Дом, в котором нет никаких подвалов

Тамара Николаевна Земляная

США, Мэн, 1980-е. Ланселот Самерсен, отсидевший семь лет в тюрьме за убийство своего отца – садиста и маньяка, возвращается домой к единственному близкому человеку, своей сестре-близнецу, которую он любит нежной, светлой, но отнюдь не братской любовью. У Летиции почти получилось забыть годы, проведённые в страхе перед отцом, она живет нормальной жизнью и не ждёт возвращения брата. Сейчас, когда их осталось только двое, им предстоит решить очень важный вопрос – кто будет следующим чудовищем?

Глава 4

Ланс спросил у сестры, не нужны ли на почте грузчики. Летти обещала узнать, и действительно пришла к заведующей отделением — вернее, к ее двери. Некоторое время она стояла в узком коридоре, разглядывая ручку — латунную, всю в разводах от пальцев. Ей представлялось, как они с Лансом, выпив кофе, едут на велосипедах на работу. Как они вместе ходят на ланч, молчат за едой — потому что слишком хорошо понимают друг друга. Как он заходит к ней в перерыве, а другие почтальонши подтрунивают над ним: потому что он молод, и у него — несмотря ни на что — светлая улыбка. Когда он уходит, обласканный и слегка смущенный женским вниманием, не пообщавшись толком с ней, то девушки начинают расспрашивать ее о нем. В отделе вечно находится одно или два разбитых сердца, а Ланс так добр и внимателен даже к чужим людям… В нем видно за версту рыцарское отношение к женщинам, что среди людей этого круга встречается нечасто.

А потом они узнают, за что он провёл семь лет в тюрьме.

Потому что этого не утаить.

Летти погладила латунную ручку, пытаясь стереть следы. Вечером сказала Лансу, что вакансий пока нет — но возможно будут, надо проверить через пару недель.

Он поверил. Она обещала себе, что рано или поздно, если он ничего не найдёт, то она приведёт его на почту. Ей было стыдно, но хотелось жизни, отдельной от него. Ей претило лгать — она прежде никогда ему не лгала.

Но ей было страшно представлять, как он аккуратно раскладывает им еду с собой и прячет в свой рюкзак. Как ждёт ее у дверей почты.

Ей казалось, что просто нечем будет дышать.

В дверь постучали.

Ланс, всегда, когда оставался дома один, без нее, ходил бесшумно и не включал никакие приборы, радио, телевизор, — даже воду поворачивал не на полную мощность. Он ходил, прислушиваясь, жил незаметно: почему-то тишина давила на него, и в тоже время он боялся ее нарушать. Дом холодел без Летти и начинал цвести в ее присутствии.

Это она. Ключи опять забыла.

Он подошел к двери, распахнул её, и даже не глядя на то, кто за нею, начал говорить:

— Летти, я…

За порогом стоял высокий, растрёпанный молодой парень в несвежей одежде и с обаятельной ухмылкой, которая сменилась не менее обаятельной гримасой удивления. Казалось, что он немного актёр, который как способ взаимодействия с миром выбрал вечное заигрывание.

— Ты кто такой?

— Нет, это ты кто такой?

Они застыли глядя друг на друга, и никто не хотел отвечать первым. Потом Крейг расслабленно сказал:

— Без обид, парень, но может быть ты мне объяснишь, что ты делаешь в доме моей девушки? И почему ты, черт возьми, спрашиваешь у меня, кто я такой?

— Твоей девушки? — Медленно спросил Ланс, пытаясь что-то сделать с этой мыслью, которая застряла у него на корне языка, и он не мог не сглотнуть её, не выблевать. Он не хотел верить, но память услужливо подсовывала ему доказательства: Летти говорила о высоком другие, он видел мужскую рубашку, и зубную щётку, даже, кажется, зубную щётку… Он все равно несколько глупо уточнил, надеясь, что высокий парень просто ошибся домом:

— Летти — твоя девушка?

Парень кивнул:

— Да. А вот ты кто такой?

— Я… — И правда, кто он ей? Её первый любовник? Её рыцарь, который раз за разом претерпевает неудачу в стремлении ее защитить? Отец её ребёнка? Ужас, который не оставляет её даже после долгих лет нормальной жизни?

— Я её брат.

