Глоток горячего горького шоколада

София Устинова, 2012

+32+ Высокоморальным хранительницам семейных ценностей и поклонникам Ромео и Джульетты не рекомендуется. Курортный роман – мимолётный и воспринимается многими, как лёгкий и ни к чему не обязывающий. Так оно и есть! Так и мечтала: сладко, горячо, но с горчинкой, ведь настоящий шоколад – горький. Содержит нецензурную брань.

Глава 4

Завтрак — пресный, еда влезать не желала. Я кволо шевелила челюстью — перекусить необходимо, но изнеможенное тело болело и отказывалось оживать. Ленуля тоже не спешила есть — кофе, булочка, так и остались нетронутыми. Хотя в остальном вела себя, как всегда. В полном молчании пролетело утро. На пляже отрабатывали потраченные на поездку деньги — ворочались точно мясо на вертеле. Подставляли разыгравшемуся солнцу прелести. Оно нас согласно обжаривало, а когда предельная норма облучения была получена, море приветливо охлаждало.

Врать не буду — мечтала: Фатих примчится, запоёт, как ему было здорово, как хочется продолжения, но грёзы рушились час от часу. Яхта уныло покачивалась, но ее хозяина так и не было видно. Бунгало пустовал.

Обед поковыряла вилкой, бросая взгляды полные ожидания на входную дверь — турка и его друзей нет. Ленуля тоже осунулась, даже хладнокровие как рукой сняло.

После валяния на постели и рассматривания потолка, я пришла в себя. Вскочила, нацепила самый развратный купальник.

— Вставай, — дернула Ленку, она словно в прострации чуть повела глазами, продолжая бесцельно взирать наверх. Тряхнула ее сильнее: — Вставай, кому говорю! Чего как побитая собака? У нас последние часы кайфа. Пошли. Пляж наш! Вчера у меня была самая прекрасная ночь за всю мою жизнь. Воспоминания о ней никто не отберет, но и повторить вряд ли получится. Зато знаю точно — на этом жизнь не закончилась. Слушай, да ты влюбилась в Салмада…

Ленка встрепенулась, краска хлынула в лицо:

— О чём ты?

— О том, моя хорошая, что вчера, ты светилась от счастья! Общение с турком понравилось. Никогда не видела тебя такой цветущей. Даже когда ты выходила замуж за Серёжку. Кстати, — я скривилась, — Салмад — это не Серёжа?

Ленуля нервно усмехнулась:

— Вроде нет, — села и покосилась на шкаф. — Ты права, давай устроим фотосессию.

Что-что, а фотографироваться я не любила. Уродина, глядящая с картинки, мягко говоря, пугала. Но подруга хотела, значит, я должна согласиться и быть на уровне.

Ленка надела открытый купальник, хотя до этого носила только «презерватив», как я его нарекла, за обтягивание и сокрытие всех прелестей. Прозрачное платье. Чуть подкрасила глаза, губы, состряпала аккуратную, но привлекательную прическу, и мы пошли покорять своей «неземной» красотой берег Анталии. Фотографировались везде, где останавливался взгляд. Сидя, лежа, боком.

В общем, когда запал закончился, мы упали на лежаки и вновь подставились нещадно палящему солнцу. Лица прикрыли шляпками: носы и так, как обугленные головешки, уже облезли по несколько раз. Тихо переговаривались, ведь болтовня хоть и поверхностная, но всё же не для ушей других:

— Тань, ты ещё поедешь?

— Не знаю, — лениво протянула я. — Мои средства этого не позволят в ближайшее время. Но постараюсь — сэкономлю, как всегда, на себе. Может, через год опять такой же дешёвый тур получится поймать.

— Да, было бы отлично.

— Вот только, может, не Анталия? — призадумалась я. — Есть Египет, Испания.

Солнце померкло. Непонятно откуда взявшееся облако его скрыло, и я удивлённо подняла шляпку. Слова застряли поперёк горла. Ужас смешался с восторгом — Фатих стоял надо мной, поместив руки на бока. На лице улыбка, глаза игриво светились.

— Почему сбежать?

— Ты… закрываешь солнце, — выдавила, обдумывая, как оправдать свой уход под утро, не выдав правды.

— Я мешать? — он посерьезнел.

— И да, и нет, — промямлила. — Ты непрозрачный, а я загораю.

— Видеть. Вот только купальник забыть надеть.

— На мне, что нужно, — я не знала, куда деться от стыда. Взгляд Фатиха хлестнул сильнее пощечины, давая понять: то, что на мне — не купальник. А отпечатки моей ночной «самоотдачи» на мощных плечах и шее жальче укуса шершня. Я подняла голову выше: — Рядом есть место, — кивнула на соседний лежак, — можешь, присесть и мы поговорим.

