Камень. Книга третья

Станислав Николаевич Минин, 2022

Продолжение приключений Алексея Пожарского в столице Российской Империи.

Глава 3

В субботу, в районе десяти утра, только мы с Викой успели позавтракать и выпить кофе, позвонил Прохор и сообщил, что ко мне приехали посетители и «нижайше просят их принять». Пришлось быстро одеваться и перемещаться в свою квартиру. Оказалось, меня прибыли навестить отец с дядькой Николаем и дед, князь Пожарский. Цесаревич привёз с собой Дмитрия Григорьевича и Владислава Михайловича, которые устроили очередной осмотр моей выздоравливающей персоны.

— Разбаловали совсем Алексея Александровича! — заворчал недовольный дед, наблюдая за действиями доктора и колдуна. — Он и сам мог до Кремля съездить, не переломился бы и не отвлекал бы занятых людей от отдыха в выходные…

Мне даже как-то неудобно стало, старик был прав.

— Больше такого не повторится, деда, — сказал я ему, глядя при этом на отца, который одобрительно мне кивнул. — Дмитрий Григорьевич, Владислав Михайлович, извините! Просто я не знал, что вы приедете.

— Ничего страшного, Алексей Александрович, — услышал я доктора, который как раз сейчас прощупывал мою поясницу. — Нам нетрудно. Но если вы мне покажетесь в понедельник, будет совсем замечательно.

— Всенепременно, — пообещал я.

— Алексей Александрович, и ещё, — продолжил доктор. — Постарайтесь сегодня и завтра хорошо погулять. Только не прогулочным шагом, а в хорошем темпе. Продышитесь, кровушку разгоните, мышцы в тонус приведите. Хотя они у вас и так в порядке. Но тем не менее. И, как в школе, я даю вам неделю освобождения от физкультуры, — хмыкнул он. — В вашем случае в течение недели никаких сверхнагрузок. Договорились?

— Договорились, — кивнул я.

Дальше у нас организовалось чаепитие, по окончании которого Дмитрию Григорьевичу с Владиславом Михайловичем свои благодарности высказали уже дед с отцом и дядькой и отправили доктора с колдуном по домам.

— Ну, Алексей, а теперь слушай внимательно, — начал отец, когда все оставшиеся расселись. — Мы тут подумали и решили, что с партизанщиной пора заканчивать. Я имею в виду твою жизнь под фамилией Пожарский. С обществом ты познакомился, общество познакомилось с тобой, знакомство прошло более или менее удовлетворительно. Нужные связи ты наладил, с друзьями определился, да и с невестами, как я слышал, всё в порядке? — усмехнулся он, а дед, дядька и Прохор заулыбались. Одному только мне было не до смеха — оказывается, если самому себе не врать, жил-то я совсем неплохо, что хотел, то и делал, а вот завтра всё может оказаться совсем не таким радужным… — Так вот, Алексей, в четверг в Кремле пройдёт приём, на котором государь тебя официально представит в качестве моего сына и наследника, — он замолчал и стал наблюдать за моей реакцией. Это же делали дядька и Прохор с дедом.

Всё. Приехали. Кончилась моя вольная жизнь. На хрена я от ночёвки в Кремле отказался? Да ещё и в такой форме? Вот царственный дед и обиделся… А так, глядишь, ещё бы пару-тройку месяцев спокойно жил в своё удовольствие. Торговаться надо до последнего!

— Хорошо, — кивнул я. — Но жить я буду здесь.

Отец покривился. За него ответил дед:

— Ты, Алексей, наверное, чего-то не понимаешь, — его голос был до отвращения ласков. — Тебя отец в известность ставит, а не объявляет начало торгов. Не позорь нас с Прохором! Как старшие решат, так и будет. Ты меня услышал?

Я попробовал поискать глазами поддержки у Прохора, но тот лишь пожал плечами, мол, он вообще не при делах…

— Услышал, деда, — вздохнул я.

Отец улыбнулся и поблагодарил князя:

— Спасибо, Михаил Николаевич. — После чего посерьёзнел и посмотрел на меня: — В этой квартире ты не останешься в любом случае. Тебе она по официальному статусу не положена.

— А Николаю с Александром родители разрешили здесь жить, — нашёлся я.

— Ты себя с братьями-то не равняй, — хмыкнул отец. — Они хоть и великие князья, но не наследные принцы и будущие главы рода. Разница, как говорится, небольшая, но существенная. Не переживай, Кремль мы тебе не предлагаем, знаем, что всё равно сбежишь. Но обещай нам в Кремле хоть иногда ночевать, покои для тебя уже подготовлены.

— Обещаю, — вздохнул я.

— Хорошо, — довольно кивнул он. — Предлагаю тебе рассмотреть как вариант для проживания особняк Гагариных. Ведь всё их имущество по факту твоё личное. Если раньше твоё заселение туда вызвало бы недоумение, то после четверга не вижу к этому никаких препятствий. Да и особняк Пожарских буквально в двух шагах, — он усмехнулся и посмотрел на моего деда. — Будете с Михаилом Николаевичем к друг другу в гости на чай ходить.

А что? Как вариант… Но это придётся до университета ездить минимум по двадцать-тридцать минут туда и обратно при отсутствии больших пробок.

— Хорошо. Как вариант можно рассмотреть для проживания и мой особняк, — ответил я, специально выделив «мой» интонацией.

— Твой, твой… — улыбнулся отец. — Император тогда у этого самого особняка выразился однозначно. И ещё, тебе положена охрана, и она у тебя будет.

— И от кого она меня защитит? — ухмыльнулся я.

— Прежде всего от пренебрежительных взглядов представителей других родов, Алексей, — ответил он. — Думаешь, мне охрана нужна или дядьке твоему? А Михаилу Николаевичу? — он мотнул головой в сторону деда. — Статус, Алексей, статус! Я не виноват, что людская психология так устроена. Относись к этому всему как к работе, которую просто надо делать. Каждый день, изо дня в день, но надо. Ты сейчас всеми будешь восприниматься как представитель императорского рода, да ещё и второй в очереди престолонаследования. Будь добр соответствовать этому высокому положению, сынок. Договорились?

— Договорились, — в очередной раз вздохнул я. — В Ясенево я тоже с кортежем прибывать буду?

— Вот уж тут мы всё отдаём на откуп твоему воспитателю, — отец посмотрел на Прохора. — Как он решит, так и будет. И не вздумай ему перечить в этих вопросах, Алексей. Охраной твоей будет руководить ротмистр Михеев, уже знакомый тебе. Особняк твой, — он выделил «твой», — уже взят под охрану, проводится генеральная уборка, штат прислуги практически укомплектован.

Лихо! Ты, сынок, живи в своём особняке, но под полным нашим контролем. И деваться мне, что самое противное, некуда. Беда…

— Не грусти, Алексей! — хмыкнул отец. — Всё будет хорошо! Не буду тебя дальше мучить, на сегодня хватит. И вообще, помнишь, что доктор тебе сказал про прогулки?

— Да.

— Собирайся и бегом марш на улицу свежим воздухом дышать. А мы пока с Николаем, Михаилом Николаевичем и Прохором обсудим детали твоего переезда. И не забудь, к трём приедет портной.

Гулять с собой, естественно, взял Вику, чему он была только рада.

***

— Ну что, Прохор, ознакомился с материалами по Петровым? — спросил цесаревич, дождавшись, когда за сыном с Вяземской закроется дверь.

— Ознакомился, — кивнул тот. — Выводы неутешительные.

— Да уж… — согласился Александр. — Наворотила маман делов. Мы с отцом и братом пытались было с ней поговорить, бесполезно… Ответ один — я действовала в интересах рода, нечего, мол, всяким там художникам безродным крутиться рядом с моей внучкой. Она и в сторону Андрея Долгорукого после конфликта Алексея с Юсуповыми и Куракиными косо стала поглядывать, мол, молодой человек недалеко от Инги с Наташкой ушёл, одна у них шайка-лейка, ничего хорошего там вырасти не может. А звонок Алексея по поводу Петрова маман восприняла чуть ли не как угрозу. Этого всего я тебе, Прохор, говорить не должен был, сам понимаешь, дела семейные, но оперативной обстановкой, если так можно выразиться, ты владеть должен. Государь всё понимает и разрешил поделиться с тобой последними новостями. А Михаил Николаевич и так в курсе. — Пожарский кивнул. — Ты, Прохор, Лёшку лучше всех знаешь, тебе и карты в руки. Что делать-то будем? Скажу сразу, вариант с физическим устранением Петровых под видом бандитского нападения на их имение нами рассматривался. Оставили пока в качестве запасного варианта.

