Основа жизни

Татьяна Анина

– Лесь, скажи мне, что ты хочешь? – Тихо прошептал Сева, глядя на меня потемневшим взглядом полным какой-то тоски. – Я ухожу из школы через три месяца, ищу работу и уезжаю. – Ты думаешь… Я отпущу тебя? – Что? – сорвалось с моих губ, а сердце забилось в груди. Мне стало жарко и невероятно неудобно находиться с ним наедине в пустом классе. – Я никуда тебя не отпущу, – он улыбнулся. – Будем вместе. Теперь это основа твоей жизни.

3

— Идиотка! — сквозь смех ругалась я на Сашку Верещагину, которая залезала в мою комнату. Я, прикрывшись одеялом, закрыла за ней раму. — Ты что творишь? Дверь вообще-то есть.

— Я стучала, — Сашка сняла свои шлёпанцы.Куртку спортивную сразу скинула. На поясе широких мягких штанов затянула веревку.

Майка подчёркивала полное отсутствие груди и мощные плечи с толстыми руками. У Сашки гормональный сбой. Очень много мужских гормонов в организме, поэтому ведёт себя неадекватно. Показала мне предплечье, на котором был выбит рисунок оскалившегося бульдога.

— Папаша из дома за наколку выгнал, — Куча бесцеремонно забралась ко мне в постель и устроилась у стены.

Она забавная. Нагленькая, но родителей боится.

Под голову Сашка подложила бархатный валик синего цвета от дивана, что я прижимала к себе во время сна. Удобно.

Теперь Сашку буду обнимать.

— Подралась опять с ним? — строго спросила я.

— Ага, — удручённо призналась Верещагина. — С тобой буду спать.

— Я голая.

— Я пока не лесбиянка.

— Пока? — усмехнулась я и легла рядом с ней. Невольно прижалась, потому что Сашка была мягкой и горячей.

— А что? Если меня так колбасит с этими гормонами. Врачиха совсем озверела, сказала, лет десять пить надо. А я с них жирею. И вообще читала, что от гормонов этих опухоли растут.

— Не пей, — сонно ответила я.

— Так и не пью уже. Лучше усы под носом, чем сдохнуть раньше времени.

— Усы растут?

— Да.

— Сашка, — захихикала я и уткнулась ей в плечо. — Что за жизнь у нас с тобой ненормальная?

— Это всё школа виновата, — гоготнула Сашка. — Вот закончится, и не буду заморачиваться.

Странно, что я так же думала. Мне почему-то всё время казалось, что двадцать седьмого января, в день моего рождения, жизнь изменится. Я стану совершеннолетней. Это какая-то черта, за которой иной мир.

Проснулась я от того, что Верещагина захрапела. За окном была темень. В комнате сильный холод, а под одеялом тепло. Я дотянулась до своего телефона.

— Сашка, в школу пора, — я толкала подругу в бок, а сама смотрела, не пришло ли сообщение. Пришло от Любки, будь она неладна. Я вообще-то Бычкова ожидала. На гада обиделся? А что обижаться, когда такой и есть.

«Химер появился, спрашивал, с кем ты в школе гуляешь. Лесь, будь осторожна, у него неприятности, он в посёлке не отсидится».

«Люба, голову включи. Это ты будь осторожна, ты же сестра».

«Ага, а ты его девушка».

«Глупость!»

«Но он-то всем рассказывает именно это».

— Семейка идиотов, — фыркнула я и поднялась с кровати. Закутавшись в покрывало, побежала вниз за одеждой.

Мать так и не вернулась, и я пожелала от чистого сердца, чтобы она пропала и замёрзла где-нибудь в подворотне.

Бельё моё высохло. Погладить было нечем, но я уже заяц стреляный, так развесила, что одежда оказалась не сильно мятой. Задубев насмерть, я поставила чайник.

— Слышь, Камора! Пошли ко мне чай пить! Мне стрёмно одной, а с тобой батя не выгонит.

— О!!! Сашка, — тряслась я, — Пошли. У вас сто процентов тепло в доме.

Это вначале мне было стыдно что-то брать у чужих людей, кушать в школе бесплатно. А потом ничего, справилась со своим стыдом. Это, наверно, как с покалеченной любовью. Попадёшь к какому-нибудь Химеру, он тебя испортит, и ты, порченая, воспринимаешь всё как должное, даже не вспоминая о своём смущении.

