Хрустальный остров. Роман

Степан Осокин

Бывший участковый Валерий Рябов трудится в шиномонтаже. Знакомый уголовник Фикус предупреждает его о том, что из зоны скоро должен выйти Пинцет, пообещавший поквитаться с ним. Рябову грозит серьёзная опасность. Валере приходит по телефону сообщение о выигрыше бесплатного билета на круиз вокруг земного шара на корабле. Он едет в Петербург, где садится на круизный лайнер, не подозревая, какие приключения ожидают его в скором времени.

4

Наступил новый день.

Коркин измождённый и вспотевший лежал в теньке под большим деревом.

— Пить, есть, — скулил он.

Мимо прошёл Бондаренко, посетовав:

— Жаль нет оружия пристрелить этого придурка.

Остальные обитатели расселись в тени деревьев прямо на траве. Ковров восседал на сизом камне в позе царя.

— Итак, два дня прошло, а мафия или государство никак не даёт о себе знать. Не кажется ли вам всё это странным, — сказал он. — Бананы на острове рано или поздно закончатся. Что мы будем есть?

— Я уже не могу жрать эти бананы, — пожаловался Пётр.

— Так подыхай с голоду — не велика потеря, — «пожалел» его присоединившийся к честной компании Антон.

— Тут же птицы есть. Чайки или бакланы. Надо научиться их ловить, — предложил Белкин.

— Они, сука, не вкусные, наверняка, — сказал Иван.

— Иван, не ругайся, — одёрнула его, сидевшая рядом с ним Настя.

— Можно съесть кого-нибудь из нас на крайняк; а что, такое практикуется, когда зэки бегут с зоны через тайгу, — предложил Белкин.

— Кого ты предлагаешь съесть? — спросил на полном серьёзе Ковров.

— Самое слабое звено, которое валяется под деревом и скулит.

— Вы совсем сдурели что ли, я не допущу этого, — возмутился Валера.

— Как мы его разделаем? У нас и ножей-то нет, — заметил Антон.

— Не надо никого есть, пожалуйста, — жалобно попросила Настя.

— Это будут крайние меры. Кто-то же должен выжить тут, — решил Ковров.

— Твою мать, если это мафия, то мы им нужны живые. Они наверняка подкинули бы нам еды, чтобы нас выкупили живыми. Где они? — вопрошал Покровский.

— Эту мафия могла перестрелять другая мафия, которой мы на фиг не нужны, — молниеносно нашёл ответ на его вопрос доктор Зайцев.

— Допустим. Тогда нас должны искать родные и близкие из России, — предположил Валерий.

— Мафия, которая всё это устроила, сделала так, что они думают, что с нами всё в порядке, что мы ещё плаваем в круизе, — сказал доктор.

— Я всё же надеюсь, что это государство. Эксперимент, — промолвил Пётр.

— Какой на хрен эксперимент? Ты о чём? У нашего государства дел больше нет. Надо углеводороды качать за бугор за баксы, и мериться причиндалами на международной арене. А тут какие-то туристы на острове. Ерунда всё это, — устыдил его Иван.

— А, если тут не мафия и не государство, за всем этим стоит? — предположил Валерий.

— А что тогда? Что ещё тут может быть? — вопрошал Антон.

— А просто несчастный случай. Нелепость. Чья-то дурость. Набрали на судно «счастливчиков», — доктор изобразил пальцами в воздухе кавычки. — Посадили на судно и отправили вокруг земного шара. Для чего? Какая-то тупая идея, блажь какого-нибудь олигарха или кто он там владелец этого судна. Хотел приятное сделать людям, искупить свои старые грешки, замолить их. Чудачество такое.

— И эта версия имеет право на существование, — сказал Валерий. — Но матросы, капитан? Как они могли не спастись? Странно это. И потом этот владелец должен хватиться судна и нас соответственно.

— А зачем ему это? Он узнал, что судно утонуло и схватился за голову. Твою мать, меня же могут посадить за такую благотворительность. Люди погибли. Тюрьмы в России страшные, туда лучше не попадать. Сейчас зачищает концы, а потом смотается за границу, спасать свою задницу, — доктор размышлял здраво и логично.