Он не шелохнулся:

— Ты обижаться? Я что-то сделать не так?

Я опять растерялась. Этот мужчина непредсказуем, а его вопросы ставили в тупик. Он замер на несколько секунд и с задумчивым видом бросил взгляд на море. Шагнул ко мне и дернул к себе:

— У нас мало времени, и я намерен его проводить с тобой! Даже дела важный отложить. Так что заканчивай дуться.

Я ахнула и, болтаясь на его плече, стукнула по широкой спине:

— Пусти! Я не дуюсь, что за чушь? Ты хоть, понимаешь, что сейчас всем показал, что и я стала твоей?

— Так тебя это беспокоить? — рявкнул турок, введя меня в очередной ступор. — Ты зависеть от всеобщего мнения? Вот почему сбежать утром?

— Нет! — вспылила. — Мне плевать, кто, что подумает, но… Я не брошу Ленку!

— Она идти с нами. Салмад на яхте, готовится к отплытию.

Я обвисла. Доводы для отказа закончились, хотя их и не было толковых.

Никогда прежде не видела, чтобы подруга собиралась с такой прытью. Секунда, и она готова. Скорость, с которой Ленчик следовала за нами — убила наповал. Это точно моя Ленка? Она — медлительная до чёртиков. Даже черепаха быстрее. А здесь поспевала за быстрым шагом Фатиха и не запыхалась. Он зашёл в море, обернулся к ней:

— Ждать минуту! Строптивую относить и вернуться за тобой, — он размашисто двинулся в воду, словно ледокол, прорезая твердую заснеженную поверхность. Взгляды отдыхающих разделились. Кто-то улыбался, кто-то завидовал, а кто-то скептически ухмылялся. Я откинула предубеждения — пошло всё. Мой отдых, моё тело, мои проблемы.

— Я сама, — забарахталась, когда вода скрыла Каплана до шеи, он только крепче сжал мои ноги:

— Бегать быстро, я тебе не верить.

— Пусти, — взмолилась, — клянусь, сама поплыву.

Ощутив ослабевшую хватку, извернулась. Окунувшись в воду, вынырнула возле Фатиха и провела с нежностью по бритой щеке. Как так получилось, что изнываю без него? Чёрт! Скучала. Он резко поймал ладонь. Поцеловав, притянул:

— Теперь верить, — жадные губы впились на болезненно короткую секунду, уничтожая и без того сломленное сопротивление. Оторвался, подтолкнул на глубину. Страховал, пока взбиралась на яхту и, сорвав чуть жестковатый поцелуй, спрыгнул обратно. Мощными гребками поплыл к берегу, забрал вещи у Лены, сопроводил ко мне. Салмад наспех поздоровавшись, подскочил, как раз в тот момент, когда подруга нелепо пыталась перелезть с лестницы на борт. Моя помощь — не помощь, а неуклюжесть — конёк подруги. Турок, отстранив меня, галантно поймал Ленку за руку и помог перебраться на палубу. Подруга залилась краской, как девственница в первую брачную ночь. Он чуть, приобняв за плечи, увлек в каюту, а я, переминаясь с ноги на ногу, ожидала Фатиха. Странно, он не подсобил подруге: меня-то нагло пихал в зад, даже несмотря на то, что сама справлялась. Правда, на помощь мало походило, больше на то, что ему хотелось меня пощупать или показать всем — она моя, могу себе это позволить. А с Ленкой — логично. Если на нее положил глаз его друг, вероятно, не посмел прикоснуться к чужой женщине, к тому же за «такие» места. Страна — чужая, обычаи — незнакомые…

От взгляда, появившегося на яхте Фатиха, не знала куда деться. Турок даже не раздевал — реально «имел», как прошлой ночью — без запрета и границ понимания. Я отворачивалась, но кожа продолжала гореть, будто сжимал наяву. Жар накатывал, когда Фатих проходил мимо — ведь нахал не отказывал себе в прикосновениях, наплевав на Салмада и Ленку. Я же таяла в сильных руках, как масло на сковороде. На смуглом лице всё выразительней читалось желание, ласки грубели, принимали развратно-интимный характер. Сразу вспомнилось изречение: «Если девушка говорит «нет», это значит «может быть». Если говорит «может быть», значит «да». Если говорит «да», это уже не девушка…» Так и получилось. Сказала «нет»… позволила слабость, оказалось «да». Девушка из меня…

— Прекрати! — шикнула, не владея дыханием в капкане — зажатой между капитанской и бортом. — Ты как ребёнок. Неужели, так не хватает женского внимания? Мне показалось, что ночью утомила.