— У тебя куртка осенняя есть? — кричала мне Сашка на бегу.

— Зимняя, осеннюю спёрли, — отвечала, стуча от холода зубами.

Мы не добежали до калитки Сашкиного дома, прямо перед нами, завизжав тормозами, остановилась машина. Из новых иномарок. Окно опустилось, и нарисовалась довольная морда закадычного дружка Химеры.

— Привет, Лесь!

— Здрасте, — я обходила стороной машину.

— Химер сказал, что ты по одноклассникам пошла. Давай до школы подвезу.

— Я несовершеннолетняя. Статья, не забываем, — я шмыгнула за Сашкой в их двор и быстро закрыла калитку.

У родителей Верещагиной более приличный забор, высокий и железный.

— Прикинь, Саш, какая у меня слава. А я ведь девочка.

— Это как с Сонькой Лядиной. Она тоже с Максом Котовым в пятнадцать лет поцеловалась, красится, одевается, вот тебе и потаскуха.

— А она не такая? — искренне удивилась я, заходя в тёплую красивую прихожую.

— Не-а, — Сашка спряталась за мою спину.

Папа у Саши приблизительно такой же, как набитый на Сашкином плече бульдог. Возможно, поэтому наколка ему не понравилась: увидел своё отражение. Он грузный, обвислый и страшно злой. И у этого не очень приятного мужчины невероятно красивая добрая жена и три дочери. Сашка старшая.

Иногда мне кажется, что они слишком сильно хотели сына, поэтому у несчастной Кучи теперь такие проблемы. У неё единственной из всех дочерей с гормонами не лады. У двух младших малышек всё в порядке. Они — «девочки-девочки»

— Здравствуйте, дядя Толя, — я демонстративно протянула руки к обогревателю, мастерски прибедняясь: — Я Сашу подожду, мы в школу.

— Проходи, Олеся, чаю выпьешь.

Дело сделано, меня ждёт шикарный завтрак.

Дядя Толя был одноклассником моего папы. Смерть друга перенёс очень тяжело. Ещё хуже переносил то, что стало с моей матерью. Он иногда у неё хлеб, колбасу и яйца покупал, теперь запустение по соседству очень плохо на него действовало. Толя ходил мрачный и прибавлял в весе. А меня любил. Он пока ещё не знал, что я скатилась по учёбе окончательно и уже никакая не отличница.

Что-то забытое: тёплый кров и сытный завтрак за общим столом.

Сашка спустилась к столу причёсанная и в новом спортивном костюме. Села рядом со мной.

— Мам, можно я Леське куртку осеннюю подарю, которая мне мала.

Родаки Верещагины натянули улыбки.

— Конечно, Александра, — кивнула добрая тётя Лена. У неё уже причёска и макияж наведен. Она работала на деревообрабатывающем комбинате юристом, поэтому хорошо зарабатывала. И дядя Толя там же работал инженером.

Они налили мне чай, предложили горячий бутерброд. Я из последних сил сдерживалась, чтобы не накинуться на еду.

— Леся, — осторожно начала тётя Лена. — А ты знаешь, где твоя бабушка живёт?

Я с набитым ртом ничего сказать не могла, поэтому отрицательно покачала головой.

— Надо её найти. Ты не должна жить в таких условиях, — более жёстко сказал дядя Толя.

— Папа запрещал с ней общаться, — я пила чай, старалась на них не смотреть.

— Это не значит, что у тебя нет бабушки, — Лена подсунула мне ещё один бутерброд. — Ты можешь пока жить в городе, ездить сюда в школу. Или перевестись.

— А как же мама? — уставилась на неё. — Она же пропадёт.

Мелкие сестрёнки Саши, как с другой планеты, играли между собой, не замечая взрослых разговоров. Зачем ждать восемнадцати лет, когда взросление от возраста не зависит. Вот она беспечность и лёгкость… сидят мелкие без проблем, а умри родители… Хотя нет, у них Сашка, она не кинет. Она бойцовская девка и не такая соплежуйка, как я.

