Глоток горячего горького шоколада

София Устинова, 2012

+32+ Высокоморальным хранительницам семейных ценностей и поклонникам Ромео и Джульетты не рекомендуется. Курортный роман – мимолётный и воспринимается многими, как лёгкий и ни к чему не обязывающий. Так оно и есть! Так и мечтала: сладко, горячо, но с горчинкой, ведь настоящий шоколад – горький. Содержит нецензурную брань.

Глава 3

До конца отпуска осталась пара дней.

Я легла в постель и закрыла глаза. Планы рухнули, впрочем, как всегда. Мечтается об одном, а получается — другое, и то через одно место.

Настало утро: хмурое, неприветливое. День ему под стать: пасмурный, ветреный, скучный. Вечер, будто издевка: кислятина, смешанная с горечью — турок и на ужин не пришёл. Чёрт, даже не полюбоваться на «мечту», бросая украдкой взгляд. Радости нет, а едой заталкиваться, заполняя пустоту в сердце через желудок, не по мне.

Я — сильная! Переживу.

Шоу-программа началась, но действо словно в вакууме — пролетало в звенящей тишине. Даже не хотелось затмить молодушек своими познаниями и умениями, сорвав все конкурсы, включая танцы-шманцы-обниманцы. Придуманный мир рушился, песочные стены, кропотливо построенных замков, осыпались. Реальность угнетала хлесткой правдой жизни.

Наши соседи по столику — пожилая чета из Новосибирска — покинули свои места. «Пора спать!» — констатировали они. — «Ночь — время для молодых!» Мы с Ленкой остались одни.

Бархат мужского голоса сработал мощнее «виагры». Звучал с вопросительной интонацией. Завораживающие переливы непонятного языка пленили мгновенно. Сердце чуть не выпрыгнуло из груди, жар прокатился, возбуждающе обволакивая тело. «Моя греза» присела рядом, и откинулась на спинку мягкого дивана. Аспидные глаза смотрели игриво, поблескивали лукаво, а обворожительная улыбка притягивала внимание. Турок самоуверен в собственной привлекательности и бесподобности до восхищения и омерзения одновременно.

Стыд краской ударил в лицо. Понимала: выгляжу — хуже некуда, а веду себя — глупее не придумаешь. Вылупилась, как смертная на снизошедшего бога, и слова не могу сказать. Мыслей миллиарды, все разом на языке. Ответов уйма, но ни один не издавался. Пошлости, язвы, бессвязности — ничего толкового…

Турок продолжал очаровывать низким голосом, явно наслаждаясь умением выбить почву из-под ног. Лишь тональность изменилась, появилась снисходительность, явная усмешка. Я всё также изучала изогнутую полосу рта, не в силах отвернуться.

— Вы не говорить по-арабски? — жуткий акцент ударил по ушам, но так будоражаще, что на коже выступили мурашки. Еле удержалась, чтобы не поежиться. — Я спрашивать о ваших надписях, — пояснил турок и кивнул: — Тату на теле. Они на арабский, вот я и подумать, что вы на нём говорить.

— Нет! — хладнокровно бросила и пригубила воду из бокала — сухость во рту смягчилась. Во, даю! Турок прищурился. Видимо, раздумывал, в чём прокол — жертва быстро пришла в себя. — И даже больше, — нервозность скрывала раздражительностью. — Ай нот спик инглиш, вери бед ноу русиш. Онли мат и грубости.

Он замер, улыбка стерлась с лица и вновь его озарила:

— Гуд, — подмигнул, — это мой любить язык. Я заметить, ухажеры отлетать от ваш столик с кислый лицо. Вы явно уметь привлечь внимание и поддержать разговор.

— Мы такие, — глянула на Ленку. Блин, подруга круче меня — спокойствие как у киллера. Потягивала вино с отсутствующим видом и так нехотя, лениво кивнула в ответ, что мне аж самой поверилось: она согласна на все сто. Я наигранно долго осматривала зал, хмурила брови: — Неужели, в мотеле блондинки закончились?

Турок вновь перестал улыбаться:

— То есть? Это к чему?

— I say, — растягивала слова, — чему обязаны вашему вниманию?

— Я вас чем-то оскорбить? — он покачал головой.