Фатих хмыкнул, завораживающие губы расползлись в улыбке, приковав внимание:

— Утомить? Да ты вырубиться на самом интересном, — бархатно шептал, обжигая дыханием кожу на лице, шее. — Мне даже стать стыдно — от моих ласк ещё никто так не усыпать.

Я не сдержала смеха и уткнулась в мощную грудь носом:

— Не смущай! Ты и, правда, меня вымотал. Тело до сих пор болит…

— Муж такого не делать? — огорошил Фатих, я растерялась. — Глупец!

Шумно выдохнув, воздела глаза и встретилась со взглядом черных, пронзительных. Каплан коснулся губами мочки уха:

— Да, я знать, что ты замужем, — хрипловато бросил. — Ещё знать, что двое сыновей. Говорить тебе не раз: «Я долго присматриваться». Кстати, ты не лучше. У меня после ночи всё болеть от твоих зубов.

— Прости, — замялась, рассматривая широкую, жаркую грудь турка. — Есть такое. Муж меня даже акуленком называл.

— Аку… лёнок? — коверкая язык, протянул Фатих.

Невинно взглянула на турка:

— Little shark…

— Нет, — разразился он смехом. — Ты — мурена.

— Хм, — поморщилась. Вот тебе и сравнение. Обидеть хотел? Вряд ли, вон как игриво смотрел. Деланно обижено надула губы: — Такая же страшная и склизкая?

— Нет, — вновь расхохотался Каплан. — Такая же завораживающе красивый, гибкий, сильный и смертельно опасный. Мне казаться, это к тебе ближе. Сидеть дома, не лезть к другим. Ты не трогать, пока не чувствовать опасность или голод. Но когда тебя беспокоить — ты не пощадить!

Затаилась, проникаясь глубиной сравнения. Может, рыба не самая симпатичная, но в оценке ее характера точно подмечено. К тому же «красота» субъективна. Стандартные каноны не приемлю с детства. Могу восхититься пугающим, мерзким, уродливым, зато с изюминкой, необычной харизмой, чертой, отличающей от серой массы «напудренного гламура».

Фатих прав! Такое ко мне ближе.

— Ты меня обескуражил.

— Почему?

— Зачем я тебе? Зачем захотел продолжения? — искала ответ в его глазах, старалась считать правду с лица — тщетно. Турок — загадка. Ласкал взглядом, жадно сжимал в объятиях, дразнил прикосновениями. Я его игрушка и сейчас он забавлялся. Наслаждался властью над слабой женщиной, которая бессильно обмякла в наглых руках. — Не верю, что стала для тебя такой незабываемой и неотразимой. Сказки тоже не по мне. Больше склоняюсь, что поспорил. Но это ничего, ведь ты дал живительный глоток, о котором мечтала. Надеюсь, его хватит до конца жизни.

— Я ещё не дать, что мочь… Что хотеть дать. У нас есть время и если ты впредь не убегать от меня, обещать, дать ещё больше воспоминаний.

Это то, что была готова услышать. Он не клялся в любви, не отрицал простого желания, но пообещал нетленное — воспоминания. О большем мечтать — непростительная глупость и несусветная чушь.

***

Яхта весело покачивалась на волнах, но на ней… не так хорошо. Меня мутило, а бедная Ленуля обнялась с поручнем и под страховкой Салмада выплевывала скудный завтрак, обед за борт. Глядеть на нее ещё тошнотворнее. Я отворачивалась, находясь на грани присоединиться. Когда помутнение затянуло, судорожно вздохнула — Фатих подхватил на руки и понёс. Я не сопротивлялась. Обвила шею, прижалась к жаркой груди. Он уложил на жесткую койку. Встав рядом на колени, убрал прядь с моего влажного лба:

— Девчонки, вы слабый желудком.

— Ага, сама удивляюсь, — прошептала, скривившись от очередного приступа.

— Лежать! — скомандовал, когда попыталась встать. — Так качать меньше. — Вскочил и исчез за дверью каюты. Появился уже со стаканом воды. Дал напиться и вновь уложил: — Отдыхать. Скоро приехать, там ты от меня уже не отделаться.

— Я и не пыталась, — вспыхнула стыдливо. — Ленуля меня подкосила. Смотреть на нее — чудовищно, меня затянуло туда же.

— Ты не кататься раньше на яхте?

— Издеваешься? — негодовала я. — Только в мечтах. А так, максимум на лодке с веслами. Хотя, ещё байдарка на моей памяти была. Я тогда позвонки сместила пока гребла. Достался напарник, пьяный в хлам.

Насмешливое восхищение в глазах Фатиха, подкрепленное кривой улыбкой, сменилось испугом. Меня бултыхнуло, и я уткнулась лицом в белоснежную подушку с нежным цветочным запахом.