— Олеся, ты маму не вытащишь, надорвёшься, — вздохнул дядя Толя. — Тебе надо сейчас о себе подумать, а мы с соседями помогли бы твоей маме выбраться.

— А сейчас помочь нельзя? — что-то у меня аппетит пропал.

— Тебя всё равно надо определить куда-то.

— Так настучите! — возмутилась я. — Телефоны найдёте. За мной быстро приедут! А мне всего три месяца осталось до совершеннолетия! Я вас объела, что вы мне зла желаете?

— Камора, да ты что? — обалдела Сашка, глядя, как я быстро вскакиваю и отхожу от стола.

— Спасибо, было вкусно!

Я побежала из их дома.

Я ненавижу свою мать. И люблю сильно. У меня нет, кроме неё, никого, и мифическая бабушка меня вовсе не интересует.

Шнурки на кедах я завязывала уже во дворе их дома. Сумку перекинула через плечо, капюшон на голову накинула и побежала. Буду здоровой и не замёрзну от дома до школы.

Я убегала от Верещагиной, она тоже здоровая девка и бегать привыкла.

— Стой, Леська! — кричала она.

— Догони! — со смехом отвечала я.

— Догоню, плохо будет!

— Ага, ты попробуй.

Она догнала почти у остановки и той самой тропинки, что шла через хвойный лес. Ударила меня по спине, и я нагнулась вперёд, пытаясь отдышаться.

Сашка на меня накинула куртку и сунула в руки расчёску с резинкой для волос.

Вот кто обо мне так позаботится? Станет лесбиянкой, будет обалденным парнем. Я даже ревновать начну. А потому что не существует таких парней. Все уроды моральные. Всем только одного и надо.

Куртка была светлой, тёплой и очень удобной. Велика мне, но дарёному коню в зубы не смотрят. Мы шли медленно вместе с потоком учеников, и я на ходу расчёсывала волосы.

— Всё, Сашка, можешь пол менять, я за тебя замуж выйду.

— А тебе много не надо, Камора, — хмыкнула она. Чем ближе к школе, тем наглее её лицо. — Бычкову скажу, что расчёска и куртка — путь к твоему сердцу.

— Идиотка, — обиделась я.

Кто-то неудачно прошёл мимо нас, толкнув Сашку по плечу.

— Куда прёшь, мудило! — заревела Куча и полезла драться с носорогом из десятого класса.

****

Он пришёл сегодня в чёрных джинсах и серой кофте, что обтягивала его атлетическую фигуру. Он побрился и зачесал волосы на бок. Сева у нас как выхухоль в брачный период. Ахали девочки девятиклассницы, на всё готовые ради его внимания. И померк на его фоне красавец и звезда школы Максим Котов из параллельного класса.

Наверно, если бы у меня была нормальная жизнь, я бы тоже сегодня накрасилась, надушилась и пришла в юбке, чтобы сразить Бычкова наповал.

Увы, Сева, довольствуйся тем, что есть.

А ему вроде и так сойдёт. Ни на кого не смотрел, как обычно. Кто из девок знакомиться подходил, рычал на них, бурчал что-то. Тем, кто окликал через весь гардероб, не отвечал вовсе.

Я вначале прошла к лестнице, а потом вернулась. Забыла, что теперь куртка есть и нужно её в гардеробе оставлять. Сева, который шел за мной, так же резко повернул и… Пошёл следом.

— Что надо? — недовольно спросила я, даже не поворачиваясь.

— Бельё высохло?

— Нет, влажное. Хочешь потрогать? — повернулась к нему.

Он не улыбался. Смотрел на меня… Я даже не могла понять, как он смотрел. То ли изучал, то ли что-то задумал.

— А можно? — тихо, всё так же без улыбки спросил Сева.

— Нет, нельзя, — хмыкнула я.

— Облом, — так же невозмутимо вздохнул Сева и пошёл следом за мной в сторону спортзала.

Ничего удивительного, что перед парой русского языка у нас физкультура. Сейчас мы побегаем, проснёмся, устанем и будем тихо сидеть на уроках нашей классухи.

— Сева, ты так и будешь за мной ходить? — глянула на него.

— Не нравится?

— Это я только попой покрутила, а что будет, если поцелую? Думаю, ты женишься на мне и будешь валяться у моих драных кроссовок всю жизнь. Да?