— Да! — брякнула и задумалась: «Чем? Не переспал со мной в первый же день? Второй? Третий?» Я ощущала себя не самым аппетитным блюдом на царском столе. Хаотичность мыслей не показывала, как могла — деланным безразличием и скукой на лице. Ещё бы зевнуть, да будет уже перебор. Турок не сдавался:

— Чем же? — нарушил повисшее молчание.

— Подкатили банально, — нашлась я, — на вопросы не отвечаете.

— Хорошо, я сказать правду, — турок посерьезнел. Облокотился на стол: — Мне скоро уезжать, а я так и не решиться говорить с той, кого заприметил с первого же дня.

— Вам нужна моя помощь, чтобы склеить очередную жертву? — опешив от наглости, вскинула брови.

— И да, и нет… — в свою очередь, растерялся турок. — Это — вы.

— Что за чушь? — возмутилась я и нервно усмехнулась: — Штамп за штампом. В Турции школа пикаперов у всех одна и та же? — вновь пригубила воды: — Требуйте возврата денег и ее закрытия.

Он так открыто расхохотался, что я «растворилась» в повисшем звуке. Низкий смех проникал в мозг и наполнял его нейтрализатором агрессивности — вызывал ответную улыбку.

— Я не врать, — взгляд тёмных глаз-маслин, обрамлённых веером длинных чёрных ресниц, пробежался по моему лицу. Коснулся губ, опустился к подбородку, скользнул ниже. Я уже не дышала. Ощутив неожиданную ласку, затаилась — грудь поднялась с последним рваным вздохом и предательски заболела. — Самое сладкое напоследок, — охмурял хрипловато, — чтобы воспоминания оставаться на позитив!

Я непроизвольно приложила руку к шее, ведь там красовалась наглейшая надпись на арабском: «Запретный плод сладок». Секунды летели, превращаясь в минуты.

— Долог и тернист ваш путь к сладкому, — отчеканила, убирая ладонь с тату. — Всех блондинок не сосчитать, а разбитых сердце не залечить. Да и зря время тратите. Я, ещё та карамель! Зубы сломаете или, в лучшем случае, кариесом отделаетесь.

— Я рискнуть. У меня хорош стоматолог. Вы — феминистка?

— Нет! Я — женщина! — «Обиженная», — добавила про себя. — Вам когда-нибудь говорили, что мир вращается не вокруг вас?

— Нет, но если вы говорить, это меня порадовать — между нами завязаться какой-никакой диалог.

— Хм… — ища спасение, бросила взгляд на танцплощадку — девицы, вылезая из вечерних нарядов, крутились, посматривая на «мечту». — Диалог — отлично! Я очень общительная. Поэтому хочу отмести все глупые предложения, которые могли посетить вашу разумную, светлую голову. Пить — не пью, курить — не курю, кальян — не кальяню, танцевать — не умею. Я скучная и нудная собеседница. Ко всему прочему, по ночам сплю в своей постели и одна!

— Я это уже знать! — Я вновь онемела. Турок расцвел — понял, что огорошил, смаковал радость: — Следить за вами все эти дни. Отлично играть в волейбол. Меня так и подмывать присоединиться, но бояться выдать интерес. Больно кусаете, жалите…

— А-а-а, — улыбнулась догадливо. — Поняла! Сейчас приняли чего-то покрепче, страх прошёл и подкатили? Хотя, склоняюсь больше к тому, что вы с друзьями поспорили, что переспите со мной. Сколько на кону? — изобразила скупой интерес.

— Нисколько, — теперь опешил турок. — Почему вы во всем искать подвох?

— Не запаривайтесь, — отмахнулась с деланным безразличием. — Я хоть и обидчивая, но если признаетесь, злиться не стану. Нужна победа, так и скажите друзьям. Пусть завтра подойдут, подтвержу: «Спала, было дело! Обалдеть, какой любовник», — театрально закатила глаза и цокнула: — «Жаль, я — бревно!»

— Не думать, — смуглое лицо снова озарилось белоснежной улыбкой. — Много страсть в словах и жестах. Ваша строптивость как вызов. Вы действительно запретный и сладкий плод. Мне это нравится. Так что прекращать разыгрывать неприступный грубиян. Я же говорить: следить за вами все эти дни.

— Мне безразлично, — вновь отмахнулась, но в груди кололо и пело от радости.

— Мне «нет». Хотеть доказать? В первый вечер вы с подругой выделяться. Только с пляжа прийти? — «хлестнул» шутливо. — Было лень переодеться?

