Амур. Лицом к лицу. Дорога в 1000 ли

Станислав Федотов, 2023

Историческая судьба свела лицом к лицу на Амуре два великих государства, Россию и Китай, два великих народа, и с той поры они пошли рядом, тесно бок о бок, как два соседа по бесконечной дороге жизни. Были между ними разногласия, даже ссоры и столкновения, были взаимопомощь и клятвы в вечной дружбе – всё, как бывает у соседей. И жители этих стран вольно или невольно повторяли и повторяют в своей жизни их отношения. Истории двух семейств, двух родов – русского казака Саяпина и китайского сапожника Ван Сюймина – как в зеркале, отражают этот тернистый совместный путь: здесь есть место и любви, и ненависти, и порою неизвестно, чего больше и куда выведут эти взаимные чувства.

6

Добровольцев Саяпин набрал быстро. Желающих оказалось много, потому отбор был жёсткий. Отсеянным строго-настрого наказывалось молчать. «Навоюетесь ещё», — говорил Фёдор недовольным, даже не предполагая, как скоро сбудутся его слова.

Недовольны были, само собой, жёны и дети уходивших в поход. Жёны плакали ночами, дети — днём: всё-таки на китайской территории шла война, и хотя Россия в ней вроде бы не участвовала, русские там были, и по ним наверняка стреляли, а пулям всё равно куда лететь и в кого попадать. Но вот казачкам и казачатам было далеко не всё равно. Они, конечно, понимали, что казакам по службе предписано, если нужно, за Отечество пострадать, однако угрозы земле российской не видели, а сказать людям всю правду Фёдор Саяпин не мог. Даже Аринушке свет Григорьевне, жене своей златовласой, бок о бок с которой прожил, почитай, с самого своего рождения — недаром отцы побратимами были, а матери-подружки чуть ли не день в день родили, — даже ей, от которой не хранил ни единого секрета, сказал всего несколько слов:

— Про поход, Аринушка, никому ни слова. Указ атамана!

Фёдор и его добровольцы помалкивали, а «Амурская газета» печатала новости из Китая, и они отнюдь не радовали. Более того, до слёз тревожили жён и матерей уходивших на ту сторону Амура казаков.

Одиннадцатого июня боксёры вошли в Пекин, и там начались погромы иностранных представительств и убийства христиан — католиков, православных и протестантов. На улицах валялись изуродованные трупы стариков, женщин и детей, и боксёры с удовольствием фотографировались на их фоне.

— Ну как же такое возможно?! — поражались русские, видя эти фотографии в газетах. — Такой хороший народ, такие добрые люди! Откуда это зверство повылезло?!

— А чего вы удивляетесь? — говорили некоторые, более дотошные. — Думаете, наш народ не такой? Погодите, когда припрёт, такое дерьмо из нас полезет — многих в ужас приведёт.

Особую ненависть повстанцев испытали на себе китайцы — «прислужники белых дьяволов». Показательно был схвачен и публично на площади Тяньаньмэнь, что у южных ворот Запретного города, императорского комплекса дворцов в Пекине, распилен пополам деревянной пилой китайский сопредседатель Правления КВЖД Сюй Цзинчен.

Арина Григорьевна «Амурскую газету» не читала, но уши-то не заткнёшь — от соседей и знакомых прознала про эти ужасающие новости и, естественно, связала их с походом, куда собрались муж и сын. Слёзы, понятно, полились сами собой, но Фёдор обнял её, отвёл в сторонку, постояли они так несколько минут, ничего не говоря, и всё прошло. По крайней мере, для сторонних глаз.

Семнадцатого июня, ещё до восхода солнца, полусотня собралась на берегу Амура, версты полторы не доезжая посёлка Верхне-Благовещенского. Здесь и берег был подходящий — невысокий ярок, заросший тальником, и ширина реки небольшая, саженей сто — сто двадцать, да и глубина позволяла форсировать вместе с конями.

Казаки разделись догола, одежду, карабины и прочий скарб приторочили к сёдлам и пошли, ведя коней в поводу. Вода была прям парная, река подёрнулась белёсой дымкой, уже зарозовевшей в свете зарницы; тишина стояла такая, что ломило в ушах.

