Не прощаемся. «Лейтенантская проза» СВО

Андрей Лисьев, 2023

Сентябрь 2022 года… Российские десантники держат оборону в степи под Херсоном. Их мало, за их спиной – Днепр. И ответ на вопрос «Зачем мы здесь?» превращается в знаменитый девиз ВДВ «Никто, кроме нас!». Эта фронтовая повесть – первый образец «лейтенантской прозы», написанный в ходе специальной военной операции на Украине. Автор, очевидец описываемых событий, во всех подробностях рассказывает о тяжелой боевой работе бойцов Воздушно-десантных войск Российской Федерации, сражающихся за будущее Русского мира.

© Лисьев А.В., 2023

© ООО «Яуза-каталог», 2023

* * *

«Тщетно двинется на Россию вся Европа: она найдет здесь Леонида, Фермопилы и свой гроб.»

А.В. Суворов

Книга написана на основе реальных событий. Диалоги, реплики, портреты героев — подлинные. По соображениям безопасности изменены позывные, имена персонажей, нумерация частей, названия населенных пунктов. Совпадения персонажей с реальными лицами возможны, но не обязательны.

Глава 1

Родину не выбирают

— Нам еще в 2010-м, когда учился, объяснили, что будет большая война, — седой майор-пограничник, вытянув шею, заглядывает сквозь лобовое стекло черного микроавтобуса марки «Ситроен». Там на «торпеде» вверх ногами лежит листок — боевое распоряжение на доставку гуманитарки. — Вы военный?

— Пока нет, — «Проза» теребит в кармане смартфон, на него только что пришло сообщение.

«Проза» перед поездкой постригся наголо, потому седина не видна, и он выглядит моложе своих лет.

Под навесом пункта пропуска проходят таможенный и паспортный контроль четыре колонны по три-четыре машины одновременно. На них со всех сторон направлены прожекторы, поэтому светло как днем.

— И зачем вам это надо? — майор пожимает плечами. — Впереди самое горячее время.

— Понимаете… Наше поколение ничего не сделало для страны. Поколение Путина свой вклад внесло, наши детки делают свой вклад сейчас… Потом и кровью, — «Проза» выдерживает пристальный взгляд пограничника. — А мы так… Немного денег заработали — и все… Я должен попробовать. Это будет мой скромный вклад. Мой «подход к снаряду».

Майор улыбается, а «Проза» обводит руками коробки в минивэне:

— У нашего поколения никогда не было чувства большого общего дела. А теперь оно есть.

К микроавтобусу, все дверцы которого заранее открыты, подходит второй пограничник с зеркалом на длинной рукоятке.

— Военное что-то везете? Оружие, квадрокоптеры, прицелы, тепловизоры?

— Нет, только трусы, носки, футболки, принтер и бумагу к нему. Кровеостанавливающее.

— Удачи!

Майор машет рукой, и пограничник с зеркалом проходит дальше. «Проза», наконец, может прочесть сообщение, пришедшее на смартфон:

«“Проза”, жду Вас в 7 км от военного КПП. Номера снимите. “Неон”».

«Нормальный позывной мне нашли», — думает “Проза”.

Перед «ситроеном» стоят два дорогих «мерседеса» с чувашскими номерами. Угрюмые водители, явно братья, усаживаются каждый в свою машину. Спутница одного из них, увидев букву V из скотча на лобовом стекле «ситроена», улыбается и поднимает большой палец вверх. Водитель стоящего позади «жигуленка» с крымскими номерами, размахивая руками, бежит к «Прозе»:

— Идите скорее на паспортный контроль, моя жена вам очередь заняла, а то мы без вас… никак… не сдвинемся.

«Проза» встает за женщиной и слышит ее ответ на вопрос пограничника:

— В Мариуполь!

Через пять километров, проехав военный блокпост, «Проза» останавливается снять номера и осмотреться.

Рассвет. Слева видны серые стены древней крепости. Возможно, это стилизация под древность. Проверить? Не получается. Зоны покрытия здесь нет. «Прозе» приходится отвыкать от привычки лезть в Википедию с любым вопросом.

Справа красный шар отрывается от поверхности Сиваша и постепенно наливается огнем. День будет жаркий.

Два вертолета: «кашка» — Ка-52 и «мишка» — Ми-28 с рокотом проходят на бреющем через солнечный диск.

