Сорванный тюльпан

Соня Светлая, 2017

Тайный внутренний мир подростка спрятанный на страницах личного дневника, для большинства взрослых недоступен, недосягаем. Эта книга-дневник раскрывает отрочество Сони, критические периоды жизни, связанные с первой безответной любовью, с её безвозвратной потерей – переживание смерти любимого человека в «трех стадиях отречения», описывает формирование новых личностно-психологических качеств, основанных на выстраданном восприятии и переживании каждого нового момента жизни. Её маленький мир и прошлое показывает, как важно не сдаваться в самых безвыходных ситуациях, какими бы страшными они не были

В память о тебе И.С

Это всё, что останется после тебя…

***

«…Ох, это было и грустное и радостное время-

Всё вместе, и мне и грустно и радостно

Теперь вспоминать о нем.

Воспоминания, радостные ли, горькие ли,

Всегда мучительны;

По крайней мере, так у меня;

Но и мучение это сладостно…»

Ф.М. Достоевский.

1

Мы никогда не сможем забыть свою молодость, и даже если воспоминания тревожат сердце жгучей болью, мы не в силах вычеркнуть то, что будет храниться в памяти, пока мы живы. Мои воспоминания болезненные, но счастливые…

***

Октябрь в этом году аномально теплый выдался. Я всегда любила осень, это время года сменяет радость на печаль, но успокаивает сердце. У нас осень не долгая, мягкая, почти безветренная. Осень — прекрасная пора, но иногда она бывает непредсказуемая, непостоянная. Временами весь день сыплет мелкий, дотошливо-скучный, осенний дождь и лишь непривычная, глухая тишина, противный ветер, разбрасывающий кругом разный мусор, царят на опустевшей улице, от чего она кажется неприветливой, неуютной. Картина нарисовалась довольно угрюмая, но у всего в мире есть хорошая сторона и плохая; так вот, неразумно видеть во всем только плохую, и уж тем более несправедливо не любить живую природу, какой бы она ни была, хотя бы, потому что она-то нас любит. Секрет природы в том, что она делает счастливыми тех, кто умеет замечать и ценить красоту в самом простом, красоту в том, что совсем рядом, что повсеместно окружает нас. Для меня осень это поистине, великий дар, благородный янтарный мир. Осенью на душе покой, прекрасная её сторона в том, что это время раздумий и переосмысления. Так ранним, осенним утром, приоткрыв, запотевшие окна, вдохнув, полной грудью влажный, чистый воздух, пронизанный ароматом сырой, покрытой инеем травы, бессмысленно, вглядываясь в туманную даль, можно найти ответ к давно волнующему вопросу. Осенний листопад — сказочное время, безмятежный ветер не спеша роняет на землю пожелтевшую листву, словно отправляет нам её прощальные письма, кричат веселые птицы. Ослепляющее солнце проникает всюду, раскалывая своими теплыми лучами тонкий, как стеклянный лед в лужах. Осень — очень нежная, добрая, это единственная пора, которая дарит нам подарок — «бабье лето» — последние жаркие деньки, как пламенный поцелуй, напоследок, чтоб мы её не забывали. В один из таких волшебных осенних, солнечных дней, я все-таки решилась отправиться в то место, куда так давно хотела съездить, но никак не могла набраться сил, ведь оно наводит страх и тоску. В последнее время меня все чаще мучили мысли о прошлом, словно какие — то потусторонние силы подталкивали меня туда, и я окончательно приняла решение осуществить давно задуманную поездку, несмотря на свою фобию. В воскресенье, встав пораньше, я собралась, уже было ехать, но, как назло, за окном разыгрался ветер и пошел мелкий снег. Но я человек упорный, к тому же привыкла к несправедливости в отношении себя со стороны судьбы, поэтому меня ничем было не остановить. В автобусе я отогрелась и была уверена, что доеду без проблем, только оказалась не права. В моем городе ещё со времен советского союза осталось очень много замороженных, строительных объектов, которые в детстве заменяли нам игровые площадки и, между собой, вместо того, чтоб говорить: «пойдем на площадку», мы говорили: «айда на стройку!» Так вот, с двухтысячного года на месте этих ветхих, забытых инициатив, откуда-то внезапно появившиеся коммерсанты, а наши родители называли их «новые русские», начали возводить многоэтажки и торговые центры, которые и по сей день продолжают расти в моем маленьком городке. И пускай это прозвучит банально, но я всё — таки скажу, что о прибыли эти «новые русские» тревожились больше, чем о людях, которым причиняют массу неудобств, разрушая их привычную, размеренную жизнь, тем самым загоняя их в западню. Как известно, «поспешишь, людей насмешишь», но в данном случае уместно будет сказать — разозлишь. Мне тоже довелось стать жертвой безответственных строителей. Так как очередное возведение началось именно там, где проезжает автобус, на который мне необходимо было пересесть, чтобы добраться до нужного места, но в связи со строительством мою остановку куда — то перенесли. Я поспрашивала мимо проходящих людей, не знают ли они, куда перенесли остановку?

