Кровавая бойня в Карелии. Гибель Лыжного егерского батальона 25-27 июня 1944 года

Стейн Угельвик Ларсен, 2015

В книге рассказывается о трагической судьбе Лыжного егерского батальона, состоявшего из норвежских фронтовых бойцов и сражавшегося во время Второй мировой войны в Карелии на стороне немцев и финнов. Профессор истории Бергенского университета Стейн Угельвик Ларсен подробно описывает последнее сражение на двух опорных пунктах – высотах Капролат и Хассельман, – в ходе которого советские войска в июне 1944 года разгромили норвежский батальон. Материал для книги профессор Ларсен берет из архивов, воспоминаний и рассказов переживших войну фронтовых бойцов. Многое из этого нашло подтверждение в ходе проведенной совместной российско-норвежской поисковой экспедиции на месте гибели норвежского батальона, где было найдено то, что осталось от оборонительных позиций, а также были обнаружены останки погибших там советских солдат и норвежских фронтовых бойцов. В книге представлены выдержки из дневников и воспоминаний самих фронтовых бойцов. Описание одних и тех же событий в их изложении позволяет нам более объемно воссоздать картину произошедшего, узнать о причинах, которые привели этих молодых норвежцев в батальон. Мы узнаем о том, как сложились судьбы спасшихся и вернувшихся из плена фронтовых бойцов, находившихся в первые годы в послевоенной Норвегии в социальной опале.

Пролог

В праздник Святого Ханса (Иванов день) в Карелии ночью светло, как днем. Вероятно, в дождливую погоду ночью немного темнее. Так было и в 1944 году, когда там находилось около двухсот норвежцев в ожидании того, что произойдет. Они прибыли туда в конце января, основательно подготовленные к тому, что их ожидает. Было холодно и очень много снега, но Лыжный егерский батальон знал толк в ходьбе на лыжах. Именно поэтому они и были там.

Две огромные армии выжидали, стоя по обе стороны Восточного фронта на севере. Немцы отступали по всему югу Восточного фронта с боями и сражались, повернувшись спиной к своему отечеству. Русские наступали.

Война для солдат — это ожидание: заниматься повседневными делами в окопах и бункерах, следить за тем, чтобы оружие было в порядке, подвозить боеприпасы и другое снабжение. Время шло в рубке дров, ловле рыбы со льда и вшей из нижнего белья, сочинении писем домой. Они отпраздновали 17 мая — День независимости Норвегии с речами, тостами и песнями. Мылись в бане. Ждали развития событий. Ждали днем и ночью. Надо было быть готовым, когда наступит момент, защищать жизнь, чтобы ожидание переросло в отчаянные действия.

Так шли дни для норвежских фронтовых бойцов. Они ждали, прислушиваясь к слабым звукам, доносившимся со стороны приближающегося врага.

И вот началось! «Мы как раз сидели и собирались праздновать Иванов день… Мы не могли разжечь большой костер, а сидели и грелись у небольшого костерка. И вдруг раздался сигнал тревоги. Вокруг нас был выставлен дозор перед минным полем. Там постоянно находились трое дозорных. У них были шнуры, прикрепленные к минам, которые, в свою очередь, были привязаны к деревьям. Они не смогли уследить и проворонили русских, которые вдруг оказались совсем рядом. “Ура, ура!” кричали они, но мы закричали громче. Потом начался артиллерийский налет. Помню, как в воздух взлетали огромные деревья».

Это произошло на высоте Капролат, которая находилась дальше всего на север и восток из двух норвежских оборонительных позиций. До другой позиции — высоты Хассельман — было довольно далеко, и еще дальше до крупных немецких подразделений, которые могли бы прийти нам на помощь. У норвежцев не было никакого плана отступления. Не было и четкого приказа о том, что делать, если враг окажется сильнее.

Русские части имели боевой опыт и были настроены решительно. Норвежцы храбро сопротивляются, но это не помогает. Вскоре враг преодолевает внешние заграждения.

«Первый номер поднимает голову и выглядывает из-за бруствера окопа…

— Они совсем близко! — кричит он нам. У нас заложило уши от грохота, и мы едва его слышим.