Ком застрял поперек горла. Турок прав. В тот вечер выглядели именно так. Мужчина продолжал:

— Прически — такой же небрежный. Расчески не найтись?

Не грубил — насмехался без злобы. Я испепелила взглядом; его это забавляло ещё больше. Нефтяной омут глаз втягивал в пучину желания. Задыхаясь от накатившего волнения, опять припала к бокалу. Турок коверкал русский, но старательно подбирал слова:

— На тебе: короткий цветастый платье с завязками на талий. Вырез и сверху, и снизу — обольстительный. Я глаз не мог оторвать, когда ты танцевать. Ноги то и дело открываться чуть больше обычный. Хотя не только я — с пол зала точно рассматривать. Да ты и сама знать, как действовать на мужчин.

— Нет, не знаю, — соврала и опустила глаза.

— Бывать разный женщин. Одних одевать в дорогущий наряд, но они так и остаться — серость, а бывать такие, как ты. Хоть мешок накинь — стать и вызов не скрыть. Все хотеть такой обладать на зависть другим.

— Такой сироп, — выдавила, собравшись с мыслями. — Вы перепутали: не я люблю сладкое, а вы.

— Во-первых, мы уже перейти на «ты», а во-вторых, неправда. Ты сладкоежка. Видеть, как постоянно замирать возле витрины с пирожными. Взгляд голодный, но ты — сильный, ни разу не поддаться искушений.

Есть такое! У нас с Ленкой случалось пиршество живота. Правда, мы кушали глазами. Останавливались напротив стоек с лакомствами, рассматривали, обсуждали аппетитность десертов. Потом всё сводили к своим неидеальным фигурам, требующим внимательного, бережного ухода и, с неудовлетворенным чувством, переходили к салатам.

— Окей, пусть так! Но хотелось бы верить, что вы, — выделила слово, — сами поверили в то, что сказали: «Я — сильная!» И вам заранее говорю: «Нет!»

— Меня это притягивать, а не отпугивать, — ничуть не смутившись, продолжил турок. — Ещё ты горячий и открытый. Столько эмоций, когда играть в волейбол. А когда купаться? Особенно ночью…

В ушах появился звон, вибрирующий зал покачнулся, границы стёрлись. Я поперхнулась и покосилась на Ленку. Впервые она дрогнула. Но, совладав с эмоциями, пригубила вино, уставилась рассеянным взглядом в никуда. Так, ее спасение — алкоголь. Смаковала, будто ничего не происходило, но на самом деле подругу трясло. Чёрт, у меня даже этого нет. Может, напиться? Нет, тогда точно выдам себя с потрохами. Ведь не употребляла более десяти лет. Не в силах повернуться к турку, рассматривала Ленку — краска предательски окрашивала ее щеки.

— Лен, — пошатнулся мой голос, — про руку и отсечение забудь. — От стыда и неудобства не знала, как себя вести. Красавчик намекал, что видел меня голой. Боже! Встречусь с изучающим взглядом турка — окончательно пропаду. Но другого выхода нет. Я ощущала — мужчина изучал. Горячими волнами накатывало возбуждение, меня потряхивало. В голове отдавалось эхо, отчаянно бьющегося сердца. Я сжала волю в кулак: — Всё, заканчиваем с расспросами и проверками. Я — конфетка не по твоим зубам. Да и день сегодня не задался с утра. Давай, потом пообщаемся? — осознавала прекрасно — скоро уеду, но это единственный способ не поддаться соблазну. — Прости, хочу в номер. Голова разболелась. — Поспешно вскочила, зацепив тарелку с нетронутой едой. В повисшей тишине, посуда зазвенела, привлекая внимание других. Чёрт! Прокололась, но лучше так, чем сидеть, раскрыв рот и хлопая глазами, внимать каждому слову обольстителя-профессионала. К тому же тело подводило — откликалось на наглые ласки, даже без прикосновений. Музыка вновь зазвучала, танцующие задвигались в бодром ритме, на нас не обращали внимания. Боясь прикоснуться к турку, полезла с углового дивана через Ленку, выталкивая и ее.