— Так как дорогу по верху перекрыли, вам придется спуститься вниз, а лучше доедьте до площади Советов, там точно сядете — неуверенно подсказала мне милая дама. Я поблагодарила женщину и обругала себя за то, что одела неудобную обувь, прошла метров триста вниз на другую остановку, очень долго простояла в ожидании, вся замерзла, а нужный мне автобус так и не пришел. Видимо сработал «закон подлости»: один за другим мимо меня мчались «микрики» с другими номерами. Тогда я доехала до площади Советов и уже там села на нужный маршрут. Дорога вымотала меня, нервы чуть не сдали, мысленно поматерила я всех мерзавцев, причастных к этим дурацким стройкам, кардинально изменившим мой маленький, привычный райончик до неузнаваемости.

В пути думала, что буду там совсем одна, а так как я часто сама себе внушаю страх, то, как же переживу целый день в одиночестве? Наконец, добралась до места и дурные мысли сразу покинули меня, к моему счастью, прямо на остановке растянулись сверкающие, пестрыми цветами, торговые лавки, а это значит, что сегодня людный день, и мне стало спокойнее. Уходя все дальше от назойливо-липких продавцов вверх по асфальту, я начала замечать, что кругом ни души, даже вдалеке не видно людей и тут моя фобия стала, напоминать о себе. Я никак не могла вспомнить, в какую сторону идти, непривычная тишина, шелест листьев, вороньё окончательно довели меня до паники. Как раз вовремя вдалеке показался домик, мама говорила, что там мне могут помочь. Я никогда не любила государственные учреждения, да и сейчас не люблю. В любой из таких организаций меня обязательно встречает недовольная физиономия отрастившей в стуле задницу и приросшей к нему бюджетницы, которая никак не может меня понять и ничем не может помочь, словно их специально где-то обучают хамству и чванливости. Заходя в бюро, я даже не сомневалась, что и здесь встречу такое же чудовище. Но, к моему удивлению, встретили меня доброжелательно и вежливо отказали в помощи, ссылаясь на то, что архивы они могут посмотреть только в будние дни. Совершенно разочарованная я вышла из бюро, понимая, что поиски вслепую могут затянуться до темноты, но и уехать я не могла, иначе день прошел бы впустую, поэтому пошла, куда глаза глядят. В памяти проскальзывали картинки, но номер на табличке не разобрать и сориентироваться на местности невозможно, ведь я была здесь тринадцать лет назад. Поднимаясь немного в гору по песку и камням, я шла не сворачивая. Окруженная одинаковыми памятниками, которые сбивали с пути и лицами давно умерших людей, я начала метаться, растерялась, искала его среди них и понимала, что найти его невозможно: это довело меня до слез, но я не плакала, я рыдала… и спрашивала у тишины — почему? Почему со мной всегда так? Даже вспомнила мальчика, который в детстве называл меня «несчастьем» и начала осознавать, что его слова стали пророческими. В моей жизни все не как у нормальных людей: то, что я хочу сделать, не получается, то, что должна сделать, не могу сделать, всегда какие-то препятствия на пути стоят. Я шла и ненавидела себя и свою жизнь. Неопределенность, растерянность вызвали страх, который подавлял всякие мысли о встрече с ним. Стараясь, не наступить на чужую могилу, я заранее просила прощения у всех неживых, невидимых обитателей этой земли. Вытирала слезы руками, и они быстро замерзли, я никак не могла отогреть их, и, во избежание обморожения, пришлось засунуть руки под мышки через пальто. Шла дальше, «скрючившись» от холода, рассеянная, сквозь слезы я смотрела во все стороны, вглядывалась в лица, искала знакомые глаза. Помню, твердила: «как же я тебя теперь найду…». Неожиданно все перестало существовать, став таким неважным, я забыла обо всем даже о том, что жутко замерзла. Нежный взгляд и милая улыбка согрели меня изнутри. Словно он ласково руки мне на лицо положил, повернул к себе и успокоил. Несколько секунд я молча стояла, смотрела на него, внутри возникло что-то хорошее, легкое, но страшные воспоминания резко выплыли в памяти и хлынули слезы, мне было больно вспоминать, и я пыталась успокоиться. Подошла к оградке, не решилась зайти в слезах, заставила взять себя в руки. Слова словно жили во мне все эти годы и ждали своего часа, вырывались из самой моей души:

— «Здравствуй, солнце моё». Я привела себя в порядок, стараясь не потревожить, прошла к нему в оградку, села. Глядя на любимое лицо, я поняла, что не так уж и долго искала его, прошла я немного и никуда не сворачивала, значит, он хотел меня видеть и помог пройти.

— «Прости, что я к тебе не приезжала…» — говорила, еле сдерживая слезы, ведь была виновата. За тринадцать лет я впервые приехала навестить его, так как мое былое убеждение; что на кладбище всего лишь плоть, засыпанная землей, и больше ничего. Но с годами многие принципы теряют свою суть, меняются мнения. Рано или поздно понимаешь, как была неправа, и сколько потеряно времени. Изменить всё никогда не поздно, и когда меняешь себя, будто взмахом волшебной палочки меняется жизнь. Упрямый человек, отстаивающий свою тупую точку зрения, понимая, что не прав, так и будет всю жизнь напрасно расшибать свой лоб об закрытую дверь до тех пор, пока не смирит своё буйное сердце. Когда человек в гармонии с собой, освобожден от злости и зависти, ему открыты все двери. Порою каждому необходимо поплакать в тишине, поговорить с кем — то, не видимым, не имеющим тела. Мы не можем отрицать то, чего не видим, не слышим, ведь и мозг свой мы не можем увидеть и потрогать, тем не менее, каждый уверен в том, что он у него есть.

— «Дома перед отъездом я подумала, что нужно взять фломастеры и бумагу и решила, что не зря эта мысль пришла мне в голову, наверное, ты хочешь рисовать» — хотя плакала и говорила я одна, все-таки чувствовала, что меня слышат и что кому-то я нужна здесь. Мне совершенно не хотелось уходить, время, словно остановилось. Он улыбался, глядя на меня с фотографии, и я улыбалась, не могла отвести глаз от него, обрела душевное спокойствие. Как жаль, что прошлое так далеко… и не вернуть его, не исправить…

— «Я привезла тебе дневник, он должен остаться здесь с тобой, ведь он сделан в память о тебе».