— Да, — с олимпийским спокойствием ответил он.

Что-то как-то не по себе стало. Похоже, я этого Себастьяна не знаю совсем. Что там скрыто внутри?

А что, если Сева — самый конкретный из всех конкретных мужчин этого мира? Если верить Сашке, то он на меня смотрит неоднозначно уже два года и… Он только ждал от меня какой-то реакции, которой, естественно, не было до вчерашнего дня.

А как я могу кому-то давать какие-то знаки, когда я однажды улыбнулась Химеру, ляпнула что ни поподя, и теперь все его знакомые желают меня обглодать после того, как Химер насытится. А то, что Химер и не пробовал, никого не волнует. Так что я — группа риска, волчья сыть и отброс в глазах общественности.

И тут от одиночества и собственных «несбыточных мечт» я внезапно кручу попой перед глазами понравившегося парня.

Бычков получает взмах красной тряпки… Нет, он слышит выстрел из стартового пистолета и… Всё, до финиша. Осталось только выяснить, что в его понятии «Финиш». А то вдруг постелька, а я тут уже обрадовалась.

— Вначале женишься, потом посмотрим, — рассмеялась я.

У него на лице появилась улыбка. Он протянул мне свою руку.

Это то, о чём я вчера весь день мечтала. Рука парня, за которую я буду держаться и тихо ходить рядом с ним по школе.

Я растерялась.

На самом деле это оказалось не так-то просто: дать согласие водить меня за ручку.

Мои пальцы потянулись к его ладони. Словно я маленькая девочка, касающаяся ладони большого, сильного отца.

Основа жизни, которую можно потрогать.

Белая ладонь с чёткими линиями. Большая, вызывающая у меня трепет.

Я чуть коснулась её.

И… Меня будто ударило электрическим разрядом. Дрожью от пальцев по телу пробежало приятно-болезненное ощущение. Волосы шевельнулись, и дыхание затаилось.

Вот оно, сокровенное. Такое таинственное и закрытое от меня.

Любовь.

Первая любовь.

Мне нельзя так думать, нельзя так ярко чувствовать, потому что от этого притупляется реакция, и я становлюсь слабой. А слабую… Да-да, со слабой, влюблённой можно делать всё что захочешь.

Но и убрать руку я не посмела.

Его красивые длинные пальцы сгибались, закрывая мою руку. Как цветок собирает лепестки в один бутон, укрывая свои пестики и тычинки от ненастной погоды.

Накатывали слёзы, я замирала. Ноги слабели, и я вся размякала.

— Не бойся, — вдруг услышала я его тихий, ласковый голос.

Что? Я боюсь?

Но возмутиться не получилось. Сева крепко держал меня за руку и уже обратил внимание на Лёшку Васина.

— Здорово, сегодня совместный? — спросил Васин, протирая сонные глаза.

— Да, Хрен с Горы.

Мы медленно пошли втроём в сторону спортивного зала. Не совсем втроём, Куча нас догнала и с разбега запрыгнула Лёшке на спину.

Васин никогда не обижался и никого из своих не бил. Так что подхватил Сашкины ноги и стал прыгать, выбивая из орущей матом Кучи всю её утреннюю дурь.

Совместный. Хрен с Горы. Это местный сленг, никому непонятный. Дело в том, что уроки физкультуры часто были совместными. И десятый класс, тот самый, в котором одни носороги, присоединяли к нам или к параллели. Никто из женщин такие уроки не вел, только мужчины-тренеры.

В нашем случае вёл физкультуру на объединённых уроках накачанный взрослый мужик. Ничего удивительного в его кликухе не было, потому что он Владимир Амосович Хренгоров.

Он был таким здоровым, что у него руки по швам не складывались, от бицепсов. И ходил он по школе, как самец гориллы по джунглям. И таяли, таяли педагогические ромашки в очочках и без, разведёнки и замужние, потому что Хрен с Горы был вдовцом с двумя взрослыми детьми, которые с ним не жили.

Мы пропустили орущих носорогов в раздевалки. Зашли самыми последними перед звонком. Сева должен был переодеться, а я так.