Прохор и не подумал возмущаться по поводу последних слов цесаревича, а только тяжело вздохнул. Он и сам, послушав вчера записи разговоров Петровых и ознакомившись с рапортами своих коллег, догадывался, какое впечатление произведёт рассказ Сашки Петрова на Алексея. Да какой, к чёрту, рассказ? Лешке вполне хватит самого факта похищения Петрова! И озвученное цесаревичем решение всех возникших проблем было самым простым и эффективным. Даже у самого Прохора подобная мысль вчера возникала, несмотря на его близкое знакомство с Петровыми и хорошее к ним отношение. Уж канцелярия сумела бы сделать всё так, что ни у кого не возникло бы и тени сомнений в подлинности бандитского нападения. А «негодяев» бы потом обязательно нашли, и после соответствующей обработки те сами поверили бы в то, что именно они и совершили это вопиющее злодеяние.

— Я считаю, Саша, что мы должны Алексею всё рассказать, — опять вздохнул Прохор. — Прямо сейчас. Потом хуже будет.

— Во вторник награждение, в четверг приём с объявлением. Ты уверен, что Алексей после этого рассказа не пошлёт нас всех дружно на хер и не рванёт в Смоленск к Петрову? — начал заводиться цесаревич. — И все эти официальные мероприятия с его участием пойдут по пиzde! — он впился взглядом в воспитателя сына.

— А что ему помешает послать нас дружно на хер после официальных мероприятий? — возразил Прохор. — И вот там-то всё пойдёт по пиzde гораздо веселее! Скажешь, не так, Саша?

— Мы с государем разговаривали на эту тему, — решил вмешаться князь Пожарский. — Сейчас у Алексея действительно нет никаких ограничений. Когда ему выгодно, он Пожарский, когда нет, Романов. Государь правильно на это обратил внимание. А вот после официального объявления у Алексея будет уже несколько иной статус, чем сейчас, и внук не совсем отмороженный, чтобы этого не понимать. А значит, будет вынужден сдерживать свои эмоции, чтобы соответствовать. Как думаешь, Прохор?

— С этой стороны я на проблему не смотрел, Михаил Николаевич, — кивнул Белобородов. — Соглашусь с вами, объявление его точно в чувство должно привести. А там он и на информацию о Петрове не так эмоционально отреагирует, вернее, голову быстрее включит. Саша, — обратился он к цесаревичу, — когда мне ехать к Петровым? Может, удастся с ними как-то договориться, и Лёшка ничего не узнает?

— Ты Лёшке сейчас здесь больше нужен, — уже спокойно ответил тот. — После всех этих мероприятий и поедешь.

***

— Так что, Вика, закончились у меня весёлые времена, — закончил я рассказывать девушке о ближайших планах моих родичей.

Мы с Вяземской вышли из парка и направились в сторону «Приюта студиозуса».

— А про нас с Лесей тебе ничего не сказали? — спросила она с плохо скрываемым напряжением в голосе.

— Ничего. Особняк лично мой, так что переедете вместе со мной, — пообещал я. — Леська не должна отказаться. А у тебя так вообще в лице моей бабули в этом вопросе будет полная поддержка.

— Видала я такую поддержку… — Вику аж передёрнуло. — Чем хоть тебя награждать собираются? — перевела она тему.

— Молчат, — хмыкнул я. — Ты лучше расскажи, что в подразделении творится?

Со слов девушки получалось, что всё подразделение во главе с Орловым усиленно занимается с присланным канцелярией менталистом-инструктором, а её, как владеющую всеми этими навыками защиты от колдунов, определили на постоянное дежурство. Орлов из-за ареста брата ходил злой до вечера четверга, но в пятницу на службу явился во вполне благодушном настроении — по слухам, его младшего брата выпустили из-под домашнего ареста и вернули на прежнюю должность. Но Орлов-старший всё же никаких пояснений по поводу последней операции не даёт и то же самое запретил делать Смолову. Единственное, в четверг на общем построении ротмистр объявил о том, что со мной всё в порядке и скоро я вернусь на службу.

— Решетова-то твоя переживает! — не удержалась в конце Вика от «шпильки». — Но подробности выяснять не решается, меня боится.

— Вот что я тебе на это должен ответить? — вздохнул я. — Прохору только ничего не говори, он расстроится.

— Не скажу, — хмыкнула она. — У меня вообще сложилось впечатление, что уже всё подразделение знает, что я с тобой сплю.

— Наплевать! Пусть завидуют, — отмахнулся я. — Мужики мне, бабы — тебе.

— Согласна, — заулыбалась она. — И ещё больше завидовать будут после того, как тебя объявят! А что, Лёшка? — она пихнула меня в бок. — Любовница будущего императора Российской Империи — это не грязным пальцем в пупу ковыряться! — Вика горделиво выпрямила спину и надменно посмотрела вокруг. — Бойтесь меня, сирые! — она не выдержала и прыснула в кулачок. — И вообще, твоё императорское высочество! Требую подарков, соответствующих своему высокому положению! Особняки, земли и украшения принимаются! А также перевод на какую-нибудь хлебную синекуру с повышением в должности и звании! — девушка опять пихнула меня в бок и состроила невинное личико.

— Мне с бабулей надо посоветоваться, — кивнул я. — Вот с ней вместе и решим, что мы сможем для тебя сделать.

Невинное выражение сменилось раскаивающимся.

— Я ж не настаиваю… Так, просто поинтересовалась…

Посмеялись, конечно. Хоть я и понимал, что Вика шутит, но в её «требованиях» всё-таки содержалась определённая логика. Как бы цинично это ни звучало, мои любовницы сейчас становились и частью моего статуса тоже. И если с Алексией в этом плане было всё в полном порядке — как же, звезда имперского масштаба, знаменитость, недостижимая мечта не только подростков, но и мужчин постарше, в том числе и аристократов, слухи о нашей связи «добавят очков» не только девушке, но и мне, учитывая репутацию Романовых с их традиционной слабостью к любовницам из творческой среды. То вот Вяземская на фоне Алексии откровенно терялась. И совсем не в плане внешности! А в плане секретности её службы. Значит, придётся каким-то образом обыгрывать таинственность «рыжей бестии».

С подарками девушкам сейчас проблем никаких нет — с четверга можно спокойно пользоваться активами Гагариных. И это касалось не только налички и вкладов в банках, но и остального их движимого и недвижимого имущества. Я, конечно, понимал, что Леська с Викой и так финансово независимы, Вика даже богата, являясь потомственной аристократкой из совсем не бедного рода, подарки им я как дарил, так дарить и собирался, но вот какой-нибудь широкий и показательный жест в отношении девушек сделать было необходимо, чтоб в обществе не считали меня скрягой.

Были и ещё два близких мне человека, которым нужно было подарить что-нибудь существенное. Это Прохор и Сашка Петров. Если с моим воспитателем это не должно было составить труда, просто поставлю его в известность, то вот с другом действовать предстояло тоньше, а то воспримет мой благородный душевный порыв как подачку и вообще со мной перестанет общаться. Уж чего-чего, а гордости Сашке было не занимать. Надо будет с Прохором на эту тему поговорить, может, дельное что подскажет, да и придумает что-нибудь этакое для Сашкиной мамы, а то она быстро на подарок сына свои цепкие лапы наложит, мотивируя экспроприацию интересами рода. Ладно, что-то я размечтался, об этом обо всём ещё будет время хорошенько подумать…

Внезапно мой взгляд зацепился за мужчину, вышедшего к нам с Викой навстречу из ближайшего переулка. Сначала я не понял, что же меня так насторожило, но под ложечкой засосало вполне отчётливо. И только спустя несколько секунд разобрался — он был в плаще и кепке. Сразу перед глазами встал образ Колдуна из моего сна, где у Ивана вместо лица был провал… Помотав головой, открыл глаза и только сейчас обратил внимание, что плащ на мужчине, как и кепка, были не тёмные, а вполне себе светлые.

— Лёш, ты чего встал? — спросила Вика.

Как остановился, я и не помнил. А мужчина приблизился к нам и, заметив, что я на него смотрю, улыбнулся. Вежливо кивнул головой в приветствии, тронув кепку рукой, и спокойно прошёл мимо. На автомате я прикинул его рост, который был за сто восемьдесят точно. Слава богу, обознался! Мужчина был простым прохожим, направлявшимся по своим делам.

— Лёша, ты как привидение увидел, — голос Вики звучал встревожено. — Случилось чего?

— Ничего, — ответил я, но продолжал стоять, прислушиваясь к своим ощущениям.

