Ключи от моего сердца

Татьяна Абалова, 2021

Алисия Виру живет в замке, от прежнего величия которого остались лишь воспоминания. Но мечтой ее братьев является превзойти былую роскошь, а для этого нужны деньги, и самый короткий путь – выдать сестру замуж за старика Хранителя, столь богатого, что представить размер его сокровищ невозможно. Лишь оказавшись во власти жениха, Алисия понимает, что их двоих связывает древняя тайна.

Глава 4. Деятельная леди Эдита и ее команда

Ханна была права, тетушка Эдита оказалась весьма деятельной натурой. Едва проснувшаяся Алисия почувствовала, что дом изменился: наполнился голосами, звуками шагов, хлопаньем дверей.

— Нет, у меня больше нет сил ждать, когда ты проснешься! — она влетела в комнату, пахнув свежестью и изысканными духами. — Подъем! У нас сегодня много дел!

Тетушка Эдита раздвинула занавеси на окнах, чтобы впустить столь редкий в приближении зимы солнечный свет. За ночь снег запорошил все вокруг и теперь похрустывал под ногами прохожих.

Лиса зажмурилась и упустила момент, когда с нее сдернули одеяло.

— Это никуда не годится! — рыжеволосая небольшого роста женщина стояла у кровати, уперев изящные кулачки в бедра. — Разве такое белье предназначено для молоденькой девушки? Я понимаю, если бы ты была моего возраста и провела всю жизнь в монастыре…

— Но… — Лиса села и потянула на себя одеяло.

— Никаких «но»! Снять и немедленно!

— Я…

— Лучше вовсе остаться голой, чем сверкать бельем прошлого века.

— Оно не такое древнее, — возразила Алисия. — Это из приданого моей мамы.

Тетушка закатила глаза и удручающе покачала головой.

— Я всегда знала, что у семьи Пилли плохой вкус. Снарядить твою маму эдаким… — Алиса прямо чувствовала, что Эдита усилием воли заставила себя проглотить слово «убожество». — Ах, не хочу оскорблять память Иоланты, но судя по тому, что все вещи так и остались в сундуках, даже она не отважилась носить их.

Эдита прошла к шкафу, куда вчера Ханна вывесила наряды племянницы, повозилась, раздраженно стуча плечиками, и извлекла на свет стеганый халат.

— Вот, накинь на себя. Сейчас принесут завтрак, — тетушка достала из-за пояса часы на цепочке и глянула на циферблат. — У тебя пять минут, чтобы умыться, и пятнадцать, чтобы поесть. Ровно в восемь двадцать и ни минутой позже здесь появятся модистка мадам Зофия и ее помощницы. Через два часа из салона «Очаровательные ножки» принесут самую модную на сегодняшний день обувь.

— Я не знаю свой размер… — Лиса торопливо стаскивала рубашку, не понравившуюся тетушке. Лучше предстать голой перед ней, чем перед кучей служанок, которые вот-вот заполонят комнату.

— Пока ты спала, я померила твою ногу и отправила записочку Ружеру.

Спрятавшись за ширмой, Алисия невольно прислушивалась к командному голосу Эдиты, которая задергала служанок — те передвигались бегом. Но когда Лиса появилась в наглухо запахнутом халате, в комнате царил полный порядок, а на столе стояли блюдо с умопомрачительно пахнущим печеным, кувшин с молоком и вазочка с мармеладом — поистине царское угощение после постных каш Уршулы.

— Ты слишком долго возишься! — Эдита посмотрела на часы и постучала острым ноготком по стеклу. — Мадам Зофия уже здесь и только ждет приглашения подняться.

Хорошо, что булочки были на один укус, они пролетели одна за другой, и даже не пришлось тратить время на намазывание мармелада. Но не попробовать его Алисия не могла: сунув ложку рот, зажмурила от наслаждения глаза.

— Пош-ш-шественно… — произнесла она, чувствуя, как нежнейший мармелад обволакивает небо.

— Я позже дам тебе целую банку, — пообещала Эдита, открывая дверь и впуская в помещение служанок, которые расторопно собрали посуду. Молоко Алисия пила на ходу и отдала чашку только у двери.

— Салфетка! — Эдита сунула ей в руки тончайшее полотно, украшенное мережкой. — Промокни губы, — и тут же: — Здравствуйте, мадам Зофия! Чем вы нас порадуете?

В комнату вошла статная черноволосая женщина, за ней несколько прислужниц с коробками и рулонами ткани в руках

Алисию вертели как куклу. Сняли с нее халат и не позволили одеться даже тогда, когда она начала стучать зубами. После полного обмера ткани подносили к лицу, чтобы понять идет Лисе цвет или нет, и развернутые они холодили и без того покрытое мурашками тело.

Парадом командовала тетушка Эдита. Она короткими словами одобряла или просила убрать непонравившуюся ткань:

— Да. Нет. Нет. Да. Возможно.

Алисия не успевала присмотреться или даже пощупать материал, а ее укутывали уже в новое полотно.

— Бархат — определенно нет. Он взрослит. Шерсть только светлых оттенков.

И опять бесконечное «да, да, нет».

Щелкнула крышечка часов, тетушка Эдита посмотрела на отложенные ткани, получившие от нее одобрение, на затягивающую пояс халата племянницу и, кивнув головой замершей у двери служанки, скомандовала:

— Впустите моего дорогого Ружера!

Портнихам во главе с мадам Зофией пришлось поторопиться, чтобы расчистить поле для нового игрока: то, что заслужило строгого «нет» Эдиты, быстро упаковывалось и выносилось из помещения.

Появившийся человечек был настолько мал ростом, что Алисия уставилась на него с открытым ртом. Следом за ним занесли два огромных кофра.