Я запомнила все прикосновения, твердость и мягкость его кожи. Не смела посмотреть на парня, только иногда на его руку. И боялась, что однажды этого мне станет мало, и я захочу большего.

В раздевалке я кинула сумку на скамейку, вспомнив, что даже не принесла нужные тетради и учебники на сегодняшний день. Как же теперь на учёбу настроиться, когда такой разлад в жизни?

Повесила спортивную куртку на крючок и приподняла грудь в лифчике, чтобы краше смотрелась.

Побежала в зал.

С одной стороны зала у деревянных лестниц и турников, которых было в избытке, выстроились парни. Носороги, конечно, впечатляли. Даже те, кто ростом не вышел, были крепкими и поперёк себя шире. Наши уступали заметно. Сева с Лёшкой ещё ничего, а остальные дрищеватые.

Из девчонок пришли только мы с Кучей и Сонька Лядина с новенькой Анькой Белой Плесенью. Остальные на такие уроки не ходили принципиально.

Новенькая в каком-то жутком трико поверх шерстяных колготок и в свитере. На голове сахарный хвостик из тонких волос. У Лядиной, естественно, вся спортивная форма по пышным формам в обтяжку. И мы с Кучей, зимой и летом одним цветом, как ёлки у школьной дорожки.

Владимир Амосович повернулся к нам и состряпал умилённую физиономию.

— А что не прогуливаем? — протянул он.

— Отличницы, нам нельзя, — ответила Лядина, покачивая попой.

— И чем же вас занять?

— А пусть Лядина попрыгает! — крикнул кто-то из носорогов, и всё мужики дружно заржали.

— Идите, радости мои, возьмите мячики такие оранжевые, не коричневые и в кольцо покидайте, во-он в то, высокое.

Он отвернулся от нас, забыв до конца урока.

Погнал свой табун по периметру спортивного зала, грозно покрикивая, давая указания делать шире шаг. Потом остановил и велел каждому, кто стоит позади, взять за ноги впередистоящего. Сообразили парни «тачки».

Это так смешно смотрелось, что мы с девчонками стали откровенно хохотать.

Лядина исподтишка вытащила телефон. Где прятала, не понятно, он как-то невидимо притаился на одной из её ягодиц в кармане.

Тихо хихикая, мы сбились вместе и снимали, как парни тренируются.

— Софья Лядина! — заорал Хрен с Горы. — А что это за спортивный инвентарь у тебя в руках? Дай-ка я его метну!

Перепуганная Сонька стала прятать телефон, но поздно.

— Это, Владимир Амосович, женская игрушка! — кричали носороги.

— Когда девочкам скучно и одиноко!

— Об стену его, Владимир Амосович!

— Тебя сейчас об стену, — тренер с девочками сюсюкался, с парнями не церемонился. — Меняемся, дубинная роща!!! — заорал тренер и насильно отобрал у Соньки телефон. — Пусть мама твоя ко мне заглянет, может, и отдам.

Лядина скуксилась, расстроилась и пошла сидеть на скамейку.

На таких уроках жутко скучно. Тренер гонял носорогов минут двадцать так, что они потные еле ногами и руками шевелили. Устроил сильнейшее напряжение на все группы мышц. Мы с Кучей натянули сетку, ещё оставалось время сыграть в волейбол.

— А мы? — обиженно кричала Сашка. — Что за гендерное неравенство?!

Ей одной хотелось играть с мужиками в волейбол. Нам с девчонками хватило того, что Трэш вчера Катьке Тугариной руку вывихнул.

В общем, делать было нечего. Лядина пошла ныть и клянчить свой телефон обратно. Белая Плесень забилась в угол, Сашка разбиралась с тем парнем, который толкнул её на школьной дорожке.

Я отправилась в раздевалку, чтобы успеть сделать домашку по алгебре. Хотела ведь Севу удивить, а сама даже не притронулась к урокам.

Только зашла, а за мной следом ввалился Рон.

О, да!!! Это история с его страстью и жуткой плотоядной любовью к Любе Часовой достойна самых ярких кинокартин. Это он — Мирон Корсаров, симпатичный, между прочим, парень, жилистый и крепкий, преследовал мою подругу. Мало того, что он с одноклассниками в прошлом году дрался беспощадно за Любку, отвоёвывая единственную самку в их стаде, как настоящий альфа-самец, он ещё и домогался Любаву у неё дома. А потом его пырнул ножом и сломал пару рёбер брат Любы, Химер. Мирон лежал в больнице. Обычно животное после такого должно успокоиться, но в единственной извилине Корсарова заела пластинка, играла только: «Люба-любовь».

