Сорванный тюльпан

Соня Светлая, 2017

Тайный внутренний мир подростка спрятанный на страницах личного дневника, для большинства взрослых недоступен, недосягаем. Эта книга-дневник раскрывает отрочество Сони, критические периоды жизни, связанные с первой безответной любовью, с её безвозвратной потерей – переживание смерти любимого человека в «трех стадиях отречения», описывает формирование новых личностно-психологических качеств, основанных на выстраданном восприятии и переживании каждого нового момента жизни. Её маленький мир и прошлое показывает, как важно не сдаваться в самых безвыходных ситуациях, какими бы страшными они не были

2

Порою, тебя вспоминая,

Тоскую, плачу, молюсь…

Пусть светом тебе обернется

Моя безутешная грусть…

Начался пятый учебный год, переход из начальной школы в среднюю. Смена учителей и образа школьной жизни. Начальные классы обычно отделены от основной школы, дети живут в «обособленном государстве», по установленным правилам и в подчинении у своего учителя. А в старших классах ограничений нет, то есть они как — бы есть, но это мало кого волновало. В пятом классе у нас был свой кабинет, в распоряжении вся школа и полная свобода.

Сеня с первого учебного дня стал звездой всей школы. Помню, как он, окруженный друзьями, высоко подпрыгивал, чтобы помахать мне рукой! И такой счастливый, радостный был. О, как он был красив, высокий, стройный, белокурый… Его улыбка с симпатичными ямочками на щеках до того была наивная и добрейшая, что я сами, вслед за ним, в каком бы вы ни была настроении, как завороженная улыбалась ему в ответ. Глаза его всегда светились радостью, он всем её дарил, но не только внешне он был красив, но и внутренне прекрасен, он был слишком ясен и прост душою. Пожалуй, благодаря этому, он привлекал внимание всех девчонок с нашего потока, старшеклассниц и учителей. Бескорыстный, честный, щедрый, с богатым внутренним миром, он будто не знал о существовании подлости, его окружающей или не хотел знать. Он, подобно «Степному тюльпану», рос во благо, и только начал распускаться чтобы, как в легенде, принести счастье…

В школе, с его приходом, забурлила художественная жизнь, все в ней точно проснулись от зимней спячки, ожили, либо это я раньше"спала", а с ним"проснулась". Незаметно, плавно моя жизнь окрасилась в яркие краски. Как раз в это же время художественным руководителем в школу вызвался папа моей одноклассницы Нади. Это чудный, затейный, интересный мужчина высокого роста, добряк с тускловато — рыжими волосами. Я помню в нем две особенности: первая это большая родинка на левой щеке и длинный нос, вторая — это раннее облысение на макушке головы, которое он тщательно пытался спрятать выросшими волосами с правого её боку таким образом: перебрасывая часть волос с одной стороны головы на другую. Удивительный, активный, эмоциональный он в разговоре не мог не вызвать улыбку, так как и его речь и поведение вынуждали каждого, без насмешки, хохотать до слез. Размахивая руками, он на ходу выдумывал какие-то потрясающие вещи, при этом ему постоянно приходилось закидывать отросший клочок волос на макушку, чтобы не выдать свое несовершенство, ведь по возрасту, он был мужчина ещё «в самом соку». Когда он впервые зашел в наш класс, в вязаном свитере цвета «детской неожиданности», с таким располагающим лицом, что мне он сразу показался, хорошим человеком и было видно, что его призвание это дети. Сделав два шага от двери своими длинными ногами, он сразу оказался прямо напротив нас, медленно провел глазами по всем ученикам, и сам не подозревая того, раздал каждому порцию отличного настроения.

–Здравствуйте, дети! — говорил он громко и задорно — Меня зовут Леонид Борисович, я ваш новый художественный руководитель, познакомимся мы с вами после уроков в актовом зале.

— Здра — вствуй — те, Леонид Борисович — хором в классе раздалось беспредельное ликованье. Но смех и гул он заглушил одним движением руки и продолжил:

— Жду вас всех! — сказал, и быстро передвигая ногами, удалился, в этот момент он очень был похож на таракана, мы, кстати, потом его так и называли. После его ухода, на уроке всем не сиделось; ёрзанье, вошканье, стук ручкой по парте, перешептывание, не прекращались до окончания занятий. В безудержном ажиотаже, после звонка на перемену, весь класс выскользнул из двери аудитории и бешеным галопом помчался в актовый зал со стандартным ревом — Ураааа!