Пробравшись через толпу, выскочила в фойе. Грудь щемило от боли, сердце отбивало такой скоростной ритм, будто участвовало в скачках. В голове грохот пульсирующей крови, а на глазах слёзы. Ленуля шла невидимая и неслышная, словно тень. Спасибо ей. Знала, когда лучше молчать. Мысли роились, хаотично сталкиваясь в обрывочные предложения. Турок не сделал ничего такого, чтобы я вела себя, как последняя скотина, но мне нужно скрыться, убежать от него. Я проиграла момент знакомства мгновенно. Не привыкла к такому прямому напору — не ожидала «его», а он поймал врасплох. В мечтах, конечно, представляла разные варианты разговора, но чтобы так умасливали… Я как дура из баек — уши развесила, лапшу помогала наматывать и верила каждому слову. Сила притяжения настолько велика, что лучше больше не видеться — стать очередной в бесконечном списке не по мне. Одно дело, когда незнакомы. Переспать, как планировала, и уехать, а здесь. Я за ним следила почти две недели. Он мне приятен. Больше — хочу его, как никого. К тому же услышала то, о чём даже не грезила. Он тоже заинтересован — наблюдал за мной, помнил мелочи. Круче, чем могла представить себе и это пугало.

Ворвавшись в номер, глубоко вдохнула:

— Лен, пойдем на море?

— Издеваешься? — выпучила она и без того большие глаза. — Того раза не хватило?

— Купальники возьмём, — настаивала плаксиво. Ленуля, присев на постель, уставилась в никуда. Я взмолилась: — Пожалуйста, мне это нужно! Тело горит, душ не спасёт. Хочу простора и звёздного неба.

Умолкла, просилась новая порция слез. Подруга медленно встала и, выудив из шкафа купальник, принялась переодеваться.

Быстро натянув свой, накинула мотельный халат и вышла из номера следом за Леной. Украдкой бросая взгляды на гуляющих, танцующих в банкетном зале, пробрались к выходу и на улице вздохнули свободно. Говорить не хотелось — целенаправленно шли на пляж. Сбросив халаты, нырнули. Море будто кисель. Приняло в тягучую теплую жидкость словно мать, обнимающее дитя. Шумы утихали, настроение поднималось — вода точно лекарство. Остужало разгоряченную плоть, возвращало силы и освежало мысли. Тело перестало бить дрожь, руки и ноги вновь принадлежали мне.

Блин, столько разговора, а он ведь даже не представился, а главное, не спросил, как меня зовут. Хотя, что утаивать? Его звали Фатих Каплан, выяснила в первый же вечер. Турок будто лакомый приз. О нём знают все, только не достанется ни одной. Ленку не просила выведать у Ксюхи и ее мужа, чем занимался красавчик, и что он вообще за «фрукт». Как-то по-детски, к тому же он не проявлял интереса.

— Тань, я на выход, — Ленуля погребла к берегу и громко икнула: — Вина перепила. Меня мутит, лучше посижу.

Я посмотрела на подругу. Видна только светлая голова. Медленно двигалась по серебряной глади. Иногда останавливалась и над морем летел очередной ик. Позади раздался всплеск. Едва не потеряв сознание, нервно обернулась. Нет, ясное дело, акулы так близко не подплывают, но у страха глаза велики. К тому же перед отъездом телика пересмотрела, а там: «Вся правда о Шарм-эль-Шейхе». «Акулы убийцы» и прочее. Недалеко от меня показалась другая голова.

Ужас! Фатих?! Его не спутать ни с кем. Он как моторная лодка. Мощными гребками отдалялся от покачивающейся яхты и приближался… ко мне? Грудь сдавило не то от боли, не то восторга. Я, ища спасения, покосилась на Ленку. Рвануть к ней? Не успею — «гребец» настигнет раньше. А чего боюсь-то? Девочка, что ли? Коли уже прижал, выдержать натиск, и дело с концом. Концом пошло и желанно до отвращения к себе. Внизу живота разгорался пожар. Тело вновь предательски томилось.

Да и выдержать ли? Как бы самой не наброситься. Хаотично придумывая, что делать, поплыла на мелководье и когда ноги почувствовали твердь, оглянулась. Турок скрылся под водой и вынырнул уже возле меня. Отшатнуться не дали сильные руки — притянули как куклу, не дав даже возмутиться.

— Танья, — низкий шепот заставил притаиться. Фатих знал, как меня зовут. Из его уст имя прозвучало так страстно, так завораживающе, что впервые понравилось его звучание. — Мы не дети, — обволакивал хрипотцой. — Я признаться, что хотеть тебя. Знать, что и ты хотеть, даже несмотря на колючий взгляд и язвительный ответы. Это защитный реакций. Понимать, я ведь не ангел, но и не пытаться показать, что кто-то другой.