Следующая остановка — у придорожного кафе. Хозяева, двое мужчин, один — смуглый грек лет 45, второй постарше и седой, разглядывают букву V на стекле с опаской. «Проза» протягивает термос:

— Четыре американо, пожалуйста.

— А сколько сюда влезет?

— Не знаю, — пожимает плечами «Проза», — это термос жены.

Они улыбаются, заходит женщина, которая забирает термос.

Мужчины расслабляются.

— Русские пришли — воровство прекратилось, — говорит молодой. — Раньше страх как было. Тащили все! А сейчас вот не запираемся.

— Мы вам пятую чашку налили, — старик возвращает термос. — Бесплатно.

На перекрестке мигает фарами белый «рено-дастер» без номеров, но с буквой V на лобовом. «Прозу» встречают. Молодой ладный военный без погон выходит из «рено»:

— Вы «Проза»? — протягивает руку для рукопожатия и представляется: — «Неон».

«Проза» просит ехать помедленнее — жалко электронику в багажнике. Дороги Херсонщины в жутком состоянии, результат тридцати лет бесхозяйственности. Первое впечатление — шок.

Пока «Проза» высматривает колдобины на дороге, игнорируя разметку, «рено» и «ситроен» как стоячих обгоняют два военных КамАЗа. Вот кому выбоины на асфальте нипочем.

Дороги пустые. Деревни безлюдные. Из любопытства «Проза» считает встречные гражданские машины, за сто шестьдесят километров всего двенадцать легковых и три зерновоза. Видимо, эти тяжелые грузовики и намесили горбы из расплавленного жарой асфальта, между которыми приходится лавировать.

Двигатель груженого минивэна греется, но пока не критично.

Идиотские матерные надписи на асфальте, тридцать лет не знавшем ремонта, и сгоревшая техника — вот и все, что осталось от украинского государства.

Наконец «Проза» переезжает знаменитый Каховский мост. Американцы почти каждый день бьют по нему HIMARSами, поэтому машины пересекают Днепр по одной. «Проза» аккуратно объезжает метровые круглые дырки, пробитые ракетами в пролете моста. Американцы выбрали пролет на изгибе и бьют, целясь в одно и то же место. Дырок в асфальте две, третья залита свежим бетоном. На столбах и перилах моста колышутся сваренные из металла уголковые отражатели. Их задача вводить в заблуждение головки самонаведения HIMARSов.

На командный пункт полка (КП) «Проза» прибывает в сумерках.

Штаб расположен в подвале трехэтажного офисного здания, верхние этажи — пустые. Напротив, в кустах, кирпичное здание туалета — две дырки в полу, гаражные боксы, где прячутся военные УАЗы и размещается столовая, — ничего не изменилось с 80-х.

С крыльца здания спускаются несколько десантников. Крепко сбитый парень в зеленой футболке, перетянутой широкими подтяжками камуфляжных штанов, колет гостя льдинками серых глаз, но узнает «Прозу», улыбается. Позывной начальника штаба полка — «Дрозд».

«Проза» вспоминает «Общевоинские уставы Вооруженных Сил СССР»:

— Товарищ полковник, представляюсь по случаю прибытия в творческую командировку.

Звание подполковник здесь, как и в Советской армии, произносят, опуская приставку «под». Невинно льстят старшим офицерам.

Бойцы разгружают минивэн, гуманитарку раскладывают на три кучки: одежда — зампотылу, медикаменты — начмеду, оргтехника — штабу. Интересно, гуманитарка хранит тепло рук москвичей, покупавших и грузивших ее? «Проза» вспоминает разговор с пограничником и рассматривает лица и одежду бойцов.

Все одеты небрежно, разномастные берцы и футболки всех видов зеленого и черного, камуфляжные штаны, тоже разные. Никаких головных уборов, несмотря на жару, никаких знаков отличия. Ни один снайпер не догадается, кто среди них офицер.

Не дожидаясь, пока гуманитарку унесут со двора, «Проза» паркует «ситроен» под иву капотом в куст. Маскировка.

«Дрозд» доводит до него распорядок дня:

— Подъем в шесть, завтрак в семь, утреннее совещание в восемь.

— А зарядка есть?

— Конечно! Вот такая! — «Дрозд» усердно трет кулаками глаза.

«Проза» хихикает:

— А отбой?

— Как получится.