Оставив дневник, бумагу и фломастеры я уже собралась прощаться, но не могла уйти, не прочитав самое первое стихотворение, которое написала ему. В уже совсем истрепанной небольшой книжке, сделанной собственными руками, написаны слова, исходящие из души маленькой девочки, в ней хранится память о любимом человеке, которого я уже никогда не увижу. На каждой странице этого дневника я пишу о боли, о тоске и вспоминаю, каким он был, и как было хорошо с ним. Воспоминания самое прекрасное явление нашей памяти, они так важны в нашей жизни, что без них мы бы упустили много важных моментов пережитого и забытого прошлого. Неожиданно резко они могут нахлынуть и заставить нас рассмеяться или заплакать, они помогают нам восстановить необыкновенно интересные картины далекого прошлого, конечно, нечеткие и собирать которые приходиться как мозаику, напрягая память. Я начала читать стихотворение и уже не могла остановиться, дневник вызвал у меня поток эмоций, слез и разочарования, заставил меня страдать и вспомнить то, о чем я так долго не хотела вспоминать. Дневник, который когда-то так аккуратно я собирала по листочкам, сшивала, раскрашивала, бережно хранила. Помню, как создавала его: в тот вечер (тогда мне было пятнадцать) мне вспомнилось нежное, детское ощущение счастья, чувство, которое никогда уже не повториться в моей жизни. Я не сидела на месте, все ходила из комнаты в комнату и смотрела в окно, беспорядок в моей голове, несобранность, бессилие, привели меня в жуткую депрессию. Конечно, хотелось выплакаться, поделиться, выплеснуть все, мною овладела сильная потребность, излить душу, высказаться и так важно, чтобы слушал меня человек, просто тихо слушал… Но разговаривать с кем-либо о своем внутреннем состоянии, запустить в душу, нелегко, все мои чувства, мои мысли всё, что меня мучает никому не понять, порой они бывают непростые, запутанные, мне и самой в них разобраться сложно и никто не смог бы хоть немножко помочь мне унять боль. Мне нужно было, что-то, чтобы мне помогло разобраться в себе, успокоиться, привести мысли в порядок. Страдания, которые я переживала, не высказать словами, все, что я хотела в этот вечер, это убежать от всех, спрятаться, уединиться с самой собой, обдумать все. Тогда я решила, что вложу всю свою душу в тетрадь, аналогов которой не будет во всем мире, это будет не просто тетрадь, а словно живой человек, который выдержит все, что я ему скажу, поймет меня и будет ждать, когда я снова с ним заговорю.

Я много не помню из школьных лет, поэтому полностью погрузилась в детство, читая дневник, в тишине на кладбище, я сразу вспомнила тот самый памятный день нашей первой встречи.

***

Доносившиеся запахи с нашей кухни и звуки журчания сковородки, остановят даже самый сладкий сон, такое великолепное настроение с утра может создать только Мама!

Только мама знает нас так, как никто другой, она всегда рядом, готова выслушать и помочь, откроешь ей своё сердце и поймешь, что не одинок в этом мире, и что мама — это ещё и надежный корабль со спасательной шлюпкой и самым новейшим навигатором. Мама, мы произносим это слово с необычайной нежностью, и в каждом доме оно звучит не раз и не два за один день. Мама — это тепло и уют, забота и любовь, а ещё мама — это человек, который, так же, как и все нуждается в любви и внимании, только она её не требует, а терпеливо ждет. Доверять своим родителям, ценить их заботу, любить и уважать, пока они рядом с нами, это единственное самое важное и самое первое верное дело в жизни каждого человека. Ведь отношение детей к своим отцам и матерям — это дорога в будущее, и здесь каждый сам делает выбор, будет она забытая и заросшая или цветущая и счастливая.

Самое замечательное время для подростка наступает с приходом лета, началом каникул! Просыпаясь, понимаешь, что некуда торопиться, на улице свежо, благоухает черемуха, птицы поют, солнце такое теплое, нежное, что хочется, выбежать, лечь на траву и как котенок весь день ластиться, валяться и ни о чем не думать. Я проснулась рано, но на улице уже шумела детвора, выбежала на балкон в пижаме, вдохнула полной грудью запах лета, внутри все зарядилось позитивом и энергией, в голове мелькнула мысль — Жизнь прекрасна!