Крейг не понял, он просто не мог понять, что в простом коротком слове, обозначающие родственные отношения, Ланс сказал так много. Брат — было всё. Он — её всё.

Крейг, расслабившись, вспомнил что Летти говорила о том, что у неё есть брат, который отбывает срок в тюрьме. Крейг почти забыл этот факт, как незначимый, несущественный, существующий за пределами его мира, не оказывающий ни на что никакого влияния. И вдруг эта факт биографии возник на ее пороге, синеглазый, бритый, молодой.

— А, слышал. Лиам, верно?

— Ланс.

Крейг протянул ему руку, и Ланс ее пожал.

— Забавные у вас имена. Редкие. А я — Крейг.

— Созвучные, — сказал Ланс, внимательно разглядывая нежданного гостя — в попытке его разгадать, понять, чего в нем, из всех мужчин, такого, что… Крейг же поглядел на него светло, и счел, что все ритуалы вежливости на сегодня он уже выполнил:

— Ну ладно, бывай. Передавай привет сестричке!

Летти вошла, сдувая прядку со лба, открыв незапертую дверь плечом, потому что руки у нее были заняты. Ланс — словно караулил ее у двери — перехватил пакеты с продуктами, и отнес их на кухню, пока она снимала куртку и ботинки. Она размяла затекшие запястья и дежурно спросила:

— Как твои дела?

— Я нашёл работу. Грузчиком в Подкове, — сказал Ланс с кухни, а потом вышел в коридор.

— Правда? Здорово.

Она действительно обрадовалась, хоть и неглубоко: мыслями была размазана в пространстве и времени, и не хотела собираться обратно.

Летти встала у зеркала, развязала шейный платок, повесила его к остальным, сняла часы, серьги. Она наблюдала за зазеркальной Летти, а Ланс наблюдал за нею. Он всегда любил смотреть, как она надевает на себя что-то и как снимает: во всем штате Мэн не было мальчика, который бы в детстве более послушно играл в публику на показе мод. Ему казалось, что она с каждым новым украшением, с другой лентой в волосах превращается в совершенно новую Летти, как воплощение тысячеликой богини.

Может быть, именно поэтому, в итоге он больше всего полюбил ее полностью обнаженное тело: как вершину света, как абсолют красоты.

Он отряхнул эти мысли, как собаки отряхивают воду, и спросил:

— Как твои дела? Зачем ты вообще притащила эти огромные пакеты? Я бы сходил в магазин.

— Я не привыкла.

— Привыкай, — грубовато сказал он. Потом задал вопрос, не удержавшись:

— А твой парень тебе не носит пакетов?

— Мой парень?

— Крейг Уно. Он заходил.

— Крейг?! Он вернулся? Так что ты молчишь!

Он с болезненным чувством смотрел, как она метнулась в свою комнату, и через несколько минут вышла в платье — чёрном, с узором из золотых цветов, танцующих вокруг ее колен — как она перезаколола волосы в высокую косу и обернула ее вокруг головы. Коснулась губ помадой, схватила сумку и снова начала выволакивать велосипед.

Ланс спросил:

— Куда ты на ночь глядя? Там хоть есть телефон? Позвони, я встречу тебя!

— Телефон есть… Ой, да зачем меня встречать! Крейг проводит. Или сразу на работу поеду утром…

И слушая ее счастливый щебет, Ланс все мрачнел и мрачнел.

Он лег на свой диван, думая о том, что в первый раз в жизни спит в доме совсем один. Сон не шёл. Он прошёлся по дому, заглянул в ее спальню. Сел за туалетный столик, слегка изменил угол наклона, чтобы видеть своё осунувшееся лицо. Огляделся вокруг: и вдруг удивился, как помещается на ее кровати Крейг — она ведь довольно короткая.

Мысль о Крейге была болезненной.

Летти обрадовалась ему.

Ты знаешь, что он будет с ней делать.

Она прямо светилась, когда выволакивала велосипед.

Она раскинется под ним, и он… ее тело, которое Ланс знал как своё, ее душа, которая была его душой — его сестра во власти чужого человека…

Ей это нравится. Она сама пошла.

А ей это всегда нравилось. Помнишь, как они дрожала в твоих руках?