— Я бы так и сделал на его месте, — сказал Антон.

— Красиво раскладываешь лепила, — сказал Белкин. — Эх, сейчас бы папиросочку крепкую.

— И спиртику, — добавил Зайцев.

— Медицинского? — спросил Белкин.

— Ага.

— А я бы и от технического не отказался.

— Ладно, версии все эти штука интересная, занимательная я бы сказал; но нам надо думать о выживании — то есть о еде. Тут есть хоть какие-нибудь идеи? — обратился к народу Ковров.

— Да уже чего только не передумали, — сказал Пётр.

— Ты вчера предлагал искать яйца птиц, — напомнил ему артист.

— Я один что ли буду по лесу лазить их искать? По деревьям я не умею лазать.

— Так, — сказал Ковров и задумался немного. — Яйца, яйца. Птицы тут есть. Значит и яйца их должны быть где-то. Надо устроить облаву в лесу. Пойти всем в лес или почти всем и следить за птицами, где у них могут быть гнёзда. Кто умеет лазить по деревьям?

— Я лазил в детстве, но вы видели какие тут деревья? Какие у них стволы? — вопрошал Иван.

— Деревья, как деревья. А что? — не понял Ковров.

— А вы посмотрите внимательнее. И потом у меня другая идея появилась. Надо бредни сделать из одежды или из спасательных жилетов.

— Бредни — это что? — спросил Василий.

— Сразу видно, что человек не жил в деревне, — наконец подал голос Лев.

— Для этого нужны будут чьи-то футболки, — сказал Иван.

— Я мою не дам, — сказал Антон.

Ковров осмотрел народ и указал пальцем на Василия и Коркина, всё ещё валявшегося под деревом.

— Его и его.

— Почему я? — возмутился Василий.

— Это несправедливо, — вступился за него Валерий. — И почему он тут решает такие вопросы?

Белкин привстал в агрессивную позу.

— Потому что мы так хотим все, а ты не ерепенься ментяра.

— Ребята, перестаньте, — попыталась сгладить конфликт Настя.

— Справедливо было бы вытянуть жребий, — не сдавался Валерий.

— Всё уже решили, кэп, успокойся. Эти кенты не против пожертвовать своим хламом во благое дело, — сказал Антон. — Всё равно от них толку никакого.

Лев взял за руку Валеру.

— Не лезь.

— Да, ладно, расслабьтесь мужики, тут не холодно, не замёрзнете даже ночью, — успокоил, как мог, народ Иван.

Покровский снял с себя футболку; а Коркина и не спрашивали, его большая майка лежала у шатра в метрах пятнадцати от его тела. Иван и Антон порвали майку и футболку. Провозившись полтора часа, Иван связал их в одно целое. Настя удивилась его ловкости.

Пошли к заливу. Валерий остался у шатра разводить костёр при помощи очков Коркина. С ним остались Зайцев и Забоев.

Тряпки не так легко опускались в воду это не сеть и Антон с Иваном намучались с его изобретением. На берегу их поддерживали Ковров, Настя, Пётр, Артист и Белкин.

— Вы там попробуйте. Там должно быть много рыбы, — давал советы Ковров.

— Давай попробуем, как рамкой водить, — предложил Иван. — Давай ведём к берегу.

Спустя полчаса мытарств в их бредень-рамку попались первые пять рыбок.

— О. Наконец-то! — обрадовался Артист.

— Кидайте их сюда, — скомандовал Ковров. — А ты собирай их, — приказал он Артисту.

Так они наловили девять рыбок. Рыбаки измучились и устали.

— Всё, харэ, — сказал Иван, вылезая на берег. — Устал.

— Молодец.

Настя поцеловала его в щёку.

Они направились к стоянке.

— Девять на десятерых никак делиться, — сказал Ковров.

— Мы по-любому голодными не останемся, — сказал Бондаренко.

— И Настя, — добавил Иван.

Валера развёл костерок. Рыбок поджаривали, нацепив их на острые палочки. Поджаренные складывали на большом зелёном листе какого-то растения, который принесла Настя.