— Мама, я на улицу! — подбежав к ней сзади, чмокнула в щечку.

— Завтрак уже готов, садись за стол! — нежно приказала она.

— Нет, не буду! — крикнула я, убегая в комнату.

— Ну и для кого я все это делаю? — разочарованно, мама смотрела мне в след.

— Ладно, сейчас приду.

Как обычно я сложила завтрак в пакет так, чтобы мама не видела, и бегом во двор, кубарем пролетела лестницу в подъезде, встала, отряхнулась, и все равно счастливая, бежала к своей лучшей подруге Тане. У нас с ней были исключительные взаимоотношения, мы бережно относились друг к другу и, не было и дня, чтобы расставались надолго. Нам никогда не было скучно, мы выросли вместе, можно сказать в одной коляске, делились всем. Она очень веселый, жизнерадостный человек, пухленькая, с красиво причесанными черными волосами маленькая девочка, в ней никогда не было злости или зависти, она была намного общительней меня и знала почти всю округу, ничего не боялась и была любопытна.

— Ты молоко принесла? — тревожно спросила я у нее.

— Да целую банку! — Как всегда на позитиве отвечала Таня.

Самое важное занятие у нас с ней на улице было кормление щенков, которых мы находили в разных местах и тащили к себе в ограду, кормили их, конечно, все, но мы ухаживали за ними по-особенному, выбирали себе любимчика, давали ему имя и брали под свою опеку. Мой Бимка смотрел на меня голодными, но веселыми глазами, при этом он так сильно размахивал хвостом, что чуть ли не взлетал, как вертолет! Эти маленькие, пушистые комочки радовали всех. В нашем дворе, как бывало обычно летом, была суматоха, смех, детвора веселилась, кто-то скакал на скакалках, кто-то крутил обруч, шпана играла в лапту, в нашей ограде всегда собиралось много детей, даже с соседних домов приходили. Мы накормили щенят и поспешили на наше излюбленное место — деревянные кладовки. На вид эти кладовки кажутся небезопасными, такое чувство, будто они стоят здесь уже очень много столетий. Скрипучая лестница с шатающимися перилами, открытые двери, захламленные, старые вещи соседей, все это манило нас, здесь было много интересного, и мы проводили немало времени на этих кладовках! Мой дом стоял прямо напротив этой полуразвалившейся, когда-то очень нужной для взрослых, а теперь для нас"двухэтажки".

***

Я тебя повстречал весною-

Взгляд твой душу мою обжег.

Так находят в лесу порою

Полный ярких цветов лужок.

Л. Дайнеко

Я все детство прожила в этом прекрасном месте, в своем родном, маленьком дворике, дом в котором я родилась и выросла и по сей день вызывает у меня волнующее ощущение, тот удивительный мир, такой далекий и в то же время очень близкий, здесь я была счастлива, была и несчастна. Беззаботным ребенком, не зная о горе, о любви и предательстве я была недолгое время. Уже в свои одиннадцать лет я испытала самое трепетное человеческое чувство — Любовь. Помню, как мы уже подходили к кладовкам, и вдруг услышали незнакомый, звонкий смех. Прижавшись к кирпичной стене, мы осторожно выглянули из-за угла нашего дома и увидели, как среди толпы взрослых ребят по бордюрам бегает"солнечный зайчик". Золотом переливались его русые волосы, и казалось, что не его белоснежный костюмчик ослеплял, отражая солнечный свет, а он сам словно ангелочек с голубыми, ясными, как небо чистыми глазами, светится, окутывая всех, кто находится рядом, как облаком, чем-то неземным, блаженным, теплым. Он выделялся среди всех ребят, его движения были легкие, воздушные. Мы спокойно наблюдали за ним, я увлеклась… его красивое лицо и милая улыбка притягивали взгляд, у меня появилось желание, подойти к нему, но он вдруг остановился… в ту же секунду мне стало не по себе. Его взгляд упал на меня, обжег мою душу… резкий выплеск адреналина в кровь, и я сорвалась с места, а Таню машинально дернула за собой. Сердце маленькой девочки забилось чаще, никогда прежде я не испытывала такого чувства, я бежала и оглядывалась, думала о нем и о том, как глупо получилось… словно шпионы с грязными личиками, жмурившись от слепящего солнца, мы подсматривали за ним из-за угла. Отбежав немного, мы остановились, отдышались и встретившись взглядами, рассмеялись.