— Готовьте ручной пулемет!

Я вскидываю пулемет на бруствер, а первый номер обхватывает приклад, готов к стрельбе… Опушка леса напротив нас вдруг оживает.

Кусты и подлесок начинают ползти на нас. Русские хорошо замаскировались. Прикрывшись ветками и вереском, кто-то из них почти уже заполз на наши позиции. Самые первые уже на расстоянии 25–30 метров от нас».

Норвежцы понимают, что исход ясен. «Вся “Высота 2” кишит русскими. Пулемет передо мной замирает. Солдаты в коричневой форме падают с диким криком и воем. Я вскидываю винтовку к плечу. Целюсь в живот русскому, который, согнувшись, бежит на меня. Он подпрыгивает и падает плашмя. Стоны и крики раненых доносятся до нас. Эти звуки невозможно забыть. Даже сегодня. Крики этих бедняг. Стоны из самого нутра людей, испытывающих страшнейшие мучения. Но здесь нет места для сострадания. Через секунду возможно, что ты будешь лежать там и кричать».

Скоро высота Капролат будет окружена и взята. Альтернативой становится смерть… или бегство.

«Паника охватила большинство из нас, свистят и с грохотом рвутся снаряды, осколки жужжат возле наших голов. Мне хочется только одного: прочь, прочь отсюда! Длинными прыжками я начинаю сбегать вниз по склону. Вид бегущих товарищей сводит меня с ума. Теперь только: спасайся, кто может. Мы будем отличной мишенью для врага, пока бежим вниз с высоты. Бегущий, охваченный паникой противник не отстреливается. Русские могут спокойно уложить всех нас».

Когда они спустились с высоты, то поняли, что окружены врагом. Русские залегли в лесу и у озера в ожидании. Страх нарастает. Что им делать? На учениях такого не было, и они судорожно пытаются вспомнить что-то из тех военных навыков, которым их учили.

«Один стрелок перебегает на несколько метров вперед, но, не успев броситься на землю, оседает вниз, сраженный русской пулей. Следующий бежит и ему удается. Теперь попытка третьего. Раздается автоматная очередь и парень падает замертво. Когда он падал, его товарищи увидели, что у него отлетело полголовы. В него попала разрывная пуля… Автоматные очереди оставили глубокие борозды в траве. Похоже, что форма содрана со спины. Кто-то остался лежать на земле, крикнув остальным: “Мне скоро конец. Бегите дальше!” Другие были уже не в силах сказать что-либо…»

Кто-то был застрелен в озере, кто-то — в лесу, другие подорвались на собственных минах, когда бросились перелезать через колючую проволоку. Так пал первый самый отдаленный норвежский опорный пункт в Карелии.

Норвежские фронтовые бойцы на другой высоте внимательно следили за атакой на Капролате. Они слышали и видели все, что там происходит, но помочь ничем не могли. Звуки взрывов, дым, поднимавшийся вверх, крики. Это было только начало.

Поэтому напряжение на высоте Хассельман было таким же, как и на Капролате предыдущим вечером. Они знали и они ждали.

«В ту первую ночь в окопах спали мало. Все настороженно следили за тем участком, который им был поручен. Как только видели какое-то движение за колючей проволокой, стреляли. Так же было и с другой стороны. Встать и идти мы не могли. Нам приходилось, извиваясь ужом, ползти по склону, прячась за камнями и пнями.

Эта позиционная война продолжалась до пяти утра. Тогда началась новая атака, на этот раз при поддержке тяжелого вооружения. Начали падать снаряды. Сначала по одному, потом градом. Земля и крупные камни разлетались вокруг нас. Огромные деревья разбивались в щепки».

Потом началась атака на сопку Хассельман. Она была жестокой.

«Русские в серой и зеленой форме бежали прямо через минное поле, крича и стреляя по нашим позициям. Разрывы снарядов следовали один за другим.