Бодрый стук застал Крейга за откупориванием второй бутылки пива — оно лежало в холодильнике, и, хотя за время отсутствия хозяина с ним не должно было ничего произойти, вкус был плоский, немного прогорклый, и первую бутылку он осилил только из фирменного уновского упрямства.

Он распахнул дверь, и Летти, почти подпрыгнув, повисла у него на шее, впечатавшись огненным поцелуем.

Они чаще встречались у Летти, потому что ее раздражал вечный бардак, который самозарождался вокруг него, а его квартирную хозяйку раздражали девицы, шастающие к нему домой. Хотя Летти ей нравилась, но все равно не заслуживала одобрения — по меркам хозяйки, девушка, ночующая у мужчины, который не являлся ее мужем, на приличное общество рассчитывать не могла. Летти про себя называла ее мамонтом.

Крейг подхватил ее под бёдра, поволок в свою нору, сдергивая по пути предметы одежды и сосредоточенно пыхтя «Красавица моя!».

Они опрокинули нагромождение автомобильных журналов, прижатых гаечным ключом, и журналы разбежались по полу, как стая воробьев.

Крейг поскользнулся на мягком глянце, чертыхнулся, но не упал, только крепче прижал к себе Летти.

Когда она запрокинула голову, увидела все те же трещины на потолке, что и всегда, и загадала, что если когда-нибудь Крейг их заделает, то у них все будет хорошо, они поженятся, она будет в золотом платье, и она никогда не вспомнит свою жизнь до семнадцати лет…

А после, его умелые руки, большое крепкое тело закрыли от нее потолок, он куда-то уплыл и стал совершенно незначимым.

Крейг закурил: он всегда соловел после близости, а она, как он видел, после его долгого отсутствия, хотела поговорить. Сигарета была некоторой гарантией, что он не заснёт и не получит тумака под ребра от Летти, но она неожиданно выхватила у него вторую — это случалось нечасто. Ей не нравилось вымывать запах из длинных волос. Крейг спросил как-то — почему не обрежет. Она ответила, что хочет заплетать их, потому что в детстве всегда носила их короткими, и что это было не ее решением. А теперь она выросла и хочет делать по-своему.

Она прикурила у него — она всегда на мгновение глядела ему в глаза перед тем, как сделать затяжку, которая подпалит ее сигарету — он находил это невероятно эротичным.

— Ты познакомился с моим братом?

— Да. Он такой… подозрительный. Защищает. Хотя, на месте братца я бы тоже так себя вел. Ты такая красавица у меня — того и гляди украдут.

— Он отсидел в тюрьме, ты же знаешь.

— Ну и что? Маноло тоже сидел.

— За убийство?

— Да. Там была драка стенка на стенку. Пьяная. Кто-то достал нож — и дело закончилось трупом. А он просто сел рядом, вытащил нож, пытался остановить кровь. Но его замели. Мексиканец, да еще такой звероподобный — чего тут разбираться! С тех пор он не верит в правосудие…

— Немудрено, — пробормотала Летти, и завертела головой, ища, куда бы стряхнуть пепел. Крейг подставил ей стакан с прогорклым пивом, и она отточенным двойным ударом низвергла пепел с тлеющего конца сигареты.

— А твой брат, что, тоже за драку?

— Нет. Он убил человека, который был нашим отцом.

Весь сон слетел с Крейга, и тот поежился:

— Ничего себе. Тоже по пьяни?

— Трезвее не бывает.

Крейг помолчал, потом спросил:

— Что за человек был отец?

Летти ответила, не чувствуя, как огонь догоревшей сигареты обжигает ее пальцы:

— Мудак. Конченый. Отбитый на всю голову ветеран Вьетнама. Надышался газом. Урод. Жалко только, что Ланс не убил его раньше.

Тогда:

— Летти, подойди сюда.

Она замерла на мгновение — чисто инстинктивно, но этого ему хватило — вызвала вспышку ярости:

— Немедленно!

Она приблизилась, чувствуя, как в дверях замер Ланс, натянулся, как струна, готовый сделать хоть что-нибудь. Летти глядела на подбородок Теваса — это было безопаснее всего, потому что полностью опущенный взгляд вызывал в нем гнев «почему ты на меня не смотришь?!», ровно, как и взгляд прямо в глаза «что ты так нахально пялишься?!»