— Ты чего? — поглядывая назад, продолжала хихикать Таня.

— А ты чего? — стыдясь своего поведения, я растерялась и не знала, что ей ответить. Глядя друг на друга, мы и без слов поняли, что как только увидели его, обе испытали трогательное смущенное чувство, незнакомое нам раньше. Мальчишка, взглянув на которого разочек, в мгновение, перевернул весь мой внутренний мир, в нем было то, чего не было ни в одном знакомом мне мальчике, его взгляд добрый и ясный, проник в мое сердце. Странное, радостное чувство наполняло мою душу, мучило страстное желание, узнать его поближе и быть рядом. Я уже и не помню, кто из нас предложил проследить за ним, но точно помню, что в партизанстве у нас с Таней был достаточно большой опыт. В те времена мы часто шпионили за нашими старшими сестрами и братьями, и замечу, ни разу не были пойманы. За несколько дней мы выследили и уже хорошо знали, где живет наш незнакомец и куда он ходит каждый день.

Мое детство было самое обычное я, как и все лазила по заборам и деревьям, играла в казаки — разбойники, бегала по чердакам и подвалам, никогда не задумывалась о своем внешнем виде и поведении, была «маленьким чертиком», «пацанкой». И ко всему, мама добавила мне шикарную шевелюру, волосы у меня были светлые и слишком кудрявые, по каким причинам не знаю, но она стригла их коротко, так что я была похожа на одуванчик. Многие взрослые звали меня именно так, а кто-то звал «буратино». Но после неожиданной встречи, в моем сознании стало меняться многое. «Гадкий утенок» подошел к зеркалу и понял, что пора взрослеть. Мой гардероб тогда состоял из костюмчиков с Микки-Маусом и различными мультяшками, так я выглядела повседневно. Только вот, чтобы понравиться мальчику, мне пришлось отыскать в шкафу платье и надеть его (тогда я терпеть не могла носить платья, эта нелюбовь длилась до окончания школы). С моей прической, увы, уже ничего не придумаешь, бантики и заколочки, к сожалению, на коротких кудрях смотрятся нелепо, немного подумав, я решила, что панамка хотя бы спрячет ужасный «одуванчик». Весь вечер я крутилась перед зеркалом и никак не могла дождаться следующего дня. В сознании тогда я и не понимала, что уже повзрослела и совсем скоро позабуду тот мир"радужного волшебства", в котором оживали мои куклы, мир, где я расплачивалась фантиками, а от всего того, что пугало меня пряталась под одеялом. Я и подумать не могла, что с появлением новых чувств, куда-то улетит моя уверенность, что я стану их рабыней, потеряю свободу. Дети свободны от предрассудков, поэтому намного увереннее, чем взрослые, оттого они и искренни к окружающим.

Мы узнали его имя от взрослых ребят. Оно показалось мне таким добрым, смешным и очень ему подходящим. Подкараулив его возле дома, мы заспорили, кто начнет разговор первым. Раньше для нас не было так сложно, подойти и познакомиться с мальчиком, но сейчас мы обе засмущались, струсили. И нам ничего не оставалось, как только опять наблюдать за ним издалека. Он шел медленно, иногда с припрыжкой, вниз по асфальту к речке, которая протекала совсем близко от моего дома. Это по — настоящему волшебное место, с которым у меня связано много важных событий в жизни.