Что-то со мной было не так. И это что-то касалось моей реакции на опасность. Чуйка не сработала, вот что! Хотя… По большому счёту она и не должна была срабатывать, угрозы ведь никакой не было. Но вот кепку с плащом моё подсознание заметило, и под ложечкой засосало вполне отчётливо… Обычно в подобной ситуации я даже не думал, меня просто бросало на рефлексах в темп, а в этот раз не бросило. Странно… Я ещё раз прислушался к себе, ничего, понятно, не услышал и, привычно сосредоточившись, попытался перейти на темп ещё раз. Ничего! Ещё раз, и опять ничего! Твою же мать! Где состояние боевого транса, в которое я с лёгкостью входил простым усилием воли бесчисленное количество раз последние несколько лет? Может, что-то из ментальных приёмов сработает? Но нет, темп не давался, и, как следствие, полная слепота и глухота «в эфире». Это что, одно из последствий комы?

— Вика, пойдём обратно в парк, — повернулся я к девушке, — мне надо кое-что проверить.

— Пойдём, — кивнула с готовностью она, продолжая смотреть на меня с тревогой.

Парк мы, однако, миновали и оказались на территории университета. Всё это время я молчал, а девушка не задавала никаких вопросов.

— Вика, понимаю, что прозвучит это странно, но ударь меня, пожалуйста, — остановившись, попросил я.

— Хорошо, — кивнула она и ударила меня в грудь.

— Сильнее! — её удара я практически не почувствовал, доспех был на месте.

И этот удар доспех выдержал вполне спокойно.

— А можешь меня побить? — натянуто улыбнулся я. — Ну, как ты любишь?..

— И не подумаю! — Вика демонстративно опустила руки. — Пока ты не скажешь, в чём дело.

— На темп перейти не могу. Совсем! — выдохнул я. — Сама видишь, с доспехом всё норм, а темп пропал.

— Может, ты после комы ещё недостаточно восстановился? — Вика шагнула ко мне и обняла. — Пойдём домой, Лёшка, надо Лебедеву звонить. Сам не смей экспериментировать! Может, Владислав Михайлович чего подскажет?

— А может?..

— Пошли! — перебила она меня и, схватив за руку, буквально потащила в сторону дома.

В квартире мы застали только Прохора, отец, дед и дядька уже ушли.

— Рассказывай, Лешка, — сказала Вика, видя, что я мнусь и не знаю с чего начать.

— Что случилось? — мой воспитатель поднялся с дивана и посмотрел на меня с тревогой.

— Прохор, я на темп перейти не могу. Не получается… Давай Лебедеву позвоним, может, он что-нибудь подскажет?

— Сейчас, — кивнул Прохор и взял телефон со стола. — Михалыч, ещё раз здравствуй. У Алексея проблема, на темп перейти не может. Да. Подробностей не знаю. Хорошо, ждём. — Воспитатель положил телефон обратно на стол и сообщил нам: — Едет. Скоро будет. А пока, Лешка, докладывай подробности.

Начал рассказывать, причём, когда описывал мужчину в кепке и плаще, дал пояснения для Вики о том, что именно в таком наряде я и видел того колдуна у «Плакучей ивы». Не забыл рассказать и про свой сон перед выходом из комы.

— Да, Лёшка, тут я тебе не помощник, — подвёл итог Прохор. — Дождёмся Лебедева, он у нас в этих делах специалист.

Тут как раз в дверь позвонили. Прибыл портной с «моей» курсантской формой. Вздохнув, пустил его, хотя очень хотелось послать его подальше с этой формой!

Ничем она не отличалась от той, которую я видел на курсантах на улицах Москвы и на Николае с Александром Романовых. В общем и целом второй комплект сел вполне прилично, единственное, портной решил чуть укоротить рукава у кителя, перешить верхнюю пуговицу, чтоб мне дышалось свободнее, удлинить брюки на полсантиметра и поменять туфли с сорок третьего с половиной на сорок размер. Когда портной убыл, Прохор сказал:

— Во вторник перед награждением переоденешься в форму у себя в покоях в Кремле. Заодно и посмотришь, что там и как. Вдруг понравится? — усмехнулся он.

— Прохор, тебе же со мной жить, — усмехнулся я в ответ. — И охота тебе по десять раз на дню поклоны бить моим родичам? Я прав, Вика?

— Что есть, то есть, — подтвердила она. — Прохор, а ты в курсе, что Лёшка нас с Леськой обещал с собой в свой новый особняк взять?!

— Всё уже рассказал? — шутливо нахмурился воспитатель. — Меня-то хоть с собой брать планируешь?

— Куда же я без тебя, Прохор? — отмахнулся я.

То, что мой воспитатель вместе с Викой ломают комедию, пытаясь меня развеселить, было понятно и так, за что я им был даже благодарен. Но вот у меня смеяться желания не было никакого, мысли крутились вокруг одного: смогу ли я вновь восстановить темп, и поспособствует ли в этом Лебедев?

Приехавший колдун первым делом вежливо отправил Вику домой. Та, что характерно, и не подумала обижаться и спокойно ушла в Лесину квартиру, знаками дав понять, что будет ждать меня там. А Лебедев принялся меня смотреть.

— Вроде всё в порядке, Алексей Александрович, — сообщил колдун через некоторое время. — Почувствовали что-нибудь?

— Нет, — честно признался я. — А должен был?

— С вашей чувствительностью, которая превышает даже мою, да, — улыбнулся он. — А теперь подробно расскажите, как вы поняли, что не можете войти в боевой транс.

— Хорошо, — кивнул я.

После моего рассказа Лебедев задумался на некоторое время.

— Хорошо, Алексей Александрович. А теперь послушайте меня. Романовым и вашему воспитателю, — он глянул на Прохора, — я уже это всё рассказывал. Вам думал объяснить тогда, когда начнём занятия. Короче, Алексей, не всегда такое перенапряжение, в котором ты работал там, у спортзала, проходит для колдуна бесследно. Кома тому прямое подтверждение. В моей практике бывали случаи, когда сотрудники после особенно напряжённого тренинга тоже впадали в кому, и все благополучно из неё выходили, как и ты. В очень редких случаях, всего в двух на моей памяти, после комы бойцы на время теряли свои способности, — он выразительно глянул на меня. — Точно так же, как и ты.

— Сколько? — спросил я, чуть успокоившись.

— От двух недель до месяца, — понял меня колдун правильно. — Не переживай, Алексей, способности в обоих случаях вернулись в полном объёме. И не в результате усиленных тренировок, просто складывалось такое ощущение, что в какой-то момент организм полностью «перезагрузился» после пережитого сильнейшего стресса. — Он встал с кресла и начал прохаживаться по гостиной. — Я же тебя смотрю, а у тебя все в порядке. Значит, на что-то моего виденья не хватает, что-то существенное я упускаю. Структуре твоего доспеха любой позавидовать может, правильность решётки просто изумительная! Эти звёздочки, как и у всех Романовых, впечатляют! Но у тебя они расположены настолько красиво и правильно! Да и у Прохора решётка великолепная, как и у князя Пожарского, я видел. — Лебедев остановился и подозрительно уставился на меня. — Неужели? Так больше просто некому… Значит, родовые легенды не врали? — он осёкся.

— Ты, Михалыч, говори да не заговаривайся, — поднялся из своего кресла Прохор. — Сядь, глазастый ты наш, — хоть и сказал спокойно мой воспитатель, но колдун метнулся к своему креслу и замер там. — А теперь я звоню Николаичу, и уже он вместе с государем решают, что с тобой делать. — Прохор взял телефон и направился в кабинет.

Не было его минут десять, которые мы с Лебедевым провели в полном молчании. Колдун всё это время не шевелился и смотрел прямо перед собой. Но я за него не переживал — попугают, понятно, подписку очередную возьмут, приказав забыть о его вредных мыслях и догадках. Всё равно через какое-то время тайна моих способностей, если они восстановятся, будет секретом Полишинеля. Понимал я и правильность действий своего воспитателя, это не его тайна, и решать, что делать в такой ситуации, у него нет никаких полномочий.

— Жди, Михалыч, скоро за тобой приедут, — сказал Лебедеву вернувшийся Прохор. — Заодно лично отчитаешься после очередного осмотра его императорского высочества. — Колдун понуро кивнул.

А у меня зазвонил телефон.

— Лёшка, всё у тебя не слава богу! — это был отец. — Прохор мне передал информацию от Лебедева. От двух недель до месяца?

— Да.

— Ты, главное, не расстраивайся, Лёшка! Всё будет хорошо! — решил он меня поддержать. — Увидимся, наверное, теперь уже только во вторник, в Кремле. Постарайся до этого времени ещё куда-нибудь не влипнуть.

— Хорошо, — вздохнул я, наблюдая, как Лебедев, поклонившись мне, покидает квартиру в сопровождении Прохора.

Вернувшийся воспитатель сразу, с порога, мне заявил:

— Страшные вы люди, колдуны! Ничего от вас не скроешь. Отец звонил?

— Ага, — кивнул я.

