Рыжая Кошка. Роман

Тамара Злобина

Красавица Наталья Аристова уходит из дома и уезжает из Ферганы в Ташкент, чтобы начать самостоятельную жизнь, которая оказывается для неё очень нелёгким испытанием.Но девушка проходит через все испытания: через предательство любимого человека, потерю родителей во время «Ферганских событий», потерю ребёнка, не сломавшись, став сильнее и ещё прекраснее, обретя настоящих друзей, чтобы начать новую жизнь в России.

Глава 9. «Зеравшан»

(Рассказ Н. Аристовой №1 — продолжение.)

Я поднималась вверх по ступенькам, чувствуя за спиной движение спутника: он отставал от меня всего лишь на шаг, словно прикрывая собой от ненужных взглядов и встреч. Ну, что же, Карим-ака лучше знал здешние нравы, и поэтому пришлось довериться ему, пусть даже с неким скептицизмом, потому как я имела на это право.

Шагала вверх по ступенькам легко, по возможности грациозно, всем своим видом стараясь показать, что для меня это не впервой, что делаю это, если и не каждый день, то довольно часто.

При входе в ресторан молодой человек атлетического сложения в форменной одежде, преградил мне дорогу, делая попытку остановить, но Отабаев тут же перехватил его руку.

— Санёк, своих не узнаешь?!

Санёк добродушно улыбнулся в ответ:

— О, Карим?! Давно тебя не видно… Девушка с тобой?… Проходи, дорогой — гостем будешь! — пошутил он.

И затем обратился ко мне уже вполне дружелюбно:

— Проходите, девушка. Вам — можно.

— «Как видно Отабаева здесь знают хорошо, и вход ему — не заказан. Чтобы так встречали в заведении, нужно быть, по меньшей мере, завсегдатаем», — эта мысль успела промелькнуть в моей голове, задержавшись лишь на секунду.

Сделав глубокий вдох, я шагнула вперёд, словно ныряя в омут, и желая этого, и страшась незнакомого мира, который находился на расстоянии вытянутой руки.

Слегка оробев, остановилась перед ярко освещённым залом, заполненным людьми, звуками и запахами. Моё сердце на мгновение замерло, а затем начало трепетать не-то от волнения, не-то от предчувствия чего-то необычайного. Однако, пересилив свою нерешительность, я сделала следующий шаг в этот яркий, шумный и незнакомый мне мир.

Не понятно откуда появился услужливый, широко улыбающийся человек в белоснежной рубашке с чёрной бабочкой, и начал переговариваться с Отабаевым, жестом предлагая пройти к столику.

Скованность не оставляла меня: порой казалось, что весь зал смотрит в нашу сторону. Захотелось забиться куда-нибудь в укромный уголок и оттуда наблюдать за происходящим. Но осуществить это сложновато: с моим ростом в 176 сантиметров найти такой уголок в зале, освещённом, как новогодняя ёлка, проблематично. Моя растерянность, как видно, понравилась Кариму, который видимо и хотел добиться такого эффекта: ошарашить меня, сбить с толку, оглушить всем этим великолепием. Смотрела на него украдкой и видела, что он чувствует себя здесь в своей тарелке, потому и ведёт себя так, чуть снисходительно, покровительски.

Немного успокаиваюсь лишь тогда, когда мы оказались за уютным столиком по правую руку от входа. Услужливый молодой человек подал мне меню, а я передала его Кариму со словами:

— Карим-ака, как видно, вы лучше знаете все тонкости… Этой кухни. Доверяюсь вашему вкусу.

Отабаев сделал заказ официанту, а я украдкой разглядывала зал, как бы расчленённый на маленькие сектора-столики, и в то же время не потерявший единство пространства.

Убедившись, что никому нет до меня дела, я совершенно успокоилась.

— Наташа-хон, вам здесь нравится? — поинтересовался Отабаев.