На рассвете там тишина, туман, птицы щебечут… Волны ласково обнимают каменные плиты, слышен шум прибоя и запах тины. На закате желто — алые отблески заходящего солнца, отражаются в реке лунной дорожкой, свет фонарей отбрасывает, местами жуткие, тени деревьев. Днем по дамбе прогуливались влюбленные пары, ребятишки ныряли с барж, купались в теплой, совсем непрозрачной воде. Наша река вытекает из соседней маленькой страны, с приличной скоростью омывает берега нашей Республики и впадает в самое необыкновенное озеро в мире. Местами она довольно широка, а вот в нашем районе не очень, и многие взрослые переплывали её. Мы жили на правом берегу, а на левый нам нельзя было ходить; только иногда мы втихушку бегали туда, потому что он славился своим песчаным пляжем, а у нас были каменные плиты. Да, запретный плод сладок, очень сладок. Ни для кого не секрет, что всё запрещенное, это как неразгаданная тайна для ребенка. Словно закрытая, спрятанная шкатулка, о которой ему известно и, рано или поздно, его начнет терзать интерес, ведь неспроста её закрыли на замок, значит, в ней есть то, чего он ещё не видел; и тогда появится сильное желание открыть её и разгадать эту тайну. Ребенку сложнее справиться со своими желаниями, обуздать свои потребности, и он легко увлекается и совершает ошибки, но раскаявшемуся дитя легче простить вину, чем взрослому, осознающему свои проступки, разумному человеку. Ребенок учится жить, соблазняясь своими желаниями, учится смирять себя, а взрослый должен уже уметь. Жизнь — это испытание, и каждый наш шаг просчитан до миллиметра, по крайней мере, я замечаю это в своей жизни. Стоит только оступиться, увлечься, соблазниться, тебя непременно накажут, а степень жестокости наказания зависит от степени тяжести совершенного греха, но наказание это для меня высшая степень любви, проявляемая ко мне тем, к кому я каждый день шепотом в одиночестве раскрываю душу и прошу прощения… а самое дорогое, что я чувствую от всего этого — это выстраданное, но заслуженное прощение. И нет для меня наказания страшнее потери этой божественной, духовной любви.

День нашего с ним знакомства был таким солнечным, что вспоминаю я все сегодня, словно разглядываю выцветший рисунок, нанесенный на бумагу давным-давно. Словно старая, заезженная видеокассета уже совсем выцвела от прожитых лет, а её все прокручивают, дабы не забыть того времени, жаль, что нельзя сделать копию оригинала, ностальгия всё ярче, а вот образы ускользают. Но никогда не забыть мне, насколько счастлива я была в этот день, не забыть тех эмоций светлых, которые я впервые переживала, они бились во мне, я хотела летать, была такая легкая, беззаботная, мою душу, словно наизнанку выворачивало пульсирование тех эмоций, я еле удерживала её в теле.

Мы следили за ним из-за гаражей, а он невольно ускорял шаг, спускаясь по косогору к речке. Сеня исчез из виду за резким поворотом, уводящим вправо, дальше длинная асфальтированная дорога вела вдоль реки до автомобильного моста, там и заканчивалась. Справа от дороги, на повороте находились развалины старых зданий (к чему они относятся, я никогда не интересовалась) они и по сей день являются «достопримечательностью местности». Самое большое строение было похоже на школу, по периметру которой располагались: вышка и небольшие домики, похожие на охранные посты, это значит, что она зачем-то хорошо охранялась. Весь второй этаж у нее был полностью разрушен, от него осталась только лестница, а в самом центре здания угрожающе скопились кирпичи вперемешку с арматурой в виде капкана. На самом деле жуткое место, но мы его не опасались, не чувствовали опасности, но и не совались туда лишний раз. Эти заброшенные руины нас не очень интересовали, а Сеня (так звали нашего незнакомца) направлялся прямо к ним. Мы же, как «гаргамель» за «смурфиками», выглядывали из-за травы и кустов различных растений, преобладающих в тех местах, благодаря размерам и количеству которых, были надежно укрыты и совсем незаметны издалека. Неслышно передвигаясь и тихонько хихикая, с боязливым любопытством мы наблюдали, как он лазает по развалинам. Внезапно Таня привстала с кукурок и громко крикнула: — СЕНЯ! — и плюхнулась на землю, изо всех сил сдерживая дикий смех. Я же почувствовала, как ударила кровь в голову, как краска залила моё лицо, от стыда мне хотелось зарыться в землю… «Вот блин!..» — молнией пронеслось у меня в голове.