— Он мне опять грозился приехать, еле отговорил. — Прохор хмыкнул. — Ты учти, от Кремля до Остоженки, где у тебя сейчас особняк, дорога вообще недолгая. Косячь поменьше, веди себя прилично, и гости не так часто появляться будут. Намёк понял, Лёшка? — он уже откровенно ухмылялся.

— Понял, — улыбнулся я, понимая, что любимый воспитатель начинает меня в очередной раз «забалтывать».

— Вот и молодец! И мне спокойней будет. — Прохор развалился в кресле. — А то этого встреть, этого проводи, чаи с ними погоняй, развлекая высокоинтеллектуальной беседой на отвлечённые темы… Нет, чтоб всегда вечерком заявлялись, посидели бы, как белые люди, в баньку бы сходили со сговорчивыми горняшками… Лёшка, а баня у Гагариных была, не знаешь?

— Не знаю.

— Если нет, первым делом соорудим. Договорились?

— Прохор, ты же знаешь, для тебя — любой каприз! — пообещал я.

— Знаю, — кивнул он. — Мне такую, как у Михаила Николаевича в поместье, не надо, но баня должна быть приличной, чтоб, значит, тебе не стыдно было туда Романовых приглашать.

— Само собой, — согласился я.

— И вообще, Лёшка, надо тебе со своим новым имуществом хорошенько разобраться, пора уже. А ты даже тот свой гостиничный комплекс не посмотрел, который тебе в качестве виры от Куракиных достался. Не дело это.

— А когда бы я этим занимался? То малый свет, то с полицией тренировки, то заложников освобождать, — возразил я.

— Тоже верно. Но всё равно непорядок, Лёшка! Эта неделя у тебя будет напряжённой, а вот потом, учитывая твою временную нетрудоспособность, мы этими всеми вопросами и займёмся. Договорились?

— Обещаю, — кивнул я с готовностью, тем более что это полностью совпадало с моими планами.

***

После недолгой разъяснительной беседы с цесаревичем и Пафнутьевым, Лебедева привели в кабинет к императору.

— Надеюсь, тебе, Владислав, доходчиво объяснили все последствия словесного недержания по определённым поводам? И словесного недержания вообще?

— Да, государь — колдун кивнул.

— Хорошо. Тогда повторяться не буду, тем более, ты у нас человек понятливый. Меня интересуют перспективы возвращения к Алексею Александровичу его способностей.

— Государь, я уже говорил это и самому Алексею Александровичу, и его императорскому высочеству, — Лебедев покосился на цесаревича, — в моей практике было всего два подобных случая, и в одном способности вернулись через две недели, а к Ване-Колдуну через месяц.

— Почему мы от тебя узнаём о подобных последствиях только сейчас? — нахмурился император. — Нельзя было раньше предупредить? В тот же самый понедельник, когда Алексей в кому впал?

— Говорит, что испугался, государь, — прокомментировал цесаревич молчание понурого Лебедева. — Думал, что обойдётся без подобных последствий. А ситуацию с Ваней я смутно, но помню, он тогда даже с горя запил, несмотря на все увещевания нашего Владислава Михайловича. Но ничего, способности к нему действительно вернулись.

— Владислав, смотри мне! — продолжил император. — Ты там в своей «Тайге» совсем заигрался, пользуясь тем, что мы в твоей специфике ни черта не смыслим. Если вы успешно выполняете поставленные перед вами задачи, это совсем не значит, что руководство не должно быть в курсе отдельных нюансов вашей службы. Александр Николаевич, Виталий Борисович, — он посмотрел на сына с Пафнутьевым, — усильте контроль за «Тайгой». — Те кивнули. — И ещё, Влад. — Император теперь смотрел на колдуна. — Когда Алексей Александрович восстановится, займёшься его натаскиванием. А в будущем я планирую сделать его куратором «Тайги» от Романовых. Не переживай, никто с должности тебя снимать не собирается. Пока не собирается. Дальше. Мне Александр Николаевич докладывал, что у вас в подразделении не ведётся практически никаких записей, якобы Колдун пытался что-то такое начать, но так и не закончил?

— Да, государь, — кивнул Лебедев. — Обучение сотрудников подразделения ведётся наставничеством. Специфика такая, каждому требуется индивидуальный подход. Традиции, доказавшие свою эффективность…

— Только вот не говори мне, Влад, что нет никаких унифицированных подходов к подготовке! — начал заводится император. — Традиции у них! Хватит! Вот ваши эти навыки специфические, их описание и тренинг в виде учебного пособия готовить начинайте прямо сейчас. Никаких электронных носителей, только бумага. Приказ понятен, Владислав?

— Да, государь.

Когда Лебедев с Пафнутьевым покинули кабинет, император спросил сына:

— Как там Алексей? Сильно расстроился?

— Расстроился, конечно. Но Прохор доложился, что после разговора с Лебедевым настроение у сына поднялось.

— Не понос так золотуха! — Император хлопнул себя рукой по колену. — Вы с Коляшкой мне вместе взятые за всё своё детство меньше проблем доставили, чем внук за два месяца! — Великий князь Николай Николаевич, присутствующий при разговоре, переглянулся с братом и ухмыльнулся, а император продолжил: — Остаётся одно, ждать и надеяться, что способности к нему вернутся. Что решили с Петровыми?

— Что Белобородов к ним на следующей неделе поедет, — ответил Александр. — Попытается уговорить их сделать вид, что ничего не было.

— Поездка отменяется, Саша. — Император оглядел сыновей. — Как бы пафосно это сейчас ни прозвучало, но в интересах рода я решил взять вину за произошедшее на себя. Саша, Петровы же не в курсе, кто отдал приказ?

— Нет.

— А выяснилось всё, когда князь Пожарский зашевелился?

— Да, — кивнул цесаревич.

— Будем считать, что, когда Миша всё выяснил, он типа ко мне прибежал и в ноги упал, прося передумать. А я внял его нижайшей просьбе… Короче, в четверг после торжественного объявления Алексея я поговорю с внуком и скажу, что валькирии действовали по моему прямому приказу. Переборщили, конечно, но ничего же страшного не случилось… Пусть Алексей лучше обо мне плохо думает, чем о бабке, а я сдюжу как-нибудь, уже привык. А посему, Коля, — император посмотрел на младшего сына, — будет тебе поручение. Надо подобрать для Петровых и Пожарских что-нибудь достойное в качестве виры. С Михаилом Николаевичем я поговорю, он полученное от нас тоже Петровым передаст, в качестве уже своей виры за то, что не защитил от произвола Романовых, — он криво улыбнулся. — А уж с родом Пожарских мы и так рассчитаемся, там давно уже счёт потерян, кто кому чего и сколько… Сделаешь? — Николай кивнул. — Теперь задание тебе, Саша. Переговоришь с Белобородовым. По моей команде он должен будет вежливо привезти Петровых ко мне для извинений в присутствии Алексея. Может, хоть это как-то нивелирует его понятную обиду…

— Отец, а ты не боишься, что Алексей воспримет всё произошедшее как признак того, что у нас в роду творится полный бардак? — спросил Александр, а Николай кивнул, поддерживая брата.

— А это не бардак, — заорал император, — когда наша с вами нежно любимая мать и жена, поддавшись глупым бабским эмоциям, вытворяет такое с лучшим другом Алексея? — братья не нашли, что ответить. — Молчите? Вот и молчите дальше! Свободны, умники!

***

В районе семи вечера мы с Викой пообщались с Алексией по телефону. В ходе разговора наша звезда подтвердила, что прилетит в Москву в районе полуночи, а значит, дома будет ближе к часу ночи. Заверив девушку, что мы до этого времени спать не ляжем и дождёмся её, направились ужинать в «Избу». А там нас ждал сюрприз — вполне трезвые великие князья Николай и Александр чинно трапезничали в обществе тех двух моих однокурсниц, с которыми они «близко» познакомились на Дне первокурсника в «Метрополии». Наше с Викой появление тоже не осталось незамеченным моими братьями, Николай встал из-за стола и подошёл.

— Алексей, Виктория, добрый вечер! — поздоровался он. — Позвольте пригласить вас к нам за стол.

— Удобно ли будет, Николай? — поинтересовалась Вика.

— Виктория Львовна, ты же нас хорошо знаешь, — усмехнулся он. — Было бы неудобно, мы бы вас не пригласили.

Вика посмотрела на меня, я согласно кивнул, и мы прошли за стол к великим князьям.

Девушку Николая звали Еленой. Была она высокой и стройной шатенкой, приехавшей учиться из Нижнего Новгорода. Елизавета, пассия Александра, миниатюрная брюнетка, была из Костромы. Обе происходили из обычных, но состоятельных семей и жили в студенческом городке, рядом с «Приютом студиозуса». Если Елизавета старательно играла роль милой простушки, то вот по Елене сразу было заметно, что та себе на уме. Поначалу разговор не клеился, но в силу непосредственного характера Александра общение постепенно наладилось. Разговорившиеся однокурсницы рассказали мне о моей репутации в университете:

— Да вашу компанию вообще на курсе не особо любят! — вино развязало язык Лизе. — Особенно Юсупову с Долгорукой! Сильно нос задирают! А вот вас с Андреем даже жалеют иногда. — Девушка улыбалась. — Все же видят, как Инга с Натальей вами вертят. К Долгорукому по-другому стали относиться, когда он старостой курса стал. Ему теперь со всеми приходится общаться, не только со старостами групп. Вот он себя и проявил как нормальный молодой человек без этих ваших закидонов аристократических. А вот к тебе, Пожарский, много вопросов! — Лиза смотрела на меня, прищурившись. — Вечно серьёзный, вечно куда-то спешащий, а девушки наши как на тебя обижаются за то, что не обращаешь на них внимания?

— Значит, я виноват? — мне было смешно.

— А кто? — на лице Лизы читалось искреннее недоумение, а её подружка активно начала кивать. — Даже мы с Ленкой проявляли знаки внимания, но ты был слеп! И это очень обидно для девушек, поверь мне… — она сделала вид, что вот-вот заплачет, но, вовремя спохватившись, погладила Александра по руке. — Сашенька, милый, это было до встречи с тобой! — Елена в это же время что-то шептала уже Николаю. — Алексей, а почему ты не участвуешь в жизни факультета?

— В каком смысле? — не понял я.

— Ну, у нас постоянно какие-нибудь тусовки после занятий происходят, то в студгородке, то в «Приюте студиозуса», а мы там тебя ни разу не видели.

— Первый раз слышу, — признался я.

— Ингу с Натальей приглашали, и вам с Андреем приглашения просили передать, — сказала уже Елена.

— Вы, девушки, и Алексея поймите, — решил вмешаться Николай. — Мы с братом заботу Юсуповой и Долгорукой на себе в лицее испытали, так что совсем не удивляемся, что Алексей вообще ничего не знал. — Александр всем своим видом демонстрировал полную солидарность.

— Ясно, — кивнула Елена. — Имей это в виду, Алексей. — Обе девушки явно получали удовольствие, «сдавая» Юсупову и Долгорукую.

Дальше разговор пошёл на общие темы. Мои однокурсницы даже попытались выяснить, кто такая Вика, но тут уж сами великие князья популярно объяснили своим весьма непосредственным подружкам, что это не их… девчачье дело.

Просидели мы в «Избе» до одиннадцати часов вечера, после чего братья с подружками засобирались в какой-то клуб продолжать вечер, а мы с Викой поднялись в Лесину квартиру.

— Слушай, Алексей, а я ведь даже и не предполагала, что у тебя светская жизнь с этими стервами, Юсуповой и Долгорукой, так тяжела! — Вяземская сделала вид, что сочувствует мне. — Теперь я понимаю, с каким удовольствием ты князя Юсупова ломал! За внучку отыгрывался?

— Не без этого, — усмехнулся я. — Там вся семейка такая. Дерзкие до невозможности. Как они с такой кровью до настоящего времени дожили, не понимаю.

— Так и дожили, Лёшка, — улыбнулась Вика. — Историю родов забыл? Наглость — второе счастье!

— Это да… — согласился я. — И тут я… Весь в белом… Князю Юсупову руки-ноги ломаю.

— Смотри, Лёшка! — Вяземская смотрела на меня серьёзно. — Тебе в учебник истории не только по этому поводу попасть надо…

***

Разбудил меня звонок телефона. Кое-как выбравшись из-под ноги Леси и руки Вики, дотянулся до трубки и ответил:

— Алло?

— Камень, ты спишь ещё?

— Уже, получается, нет, господин полковник! — прошамкал я.

— Отлично, Камень! — голос Орлова был бодр и весел. — Ты вообще как?

— Нормально, Иван Васильевич, — начал просыпаться я.

— Ты только не подумай, что я про тебя забыл, типа, если яблоки с бананами и апельсинами в больницу не возил, то мне наплевать?

— Я так и не думаю, Иван Васильевич, — заверил я его.

— Хорошо. Мне о твоём состоянии Прохор регулярно сообщал, и он же запретил приезжать. Да тут ещё дед твой, генерал Пожарский, нарисовался, требует для тебя на восстановление пару недель. А вчера так вообще цесаревич позвонил, тот вообще месяц требует. У тебя точно всё нормально? — в голосе графа слышалось неприкрытое беспокойство.

— Норм всё, господин полковник, — в очередной раз ответил я.

— Хорошо, Алексей. Ты же в курсе, что во вторник, в четыре, состоится награждение?

— Да.

— Надо отметить. Подразделению понравилось в «Избе». Ты не против?

— Только «за».

— Тогда трубочку Ведьме передай, уверен, она рядышком валяется, — хмыкнул он, а я на автомате пихнул Вику в плечо, и протянул ей трубку.

— Да. — Девушка села на кровати. — Да, господин полковник, конечно. Как в прошлый раз? Хорошо, придумаю что-нибудь этакое. Поняла. Будет исполнено, Иван Васильевич! — она кинула телефон на кровать. — Пожарский! Неужели все про нас знают? Если так, то ты как порядочный дворянин обязан на мне жениться! — в её карих глазах плясали весёлые чёртики.

— Э-э-э! — оторвала голову от подушки Алексия. — Меня этот подлец первой соблазнил, Вика! А вот его, по слухам, в койку затащила именно ты!

Молчание — золото! Именно этой мудрости я и придерживался, когда самым позорным образом сбегал к себе в квартиру подальше от бабских разборок, хоть и шутливых.

— Что, Лёха, до сих пор уверен, что стоит этих двоих с собой в особняк брать? — заржал Прохор, увидев, что из соседней квартиры я сбежал в одних трусах.

— Так привык уже к ним… — пожал плечами я. — Свои же уже, родные… Куда их девать-то?

— Свои, родные… — хмыкнул он. — Волю только дай этим родным, на шею сядут и ножки свои красивые свесят. Ты им хоть иногда напоминай о субординации, а то заиграются девки, потом поздно будет. И не смотри на меня так! — посерьёзнел он. — Я вмешиваться не собираюсь. Сам свои шишки набивай, чужие не болят.

— Ты чего завёлся, Прохор? — не понял я. — Вика с Леськой дурачатся, повода на место ставить девушки не давали, у нас всё хорошо. Случилось чего?

Мой воспитатель только отмахнулся:

— Забей, Лёшка! Извини, настроение с утра не очень. Решетовой позвонил, предложил ей куда-нибудь сходить, а она отказалась и начала про тебя выспрашивать.

Бл@дь! Всё не слава богу!

— Прохор, так после моего объявления она поймёт, что у неё нет никаких шансов! — нашёлся я. — А тут ты…

— И думаешь, меня это радует? — ещё больше расстроился он. — Типа с этим не получилось, хрен с ним, отдамся другому? Мне так не надо, Лёшка! Стрёмно это…

— Ну хорошо, — кивнул я. — Давай я Решетовой этой нахамлю как-нибудь! Дам понять, что мне на неё вообще наплевать. Как скажешь, так и будет.

— Мало ты женщин знаешь, Лёшка, — грустно улыбнулся Прохор. — Их подобные вещи иногда не только не останавливают, но и заставляют влюбляться ещё сильнее. Ещё Пушкин говорил, чем меньше женщину мы любим…

— Тем больше нравимся мы ей, — закончил я. — Так чем помочь?

— Ничем, — опять махнул рукой мой воспитатель. — Дай мне спокойно погрустить и помечтать об объекте моей страсти. Это хоть мне и не свойственно, но извращённое удовольствие от жалости к себе я всё же получаю.

Я подошёл к холодильнику и достал бутылку водки. Поставив её перед Прохором вместе со стаканом, сказал:

— Это тебе компания. Уверен, с ней ты найдёшь общий язык.

Прохор кивнул и свернул «подружке-литрушке» пробку.

Я же вернулся в квартиру Леси, где споры по поводу моей женитьбы уже утихли, и предупредил девушек, что в мою квартиру сегодня заходить не стоит, иначе злобный Прохор их может покусать. И как альтернативу предложил красавицам поход в центр Москвы по кафе и кинотеатрам. Мой план был с готовностью поддержан, но с условием тщательного приведения себя в порядок после ночи любви с молодым господином. Не имея ничего против, запасся терпением и, быстро сходив в душ, расположился в Лесиной гостиной, включив телевизор.