Тетушка распростерла объятия и, наклонившись, расцеловалась с вновь прибывшим.

— Где объект? — деловито спросил он и безошибочно выделил Лису: никто, кроме нее, не таращился на низкорослого, но весьма модно одетого мужчину. Его черные усы были пострижены как по линеечке, а волосы блестели и были зачесаны так гладко, что Алисия не удивилась бы, если бы увидела в них свое отражение.

Коротыш обошел смущающуюся Лису по кругу, непонятно почему осматривая ее всю, а не только ноги, которые уже заледенели.

— Чтобы сшить великолепную обувь и примерить ее на ножку красивой женщины, вовсе не надо быть высокого роста, не правда ли, леди Виру?

Лиса не нашлась, что ответить, поэтому просто кивнула.

— А теперь, — коротышка повернулся на каблуках к сидящей на диване Зофии, — прошу показать, какую ткань вы выбрали для нашей прелестной клиентки.

Помощницы модистки сноровисто разложили на ковре образцы, а Ружер, повернувшись к своим кофрам, словно фокусник, взмахнул рукой и принялся открывать многочисленные замки. Распахнувшиеся, будто ставни на окнах, половинки объемных коробов, куда легко поместился бы сам хозяин, явили зрителям ряды женской обуви.

В задумчивости побродив у разложенных отрезов, коротыш вернулся к своим кофрам и, выбирая одну пару за другой, относил их к нужному куску. Туфли, сапожки, ботиночки — и все до того изящные, пошитые из тончайшей кожи, шелка или бархата, они как нельзя лучше подыгрывали цвету и фактуре ткани.

Алисия никак не могла поверить, что всю эту кутерьму затеяли только ради нее.

— Дядюшка очень добр, — произнесла она, когда последним дом покинули шляпник. — Мне неловко, что вы так сильно тратитесь.

— А разве я тебе не сказала, что одежду, туфли и всякие мелочи оплачивает твой жених?

— Хранитель? — переспросила Лиса и покраснела. Дурочка, будто у нее есть иной жених. Но тетушка, которая явно к концу дня растратила весь пыл, не стала закатывать глаза, а просто ответила:

— Да, и он весьма щедр.

— Тетушка, а что вы знаете о Хранителе? Встречались ли какие-нибудь ваши знакомые с ним? Что говорят? Какой он?

Эдита рухнула на диван и скинула с себя узкие туфельки.

— Ты же знаешь, я только что вернулась от дочерей. Как и всякие женщины, узнав, кто к тебе посватался, мы не могли не обсудить кандидатуру в мужья.

— И что вы услышали? — Алисия села рядом. Сердце пустилось вскачь: сейчас она узнает всю правду о Хранителе.

— Хоть что-то определенное о Хранителе смогла рассказать лишь свекровь Диты, — Алисия знала, что так зовут ее кузину — старшую дочь дяди. — Леди Рута встречала его на балу, когда ей было всего семнадцать лет. Он уже тогда был седой.

— А сколько лет свекрови Диты?

— Семьдесят.

Все впечатление о сегодняшнем дне после таких слов померкло. Древний старик, щедрый к своей молоденькой невесте — вот как это смотрелось со стороны.

— Старый и некрасивый…

— А вот этого леди Рута не сказала, — Эдита успокаивающе похлопала Алисию по руке, — поскольку лица его никто не видел.

— Как это? — Лиса нахмурилась, не понимая. Как можно быть на балу и не показать своего лица?

— Он пришел в маске и ушел в ней. Бал-карнавал, понимаешь?

— А как вообще узнали, что этот мужчина и есть Хранитель?

— Его так называл король. Но вот что поразительно, — тетушка наклонилась ближе и шепотом произнесла, — вальсировал Хранитель вполне умело. Леди Рута даже засомневалась, так ли он стар. Согласись, милочка, белые волосы — вовсе не обязательно признак старости. Особенно у северян.

— Но меня, тетушка, это мало утешает. Даже если Хранитель тогда был молод, сколько же ему теперь, спустя пятьдесят лет?

— М-да, — Эдита откинулась на спинку дивана и запустила руку в волосы, поправляя шпильки. — Теперь-то уж точно вальсировать не возьмется. А впрочем, кто их, магов, знает…

— У меня есть четыре года, — Лиса не заметила, что произнесла не раз повторяемую фразу вслух. В последнее время ее жизнь менялась с такой скоростью, что трудно угадать, на какой срок можно рассчитывать на самом деле.

— Сколько бы ни выпало, потрать их, милая, с толком. Живи, веселись, флиртуй. Познай пыл юных мальчиков. Еще успеешь завянуть рядом со стариком.

— Эдиточка, — в дверь сунул нос дядя Хенрич, — ты сегодня как пчелка, но совсем забыла обо мне.

— Иду, Пусик, иду!

Алисия отказалась выходить к ужину, сославшись на усталость. На самом деле она сидела, уставившись в окно, за которым опять кружил снег, и размышляла о севере, о Хранителе и о словах Стефана, предложившего выбор: потратить жизнь на старика или найти ключи от Белых врат и повернуть время вспять.

«Интересно, а я буду сожалеть о своем поступке? — Лиса поковыряла пальцем снежный узор, кружевом расползшийся по углам окна. — Лучше бы не помнить, чтобы не мучиться угрызениями совести».

Алисия представила, как крадется в ночи со связкой ключей, передает их братьям, а те открывают Белые врата.

— Хранитель, наверное, рассердится, — вздохнула она.

Ела в одиночестве, не чувствуя вкуса еды. Умывшись, забралась в постель и, натянув одеяло до носа, произнесла вслух самый веский аргумент, оправдывающий ее неблаговидный поступок по отношению к человеку, который так к ней добр и щедр:

— Юлек не ослепнет.