— Соня… (так звали меня) — тихонько, дергая меня за плечо, протянула Таня.

— Ё моё, Таня, что ты натворила? — сердито я ответила ей, с силой прижимаясь к земле.

— Да ладно тебе, не бойся! — хохотала она — он нас не заметил.

— Да уж, успокоила… — мой саркастический ответ не заставил себя ждать, я приподнялась, посмотрела на Сеню, он в недоумении, глядел по сторонам ещё какое-то время, а потом пошел дальше к вышке.

Прошлое — близкое, дорогое сердцу веселое детство, вспоминая которое и переживая снова, понимаешь, как важна каждая его частичка. Мы сами воспитывали себя, в разных моментах и ситуациях в нас закладывались основные качества, этакий фундамент. Раньше я никогда не задумывалась о том, как детство может повлиять на дальнейшую судьбу человека. Сейчас же у меня сложилось следующее твердое мнение по этому поводу: как и в строительстве дома, фундамент — это основа и начало, так же и у человека детство как «фундамент» строительства его личности, и от того, как крепко и правильно он был заложен, будет зависеть будущее человека. Я не зря привела в пример две важные, — духовную и материальную составляющие человека, потому как: дом является одной из главных его потребностей: и по жилью и его состоянию судят о качествах личности, а личность как его социальный и психологический облик определяет, как ведет себя человек в обществе, как относится к семье и своему жилью. Мой «фундамент» основан на доброжелательности, и такие качества, как забота о ближнем и сострадание, появились тогда, когда я помогала, беззащитным, брошенным щенятам выжить в этом жестоком мире. В дальнейшем я всегда всем сострадала и пыталась помочь, жалела и любила людей и даже в редких случаях «получая в лицо», не менялось мое отношение к людям. Именно тогда в детстве, когда мы лазили по подвалам с самодельными факелами в руках, в моем фундаменте появились такие качества, как отвага, самостоятельность, самозащита и настойчивость, но самое главное качество, приобретенное мною в жутких, устрашающих условиях, это «командный дух», ответственность за жизнь и безопасность ближнего. А в тот момент, когда Таня своим криком чуть не выдала нас перед Сеней, страх оказаться в неловком положении, закрался глубоко в мой мозг, и теперь частенько дает знать о себе, поэтому в дальнейшем я старалась быть аккуратнее, так, думаю, начинают взрослеть и становиться серьёзнее маленькие девочки.

Жизнь — долгая дорога, увлекающая всё дальше от родительского дома, во время которой теряются многие образы из детства, давно мне не приходилось возвращаться в те места, где прошло мое детство, поэтому точно воссоздать сейчас ту вышку будет непросто. Помню, что она походила на башню, как в мультиках о принцессах, старая каменная, только наша была среднего размера, она явно заинтересовала Сеню. Мы подкрались к руинам, и Таня опять ещё громче крикнула: — Сеня! Только он, потирая руки о штаны, хотел подняться на самый верх вышки по её наружной ржавой лестнице, как вдруг услышал свое имя, он медленно развернулся, и заметил нас. Мы, как две дурочки, в страхе заметались, чуть не столкнулись лбами, дергая друг друга за руки, пытались ещё спрятаться. Сеня, наблюдая за нашим активным идиотизмом, еле сдерживал смех, его явно забавляло наше поведение. Потом он сделал серьёзный вид, сложил руки на груди, встал в позу и ждал от нас объяснений. Я помню, чем ближе мы подходили к нему, тем сильнее билось моё сердце. