Десять железных стрел

Сэм Сайкс, 2020

Сэл Какофония – изгнанница и бунтарка – разрушает все, что любит. Она теряет любимого человека, сжигает за собой мосты и города. Зато у бесстрашной девушки есть магическое оружие и миссия, оправдывающая ее скитания: месть тем, кто украл силу и счастье Сэл. Чтобы добраться до них, ассасину нужны Десять железных стрел. Она решается на дерзкое ограбление, и некий таинственный покровитель готов ей в этом помочь… Возможно, повергнув своих врагов, Сэл спасет мир – или превратит его в пепел. Книга содержит нецензурную брань.

8. «Снегирь»

— Их была по крайней мере дюжина. Кружили вокруг меня как волки, а их клинки блестели в лунном свете аки клыки.

Эрет Кропотливый был человеком гордым.

— Позади меня съежилась дева, и ее крики утихомирила лишь моя вселяющая успокоение сталь, обнаженная между ней и врагами.

Плотный, с мышцами, которые медленно, но верно превращались в брюхо, и несколькими приличными шрамами — можно подумать, что ему таки есть чем гордиться. Высокий, крепкий, храбрый…

— Я всмотрелся в их глаза, одному за другим, и прошептал своему клинку: «Сегодня… сегодня мы станцуем багровый вальс».

А еще громкий. Капец, мать его, громкий.

Именно потому, несмотря на то, что я сидела аж на другом конце небольшой таверны под названием «Снегирь» и изо всех сил пыталась делать вид, что не слушаю, я слышала каждый пропитанный самоудовлетворением слог, капающий с его губ вместе со слюной. Когда, впрочем, эти упомянутые губы не были заняты поглощением дешевого вина из дешевого же бокала.

Тело Эрета было слишком большим для его потрепанной одежды, улыбка — слишком тупой, чтобы шрамы его красили, вино — явно слишком крепкое, чтобы глотать его в таких количествах. Он выглядел, воспринимался на слух и — я, конечно, удивлена, что могла почуять аж со своего места — вонял, как куча пьяных хвастунов, которых мне уже приходилось дубасить.

Вот так глянешь на него — и никогда не догадаешься, что он был ключом к свержению держав.

Что, думаю, имело смысл.

В конце концов, херовым он был бы революционным шпионом, если бы выглядел как оный.

Эрет продолжил плести свою байку в винном угаре, перекрывая громогласным голосом низкий гул остальных гостей таверны, но внимать я перестала. Причиной тому было сомнение, что смогу услышать словосочетание «багровый вальс» еще раз и не выброситься в окно.

А еще потому, что моей работой было следить, а не слушать.

Война в Долине, может, и кончилась поражением Великого Генерала, но как скажет любой революционный солдат, сокрушительная кровавая война, в которой тысячи и тысячи твоих товарищей погибли жуткой смертью — это вовсе не повод сдаваться. Даже будучи буйнопомешанным, жадным до власти жестким тираном, Великий Генерал — не дурак.

Когда пушки не сумели разжать имперскую хватку на Долине, он перешел на более деликатные методы.

— Дзынь! Вжух! Мы пустились в кровавый пляс, и каждый шаг той нелегкой ночью стал мерцанием рубина!

Насколько вообще мог быть деликатным хмельной мудила вроде Кропотливого.

О шпионской сети Революции ходили легенды — о тайной армии сторонников, дешифровщиков, саботажников и, видимо, озабоченных пьянчуг. Может, Великий Генерал рассмотрел в Кропотливом то, что я не заметила за его пропитыми невнятными заигрываниями. Ну, и по крайней мере он не выдал нечто настолько глупое, как…

— Когда я закончил, они лежали у моих ног, мертвые. Багровый вальс был окончен… хотя я понимал, с тяжелым сердцем, что это лишь репетиция.

Еб же твою налево, убейте меня.

— Что-то надумала?

Спутник, должно быть, уловил мое беспокойство. Или, скорее, заметил, как я готовилась вот-вот заколоть себя ножкой стула, наслушавшись этой ерунды. Потому как Джеро бросил на меня отработанно-спокойный взгляд — а вот в уголке усмешки скользнуло беспокойство.

— Надеюсь, ты понимаешь, что мы могли бы уже с этим всем покончить, — ответила я, усаживаясь на свое место за столом в дальней кабинке, из чьей тени мы наблюдали. — Я могла бы заполучить все бумаги, которые тебе нужны, еще до того, как хоть кому-то пришлось бы выслушивать его треп.

— Нам, — поправил Джеро. — У него есть бумаги, которые нужны нам. — Он глотнул вина. — И как бы ты это провернула?

Я глянула на Джеро.

— Ты просишь меня провернуть?

— Я прошу тебя объяснить.

— Не знаю. Найду, что в нем ломать, пока не отдаст.

— И как бы ты это сделала, не привлекая внимания и, соответственно, стражу?

— Не знаю. Проследовала бы за ним в какой-нибудь переулок.

— Он глава революционной шпионской сети целой местности. Думаешь, он не знает, как стряхнуть кого-либо с хвоста?

— Слушай. — Я сощурилась. — У меня есть револьвер, стреляющий магией. Я б что-нибудь придумала.

Выражение лица Джеро стало суровым.

— Если ты не хочешь, чтобы все кончилось тем, что нас заметят, раскроют и без церемоний казнят, прячь эту штуковину. — В уголках его глаз мелькнул страх. — Его же можно скрыть, так?

В ответ на намек, что я, дескать, могу его контролировать, Какофония вскипел под плащом. Но это, попрошу заметить, чистая правда — какими бы нечестивыми силами он ни обладал, наличие пальцев в их число не входит. Но как бы он ни разобиделся, сама идея привлечь его к такому заурядному действию, как запугивание бестолкового пьяницы, требовала ответа.

И это я уже скрыть не могла.

— Ты, конечно, очаровашка, когда нервничаешь, но с этим револьвером я умею обращаться. — Я снова мрачно уставилась в сторону стойки. — Просто говорю, что могла бы хоть как-то ускорить процесс. Если б ты дал мне взять меч, мы бы уже отсюда выдвинулись.

— Мечи привлекают внимание.

— Не там, откуда я родом.

— Здесь тебе не какой-то рубежный фригольд, где люди убивают друг друга прямо на улицах. Терассус диктует определенные условия.

Взгляд Джеро вперился в Кропотливого, который бешено жестикулировал, по всей видимости, изображая дуэль. Роль меча исполнял винный бокал.

— Кропотливый понимает. Он точно знает, как выглядит. Люди из кожи вон лезут, чтобы не смотреть на пьяниц, на что он как раз и рассчитывает. Ты видишь кретина, как и всякий имперец. Однако этот человек — око Революции в этом городе.

Джеро перевел взгляд на меня, без следа веселья на лице.

— Поэтому у нас все должно пройти безукоризненно. Чему никак не способствуют мечи, магические револьверы или… не знаю, швыряние ядовитыми змеями, или что вы, скитальцы, еще делаете.

Я прикусила язык. Как бы приятно ни было его обложить трехэтажным, но Джеро говорил дело.

Сведения Двух-Одиноких-Стариков подтвердили, что полет Железного Флота скрупулезно разрабатывался так, чтобы всеми силами избежать обнаружения — задача не из легких, когда речь идет о десятке летящих по воздуху кораблей. Координация между всеми шпионами — включая тех, кого Джеро заставил исчезнуть неделю назад — вот ключ, который давал им возможность выяснить расположение имперских войск, чтобы более ловко их обойти.

Именно этой информацией и владел Эрет Кропотливый.

Именно поэтому мы и хотели ее добыть.

Смысл, как объяснил Джеро, заключался в том, чтобы Кропотливый, как и ожидалось, донес эту информацию своим революционным хозяевам. Правда, так выйдет, что говориться там будет, что имперские войска на ожидаемом пути слишком сильны, что, в свою очередь, направит корабли по другому курсу.

Там, где они станут значительно более легкой добычей.

План был сложный. А сложные планы требуют филигранных штрихов.

— Ох, господи, — проворковал женский голос, — вы, должно быть, ужаснейше перепугались.

И не подумаешь, что на такую филигрань способна женщина роста Агне. Однако она, как оказалось, полна неожиданностей.

Агне сидела на стуле рядом с Эретом так чинно, насколько вообще может женщина ростом в шесть с половиной футов. Скрещенные ноги, ниспадающая к элегантным туфлям юбка, одна затянутая в перчатку рука изящно покоится на колене, другая держит веер, наполовину скрывающий скромную улыбку.

Признаюсь, я была настроена скептически относительно плана, в котором Агне очаровывала Эрета, но это только пока не увидела ее платье. Разрез фиолетового шелка никак не скрывал с избытком очерченные мышцы, перчатки почти завистливо облегали изгиб бицепсов, когда она взмахивала веером. Не хочу проявить неуважение к полу, но я знавала достаточно мужчин, которые едва ли б стали уделять внимание женщине на голову их выше, с такими бедрами, что могут эту самую голову раздавить, что уж говорить о симпатии.

Чтоб меня, но Кропотливый жадно ловил каждую унцию внимания, которую она ему дарила.

— Ну, признаю, нервишки слегка щекотнуло, — хмыкнул Эрет, проглотил остаток вина и отставил бокал на стойку для добавки. — Но я знал, что даже если мой меч разлетится на куски, у меня останутся вот эти орудия.

Он поднял руки и поиграл мышцами, заметно напрягаясь. Агне охнула и, пощупав его трицепс ладонью, которой можно было обхватить все плечо, нарочито заработала веером еще чаще.

— Клянусь Отпрысками, вы же одна сплошная мышца!

— О, да бросьте.

Я застонала громче, чем намеревалась, но не то чтобы Кропотливый заметил. Удивилась бы, если б у него вообще кровь в ушах осталась, чтобы вообще хоть что-то слышать, судя по тому, как штаны натянулись. Я огляделась, гадая, нет ли способа избавить себя от этих мучений побыстрее, чем сигануть в окно. Достаточно острый ножик, чтобы им проткнуться, например. Или, по крайней мере, выскрести себе глаза.

— Цыц, — упрекнул Джеро с усмешкой. — Пусть она выполняет свою работу. Это ж потрясающе.

— Это извращенно, — отозвалась я. — Более того, это отвратительная растрата наших командных сил. — Я ткнула в сцену у бара: Кропотливый демонстрировал Агне приседания, та восторженно хлопала в ладоши. — Какой смысл заставлять нашу грубую физическую силу это вытворять?

Джеро покачал головой и от души глотнул вина.

— Агне у нас не грубая физическая сила.

Я мигнула.

— Чего? Она же огромная.

— Это ее сильная сторона. Одна из многих. — Джеро постучал по краю бокала. — Грубая физическая сила — это ты. А она — очарование.

— Это почему я?!

— Потому что из вас двоих только у одной есть история о том, как она забила военачальника до смерти пустой бутылкой из-под виски.

Я скрипнула зубами. Не то чтобы я могла с этим поспорить — черт, да та бутылка даже не была пустой, когда я начала его колотить. Но все-таки странно, что не было ни одной истории о том, насколько я очаровательна.

Загадка, блядь.

Джеро, наверное, заметил у меня на лице ступор, потому как его ухмылка стала невыносимо шире.

— А что, хотела быть очаровашкой? — поинтересовался он.

— Нет, конечно, — фыркнула я.

Мы долгое мгновение наблюдали, как Агне хлопает в ладоши от того, что Кропотливый поднимает над головой стул. Я кашлянула.

— Но если бы и хотела, то определенно провернула бы все куда лучше.

— Дерьмо из-под птицы, — хмыкнул над бокалом Джеро.

— Пардон?

— А, нет, я не про тебя, — махнул он рукой. — Это я про другую нелепо идиотскую вещь, которую мне кое-кто только что сказанул. — Он снова хмыкнул. — Брось. Я слышал молву. Ты? Сэл Какофония? Женщина, которая избежала петли тем, что вызвала обвинителя на состязание по выпивке? Очаровашка?

Я тоже глотнула вина.

— Ну, чтобы прогнуть на такое все правосудие, нужно-таки быть очаровательным, а?

— Тогда валяй, — отставил Джеро бокал.

— Что?

— Скажи что-нибудь очаровательное.

— Сейчас?

— Сейчас.

— Ну я не могу, знаешь ли, вот так, по команде.

— Вот видишь, а это вроде как обязательное условие.

— Ладно, блядь. — Я хлопнула остаток вина, грохнула бокалом об стол, потом подалась к Джеро. Сверкнула полу-усмешкой — той половиной, что без шрама — и уставилась на него, вскинув бровь. — О, погоди, тебе что-то в глаз попало.

Джеро моргнул.

— Что?

Я наклонилась еще ближе — так, что дыхание коснулось шеи, а шепот зазвучал на ухо:

— Наше будущее.

Я удержала эту близость еще на мгновение, а потом опять откинулась на спинку и оценила выражение лица Джеро. Тот уставился на меня, беззвучно уронив челюсть, широко распахнув глаза, ослепленный обожанием и…

А, погоди, нет.

То был старый добрый ужас.

— Что, — произнес Джеро, — это было?

— Очарование, — ухмыльнулась я. — Я и не ожидала, что такой обыватель сумеет его оценить по достоинству.

— Я и не ожидал услышать подобное от того, чьи прошлые отношения были не с подушкой, — покачал он головой. — Откуда ты вообще это взяла? Ты что, обдолбанной это придумала? Или ты прям сейчас обдолбанная? Или это вообще я обдолбанный?

— Ой, давай только без драмы, — зыркнула я. — В правильных условиях, заверяю тебя, эта фраза работает.

— Каких условиях? — Джеро встретил мой хмурый взгляд улыбкой — такой, которую мне не хотелось сбить с его лица. — Это когда ты револьвер у виска держишь?

— В следующий раз, когда использую эту фразу и все пройдет как по маслу, спросишь сам. — Я не сдержала ответной улыбки. — У человека, что будет выходить из моей спальни.

— Даже не знаю, проживу ли столько, чтобы дождаться. — Джеро рассмеялся. — Скажите мне откровенно, мэм, такое хоть раз срабатывало?

Моя улыбка вдруг померкла.

Я опустила взгляд.

Я моргнула, и ту долю мгновения темноты, которая показалась вечностью, я увидела ее: черные волосы, влажные, приставшие ко лбу, когда она встала с постели и принялась неловко искать очки; усмешка, кривая, как очки на носу; губы, на которых остался мой вкус, когда она посмотрела на меня и сказала…

«Такое вообще хоть раз срабатывало?»

Я уставилась на свой пустой бокал.

— Ага. Однажды.

Я ощутила взгляд Джеро так же остро, как и то, как исчезла его улыбка. Он открыл было рот, но передумал. Поднял взгляд, махнул проходящей мимо подавальщице.

— Простите, мэм. У нас тут малость пустовато. Еще бутылочку Имперского красного, будьте добры.

Девушка улыбнулась, кивнула, отошла. Я заворчала.

— Лучше б виски.

— Мы пытаемся не отсвечивать. Это имперский город, здесь пьют Имперское красное. — Джеро фыркнул. — Кроме того, от виски у меня во рту ожоги.

— Ох ну бля, надо б, может, взять тебе чашечку вкусненького молочка.

— Вот видишь? — Джеро ткнул в меня пальцем. — Вот это вот? Поэтому-то ты и не можешь быть очаровашкой. Так определенно выражается грубая физическая сила.

Я открыла было рот для ответа, но слова оставили меня, так же как мое внимание оставило Джеро, как только я уловила движение у входа в таверну. Какую бы остроумную шпильку я ни заготовила для Джеро, ей пришлось подождать.

Потому как в двери только что вошла женщина, которую мне было нужно убить.