Такси вызывали из «Избы», предварительно плотно пообедав. Кроме того, договорились закрыть ресторан на спецобслуживание на вторник. Для согласования меню Вика пообещала администратору подойти вечером. На Арбате были в районе часа дня. Под давлением девушек умудрились сходить на две мелодрамы с элементами комедии. Отечественная лента понравилась нам игрой актёров и наполненным содержанием, а вот американская — ненавязчивым юмором и набором штампов, которые тем не менее отлично работали. После кинотеатра прогулялись по вечернему Арбату, посещая разные заведения, где пили кофе и ели мороженное.

— А вы знаете, что у Сашки Петрова мама заболела, и он в Смоленск уехал? — сообщил я девушкам, увидев уличного художника. — Я ему написал, но он не ответил.

— Может, что-то серьёзное? — спросила Леся. — Помощь не нужна?

— Пока не просил, — ответил я. — Думаю, если бы было что-то серьёзное, он бы мне позвонил. Но, зная его мамашу, ничему не удивлюсь, — успокоил я её.

— Может, и у меня портрет будет? — Вика демонстративно направилась к художнику. — А не только у всяких там певичек? Алексей, если мне изображение понравится, ты его у себя в спальне в особняке повесишь. Уважаемый! — это она обратилась к уличному уже немолодому художнику. — Вы уж постарайтесь. У моего молодого человека деньги есть!

— Постараюсь не испортить такую красоту! — слегка поклонился тот. — Присаживайтесь, девушка. Халтуру не гоним. Ваш молодой человек останется доволен. А почему ваша подруга не желает портрет? — он смотрел на Алексию. — Ну, конечно… Вопрос снимается. Петрова мне не переплюнуть…

— Вы меня узнали? — удивилась Алексия, и я вместе с ней.

— Профессиональное восприятие, — усмехнулся художник. — И ваши очки меня не обманут. Извините, но больше стульчиков нет, так что вам придётся постоять. — И он приступил к написанию портрета Вяземской.

Пока художник занимался Викой, Леся начала меня пытать относительно услышанного слова «особняк». Вчера мы с Вяземской не успели посветить нашу звезду в последние новости в силу понятных причин, а сегодня речь про это не заходила. Вот и пришлось мне рассказывать про объявление и переезд.

— Лёшка, ты же нас с Викой возьмёшь с собой? — напряглась Леся.

— Возьму, не переживай, — успокоил я её. — Можешь даже студию свою в особняке где-нибудь в подвале соорудить, чтоб по городу не мотаться. Все затраты беру на себя, Леська. А уж места для тренировок твоего кордебалета там будет достаточно.

— Ага! — хмыкнула девушка. — Женят тебя, а нас с Викой, как кошек драных, выкинут из твоего особняка!

— В ближайшие год-два не женят, не переживай. — Я приобнял девушку. — Так что смело обустраивайтесь, будете хозяйками вместе с Прохором. Он мне уже насчёт бани тут пожелания высказал. Договорились?

— Договорились, — кивнула Алексия. — Но ты же понимаешь, что я свою теперешнюю квартиру за собой оставлю? Сегодня я тебе нужна, завтра нет… Без обид?

— Без обид, — согласился я, признавая за девушкой право на перестраховку.

В общей сложности портрет Вики мне обошёлся в триста рублей. Именно в такую сумму его оценила сама Вяземская. Не имея при себе требуемой суммы наличкой, перевёл деньги художнику на его счёт в Имперском банке.

— Вика, хоть портрет и хорош, — заявила Леся, — видна рука мастера, но висеть он будет у тебя в спальне в особняке. А вот спальня Алексея будет украшена или нашими портретами, или никакими. Надеюсь, ты меня поняла?

— Сделай репродукцию с твоего портрета! — хмыкнула Вика. — Кто тебе мешает? Но Алексей всегда будет знать, что мой портрет настоящий, а твой — лишь копия!

А я вспомнил сегодняшние слова Прохора.

— Так, красавицы! — добавил я жёсткости в голос. — Мне решать, что украсит мои покои. И пока ваши портреты в мои планы не входят. Я понятно выразился? — Девушки с готовностью кивнули. — Заканчиваем выяснение отношений по этому поводу. Особняк не резиновый, желающих в нем поселиться великое множество. Так что ведём себя скромнее, и будет вам счастье. Надеюсь, я был услышан?

— Да, — в один голос ответили они.

— Хорошо. Едем в «Избу» договариваться о вторничном торжестве.

***

И опять понедельник, и опять Университет. Помня слова однокурсницы Лизы о моём слишком серьёзном виде, постарался придать лицу более приветливое выражение. Получалось не очень. Уже ко второму пролёту лестницы, ведущей к римской аудитории, про улыбку я забыл. Исправился. На подходе к аудитории забыл снова. Твою же мать! Хоть крест-напоминалку на запястье себе рисуй! Но в самой аудитории доброжелательность на лице кое-как зафиксировал.

— Лёха, привет! — поприветствовал меня Андрей Долгорукий. — Всё хорошо? — Мою улыбку он, по ходу, воспринял совсем не так, как задумывалось.

В глазах его сестры тоже читалось недоумение, одна только Инга улыбалась мне вполне радушно.

— Не обращайте внимания! — теперь я улыбался вполне искренне. — Эксперимент ставлю. Судя по всему, не вполне удачный. После занятий расскажу.

Во время лекций и семинарских занятий старался наблюдать за поведением однокурсников и одногруппников. Выводы Елизаветы и Екатерины не особо-то и подтверждались — общение с молодыми людьми и девушками проходило ровно, никто какой-то враждебности не выказывал, да и завистливых и злых взглядов я не заметил. Может, эти две красотки всё выдумали?

Все свои наблюдения «вывалил» университетским друзьям в кафе, не забыв перед этим упомянуть про «некие слухи с курса», за которые выдал мнение Лизы и Лены. По большому счёту, мне было плевать, но вот с точки зрения моего объявления можно было сделать интересные выводы.

— Пожарский, ты как ребёнок маленький! Ей-богу! — прокомментировала мои слова Аня Шереметьева. — А ты чего хотел? Универ хоть и пропагандирует равенство и братство, но по факту лишь пытается это сделать. Это ты у нас единственный на учёбу пешком ходишь, и то, потому что живёшь за забором. А обитал бы подальше, на метро бы ездил? — хмыкнула она. — Следующее. Воспитание и круг общения никак скрыть не получится. Вот и приходится, Алексей, нож в правую руку брать, а вилку в левую. Привыкла я так, не могу по-другому. Вот ваши и наши простушки на курсах и воспринимают норму нашего поведения как выпендрёж. — Юсупова и Долгорукая согласно закивали, поддерживая подружку. — Теперь по поводу Инги и Наташки. Здесь полностью соглашусь, носы свои они задирают так, что самой иногда хочется им по этим носам врезать, но это совсем не повод другим чувствовать себя в их присутствии людьми второго сорта. Согласись?

— Соглашусь, — кивнул я, наблюдая, как вышеупомянутые Юсупова с Долгорукой обиженно надувают губки.

— Идем дальше, — продолжила Анна. — Наш любимый Андрей! — она пихнула его в бок. — Девиз Долгорукого — и нашим, и вашим! Всегда таким был. Но при этом крайне порядочный молодой человек и очень надёжный друг. А я вот всё жду, когда же у нашего Андрея появится собственное мнение, которое будет отличаться от установок старших.

Было видно, что Долгорукому не очень приятна поднятая тема.

— Шереметьева, ты переходишь все и всяческие границы! — не очень уверенно заявил он.

— Я тебе всё это уже говорила, — отмахнулась Аня, а я понял, что Шереметьева сформулировала и мои ощущения от характера Долгорукого. Девушка тем временем продолжила: — Теперь что касается тебя, Пожарский. Ты действительно несколько замкнут, напоминаешь вещь в себе, но это не природа, это благоприобретённое. Судя по той информации, которую смог собрать мой род, ты рос в Смоленске без отца и без матери. Именно тот Прохор, которого я видела на выставке, был тебе вместо обоих родителей. Я права?

В словах девушки я не чувствовал никакого желания меня задеть или обидеть и поэтому согласно кивнул.