Поймала себя на том, что не дышу — уставилась на его губы и уже обвила наглеца за шею:

— Да и это испугало, — правда сорвалась с языка против воли. Я чуть не утонула в ощущениях. Лицо Фатиха смягчилось, грубые ладони сжали мои ягодицы и, приподняв, усадили на себя. Прогулявшись по ногам, соединили стопами на торсе и вернулись. Крепкое мускулистое тело с незабываемым, резковатым ароматом парфюма, сводило с ума. Вопреки теплу, пробил озноб. Дрожь выдавала мое желание, но смущения не было — я не одна в похоти. Фатих хотел — ощущала это… Как же восхитительно чувствовать возбуждение мужчины? Горячего, страстного, наглого и дерзкого.

— Яхта, твой номер, мой? — жадные губы исследовали каждый миллиметр лица, оставив напоследок самое желающее и до слёз ожидающее — мой рот. Дразнил, играл. — Решать быстро, — шероховато бросил, — иначе взять тебя здесь.

Так кто же против? Бери!

Мысль улетела прочь. Фатих беспардонно положил руку на мою изнывающую грудь — я выдохнула:

— Твой номер, только… — глянула на берег — Ленуля сидела на лежаке, укутавшись халатом, напротив нее устроился приятель Фатиха — Салмад. Подруга как-то обмолвилась, что уже видела его, когда приезжала без меня. Он ей был симпатичен. А что ещё бросилось в глаза — им весело. На ее лице открытая улыбка. — Вижу, — не сдержала стон от истомы, пробежавшей по телу — Фатих продолжал ласкать грудь, — ты уже и об этом позаботился? — прижалась носом к носу мужчины. Турок стиснул объятия крепче:

— Я ни о чём не заботиться — помогать, — коснулся губ ненавязчивым поцелуем. Я чуть не взвыла, когда отстранился. Голова шла кругом, кислорода не хватало. Фатих пошёл к берегу: — Салмад давно интересоваться Еленой, но никак не решаться с ней говорить, ведь ее холодность и безразличность, убивать желание подойти.

— Есть в ней такое, но она очень хорошая, — не владела голосом — предательски дрожал. — Главное, сделать первый шаг, потому что его она никогда не сделает.

— Я ему так и сказать, — улыбнулся Фатих и подхватил меня на руки. Я осознала, что уже голая. Ураган желания так силен, что не заметила, как турок избавил от мизерного одеяния. Возмущаться, как и стыдиться — поздно, да и некогда — мы приближались к дорогущим бунгало возле моря. Каплан арендовал одно, узнать какое, не составило труда — там чаще всего раздавались звуки вечеринки, зазывный женский смех, а потом как доказательство показывались сами «блондинки».

Когда захлопнулась дверь, произошедшее в памяти осталось самым ярким и сводящим с ума эпизодом жизни. Его променять не пожелала бы ни на что другое. Фатих хотел: неистово, ненасытно, словно в нём открылся первобытный инстинкт, и он его сорвал на мне. Таких ласк не позволяла мужу, но с этим турком, мне хотелось ещё и ещё. Рамки стёрлись, границы отступили. Отдавалась без смущения — с животным желанием и бесстыдным пылом. Каплан постоянно что-то нашёптывал, уговаривал, умасливал слух. Его горячий язык, доводя до исступления, исследовал потаённые места моего тела. Слизывал слезы, предательски выступающие после очередного взлета и падения. Хотя, скорее всего, я что-то пропустила — в промежутке между началом нашего знакомства на арабском и моим хамским ответом. Вероятно, Фатих подсыпал «виагры» или чего-то покруче в воду и поэтому желание не убавлялось. Плевать! Силы иссякали, тело отказывало, но мозг продолжал командовать. Турок как профессиональный гид, провел экскурс по домику, в подробностях показав «достопримечательности». Мы побывали везде: прихожая, комната, душ, кухня… Опробовали самые узкие, тёмные, широкие, мягкие, твердые углы и поверхности, где могли поместиться, устроиться. С Капланом было жарко, обезоруживающе. Мне хотелось целовать, ласкать, и я припадала самозабвенно, страстно. Упиться не могла, но запоминала, что получалось — ведь это последние часы, минуты, секунды с турком. Он никогда не появлялся с одной и той же девушкой после секса, как бы та не старалась повторить… Таких бедолаг уже видела. Они как хвостики за ним бегали, всегда при макияже, более раздетые, чем остальные. Его безразличие пугало и дразнило одновременно. Моя участь известна, главное ее принять должным образом — не вызвать отвращения после горячей ночи.