Школа в те годы для меня не была чем — то важным, я ее вообще не любила, была очень застенчива, поэтому боялась отвечать и поднимать руку на уроках и, конечно, получала двойки, хотя знала ответ. Теперь, только спустя десяток лет после её окончания, я осознаю то, что школа это одно из тех мест, в которое, будь такая возможность, не задумываясь, я заново пошла бы учиться. Вновь совершила бы все те ошибки, за которые тогда терзалась и каялась. Сейчас, вспоминая былое, тоскую о безвозвратном времени, о той непринужденности, сравнимой только со свободой и волей молодого жеребца в открытом чистом поле. Но согласитесь, не все школьники так думают, им присуще скорее, так же, как и мне в ученические годы, мнение о том, что школа — это полный отстой. Тогда, в те прекрасные, свободные дни мне, почему-то не хватало солнца, ощущение ненужности меня преследовало и жила я как «не раскрывшийся бутон» во мраке, ждала лучик света, и вот он появился, Сеня стал неотъемлемой частью моей жизни, он был нужен мне, необходим для полноценной жизни. Благодаря ему, я переборола в себе стеснение и страх, и жизнь постепенно начала меняться. Так, однажды, на уроке математики я подняла руку, учитель шокировано кивнул головой, я собрала все свои силы, спрятала стеснение куда-то в подсознание, смотрела учителю в глаза и выдала правильный ответ, и никто меня за это не убил, только весь класс вместе с учителем стоя мне аплодировали. После этого случая я поняла, что могу и дальше хорошо учиться, что стесняться мне надо прошлого своего поведения, а чтобы идти вперед, нужно говорить. Стеснение, страх, это лишь эмоции и управляем ими мы, а не они нами. Застенчивость вообще лишь скорлупка, в которую мы периодически залазим, и, только поверив в себя, можно навсегда забыть о том, что она существует. Сила в нас самих, если ничего не предпринимать и не высказывать свою точку зрения, боясь показаться глупым, то так и останешься никем. А даже если вдруг окажешься неправ, всегда есть возможность исправиться. Сеня стал для меня кем-то вроде кумира, ради которого меняются люди, стараются выглядеть лучше и внутренне и внешне преображаются. С ним в мою жизнь влились все цвета радуги, он наполнил её светом и теплом, казалось, что у меня вырастают крылья за спиной, и солнце в небе становиться ярче с каждым днём. Наша с ним встреча изменила мой мир, он стал иным.

Свой самый первый спектакль Леонид Борисович организовал осенью, где объединил все пятые классы. В постановке участвовал Сеня, конечно, поэтому и я вызвалась участвовать в этом мероприятии, главной роли у меня не было, но это не имело никакого значения, находиться рядом с Сеней было намного важнее для меня, войти в его жизнь, узнать его получше, быть хоть на минуточку ближе. Спектакль Леонид Борисович поставил на основе русской сказки, но диалоги, костюмы, декорации он придумал сам. Мы собирались на репетицию после уроков, нас иногда отпускали с занятий, а те, кто учился со второй смены, приходили пораньше в школу, чтобы репетировать всем вместе. Ведь участие в художественной жизни школы приветствовалось и даже поощрялось. Для меня эти два три часа, проведенные рядом с Сеней, были лучшим временем провождения в школе.

Мой пятый класс, самый обычный класс, в самой обычной традиционной школе, вот только я была настолько стеснительной, что мало общалась с одноклассниками и не имела хорошей подруги в классе. Нехотя просыпаясь утром, я думала не об учебе, а о том, что пройдет несколько ужасных часов, и мы вновь встретимся с Сеней, именно эти оптимистичные мысли помогали мне бодро преодолевать утреннюю вялость. На репетициях я сблизилась с Каролиной, мы учились с ней в одном классе, но раньше, как — будто не замечали друг друга. Ни с кем мне не было так весело как с ней, вместе мы хохотали до слез каждый день, останавливались только на минуту, чтобы снять боль напряжения на щеках от смеха. Каролина была похожа на свежеиспечённую булочку, такая же пышная, сахарная, румяная внешне и пылкая внутри. Толстая, длинная, золотая коса была ее главным достоянием, лицо русской красавицы украшал длинный остренький носик, но острее, по сути, был ее язычок, словно ядовитые стрелы были её слова самозащиты, она говорила, будто наизусть читала сценарий стендап-комика, всегда была права, самоуверенна, величественна и целеустремлённая. Каролина многому меня научила: женственности и гордости, она развязала все мои потаенные узелки, в коих когда-то я прятала свою уверенность, свое эго. Она научила меня мыслить по — взрослому, но оставаться ребенком. Думаю, что именно она заложила в моем «фундаменте» — свободу — во всем, в мыслях, в поведении, в одежде, она любила вольное слово и меня научила откровенной, не зажатой какими — либо рамками приличия, манере выражать свою точку зрения, общаться. Мы проводили с ней целый день вместе, а вечерами созванивались по телефону, настолько сильное между нами было единодушие. Единственное, что я скрывала от нее, это свое отношение к Сене. Я и на репетициях в актовом зале не подавала виду своей симпатии к нему, а только тихонько любовалась им. Но все остальные девчонки крутились возле него как дети, увидавшие целый холодильник бесплатного мороженого, при этом их лица были похожи на гримасы японских мультяшек. Особенно любезен был к нему Леонид Борисович, он как бы выделял его из толпы, относился к нему как к любимому плюшевому мишке.