— Как делить-то будем улов? — вопрошал Ковров.

— Одному точно ни хера не достанется, — сказал Белкин.

— Одну рыбку побольше можно поделить на две части, — предложил Валера.

— Грёбаный гуманист. Свою и дели с кем-нибудь, — сказал Бондаренко.

Собравшиеся у костерка островитяне не заметили, как к уже поджаренной рыбке подкрался Коркин.

— Эй! Ты чего творишь?! — заорал Иван.

Коркин буквально в мгновение проглотил одну рыбку с головой, хвостом и костями и схватил вторую.

Белкин бросился к нему, но Коркин успел проглотить и вторую рыбку.

— Ты, что! Падла!

Урка схватил барыгу за горло, но рыбку уже было не вернуть.

— Вот тварь!

Бондаренко смачно плюнул себе под ноги.

Ковров развёл руками.

— Вот урод.

Белкин врезал Коркину в челюсть, но тот устоял на ногах. Он был в два раза больше уголовника. От второго удара Коркин увернулся и сам съездил кулаком в глаз Белкину. Тот упал навзничь. На Коркина набросились Антон и Ковров. К ним присоединился вставший Белкин. Коркина повалили на песок и принялись пинать ногами.

— Прекратите! — кричала Настя.

К дерущимся бросились Валера и Зайцев. Они оттащили драчунов от тела Коркина. Правда, Зайцев получил в запале от Бондаренко нечаянно удар в глаз и упал на пятую точку.

— Забирайте мою рыбу, — сказал Валера.

— И мою, — проявил солидарность Зайцев.

— И мою тоже, — присоединилась к ним Настя.

— Люди вы или звери? — вопрошал Валерий.

У Зайцева появился фингал под глазом. Бондаренко и не подумал извиняться. Трое отказавшихся от еды островитян остались вместе, а другие пошли к стоянке к еде.

Рыбок быстро съели.

— Как будто ничего и не съел, — сказал Петя, обгладывая кости рыбки.

— А ты чего хотел? Тут всего грамм пятьдесят, — сказал Бондаренко.

— Да так мы ни хрена не наедимся, — заметил Белкин. — Только ещё больше есть хочется.

— Скорее бы дали о себе знать мафия или государство, — сказал Бондаренко.

— Ага, если, конечно, версия доктора не окажется правильной. Тогда нам точно конец, — сказал Иван.

Валера, Платон и Настя пошли в лес к источнику попить воды.

— Знаете, а я даже лучше начал себя чувствовать, оттого что мало ем, — признался Зайцев. — Может быть, я тут похудею, наконец? Еда — это зло и болезни.

Пришли к источнику. Вода казалась вкусной, как газировка. Валера пил воду из ладоней, за ним утолил жажду Зайцев. Последней к источнику подошла Настя. Она нагнулась, чтобы подставить ладони к воде. Через шорты выпирали её упругие ягодицы. Доктор уставился на них, как загипнотизированный удавом кролик.

Он жил и работал в Зарайске в центральной районной больнице.

— Скальпель, — скомандовал Платон.

Вика протянула ему скальпель. Он взял инструмент и задумался немного, глянув на Вику. Кажется, она опять была без нижнего белья. Мерзавка. Что она творит? Один только белый халат на упругом стройном хорошем теле. Это провокация.

— Платон Андреевич, — обратилась к нему Вика.

Что ей ещё надо? Ах, да, операция. Надо удалить часть кишечника этому толстому борову. Это кажется какой-то депутат. Точно депутат. Он вспомнил, как в приёмном отделении на него напал брат этого пациента рыжий и противный, похожий на олигофрена из вузовского учебника в медицинском институте. Этот типок орал ему, держа Платона за грудки:

— Ты знаешь, что мой брат — депутат, уважаемый человек и важная фигура в городе и районе?! Знаешь?! Если он умрёт — тебе конец! Я тебе это обещаю. Ты понял меня? Доктор Айболит.

Рыжий сверкал пустыми синими глазами.