…Хриплый, проникающий рев русских подразделений можно было слышать по всему склону высоты. Оставшиеся из нас стреляли и бросали ручные гранаты, но все было напрасно. Превосходящие силы противника навалились на нас. Шаг за шагом мы отступали, переходя на новые позиции и ясно осознавая, что для всех нас наступил час истины».

Начался ближний бой — один на один. Измотанные, они в страхе оставили внешние укрепленные позиции и отошли к последним окопам на самой вершине. Бой продолжался уже двое суток. На третий день все шло к концу. В эти последние часы много чего случилось в окопах.

«Я развернулся, собираясь ползти назад. Передо мной был русский с 82-зарядным автоматом. Я остолбенел. К счастью, рядом был норвежский боец из Тюнсета. Первым раздался выстрел из карабина. Русский застыл, но автомат не выпустил. Раздался еще один выстрел, и он упал навзничь…

Уже потом, вспоминая этот момент, я думал: может, это был добрый русский и он не хотел меня убивать? Никто об этом даже и слышать не хотел, так как многим из нас внушили ненависть к русским. Но ведь и они были людьми, такими же, как и мы…

Было ли какое-нибудь утешение, за которое можно было ухватиться, когда дело близилось к концу? На высоте Хассельман пели. Некоторые говорят, что пели “Да, мы любим эту землю”³, другие утверждают, что пели “Deutschland, Deutschland”⁴. Но эта песня сюда никак не вписывалась. Мы же были норвежцы и боролись за Норвегию. За этим и пришли сюда».

Исход был ясен, и помощи ждать было неоткуда. Им внушили, что сдаваться нельзя и бежать тоже нельзя. Даже от превосходящих сил противника.

«В конце концов русские прорвались. Вспоминать о том, что там творилось, эту резню с обеих сторон, в чем участвовал и я, выше моих сил…»

Стремление выжить оказалось сильнее нацистской идеологии. Последние оставшиеся в живых не хотели умирать. Тогда все было бы слишком быстро забыто.

«Думаю, что нас оставалось человек двенадцать — изможденных, окровавленных и испуганных. Мы были уверены, что скоро умрем. Высота Хассельман была полностью окружена, и стрельба стихла. Русские начали потихоньку праздновать победу — появилась водка. В 150 метрах от нас виднелось озеро Капанец, и мы поняли, что спастись можно, только переплыв через него. Мы собрали оставшиеся боеприпасы и ринулись цепочкой вниз по склону, натыкаясь на мертвых и на части тел. Вокруг нас свистели пули, и опять кто-то из нас остался лежать там. Мы застрелили тех, кто попался нам на нашем пути, и спустились к озеру. Сняли сапоги и форму и пустились вплавь… Русские развлекались, стреляя по нам. Мы были уверены, что настал наш последний час, но когда мы доплыли до середины озера, я начал верить, что все обойдется…»

После того как все закончилось, можно было дать волю размышлениям. Те, кому удалось спастись, получили по Железному кресту на грудь. Были отправлены письма родственникам погибших. Мертвые остались лежать там, где они погибли. Бойцы, взятые в плен, попали в страшные лагеря советского ГУЛАГа.⁵ Вскоре после этого сражения началось окончательное отступление. Лыжный егерский батальон навсегда покинул Карелию и большую часть пути назад до Норвегии прошел пешком.

8 мая 1945 года наступило всеобщее торжество. После пятилетней оккупации наша страна наконец стала свободной. Развевались норвежские флаги. Народ вышел на улицы и праздновал наступление мира. Норвегия могла вновь идти к светлому будущему.

Расправа с предателями была беспощадной. Ни один фронтовой боец не избежал расплаты. Они проиграли войну, и за это надо было платить. Они оказались в социальной изоляции, которая продолжалась много лет.

Примечания

3

Первая строфа гимна Норвегии.

4

Песня немцев, государственный гимн Веймарской республики. Во времена Третьего рейха исполнялась только первая строфа песни, после чего следовал гимн нацистской партии — песня Хорста Весселя.

5

Военнопленные периода Второй мировой войны содержались в специальных лагерях Главного управления по делам военнопленных и интернированных НКВД/МВД СССР.