— Да, очень. — ответила ему вполне искренне. — Такое впечатление, словно я уже бывала здесь… Когда-то…

Отабаев снисходительно улыбнулся и говорит:

— Я рад, что хотя бы этим смог угодить вам.

Официант принёс на подносе блюда и расставляя их на стол, давая им комментарии:

— Лангет «Ташкентский», димлама «Гулистон», салат фирменный «Зеравшан», ширмон-нон…

В центре стола официант воодрузил несколько бутылок: шампанское, минеральная вода, лимонный напиток, а также ваза с фруктами, вазочка с шоколадными конфетам и различными орешками.

Перехватив мой удивлённый взгляд, Отабаев пояснил:

— Я обещал, что не буду пить сегодня… Но без шампанского обойтись нельзя никак!

И, слегка наклонившись ко мне, добавил чуть тише, словно его могут подслушать:

— Нас просто не поймут…

Очень хотелось есть, но приходится ждать пока Карим-ака положит начало трапезе, ведь я, можно сказать, его гостья. Но Отабаев не торопился: неожиданно он стал весьма словоохотлив, рассказывая о завсегдатаях заведения, чуть ли не пальцем показывая в сторону тех, о ком говорит. Особой, культурой, как я уже поняла, он не блещет. Поэтому старалась не обращать на это внимание. Карим шутил, смехом реагируя на свои же шутки, и я начинала скучать, опасаясь, что из-за его словоохотливости всё остынет.

К нашему столику вновь вернулся официант, мастерски открыв бутылку шампанского, он налил его в два высоких фужера на тонких, длинных ножках. Я попыталась запротестовать, но Атабаев, словно вспоминая, произнёс с досадой:

— Как же я забыл, что вы не любите шампанское?!

Он попытался встать из-за стола, но я жестом остановила его:

— Ничего, Карим-ака, немного можно… Здесь совсем иная обстановка.

Наконец, Атабаев понимающе улыбнулся и поднял свой фужер, предлагая последовать его примеру.

— Первый тост за вас, Наташа… хон. За молодость, красоту… За добрую вашу душу. И за удачу!

Я отпила глоток шипящего напитка, который сразу ударил в нос, и собиралась уже поставить фужер на стол, но мой спутник запротестовал:

— Нет-нет! Первый тост нужно пить до дна! И потом, вы, что не желаете себе удачи?

— Карим-ака, — улыбнулась ему в ответ, — вы собираетесь меня напоить?

— Разве можно напоить шампанским?! — искренне удивился тот. — Это же дамский напиток.

— Значит можно, — не согласилась я, отпивая ещё пару глотков.

Приятный запах еды манил со страшной силой, и я, закинув в рот пару-тройку виноградин, чтобы перебить вкус шампанского, не дожидаясь Атабаева, принялась за еду.

За это время спутник успел допить свой фужер и вновь наполнил его шипучим напитком, на забыв долить и мой.

Этот фужер с небольшими промежутками я выпила весь до дна, под одобрительные взгляды Карима.

И сразу стало легко, весело, немного закружилась голова, и чистая светлая мелодия зазвучала в душе. Прислушавшись я поняла, что она не только в моей душе — она вокруг, она со всеми. За моей спиной, на возвышении играла какая-то группа. Повернув голову в эту сторону, я увидела, как четверо молодых парней играют мелодию, которую мне не доводилось слышать раньше, хотя я, если можно так сказать, заядлый меломан (или всё же: меломанка?). Именно эта мелодия, как мне показалось сначала, звучала в моей душе.

Но более, чем мелодия, меня поразила девушка в платье из «парчи», извивающаяся в ритме музыки, словно змея перед факиром. Она была изящна, тонка, как тростинка, обладала какой-то удивительной грацией, но вместе с тем не производила впечатление слабого существа. Её большие чёрные глаза говорили больше слов, а движения были пластичны, выразительны и нежны.

Карим, как заворожённый смотрел на танец и шептал восхищённо, напрочь забывая обо мне:

— Ах, что за девушка?! Что за девушка!

Раздались возгласы:

— Пантера!… Браво, Пантера!

— Пантера? — удивилась я вслух. — Почему именно пантера?

И тут же ответила сама себе:

— А ведь действительно: пантера… Кошачьи мягкие движения, чёрные глаза, волна чёрных, с лёгкой рыжинкой, волос… Чёрная пантера… Девушка-пантера…

— Кто такая? — спросила Карима, который готов был сорваться с места, чтобы «пасть к ногам» танцующей девушки.

— Не знаю, — автоматически ответил тот. — Эта группа, видимо, здесь недавно — раньше выступали совсем другие артисты… Если желаешь знать — я поинтересуюсь.

И я поняла, что он совсем не из-за меня хочет выяснить кто такая эта девушка, а потому, что она ему самому очень понравилась.

— Минуту, Наташа! Я сейчас.

И Карим сорвался с места, оставляя меня одну.

Забыв о еде, о кулинарных изысках и повернувшись спиной к столу, заставленному «фирменными блюдами», я во все глаза продолжала наблюдать за колдовским танцем. Девушка танцевала так самозабвенно, целиком растворяясь в музыке, словно не замечая множества пар глаз, устремлённых на неё. Если честно, то я не встречала ещё такой танцовщицы, как она, хотя живу в Узбекистане с самого рождения. Её танец и удивлял, и завораживал, и восхищал. И не только мужчин, потому что музыка тонула в овациях и выкриках как мужских, так и женских голосов:

— Браво, Пантера! Браво колдунья!

Танец закончился и девушка склонилась в глубоком реверансе, а к её ногам падали цветы, видимо, специально припасённые к этому случаю.

Танцовщица застенчиво улыбнулась, всё ещё находясь под властью музыки, и, подобрав букет, пошла через зал, который аплодисментами благодарил её за доставленное удовольствие.

Меж тем вернулся Карим, шлёпаясь на стул интуитивно, даже, как мне показалось, не замечая его.

— Узнал! — произнёс он с таким видом, словно только что выиграл пару сотен рублей. — Всё узнал! Зовут Ритой Ераловой. Группа называется «Белый лимузин». Руководитель, он же гитарист, он же солист — Андрей Кучинский. Говорят: прелюбопытный тип. Мастер на все руки…

Выпалив всё это, он выдохнул так, словно пробежал стометровку:

— Уф!

Одним глотком допил своё шампанское, не забыв наполнить им оба пустых фужера.

Тем временем зал вновь взорвался аплодисментами, и я вновь повернулась к помосту. Молодой человек, которому так яростно аплодируют в основном дамы, стоял профилем к нашему столику, и поэтому сначала не привлёк моего нимания. В моём слегка затуманенном сознании мелькнуло подозрение, что совсем недавно я видела и эти волосы, рассыпанные по плечам, и эту гордую осанку, и уже ощущала его парение над толпой. Когда молодой человек повернулся ко мне лицом, я сразу узнала его:

— «Это же личность! Та, с остановки…»

Да, это, несомненно, был тот же парень. Хотя в следующий момент я уже начала сомневаться: меня слегка удивили и насторожили глаза этой личности. В потоке света, направленном на возвышение, они показались мне какими-то холодными, почти стальными. Там, на остановке он представился в воображении совсем иначе. Более возвышенным что ли, более романтичным…

Музыканты о чём-то тихо посовещались, затем «личность» обратилась в зал:

— Друзья мои, сегодня вечер принадлежит вам… И мы будем исполнять все ваши желания… Но сначала я хочу предложить вам одну, на мой взгляд, очень интересную вещь.

Из противоположенного конца зала кто-то громко поинтересовался:

— Андрей, твою вещь?!

— Нет, — ответил тот. — На сей раз не мою, но в моей обработке.

— «Так, — сообразила я, — значит это и есть „прелюбопытный тип“, который и гитарист, и солист, да ещё и по совместительству руководитель… Андрей… Кучинский.»

Свет в зале померк и начал свою игру где-то над головами музыкантов: он то расходился разноцветными кольцами, как круги на воде, то рассыпался звёздами или замысловатыми узорами, расходясь во все стороны и вновь собираясь в одну точку.

Андрей виртуозно вёл свою партию соло на гитаре: казалось даже воздух в зале раскалился и звенел тонкой струной, а зал почти так же зачарованно наблюдал за человеком со стальными глазами, ведущим разговор с ним на языке высокой музыки.

— «Да, исполнитель он классный! — подумала я восхищённо, зачарованная виртуозным игрой. — Пока не знаю каков он композитор и каков певец, но исполнитель — что надо. Как сказал Карим: мастер на все руки.

Сольный номер закончился и группа сразу перешла на танцевальные ритмы, считая, видимо, что залу давно пора немного размяться.

Мистер торопыга — Карим-ака, всеми правдами и неправдами заставил меня допить шампанское и, завидев фигуру, направляющуюся в нашу сторону, спешно пригласил на танец. По-моему мы смотрелись с ним не очень: полноватый мужчина с копной курчавых волос, ниже среднего роста и рыжеволосая девушка выше среднего роста, да ещё на каблуках. Но меня это не смущало — даже весело. Я начала смеяться не только от каждого замысловатого па партнёра, но и от каждого, метко сказанного им слова.

Музыка на мгновение смолкла, и возникла снова, поэтому мы не успели вернуться на место. Музыканты играли знакомую мелодию, но я никак не могла понять что это. Видимо она исправлена, обработана руководителем до неузнаваемости. Только когда в музыкальную канву вплёлся голос, меня осенило:

— «Так это же Scorpions: „Still Loving You“ — „Всё ещё люблю тебя“… Но, как изменена композиция и как режет ухо английский язык Андрея».

Видимо исполнителю очень нравилась эта вещь:

If we’d go again

All the way from the start,

I would try to change

The things that killed our love.

Your pride has build a wall, so strong

That I can’t get through.

Is there really no chance

To start once again?

I’m loving you.

И голос был вроде неплох, но произношение…

Этого выдержать я уже была не в состоянии. Оставив Карима одного в середине зала, я направилась к музыкантам. Остановившись напротив возвышения, сделала протестующий знак руками, и сказала, как можно громче, чтобы быть услышанной:

— Стоп! Стоп-стоп! Всё не то! Не то!

От неожиданности музыканты прекратили играть, а солист смолк на полуслове. Мой голос зазвенел на весь зал:

— Не то, совсем не то! Разве можно так коверкать и замечательную музыку, и слова?!

Лицо Андрея покрыл румянец досады, а глаза ещё больше стали отсвечивать сталью, но меня уже это не пугало: шампанское сделало своё чёрное дело.

— Вы уверены, детка, что знаете, как надо? — с вызовом поинтересовался Кучинский, делая ударение на слове как.

— Уверена, — без тени сомнения ответила ему и направилась к клавишнику.

Светловолосый, светлоглазый парнишка, примерно одного возраста со мной, вопросительно посмотрел мне в лицо, явно не понимая, что я от него хочу.

— Можно твой инструмент? — поинтересовалась я так, словно мы знакомы уже сто лет.

Парень нехотя уступил своё место, отодвигаясь назад.

Пробежав пальцами по клавишам, словно проверяя их гибкость, я обратилась к остальным музыкантам:

— Подыграйте без аранжировки… Пожалуйста.

Музыканты все, как один посмотрели на руководителя и он, видя мой умоляющий взгляд, и слыша выкрики из зала: — «Ну, дай спеть девчонке, Андрей!», молча кивнул головой.

Я сделала небольшой проигрыш, чтобы остальные смогли настроится на мою «волну».

Музыка Scorpions зазвучала в своём первозданном виде, и я начала петь — в первый раз в незнакомой мне аудитории. Сначала на русском языке:

— Если бы могли пройти

Весь этот путь с самого начала,

Я бы попробовал изменить

То, что убило нашу любовь.

Твоя гордость стала слишком крепкой стеной,

Которую мне никак не удаётся преодолеть.

Неужели нет шанса

Начать всё сначала?

Я люблю тебя…

Но услышав, как хмыкает Андрей, продолжила уже на английском.

Мне приходилось петь, и не однажды: в узком кругу, среди друзей, перед одноклассниками, наедине с собой, но чтобы вот так, перед незнакомыми людьми, без репетиций — никогда. Если бы не шампанское, то моё волнение, наверное, зашкаливало бы. А сейчас я даже умудрилась краем глаза наблюдать за руководителем, который позволил «детке» спеть испорченную им песню.

Сначала Кучинский вообще не смотрел на меня, всем своим видом выказывая равнодушие, устремив взгляд в зал. Но после первого куплета, исполненного на английском языке, начал разворачиваться в мою сторону. Стальной взгляд слегка потеплел, и уже выражал смешанные чувства: полу-удивление, полу любопытство, к которым примешивалось что-то ещё, чего я пока не смогла понять. Когда песня закончилась, он аплодировал вместе с музыкантами и залом, слегка картинно, как мне показалось, играя на публику.

Я же сказала совсем невпопад:

— У вас ужасный английский.

Андрей засмеялся в ответ:

— Видимо, вы правы, прекрасная незнакомка.

И поцеловал мне руку.

Этот поступок невероятно смутил меня, хоть и сказал, что Кучинский может держать удар, и чужую победу признать — тоже может.

Я начала быстро трезветь, и чуть ли не бегом вернулась к нашему столику.

Карим смотрел на меня с неподдельным интересом и восхищением:

— Я удивлён, Наташа-хон! Просто удивлён! Вы прекрасно поёте… У вас талант! Уверяю вас: талант.

— Спасибо, Карим-ака, — поблагодарила я его и только теперь заметила, что почти весь зал смотрит в нашу сторону и аплодирует.

Подняла руку в приветственном жесте, но зал не смолкал, тогда я послала всем воздушный поцелуй, как бы возвращая ему то, чем «наградил» меня Андрей.

Группа снова начала играть танцевальную мелодию, и аплодисменты постепенно затихли,

Удивлению Карима не было предела: видимо, он не ожидал от меня такого поведения. Его слова, были на удивление «красноречивы»:

— Ну, ты даёшь, старуха!

Но тут же он спохватился и поправился:

— Как настоящая артистка! Честное слово… Даже лучше.

Улыбнулась ему в ответ:

— Не нужно преувеличивать, Карим-ака. Настоящая артистка — это Рита Ералова… А я так — выскочка.

Мистер торопыга вновь подлил шампанско из неизвестно откуда взявшейся бутылки, но я категорически оказалась от него, и налила себе минеральной воды. Собеседник же не отказывал себе в удовольствии опрокинуть очередной фужер.

Зал заполнился зажигательной мелодией, приглашая засидевшихся посетителей в центр зала.

Кариа-ака начал танцевать сидя на стуле на манер узбекского танца, уморительно двигая в такт головой и руками. Показалось, что он сейчас соскочит со стула и пустится в пляс.

Краем глаза я заметила, как от группы музыкантов отделяется длинноволосая личность, направляясь в нашу сторону, и я сделала вид, что целиком занята созерцанием экзотического танца на стуле в исполнении спутника, подзадоривая его хлопками в такт музыки.

Карим-ака вдруг резко прекратил танец, устремив свой взгляд чуть наискосок от моего стула, и я невольно повернулась в том же направлении.

Конец ознакомительного фрагмента.