— Молчать! — жаркое дыхание коснулось затылка, вызывая волну мурашек. Горячие ладони скользнули по спине. Я замерла от удовольствия. Как же давно мне не делали массаж. Грубые пальцы прогуливались с уверенностью профессионала. Сжимали кожу, давили. Позвонки возмущенно хрустели, но приходило облегчение. Блаженство! Я на небе. Какая тошнота? Я жаждала секса. Фатих, по ходу дела, нажимал нужные точки-рычажки, и я вспыхивала желанием, как сухие ветки занимаются огнём от искр.

Когда руки Каплана всё чаще «застревали» внизу, поняла: массажист тоже горел. Моё подготовленное тело отвечало, сил остановить не было, как и повернуться.

— Если сейчас не возьмешь меня, — прошептала, теряя реальность, — клянусь, найду другого.

Душа чуть не покинула, треску ткани вторил стон. Фатих в секунду освободил меня от плавок. Завалился сверху так быстро, будто только приглашения и ждал. Нежный бархат голоса ласкал слух:

— Я надеяться, тебе лучше, — пыхтел он, явно сражаясь с веревкой на бермудах. — Если тебя начать выворачивать, принять это на свой счёт и не пережить унижения, — подрагивал от нетерпения. Шумно выдохнул и я застонала, погружаясь в другое пространство: головокружительное и до отчаяния желанное. Фатих — мой поработитель! Прикоснулся, и я готова его принять. Нашептал на ушко нежности — отдалась на узкой каютной постели.

Движения сливались с покачиванием яхты и уносили в небытие. Я не противилась — впитывала как губка, насыщалась страстью. Волны стремительно поднимали и также мощно опускали. Шторм в реале меня устраивал.

Фатих усмирил первый запал, двигался плавно. Перевернул на спину и, уткнувшись носом в мой висок, поцеловал:

— Я наброситься как животное. Обещать, такое больше не повториться. Ты убежать с утра, а я… Простить меня, — бубнил, оправдывающимся тоном. Его ласки доводили до нетерпения, дразнили. Мечтала о бурной качке, а не о покачивании, а он, как назло, растягивал: — Я не причинить боль?

— С ума сошёл? — притянула ближе, позволяя войти глубже. Не то хмыкнул, не то зарычал. Осыпал лицо поцелуями и резко погрузился — я, прогибаясь, задохнулась от наслаждения: — Я такого ни с кем не испытывала.

— Надеяться, это правда, мурена, — шумно дышал он, не сбиваясь с ускорено-ожесточенного ритма: неистового, грубого — как и грезила. Фатих сжимал мои ягодицы, приподнимая навстречу своему возбуждению. — Не обманывать меня, никогда! Я хотеть знать, что единственный.

Он вновь завладел моим телом и иступил разум. Я беспрекословно подчинилась заданному темпу: отдавалась, теряя сознание от блаженства. Забыв о правде жизни, преподнесла в дар, что не просил — душу.

Вновь акт получился животный, но это не пугало — страсть нашла выход. Уж лучше так, чем в мотеле лежать одной и смотреть в потолок, как утром. Я нужна! Меня хотели! Я — живая! Что будет потом, переживу. Я — сильная! И, вероятно, не так плоха в ублажении плоти…

Приходя в себя, поморщилась — потное тело на мне:

— Твой способ избавления от тошноты, — еле дышала от тяжести, — не передать словами, какой приятный, но у меня опять болит спина. Вминал в койку, будто пытался гвозди заколотить. Со всеми «такой» пылкий и необузданный?

— Простить, — приподнялся он на локтях. Его лицо раскраснелось, взгляд заволокла дымка удовлетворения. — Я не подумать, что тебе больно. — Вскочил и принялся хлопотать как мать Тереза. Взбил подушку, уложил меня обратно, погладил руки, грудь. Ладони скользнули по животу, ногам, между… Тоже мне гинеколог?! Рассматривал, словно удостоверился, что не порвал или пробил насквозь. Вытер плод своей страсти.

Воздев на меня глаза, натянуто улыбнулся:

— Хотеть, я вновь массаж сделать?

— Нет! — сомкнув ноги, поспешно мотнула головой. — Ты меня выжимаешь, как тряпку. Хватит секса, нужно отдохнуть.

— Я не секс предлагать, а массаж, — на его лице застыло непонимание.

— Я о том же, — не зло понукала. — Начнешь опять гладить — возбудимся, секса не миновать.

— И то верно… — усмехнулся и взъерошил волосы: — Я сбегать, смотреть, что там с Леной и Салмадом. К тому же никто за управлением не смотреть.

— Окей, — уставши, закрыла глаза, погружаясь в тишину и покой.