— Ведите себя прилично, молодой человек, — сказал спокойно Платон.

Его спокойствие только раззадорило недоумка.

— Ты, доктор, вообще, ничего не понимаешь что ли?!

Рыжий отпустил Зайцева.

— Если не успокоитесь, будете сами делать операцию вашему дорогому брату вместо меня, — пригрозил Платон.

— Смотри у меня. Я тебя предупредил.

Платон развернулся и пошёл. Он уже привык к угрозам. Его четыре раза грозили убить, два раза изнасиловать, пять раз покалечить. Это Россия. Менталитет. Родину не выбирают. Хотя, парочка его закадычных друзей ещё по институту свалила из нашей прекрасной страны.

Операция прошла успешно. Депутат, скорее всего, ещё будет жить приличное количество лет, а лучше бы и не жил наверно. Платону почему-то разного рода чиновников и депутатов было совсем не жалко в отличие от простых людей. Его рыжий брат видимо порядочно зависел от него, был у него на побегушках каким-нибудь помощником, «сбегай принеси то, отнеси это, сделай нам чайку покрепче, пошёл в жопу». Он так и не научился даже при своём гнилом характере воровать и мутить серьёзные дела, как его старший брат. К сорока восьми годам Платон научился быстро читать характеры и судьбы людей по первому разговору с ними. Скоро пятьдесят! И чего он добился? На работе его уважали. Только за уважение в Матушке-России деньги не платят. Разве что, налом иногда за отдельные операции. Хирург в больнице кто-то вроде бога. Даже такой неказистый, склонный к полноте Платон пользовался бешеным успехом у медсестёр и других врачих.

Он закрылся в ординаторской, приоткрыл форточку, махнул из мензурки немного медицинского спирта разбавленного водой и закурил, развалившись в кресле у окна. Курение давало ему иллюзию кайфа. В ординаторской было темно. Платон любил отдыхать в темноте. В дверь постучали. Платон ничего не ответил. Он так и думал, что это Вика. Она тихонько прокралась к нему, держа деловито руки в карманах халата. Проказница чего-то хотела от него.

— Платон Андреевич, с вами всё в порядке? Платон Андреевич.

Зайцев молча выкинул бычок в форточку, притянул Вику к себе. Его голова находилась, чуть выше её пояса.

— Платон, ты что?

Он задрал её халат и жадно впился прокуренными устами в её солоноватую бритую ватрушку. Она и правда была только в одном халате и только ойкнула. Вика хотела было закрыть дверь изнутри, но поняла, что делать это уже поздно.