Шли молча, без лишнего плеска, даже лошади не дёргались, не всхрапывали. На матёре дно ушло из-под ног, пришлось плыть, держась за сёдла. Недалеко, сажен пятнадцать, поэтому снесло не очень. Правда малорослика Ильку Паршина быстрина оторвала было от седла и потащила, но шедший следом Иван успел ухватить товарища за волосы и вернуть на место. Спасённый не ругнулся даже шёпотом, только головой покрутил, словно проверил, всё ли на месте, и продолжил переправу.

Не прошло и четверти часа, как весь отряд собрался под прикрытием крупных дубов и вязов, которые вместе с мелким подлеском и кустарниками образовывали на берегу довольно густой лес. Тихо и сноровисто оделись, проверили снаряжение, чтоб, не дай бог, не звякнуло ненароком.

Заря уже разгорелась над далёким Благовещенском, который обозначился на её фоне чёрной полоской с ёлочными вершинками церковных колоколен и пеньком пожарной каланчи. Казаки все враз перекрестились на них — кто знает, доведётся ли вернуться? — и сгрудились возле Фёдора с молчаливым вопросом: что там дальше, командир?

Сотник отправил несколько казаков по разным направлениям — оберечь отряд от посторонних глаз — и, присев на поваленное дерево, развернул на коленях подробный план правобережья Амура. Войсковая старши́на не один год собирала сведения о нём по крупицам — от китайских крестьян, привозивших на продажу мясо, овощи и фрукты, от своих купцов, ездивших в Маньчжурию, от завербованных агентов и даже от пленных хунхузов. Имелись в этом плане и доли Саяпиных — Кузьмы и Фёдора, а также Григория Шлыка. План был начерчен землемером из городской управы, на нём хорошо были прорисованы прибрежные земли — фанзы, кумирни, торговые лавки Большого и Малого Сахалянов, что напротив Благовещенска, а также мелкие поселения цунь и даже отдельные цзунцзу^[7] — дворы, постройки — ниже по течению вплоть до окружного городка Айгуна. Но, чем глубже в маньчжурские сопки — на юг и запад, тем карта становилась менее подробной: не хватало данных.

— Идём скрытно, — вполголоса говорил Фёдор, водя по плану узловатым указательным пальцем. — Эти тропы проверенные. Общее направление на Мэрген, дальше — на Цицикар. Будет много ручьёв и рек, с переправой решаем на месте. Сами ни во что не ввязываемся, наша главная задача — разведка. Оружие держать наготове: возможны нападения боксёров и хунхузов. Поэтому впереди, сажён за двести, пойдёт тройка дозорных, смена каждые два часа. Списки троек у старших. Привалы через каждые двадцать-тридцать вёрст. Вопросы есть? Вопросов нет. Тогда с богом!

Ехали гуськом — где-то шагом, где-то лёгкой рысью; впереди колонны помощник командира подхорунжий Прохор Трофимов, замыкал движение Фёдор. Иван с Илькой были где-то в середине.

Мерный перестук копыт, покачивание в седле располагали к размышлениям и воспоминаниям. Фёдору припомнилось, сколько раз они с отцом и дядей Гриней Шлыком бок о бок ходили в походы против хунхузов. Пожалуй, не меньше сотни. Первые годы после войны, когда побили англичан и французов и начали застраиваться станицы по-вдоль Амура — отец сказывал, тогда ещё генерал-губернатор граф Муравьёв-Амурский в гости заглянул к первопоселенцам Благовещенска, — то время было тихое, спокойное. Может быть, потому что хунхузам грабить было нечего. Вот когда обжились, нарастили на кости мясцо да сало, тогда и хунхузы пожаловали. И он, Фёдор, уже подрос, лет шестнадцать или семнадцать стукнуло перед первым походом — в служилые не зачислен, а первых бандитов в могилку уже уложил. Правда, и сам ранен был. Как тогда Аринка за него слезьми заливалась, дядя Гриня грозился вожжами урезонить, ежели не перестанет…

Фёдор вздохнул: где они, те времена? Дядя Гриня уже десяток лет на городском кладбище, кстати, вернёмся — надобно могилку поправить, отец без него тоскует, и мамани пятнадцать лет как нет, от лихоманки сгорела, и бабушка Таня еле ходит…

Эх, время-времечко, куды ж ты торопишься?!

Примечания

7

Цзунцзу — семейный клан (кит.).