Забылась уже под утро. В крепких объятиях жаркого потного мужчины, прижимающего так сильно, словно боялся, что выскользну.

***

Разбудил инстинкт самоуважения — распахнула глаза. Деревянный потолок с круглыми лампочками. Дышать трудно, чуть повернула голову. На мне тяжелая рука и мощная нога — Фатих подмял. Вырываться из крепкого плена совсем не хотелось. Нужно! Разум точно знал, что я должна и громко, навязчиво колол в мозг: «Вставай, пока любовник не проснулся. Сматывайся… Лучше уйти с высоко поднятой головой сейчас, пока не посмотрел глазами-маслинами. А то ведь, проснись он, как верная собака из кожи вон вылезешь, чтобы привлечь его внимание. Унижение будет сильнее, когда отвергнет!»

Аккуратно убрала руку со своей груди, поморщившись от опустошения, нахлынувшего мощной волной, и замерла — Фатих замычал, перевернулся на другой бок и затих. Тихо, но протяжно выдохнула, спустила ноги на пол — постель, вроде, не скрипела. Ещё раз оглянулась на спящего турка и встала. Утренняя сравнительная прохлада освежила мысли. Я — голая. Вещи остались на пляже, но от этого не легче. Наличие норковой шубы в шкафу в Мурманске, не делало меня тепло одетой здесь, в Анталии. Я всё равно голая!

Осмотрелась. Спальня просторная: большая кровать, рядом тумба. С одной стороны, комод. На нём бесформенной грудой валялись мокрые шорты Фатиха. Вчера швырнула в потёмках — метко попала. С другой шкаф-купе, дверь на выход, дверь в ванную и туалет. На цыпочках пробралась к шкафу, осторожно сдвинула дверцу. Богат улов, ничего не скажешь: «боксеры», носки… единственная футболка. Плевать, не мои проблемы. Вытащила и нырнула в нее. Фатих — большой мальчик. Она мне доставала почти до колен. Вот и отлично, как платье, а он может и в трусах пройтись. Мне неприлично, а ему, как с гуся вода. Несмотря на «мечту» — лучше не глядеть, а то растаю и юркну обратно, выскочила из бунгало. На пляже только работники отеля. Занимались уборкой территории после загульной ночи отдыхающих. Неспешно прохаживались с длинными палками, натыкали фантики, пластиковые бутылки на острие и опускали в огромные мусорные пакеты. Тишина, покой на море поразили. Мы с Леной всегда приходили на пляж часов в восемь, девять. В это время кафе работали, и некоторые приезжие уже загорали, плавали. Сейчас из отдыхающих никого. Значит, рановато. Видать, проспала не больше часа после разврата. Во-о-от насколько сильно желание не упасть в глазах Фатиха ниже плинтуса.

Уткнувшись носом в землю, помчалась к себе. Надеяться, что не заметят, могла только дура, поэтому понимала, сегодня уже все будут знать, кто, откуда и в чём бежал ранним утром.

Всё также не глядя по сторонам, пробралась в мотель, поднялась по лестнице на второй этаж. Дверь открылась с легким скрипом — я шагнула внутрь. Ленуля спала, как убитая. Почему бы не спать, к тому же в берушах? Ей хоть кол на башке теши — ничего не слышала.

Юркнула в душ, привела себя в порядок и, натянув короткое воздушное платье на тонких бретельках, легла на постель. Сон не шел — перед глазами эпизоды бурной ночи. Фатих: ласкающий и исследующий моё тело. Его ненасытные, жадные губы, терзающие меня. Томление нахлынуло, жар приливал, внизу больно пульсировало. До мурашек реально. Будто не воспоминания, а сейчас наяву прикасался. Лучше не думать о турке, но как? Куда ни посмотри — он! Закроешь глаза — он. Откроешь — он…

Нужно разбудить Ленку. Сегодня последний день, клялись гулять до отвала, получить максимальную дозу солнца, накупаться до одури. Завтра возврат к удручающему прошлому и серому будущему.