— Насколько удалось выяснить, этот Прохор, как и твой дед, генерал Пожарский, да и дядьки твои, все, как один, ветераны боевых действий. — Я опять кивнул. — Поэтому у тебя и способы решения проблем достаточно прямолинейные, что и подтвердил конфликт с Юсуповыми. Инга, прости! — она повернулась к подружке, которая кивнула. — И ещё, Инга тут поделилась с нами по секрету тем, что происходило у них в особняке. — Шереметьева сделала многозначительную паузу. — А учитывая ту твою драку с тремя офицерами у Долгоруких в бильярдной и гнев у Голицыных… Алексей, мы тебя побаиваться стали! — Аня и сказала всё это с улыбкой, Юсупова с Шереметьевой тоже улыбались, но вот их глаза… — Дальше. Если мы всегда держимся «душа нараспашку», хоть это и маска, то вот ты «застёгнут на все пуговицы». Кто бы тебе там слухи ни нашептал, но он однозначно прав, настороженность и собранность в твоём образе присутствуют. По поводу же твоего «высокомерного» отношения к однокурсницам можешь не переживать, это обычная бабская зависть. Я прекрасно знаю, что, если ты щелкнешь пальцами, девки, которые всем говорили о твоём ужасном поведении, в очередь выстроятся. И, прости за мой французский, сразу раком стоять будут, — хихикнула Шереметьева. — Так что не слушай никого, Пожарский, а будь самим собой.

— Ань, тебе мороженого ещё взять? — светским тоном осведомился я.

— Дурак! — Шереметьева ударила меня по предплечью. — Тебе на самом деле наплевать на всё и всех, или как? Зачем ты этот разговор вообще затеял?

— Девушки! И Андрей! — я с улыбкой оглядел своих университетских друзей. — Вы должны знать только одно — мне не наплевать на ваше мнение. Остальное — ерунда. Предлагаю взять ещё по мороженому, а потом по домам. Дел ещё сегодня предстоит много…

— Вот-вот! — Аня сделала вид, что обиделась. — Алексей Пожарского включил.

***

В районе обеда вторника мы с Прохором отвезли Алексию в Пулково-3 и посадили на самолёт, у девушки сегодня вечером был концерт в Новосибирске, после чего отправились в Кремль. На территорию решили заехать не через Боровицкие ворота, которыми в основном пользовались все обычные посетители, а через Троицкие, являвшиеся неким «служебным» входом для «своих», в том числе и для Романовых.

— Потом всю эту красоту посмотришь, Лёшка, — хмыкнул Прохор, заметив, как я прилип к окну «Волги». В прошлый раз, когда из больницы уезжал, было не до этого. — Времени нет. Сейчас сразу в твои покои в палатах идём.

— Хорошо, — кивнул я.

Палатами для простоты называли Малый Кремлёвский дворец, построенный в конце 19-го века специально для проживания императорского рода, который представлял собой огромное пятиэтажное здание светло-желтого цвета, расположенное недалеко от Троицкой башни, прямо напротив Успенского собора¹.

На входе нас с Прохором встретил мой отец в сопровождении ротмистра Михеева. Мы поздоровались и прошли внутрь.

Да… По богатству убранства и отделки Малый Кремлёвский дворец даже превосходил дворец Романовых в их загородном поместье. Заметив мои взгляды, кидаемые по сторонам, отец успокоил:

— Привыкнешь. Не будешь обращать внимания.

Мои покои располагались на третьем этаже и окнами выходили на Успенский собор. Представляли они собой отдельные полноценные апартаменты: небольшая прихожая, из которой мы попали в огромную гостиную, оттуда двери вели в две спальни, рабочий кабинет и гардеробную. Одних туалетных комнат было целых три штуки: две гостевых и одна такая «скромная» хозяйская, с душевой кабиной, ванной с гидромассажем и небольшой сауной. Все помещения были обставлены явно антикварной мебелью светлых тонов, только в гардеробной дизайнеры применили самые современные технологии для организации пространства.

— Ну, как тебе? — поинтересовался отец, закончив экскурсию.

— Нормально, — кивнул я. — Спасибо. Но Прохор, если что, будет ночевать в соседней спальне.

— Без вопросов, — согласился отец. — Со своими соседями познакомишься более тесно в процессе проживания. Знать тебе надо только одно. На этом же третьем этаже традиционно проживают императоры с цесаревичами и их семьями, остальные родичи располагаются выше и ниже, а то и в своих особняках в Москве и в других городах. Империя большая, за всем уследить надо.

Странно, но я не заметил каких-то повышенных мер безопасности на этом третьем этаже. Да и вообще, пост дворцовых был только один, и располагался он на входе в Малый Кремлёвский. Ну ладно, потом с этим со всем разберёмся, время всяко будет.

— Так, Алексей, — продолжил отец, — пока не пришёл портной, слушай меня внимательно, как тебе следует вести себя при награждении.

***

К Большому Кремлёвскому дворцу нас с Прохором доставили на разъездной машине.

— Приказ императора, — прокомментировал это Михеев, украдкой разглядывая грудь Белобородова.

Честно говоря, я несколько опешил, когда мой воспитатель вышел из гардеробной комнаты в форме Тайной канцелярии. Была она, понятно, черного цвета и очень напоминала форму офицеров военно-морского флота. Отличия заключались лишь в покрое кителя, цвете рубашки, которая тоже оказалась черной, и в отсутствии каких-либо шевронов и знаков различия. А вот на груди у моего воспитателя не было свободного места от обилия орденов. Теперь я понял, что имел в виду Пафнутьев, когда говорил о наградах Прохора — в глазах действительно рябило! Три «Георгия»: 4-й, 3-й и 2-й степеней. Три «Станислава» с мечами: 3-й, 2-й и 1-й степеней. «Владимиры» с мечами всех четырёх степеней и орден Святого Александра Невского без мечей.

— Прохор, дай посмотреть поближе! — подскочил я к нему и принялся разглядывать награды. — А почему ты раньше мне их не показывал?

— И что бы я тебе сказал по поводу всех этих орденов, Лёшка? — улыбнулся он. — «Владимир» же 1-й степени даёт личное дворянство. Вот и скрывал по договорённости с Романовыми и дедом твоим, князем Пожарским.

— Подожди, Прохор, ведь «Александр Невский» даёт уже потомственное дворянство! — я указал ему на орден.

— Так меня им буквально недавно государь тайно наградил, — улыбнулся Прохор. — Сразу после того совета, на котором ты в род вернулся. Видишь, орден без мечей?

— Вижу, — кивнул я.

— Это за твоё воспитание мне его государь пожаловал. Самая моя дорогая награда! — голос Прохора сорвался, и он, отвернувшись, принялся вытирать глаза. — Ты уж не подведи меня, сынок!

— Прохор, ты чего? — растерялся я.

— Всё! Выходим, — потряс он головой. — Сегодня у нас с тобой важный день!

В Георгиевский зал Большого Кремлёвского дворца мы с Прохором вошли в 15:30. Подразделение «Волкодав» в парадной форме лазоревого цвета с положенными к ношению наградами уже присутствовало в полном составе и кучковалось перед рядами стульев. Из инструктажа отца я знал, что церемония награждения будет торжественной, но при этом на ней, исходя из соблюдения секретности, присутствия лишних людей не планировалось. Так же никто не собирался и использовать стулья по прямому назначению — люди все военные, привыкшие, а вручение заслуженных наград перед строем, что может быть величественней?

Помимо «волкодавов» в зале присутствовали командир отдельного корпуса жандармов генерал Нарышкин и мой дед, князь Пожарский. С ними стоял и полковник Орлов.

Первым делом мы с Прохором подошли к «волкодавам», которые не сразу обратили на меня внимание, занятые разглядыванием орденов моего воспитателя.

— Ничего себе иконостас! — прокомментировал кто-то.

— Чтоб я так жил! — добавил ещё один. — Три «Георгия»!

— А мы и не знали, господин Белобородов, что вы из канцелярии…

— Полковник говорил, что вы вместе воевали, но у него орденов поменьше будет, — почесал затылок Смолов.

Какую же гордость я испытывал за своего воспитателя! А уж круглые глаза «женского батальона», включая Вяземскую и Решетову, меня порадовали особенно. Только спустя какое-то время «волкодавы» начали протягивать нам руки для приветствия, а у меня интересоваться общим состоянием здоровья.

«Закончив» с «волкодавами», мы с Прохором отправились приветствовать руководство корпуса. Нарышкин с Орловым первым делом начали интересоваться моим самочувствием. Успокоившись, переключились на Белобородова, всем своим видом демонстрируя «зависть». Не знаю, чем уж мог похвастаться командир корпуса, явившийся в обычном костюме, но вот на груди у Орлова тоже орденов было порядком, в том числе и «Георгий», и только малая часть была без мечей.

— Лёшка, ты только не волнуйся, — отвёл меня в сторонку дед. — Всё будет нормально.

— Хорошо, деда. Я вас с Прохором не подведу.

Тут к нам подошёл полковник Орлов.

— Пора, Камень. — Он указал на появившегося в зале дворцового в парадной форме, который что-то говорил «волкодавам».

Как я понял, полковник тоже получил исчерпывающие инструкции, и меня, в моей курсантской форме, поставили сразу после командования подразделения рядом с Викой, остальные бойцы выстроились в одну шеренгу сразу за мной. В 15:55 открылась одна из дверей, и в Георгиевский зал зашли императрица с великими княжнами Марией и Варварой, великие князья Николай, Александр и Константин Владимировичи и мои соседи по дому, великие князья Николай и Александр, которые явились в точно такой же форме, как и я. Были и ещё какие-то люди, среди которых я заметил пару фотографов. Все вновь прибывшие поздоровались с Нарышкиным и моим дедом и остались стоять. Подразделение «Волкодав» забыло как дышать.

Наконец хорошо поставленный голос из динамиков объявил:

— Его императорское величество Николай Третий!

Очередная дверь распахнулась, и в зал вошёл император в сопровождении брата и сыновей. На всех были деловые костюмы, парадную форму решили не надевать. Пройдя мимо стола, на котором были разложены награды, Николай остановился около специально установленного микрофона и улыбнулся.

— Здорово, волкодавы! — сказал он.

— Зрав… жела…, ваш… император… величеств… — рявкнуло в ответ подразделение.

Стены Георгиевского зала задрожали.

— Вольно! — скомандовал император, но мы все как стояли навытяжку, так навытяжку и остались.

Дальше последовала краткая, но проникновенная речь, в которой осуждалось любое преступное насилие, говорилось, что именно подразделения, подобные нашему, являются последним оплотом борьбы с проявлениями терроризма, что мы совершаем подвиг чуть ли не каждый день, чтобы в том числе и наши семьи могли спать спокойно. В самом конце император поблагодарил за службу и пожелал и впредь поддерживать продемонстрированный высочайший профессиональный уровень с выучкой.

Дальше, собственно, началось награждение. Голос из динамиков произносил стандартную фразу: «За заслуги перед Российской Империей орденом таким-то награждается…» — после чего называлось звание и фамилия-имя-отчество, и сотрудник подразделения выходил из строя к императору, которому цесаревич на специальном подносе с бархатной подушечкой передавал соответствующую награду. Первыми были девушки, все получившие свой первый орден — «Станислава» с мечами 3-й степени. Кроме того, сотрудница службы протокола вручила им по букету цветов. Дальше пошёл костяк подразделения — самые молодые получали «Станислава» с мечами 2-й степени, кто служил дольше — 1-й степени. Были и те, кому вручили «Владимира» с мечами 4-й степени. В конце концов, дело дошло до командования подразделения. Вику наградили «Станиславом» с мечами 1-й степени, два ордена 3-й и 2-й степени с мечами у неё уже красовались на кителе. Видимо, за короткий срок в «волкодавах» она успела где-то отличиться, вряд ли в «валькириях» была возможность заработать орден, хотя… Пасеку вручили «Владимира» 2-й степени с мечами и погоны ротмистра. Смолов тоже получил «Владимира» 2-й степени и погоны подполковника. Орлову император вручил «Александра Невского» вместе со званием генерал-майора и отдельно поблагодарил за грамотное проведение операции по освобождению заложников. Дальше настала моя очередь. Император посмотрел на меня и приказал:

— Курсант Романов, ко мне!

Я приблизился к нему строевым шагом.

— Ваше императорское величество, курсант Романов для принятия военной присяги прибыл!

— Военную присягу принять! — Император протянул мне открытую папку, принесённую цесаревичем.

Я повернулся к «волкодавам» и, держа папку дрожащими руками, начал громко зачитывать текст присяги:

— Я, великий князь Алексей Александрович Романов, торжественно присягаю на верность своему Отечеству — Российской Империи — и государю-императору. Клянусь свято соблюдать писаные и неписаные законы Российской Империи, строго выполнять требования воинских уставов, приказы командиров и начальников. Клянусь достойно исполнять воинский долг без ущерба для своей чести, мужественно защищать народ и Отечество.

После чего повернулся обратно к императору.

— Ваше императорское величество, курсант Романов воинскую присягу принял!

— Поздравляю с принятием воинской присяги, курсант Романов! — он, улыбаясь, протянул мне руку, которую я пожал. — Поздравляю, Алексей Александрович!

В этот момент с того места, где стояли «гости», раздались хлопки. Однако поворачиваться к ним я и не подумал — мероприятие, как меня предупреждал отец, на этом не заканчивалось. И царственный дед, недовольно покосившись в сторону «хлопавших», продолжил, обращаясь больше к «волкодавам»:

— За все те два месяца, которые прослужил курсант Романов в подразделении «Волкодав», он, как мне докладывали, успел себя неплохо зарекомендовать и даже получил личный позывной, который просто так никому не дают. Да и в операции по освобождению заложников Алексей Александрович сыграл ключевую роль, благодаря чему удалось избежать многочисленных жертв среди школьников. Учитывая вышесказанное, а также факт принятия курсантом Романовым воинской присяги, курсант Романов Алексей Александрович награждается орденом Святого Георгия 4-й степени. — Он взял орден, принесенный цесаревичем, прицепил к моему кителю и протянул руку. — Поздравляю, Алексей Александрович!

И опять раздались хлопки, под которые я и вернулся в строй. Вот это подарок! «Георгий» 4-й степени! Чисто военный орден, который просто так не давали! И моя фамилия, очень хотелось на это надеяться, тут вообще была ни при чём. Теперь я Георгиевский кавалер! По секретному указу, правда, но кавалер! Значит, не зря я там, у спортзала, чуть не сдох!

Из воодушевленного состояния на грешную землю меня вернул голос императора:

— Волкодавы! Еще раз поздравляю с полученными наградами!

— Служ… Отечесв…, ваш… император… величеств… — рявкнуло в ответ подразделение.

— Разойтись!

Мы все наконец расслабились.

— Поздравляю, Лёшка! — Вика первой протянула мне руку.

— И я тебя!

Руки тянули и Смолов с Пасеком.

— Ваше императорское высочество, поздравляю! — раздвинул их Орлов.

— И я вас, господин генерал! — было видно, как Орлову приятно это слышать.

Остальные «волкодавы» подходить ко мне не спешили, и мне очень скоро стало понятно почему — к нам приближалась процессия из моих родичей, возглавляемая императрицей.

— Алексей, поздравляю! — она распахнула объятия. — Дай обниму!

Дальше меня обняли сёстры, пожали руки дядья и братья.

— В нашем полку прибыло! — указывая на «Георгия», меня заключил в объятия любимый дед, князь Пожарский. — Поздравляю с принятием присяги, Алексей! Бери, — он указал мне на один из бокалов шампанского, которые начали на подносах разносить официанты. Его взяли и все остальные родичи, к которым присоединились император с братьями и сыновьями.

Чего я только не наслушался, каких комплиментов с поздравлениями и пожеланиями. Точку, слава богу, поставил царственный дед:

— Так, расходимся по залу и поздравляем всех остальных. А Алексею мы ещё успеем высказать всё, что о нём думаем.

Следующим, кто меня поздравил, был генерал Нарышкин, сказавший пару теплых слов. А к своему воспитателю я подошёл сам.

— Ты держался очень достойно, Алексей! — серьёзно сказал он. — Поздравляю! Но этот день тебе не «Георгием» запомниться должен, а присягой, которая даётся только раз! А орденов ты себе и так заработаешь! Поздравляю ещё раз, Лёшка! А теперь иди к «волкодавам», это ваш общий праздник.

И я ходил от одной весёлой компании «волкодавов» к другой, почувствовав себя неловко только с девушками из «женского батальона» — те буквально обмерли при моём приближении и вытянулись по стойке «смирно», нелепо при этом прижимая к кителям одной рукой бокалы с шампанским, а другой — букеты.

— Поздравляю с боевыми наградами, девушки! — с улыбкой сказал я им и поспешил к следующей компании.

Однако праздничное настроение омрачалось подлой мыслишкой о моих утраченных способностях, которая нет-нет, да и всплывала в голове. Очень мне хотелось верить обещаниям колдуна Лебедева. Но что делать, если его прогноз не сбудется?

***

— Коля, а вы с «Георгием» не переборщили? — поинтересовался князь Пожарский у сидящего за своим рабочим столом императора.

— Что ты имеешь в виду, Миша?

— Я имею в виду, Коля, что Лёшка, безусловно, «Георгия» заслужил, но в свете последних событий наш с тобой внук может воспринять эту награду как взятку или извинение…

— Ты про Петровых говоришь? — князь кивнул, а император вздохнул. — Миша, давай всё будет как будет… Там разберёмся. Веришь, я устал об этом думать.

— Верю, — опять кивнул князь. — На меня, как всегда, можешь рассчитывать.

— Знаю. — Император принялся рассматривать коньяк в бокале на свет. — Разберёмся.

Примечания

1

Примечание автора: в нашей с вами вселенной на месте Малого Кремлёвского дворца стоит Государственный Кремлёвский дворец.