Я в ужасе шарахнулась. Испуганно зажалась всем телом, когда его руки меня откинули к стене, и я ударилась об неё затылком. Посыпались звёзды из глаз, и я с силой прижала кулаки к груди, ожидая удара.

Мирон кинул руки по обе стороны над моей макушкой. Замер, тяжело дыша. Вонял, как все носороги, потным загоном и низким интеллектом.

— Камора, не трясись. Скажи, куда Любава переехала? Ты же с ней общаешься! Есть номер телефона?! Леся!!! Да не трону я тебя, — он стал с силой оттягивать мои руки от груди, я в него ногой упёрлась и закричала. Он так мои запястья скручивал, что кожу зажгло бешено. Бедная Любка! С таким поклонником… — Где мне её найти?! Скажи мне!!!

— Ты охренел!!!

Сева влетел в женскую раздевалку, ухватил Мирона за плечи и с силой отшвырнул от меня к противоположной стене. Корсаров приземлился на раковину, сорвав её с кронштейнов. Железная раковина рухнула с грохотом на пол. В следующий раз поставят либо железобетонную, либо вообще бочку. Потому что даже в женской раздевалке происходят нешуточные бои. Куча подтвердит.

Рон моментом сгруппировался и забодал Бычкова, прибив его к стене рядом со мной. Я ещё сильнее заверещала, вскакивая ногами на скамейку.

Парни рухнули на пол в драке. Одному уже семнадцать, другому ещё семнадцать. По сути, полгода разницы в возрасте. Сева выше немного, но Корсар на драках тренированный и уже раненый неоднократно.

Влетел народ в раздевалку. Хрен с Горы всех раскидал и разнял бойцов.

Сева поднялся на ноги и заслонил меня собой.

Это может войти в привычку, стоять за его спиной и чувствовать, что он защитник. Сева тяжело дышал, кулаки его сжимались до белых костяшек. И я чуть пальцами тронула его спину. Он вздрогнул. Когда дрался, не трясся, а от моего прикосновения, которое почувствовал, встрепенулся.

— Ещё раз только подойди! — заорал Бычков.

Какой голос!

Он вот так вот может грозно орать, что даже Владимир Амосович охренел.

— Ещё раз только увижу рядом с ней!!!

Все съели? Вот так вот! Ещё только раз, и все получите.

Я подкусывала нижнюю губу и не могла избавиться от улыбки.

Быстро в своей куртке нашла носовой платок. Чистый, между прочим, и побежала к крану. Раковины не было, но кран уцелел. Холодной водой намочила ткань.

— Радости мои, быстро переодеваемся, у меня бойцы раковину сейчас будут ставить и полы мыть, — велел нам с девчонками Хрен с Горы.

Сева сел на скамейку, широко расставив колени и вытер кровь из-под носа. Он посмотрел на меня. Таким покорённым взглядом, что казалось, не он меня защищал, а я Рону морду набила.

— Вытру кровь, — тихо сказала я и подошла ближе.

Сева уронил руки на колени, и я, сделав шаг, оказалась в интимной близости с ним, словно в нежных объятиях ощущала жар его сильного тела. Аккуратно стала вытирать кровь с его красивого лица.

И втекала в меня и заполняла меня полностью томительная нега. Любовь моя первая, такая долгожданная и хрупкая. Такая трепетная и беззащитная, что страшно показать её, вдруг сломают.

Сева очень медленно стал замыкать круг своими руками. Продолжал смотреть на меня. И почти прижал к себе…

— Да я тащусь!!! — налетела на меня Куча, чуть не сбив с ног. — Вот это махач!

— Бычков! Не ожидала, не ожидала, — игриво протянула Сонька Лядина.

Я скривилась всем лицом и отошла от Севы в сторону. А девчонки что-то говорили ещё, Васин залез в женскую раздевалку подбадривать друга. А я с улыбкой закинула сумку на плечо и, взяв толстовку, ушла.