Вика, Вика, провокаторша и соблазнительница. Ей было столько же лет, сколько и Насти. У неё за плечами был неудачный брак с разводом лет семь назад. Муж у неё был неудачник и слабый на выпивку, впрочем, как и Платон. Почему она выбрала такого? Платон предполагал, что, скорее всего, из-за смазливой морды. Вика никогда ничего не рассказывала про своего бывшего, а Платон и не интересовался такой ерундой. От того брака осталась дочь Ксюша. Её Платон видел всего два раза, когда Вика приводила её с собой на работу. Зайцев предполагал, что коварная обольстительница, таким образом, хотела проверить его реакцию на ребёнка. Платон никак не отреагировал. Ему было не до детей. Вика ворвалась в его жизнь три года назад, когда устроилась в больницу. Сильная, сексуальная, ухоженная с симпатичной мордашкой крашеная блондинка. Те, кто были до неё у Платона, медсёстры и врачихи уступали ей по многим показателям. Она нагло вошла голая в душ, под которым отмокал голый уставший с обвисшим волосатым животиком Платон. Зайцев ошалел от такого подарка и не вылезал с Викой из душа минут сорок. Вика аккуратно отстранила от Платона всех его бывших медсестёр и врачих. Зайцев, привыкший к полигамии, сильно раздражался из-за этого беспредела. Ему стали докладывать о Вике разные сплетни. Одна медсестра доложила ему по секрету, что Вика жила с каким-то бандитом два года, пока того не убили. Этот бандит купил ей трёхкомнатную квартиру. Платон однажды наведался в гости к Вике. У неё, в самом деле, была трёхкомнатная квартира. Откуда она у неё появилась, он не спрашивал. Странный роман с Викой тянулся три года. Вика не понравилась маме Платона Диане Владимировне. «Слишком сильная и оборотистая, она будет держать тебя в кулаке и сотрёт в порошок со временем», — вынесла она суровый вердикт. Это было после общего ужина. После это Вика больше никогда не приходила к Платону в его однокомнатную скромную квартиру, в которой он проживал с пожилой мамой. Платон не считал, что чем-то обязан Вике. Она сама его соблазнила, а он ничего ей не обещал. Ему нравилось быть одному, но дома это не получалось, там была мама, поэтому он любил прогуливаться по городу один, сидеть на скамейке и думать о чём-то своём глубоком и важном. Он сильно разочаровался в людях. Платон умел наблюдать за всем, в том числе за людьми. И он пришёл к выводу, что злодеи, которые захватили власть и денежные потоки в городе, районе, области, стране, намного сильнее и умнее серой массы обывателей. Обыватели поражали его своей глупостью, невежеством и пассивностью. Почему они такие недалёкие? Не всем, конечно, быть Аристотелями и Платонами, но почему их так много? Хорошие умные личности встречались крайне редко. А он сам, каков? Добрый ли он? Он сам не знал ответа. Все врачи циничны — это отпечаток профессии. Он не верил в бога и потусторонний мир. Смерть — это ничто, небытие. Мы живём, чтобы жить и всё. Лови момент наслаждайся. А добро делать зачем? Если тебя за добрые дела потом могут грохнуть или покалечить. Сколько он спас людей и при этом его угрожали убить, изнасиловать и покалечить. Но, если нет смысла творить добро, то какой смысл может быть вообще в самой жизни? Ведь это будет вечный праздник для злодеев. И всё же добрые люди есть. Они не дают злодеям расслабиться и почивать на лаврах. Иногда злодеи несут наказание, благодаря стараниям добрых людей, а чаще из-за усилий таких же злодеев, стремящихся занять их тёплое местечко. Куда катится этот мир?

Чем дальше, тем Платону становилось страшнее одиночество. С матерью своей он был очень одинок. Они были разными людьми совершенно. Когда-то они жили в комнате в коммунальной квартире. Тогда у Платона ещё был отец. Он поколачивал мать. Отец не был дураком. Он был юристом. За что он бил мать, Платон не знал. Мать не поясняла. Он ушёл из семьи, когда сыну было восемь лет; ушёл и уехал в неизвестном направлении. Алиментов матери от него не удалось получить. За что он её так ненавидел? У неё был скверный, сухой, холодный характер. Наверно, она трепала ему нервы. Платону тоже было нелегко с ней. Он чувствовал, что уже не так силён, как раньше. Прошла молодость. Одно дело, когда ты полон энергии и сил, быть одному; совсем другое, когда близко беспомощное состояние старости. Кому ты тогда будешь нужен? Мать не вечна, детей нет. Некоторые держаться бодрячком и до девяноста и до ста лет. В преклонном возрасте могут появиться охотники до его квартиры. Его отправят в дом престарелых или подпоят отравленной водкой, а квартиру заберут. Платон понимал теперь мужиков, которые резко начинали создавать семьи после пятидесяти лет, над которыми он раньше смеялся.

Пару недель назад Вика предъявила что-то вроде ультиматума. Они сидели в кафе. В кои-то веки Вика вытащила Платона из его неуютного с мамой гнезда. Платон позволил себе выпить лишнего. Вика пила какое-то вино, и, кажется, не пьянела. Платон никогда не видел её пьяной. Вот характер.

— Платон, я хотела с тобой серьёзно поговорить, — начала тогда Вика.

— Хочешь, сделать мне предложение, — иронизировал доктор.

— Избаловали тебя женщины. Знаю. Ты же звезда больницы, а я кто?

— Не надо этого. Ты прекрасный специалист. Я не хотел тебя обидеть.