Командир полка только что приехал с передового пункта управления (ППУ) на КП помыться, узнать тыловые новости. Позывной командира полка — «Аляска».

Когда в штабе заканчивается совещание, «Прозу» приглашают вниз познакомиться с «Аляской». Пока полковник общается с офицерами, «Проза» изучает его живое лицо, остатки чуба между залысин и несколько морщин на высоком лбу.

— И он чо? Слабонул? — Когда «Аляска» говорит, то и дело приподнимает правую бровь.

В центре подвального помещения стоят три стола, накрытые огромной картой. Комполка и начштаба склоняются над ней. Остальные столы выставлены в ряд лицом к стене. Спиной к командирам за компьютерами сидят связисты, секретчик и «Неон». Двое возятся с плоттером. На стенах схемы и два православных стяга: красный с изображением Спасителя и синий с изображением Казанской иконы Божией Матери.

Командир полка лучше всех понимает, зачем «Проза» приехал на фронт. Его ожидания от будущей книги самые высокие. «Проза» и «Аляска» говорят обо всем подряд, сбиваясь с одной темы на другую. «Аляска» живет войной. Осматривает выделенную ему кровать и стол в соседней комнатушке, вздыхает:

— Нет, не могу остаться. Сердце — там, за ребят болит.

«Проза» обещает записать и передать ему впечатления «человека со стороны», и «Аляска» уезжает обратно, на передок.

— Проблема одна — мух столько, что норовят унести штабные документы, — «Дрозд» показывает «Прозе» место для ночлега.

Но там душно, потому «Проза» выходит во двор, ищет, с кем познакомиться. Уже стемнело. Бойцы под руководством крепкого здоровяка, вдвое шире «Прозы» в плечах, заряжают ленту автоматического гранатомета. Сам АГС стоит здесь же — в кузове уазика-профи.

— Когда челябинские мужики падают лицом в асфальт, кровь идет из асфальта! — это замполит, подполковник «Пустельга».

В черном небе вспыхивает красный шарик. Он напоминает салют, только на большой высоте. Потом еще один и еще. Долетает звук первого взрыва. Это «панцири» сбивают HIMARSы. Кто-то за спиной «Прозы» считает разрывы:

— Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, — по голосу «Проза» узнает «Неона», старшего лейтенанта заместителя начальника штаба назначили его нянькой. — Эх!

«Неон» матерится:

— А вот теперь прилеты!

«Проза» оборачивается спросить, почему «Неон» считает не все звуки разрывов, но старлей уже догадался, о чем его хотят спросить:

— Прилетов четыре. Все, как всегда, восемь из двенадцати сбили, четыре попали.

— И вот же суки, всегда бьют в один и тот же пролет, — говорит кто-то из темноты.

— А как вы различаете звуки?

— У выхода звук одинарный — «бах», а у прилета сдвоенный — «бабах», — объясняет Неон.

— Но «бахов» было больше, — ворчит «Проза».

— Первый звук — взрыв в небе, второй — до нас доходит звук старта «панциря», если сдвоенный звук — то прилет.

Офицеры ужинают после солдат. Котел — общий. Каша, тушенка, нарезка из огурцов и помидоров. Обсуждают гуманитарку. «Проза» рассказывает:

— Грузил гуманитарку. Подогнал минивэн к пункту «Озона», багажник распахнул. «Озон» ящики «зажал», сотрудник сканирует каждую упаковку носков, футболок. Минут двадцать. Жарко, душно, кондиционера нет. Очередь собралась человек десять, молодые и старые, русские и нерусские, с детьми и без. Москвичи. И — верите? Никто не издал ни звука возмущения. Все все поняли. Пока я туда-сюда таскал груз, обсудили между собой защитный цвет футболок. Догадались, что не я буду носить 400 пар носков. И за коробками предложили сбегать. И погрузиться помогли, все, что уронил, — подобрали и поднесли. Что-то в атмосфере изменилось. А говорят — в Москве сплошь либералы и «нетвойняшки». Вас не парит, что кто-то в тылу не поддерживает спецоперацию?

«Проза» задает вопрос сразу всем, но отвечает зам по тылу «Синица». У него звонкий металлический голос, на правой руке он теребит браслет-четки с крестиком.

— А знаете, Андрей Владимирыч, а нам — похер. Без них победим. «Нетвойняшки» — тоже наша Родина, а Родину не выбирают. Сами справимся. В спину не стреляют, и слава Богу.