассказал ему о ней и ее безответном чувстве и что К. питает явное намерение познакомиться с нею поближе. Маша сидела за столом, чувствовала, как прямо на глазах рушится продуманная до малейших деталей, устоявшаяся за многие годы и такая удобная система, и с горя немедленно выпивала все, что ей наливали гостеприимные хозяева. Она решила по возможности избегать контакта, за исключением общей застольной беседы, и уйти, как только это можно будет сделать, не обидев хозяев дома.

Однако последнему плану помешала ее неумеренность в употреблении напитков. Встав из-за стола, Маша поняла, что с трудом стоит на ногах, и попросила у хозяйки разрешения немного посидеть в большом, заполненном книгами кабинете. Верхний свет она включать не стала, зажгла только настольную лампу, освещавшую небольшой диванчик в углу кабинета и столик, на котором лежала толстая увесистая книга. Маша пригляделась — это был мифологический словарь. Она присела в удобное кресло в самом темном углу комнаты и стала размышлять о том, как странно складываются обстоятельства. Ведь если бы она хотела быть рядом с К., у них наверняка ничего бы не получилось, завязались бы недолгие мучительные отношения, которые закончились бы очень быстро, оставив ей на память тяжелую затяжную депрессию. И вот теперь он сам хочет с ней познакомиться, а она только и думает о том, как бы поскорее отсюда исчезнуть. Недаром же сказал классик: до идолов нельзя дотрагиваться, к пальцам пристает позолота. Никакая романтическая любовь не сможет выдержать близкого общения, тем более с человеком, чьи отношения с женщинами не отличались ни уважением, ни деликатностью. К. можно было любить только на расстоянии. И она делала это несколько лет. И вот теперь…

Дверь кабинета открылась, в комнату вошел К.

— Мария, ты тут? — спросил он.

— Да. Устала немного и решила отдохнуть.

Маша пересела на диванчик поближе к свету — теперь уже не имело смысла скрываться и прятаться. Роман, увы, в любом случае был окончен.

— Мне кажется, ты меня избегаешь, — сказал К.

— Если честно, я вас немного побаиваюсь, — произнесла Маша. — Вы такой умный, столько всего знаете.

— Ну и напрасно, — улыбнулся К., — со мной вполне можно поладить.

Разговор продолжался дальше в том же духе, мучительно напоминая Маше какую-то средней руки буржуазную американскую комедию. Будь она чуть трезвее, Маша переспала бы с ним один раз, а потом тихо свела отношения на нет. Но выпитое в течение вечера требовало немедленных подвигов.

— Что это там, в углу? — вдруг прервав беседу, воскликнула она.

— Где? — спросил К.

— Вон там! — указала рукой Маша.

Он повернулся, и в этот момент она мягко и почти нежно опустила тяжелый том мифологического словаря на голову мужчине, которому никогда уже не суждено было стать ее любовником.

Проходя мимо

В тот день на станции метро Новослободская сняли все рекламные щиты. Маша ехала на эскалаторе вверх и чувствовала странную жутковатую неловкость от этих пустых белых пятен с торчащими из них металлическими скобами. Неловкости в сегодняшний день было достаточно и без этого, и Маше совсем не хотелось думать, что она переносит на окружающую обстановку свое внутреннее состояние. Проще было сосредоточиться на внезапно возникшей пустоте там, где раньше сияли счастьем лица рекламных моделей. Без них словно стал длиннее промежуток времени, который приходилось проводить на медленно ползущем вверх эскалаторе. При желании можно было ускориться и пойти пешком, как делали иногда опаздывающие на лекции студенты. Но Маша как раз не очень-то хотела оказаться наверху, она предпочла бы, чтобы время растянулось еще больше, чтобы эскалатор вообще остановился, и она навсегда застряла здесь, между прошлым и будущим, в этом настоящем моменте среди пустых белых пятен от снятых рекламных щитов. Но ничего подобного, конечно же, не случилось. Эскалатор своевременно вынес ее вверх, она вышла из метро и, постояв немного под колоннами у входа, свернула влево. На самом деле ей надо было направо, в кафе, где была назначена встреча. Просто Маша приехала намного раньше, и у нее оставалось еще около получаса, чтобы поразмыслить о надвигающемся событии. Впрочем, все это столько раз уже было пересмотрено и передумано, что основные вехи большого пути послушно выпадали одна за другой, стоило слегка потянуть за тонкую нить привычных воспоминаний.

Началась эта история около трех лет назад, когда ей случилось буквально без памяти влюбиться в Н. Это было очень сильное и всепоглощающее чувство, которое мгновенно заполнило всю жизнь Маши, не оставив ей ни миллиметра личного пространства даже в ее собственной голове. Именно такую любовь она ждала всю свою сознательную жизнь, именно к такой любви она постоянно готовилась, стараясь не отвлекаться на временные отношения с неподходящими мужчинами. А если отношения все-таки завязывались, Маша очень быстро их прекращала. Ведь она была максималисткой и хотела только подлинного чувства, хотела полностью раствориться в любимом человеке, который должен непременно быть личностью действительно выдающейся. И потому всякие полумеры и отдаленные подобия идеала ее никак не устраивали. И вот наконец она встретила Н. и немедленно полюбила его той самой великой любовью, которую все это время так упорно и терпеливо ожидала. Возможно, что Н. вовсе не был воображаемым ею совершенством, но ведь нельзя было обойтись без объекта тому огромному потенциальному чувству, которое Маша лелеяла все эти годы и которому нужна была точка приложения, чтобы в конце концов осуществиться. По крайней мере, Н. был к этому совершенству необыкновенно близок. И конечно, будучи влюбленной с такой силой и страстью, она не обратила внимания на личность самого Н. и особенности его поведения, а ключевую фразу, которую он сказал ей во время первого свидания: «Вообще-то я живу с девушкой, и меня все устраивает», — вовсе пропустила мимо ушей.

Когда первоначальное любовное ослепление немного прояснилось, Маша сама удивилась, насколько обезличивающим в итоге стало это великое чувство. Вышло так, что реальный человек оказался для нее неважным и даже не совсем нужным. Важнее всего был просто факт наличия Н. в ее жизни. Он выполнял функцию своеобразного зеркала, в котором отражалась Маша, причем это отражение, считала она, было намного лучше оригинала. В сущности, она и любила-то на самом деле не его, а собственную улучшенную копию. И тем не менее, чтобы эта любовь к самой себе реализовалась, ей почему-то был необходим именно этот мужчина. Что бы там ни происходило в ее голове, эмоциональная и всякая другая зависимость Маши от Н. только возрастала. В то же время она очень плохо понимала, с кем свела ее судьба, от кого именно она так зависит. Н. как человек, а ведь именно человеческие качества имеют первостепенное значение при длительных отношениях, был ей сначала непонятен. Вот он жил с девушкой по имени Вера, и его все устраивало. Но зачем тогда ему нужна еще и Маша? Ну ладно, встретились пару-тройку раз, переспали. Но зачем было вступать в отношения, если у них с Верой все хорошо? А если у них не все хорошо, зачем продолжать жить вместе?

Маша была не просто максималистка, она к тому же считала, что только в отношениях один плюс один можно по-настоящему раскрыться как личность. Но где там было найти личность, если Маша любила в Н. свою улучшенную версию, а уж что видел в ней Н., и вообще невозможно себе представить. Как бы там ни было, отношений один плюс один тут явно не получалось. И если сначала Маше это было все равно, первое время она не думала ни о чем, кроме счастья быть рядом с Н., то потом ситуация начала ее беспокоить. Впрочем, и сам Н. не упускал возможности подчеркнуть, что у него есть другая женщина и что ему с этой женщиной очень хорошо.

— Вот мы с Веркой ходили на выставку, — говорил он, лежа в кровати рядом с Машей, — нам очень понравилось. Ты обязательно сходи, это просто замечательная выставка.

Маша краснела, бледнела и потом, когда Н. уходил, начинала рыдать от одного вида афиши той самой выставки. Или же, сидя на кухне и наливая себе из большой бутылки отличный коньяк, припасенный Машей специально для него, Н. начинал рассуждать о том, как Вера его понимает, поддерживает и какой гармоничный в итоге у них получается союз. От таких слов Маша сразу же чувствовала себя вдвойне неполноценной, а то и вовсе какой-то второсортной женщиной, не способной удержать любимого мужчину. В самом деле, если женщина — это вторая половинка мужчины, то здесь она, Маша, оказывалась даже не половинкой, а третьей частью.

Что самое интересное, при этом мужчина сам по себе не был существом хоть в малейшей степени недостаточным. То есть он был полноценным даже без подруги, а женщина без мужчины, наоборот, — какой-то изначально ущербной. Он был целым, а она все равно — его половинкой. Но к чему приставлять эту половинку, если он и так уже целый?! Ситуация значительно ухудшалась, если выбранный мужчина по каким-то причинам не мог принадлежать женщине целиком и полностью. Это означало, что в самой сути ее личности имеется некий порок, что с ней что-то не так, раз она не может никаким образом обрести свою искомую женскую полноценность. И вот именно то, что Маша для него недостаточно хороша, и не уставал подчеркивать Н. чуть ли не в каждую их встречу.

Самое смешное, что Маше чисто по-человечески Вера даже немного нравилась. Она была художницей, занималась видеоартом и делала короткие ролики, в которых звуки и картинки смешивались в опьяняющей психоделической последовательности. Маша любила просматривать эти видео. Они погружали сознание в особое состояние, когда прошлое как бы соединялось с будущим в вечно длящейся точке настоящего, и все в этот момент становилось абсолютно возможным и легко осуществимым. После просмотра нескольких роликов Маша сама себе казалась другим человеком — лучше, тоньше, удачливее и даже намного красивее. Кроме роликов, она часто рассматривала и изображения самой художницы, потому что и внешне Вера была очень привлекательной: высокая, худая, с резкими, немного угловатыми движениями, она напоминала пойманную в дикой природе и насильно прирученную птицу. Но при этом прирученную как бы и не совсем до конца. Иногда на несколько секунд Вера появлялась в своих роликах. На темном фоне, к примеру, возникало бледное лицо с прикрытыми ладонью глазами, потом ладонь начинала сдвигаться, пока на экране не появлялся один глядящий куда-то сквозь зрителя глаз. Или же высокая узкая фигура в длинной черной одежде, стоящая вполоборота, медленно поворачивалась, не раскрываясь до конца, и замирала в какой-то крайне мучительной для зрителя точке. Маша понимала, что даже близко не может сравниться с Верой. И вопрос, зачем она понадобилась Н. и почему он так ее мучает, когда у него есть такая прекрасная Вера, по-прежнему оставался открытым.

Конец ознакомительного фрагмента.