Сеня вертелся на сцене, изображал смешные миниатюры, дурачился, с ним всегда было весело всем. На что и, озабоченный раздачей текстов, Леонид Борисович не мог, не обратить свое внимание. Выражение его лица исказила гримаса ужаса, в момент, когда он увидел, как Сеня чуть было не свалился с театральных подмостков. «Таракан» вспорхнул, и вмиг оказался рядом с ним, и таким деликатно — поучительным, родительским тоном обратился к нему.

— Сеня, прекращай каламбур, ты ведь чуть не свалился. Живо слезай со сцены.

Школьная театральная сцена достаточно высоко была поднята от пола, по бокам у нее вились лестницы, обтянутые красными коврами, ведущие к ее основанию, шикарные бордовые кулисы свисали яркой бахромой. И когда наблюдаешь, как ребенок ходит по краю сцены, действительно становится страшно. Но Сеня решил ослушаться так любящего его преподавателя, и продолжил свое выступление. Он разыграл финальную миниатюру «падение со сцены» и при этом был так великолепен, что все на миг задержали дыхание и замерли. Девчонки тут же подбежали к Сене, вихрем закружились вокруг него и заботливо отряхивали от пыли, поправляли рубашку, жалели его. Сеня всегда был окутан вниманием, он как букет цветов, радовал душу, его хотелось потрогать, смотреть на него, ухаживать, оберегать, это была всеобщая любовь. Столько в нем чистоты и тепла было, он, словно океан, притягивал взгляд. И можно было даже не заметить, как далеко уже тебя уносит на волнах его спокойствия. В такие моменты моя душа плыла по лунной дорожке всё дальше в глубину его небесных глаз. Я всё чаще начала замечать за собой, как безотчетно увлекалась им, так сильно, что по нескольку минут бывала, бесчувственна ко всему меня окружающему и забывала всё настоящее. Эти секунды самозабвения, моя мечтательность о нем вдохновляли меня, но переламывали самолюбие моё, самоуважение, так как наяву я понимала, что нет у меня тех сил и смелости, что руководят мною в мечтаниях. Я, будучи ещё ребенком, на тот момент никак не могла определить то удивительное незнакомое чувство, что испытывала к нему, боялась признаться себе в очевидном и отмахивалась от своих мыслей, слишком стыдилась их проявления, что ли. Он был так близко и в то же время очень далеко.

Когда я репетировала свою реплику на сцене, Сеня обычно не был заинтересован её прослушиванием, и мне было обидно, я нуждалась в его внимании, меня обижало его безразличие и в такие моменты мне хотелось сжаться со всех сил и исчезнуть куда — ни будь в безлюдное место, например на берег реки.

Если репетиции затягивались до вечера, то домой мы возвращались все вместе. Все мы жили недалеко друг от друга и со школы ходили по одной дороге. Сеня с мальчишками шел впереди нас, он часто оглядывался и когда замечал, что все наше внимание нацелено на него, начинал «дурачиться», мне нравилось, что он такой — открытый, свободный был.

К сожалению, совместных репетиций и спектаклей у нас больше не было, и мы почти не виделись. Редко, только в раздевалке, перекинемся «приветом», или на физкультуре, бывало, соединят наши классы. Эти встречи, как мгновения, что тяжело сохранить в памяти, от того мое чувство к нему возрастало, притяжение становилось сильнее, интерес не давал покоя. Так прошел год.