— Предложение делать тебе бессмысленно. Ты как всегда увильнёшь или скажешь, что подумаешь. Мне будет обидно. Я вижу, что тебе ни фига не надо. Тебе и с мамочкой твоей хорошо.

— Перестань. Не пойму, к чему вообще ты затеяла этот разговор.

— Подумай. Ты же умный. Бабий век короток.

После тех посиделок в кафе у них секса не было. И только после операции Платон оторвался с ней по полной в ординаторской.

Он и раньше слышал от женатых мужиков, что жёны имеют обыкновение манипулировать своим передним местом для дрессировки и воспитания своих мужей. Такое отношение его, скорее всего, ожидало в случае женитьбы, что представлялось ему с годами всё более маловероятным.

Бабий век короток. Что она хотела этим сказать? То, что устала обхаживать его? Возможно. И, что она в свои тридцать пять найдёт ещё какого-нибудь дурака? А почему нет? Она красива. Да есть ребёнок. Ну и что? Зачем он ей сдался? Это было непонятно. Стареющий ипохондрик. Потому что он звезда местной больнички? Это глупо. Или всё же не глупо? Женщины клюют на всё яркое и блестящее. Она следила за ним, следила, чтобы он не напивался. Однажды, когда он в стельку пьяный не мог закончить операцию, Вика сама зашила разрез на оперируемом пациенте. Потом она попросила всех, кто был свидетелем скандальной ситуации, не докладывать об этом начальству. Бессознательного Платона отнесли в ординаторскую. Он даже толком не отблагодарил её за тот случай, буркнул невнятное спасибо и был таков. Почему она заботилась о нём? Любовь? Почему-то Платон не верил в это. Вика убедила его перейти на более лёгкие сигареты. Ему стало стыдно за то, что он не достоин был такой заботы. Хотя почему не достоин? Он же не просил никого о себе заботиться.

Платон курил, сидя на лавочке, не далеко от своего дома, когда ему на телефон пришло смс. Он прочитал сообщение. Его номер выиграл какой-то бесплатный круиз вокруг земного шарика. С чего бы это? Какая-то подстава или развод? Но тут же написано бесплатно. Он дома залез в интернет и зашёл на сайт турагентства. Всё вроде было бы в порядке. На следующий день он позвонил в контору, организовавшую круиз. Там всё подтвердили, его номер выиграл бесплатный билет, хотите, езжайте; хотите, не езжайте, дело ваше. Почему не ехать, если всё это удовольствие бесплатно? Вот и с Викой, как быть дальше, не надо голову ломать. Он позвонил ей только из Питера, сообщив о путёвке и круизе. Вика удивилась звонку.

— Почему ты мне об этом говоришь?

— Как почему?

— Ты же никогда мне не докладывал о своих действиях и делах.

«Всё надеется на то, что у нас ней что-то получится», — подумал Платон.

— Я думал, ты обидишься, если я тебе не скажу об этом.

— Хорошо, спасибо, Платон.

Только спасибо, Платон, и всё. Нет бы сказать: «Буду ждать». С другой стороны оно ему надо? И она это знает. Набивает себе цену. Коварная женщина.

За время плавания Платон собирался решить, переезжать к Вике назло матери или нет, а может быть даже предложить ей руку и сердце. Кто ж знал, что всё так выйдет. Что, если она нашла уже ему замену?

— Ты чего, Платон? — отвлёк от воспоминаний доктора Валерий.

Платон отвёл глаза от пятой точки Насти.

— Так, вспомнил старое. Лучше б, не вспоминал.

— Что-то грустное? — спросил Валерий.

— Да всякое-разное. Эх, сигаретку бы сейчас.

Двинулись обратно к стоянке.

— Меня почему-то терзают смутные мысли о том, что нас не найдут, — признался доктор.

— Почему? — спросила Настя.

— Это интуиция.

— Нам надо продержаться недели две и тогда обязательно найдут. Ну, пусть три недели, — сказал Валерий.

— Сможем ли? — усомнился Платон.

— Сможем. Бананы есть. Будем траву есть и насекомых, когда бананов не будет, — сказал Валера.