Он пребывал в хорошем расположении духа, может быть, сегодня обойдется. Ведь может им повезти хоть раз?

Он за руку притянул ее к себе — Летти почувствовала, как в дверях опять зашевелился брат. Тевас задрал ее рукава, с удивлением и яростью обнаружив следы от собственных же ударов.

— Подними юбку.

Она подчинилась, чувствуя спиной, как дрожит Ланс, готовый броситься под удар вместо нее, и прохладная ткань скользнула вверх. Она остановила юбку, доходящую до пола, чуть выше колен. К счастью, ему хватило этого.

Ноги у нее тоже были в следах ударов, хотя и не так, как руки. Тевас откинулся на спинку стула и сказал с мрачным удовольствием:

— Ах ты мразь.

Летти знала, слишком хорошо знала, что не поможет, что она сделает только хуже, но не могла не сказать:

— Тевас! Это не он, он ничего не делал!

Он не поверил ей. Она говорила только правду, но нет. Никто не верил ей, как прорицательнице Кассандре. Той, которую герой в сверкающих доспехах, благородный, богоподобный Аякс изнасиловал прямо на алтаре ее богини…

— Молчи. Иди прочь, лгунья. Ланс, ко мне.

Он подошел, а она не могла отойти — это казалось ей предательством и трусостью — хотя она знала, что ему намного легче защищать одного только себя.

— Что ты делал со своей сестрой, ублюдок? Откуда у нее эти синяки?

Когда звуки ударов и сдавленных хрипов затихли и тяжелые шаги Теваса рассказали о том, что он ушел, Летти, змеей вившаяся вокруг подвала, сразу проскользнула внутрь. Она нашла Ланса на полу, он лежал на животе, без рубашки, и медленно открывал и закрывал мутные глаза. У него была окровавлена вся спина, словно его щедро полили краской. Летти подошла к нему — он ее узнал, тяжело оперся о ее плечи, и они, шатаясь, пошли наверх, как диковинное, спаянное воедино чудовище. Они миновали пролет, Ланс совсем зашатался, и Летти опустила его отдохнуть, посидеть на ступеньке. Она некоторое время стояла, тяжело дыша, опираясь на перила, но внизу послышались неторопливые шаги, и Летти метнулась к брату, вытянула его вверх и на адреналине почти понесла его на руках.

Летти втолкнула его в комнату, затащила на кровать, помогла лечь так, чтобы ничто не касалось больной спины. Он смотрел на нее расфокусированным взглядом.

— Потерпи, милый, я сейчас вернусь, — прошептала она, склонившись к нему.

Она выбежала на лестницу с тряпкой, быстро затерла темнеющие на глазах пятна крови — если Тевас увидит их, то это спровоцирует новую вспышку агрессии, и им несдобровать.

Она вернулась к Лансу. Бережно, чистой тряпкой прошлась по его спине, промакивая кровь.

— Летти…

— Тише… Все хорошо. Он завалился спать. Дрыхнуть будет до завтра. Я ему в чай коньяка плеснула. Сам дурак, раз не почуял.

— Летти, твои синяки…

— Что с ними? — легко спросила она.

— Это… я?

— Да ты что! Не смей его слушать. Не смей, слышишь, — она вцепилась ногтями в его щеку, — Ты никогда и ничего не делал плохого. Ты ничего не сделаешь. Я тебя знаю.

— Он так убедительно говорит… Я начинаю верить. Мне начинает казаться, что это следы моих рук…

— Ты — лучший из всех людей, которых я только знаю.

— Как будто ты многих знаешь, — сказал он, но слабо улыбнулся.

О, она знала троих, и точно знала, что если обычные люди балансируют между ней и Тевасом, то Ланс стоит на недосягаемой нравственной высоте.

— Помнишь, как к нам птица залетела? Помнишь, как ты всю ночь ее ловил, помнишь, как ты отказался ее сбивать шапкой, потому что боялся ей повредить что-нибудь? Помнишь, как ты ее выпустил? Вот кто ты на самом деле. Не верь ему. Верь мне. Я нормальная, Ланс, и я знаю, что все зло — дело его и только его рук.

— Что бы я делал без тебя, сестра…

— Получал бы в разы меньше ударов?

Они улыбнулись друг другу, и Летти коснулась его лба своими губами.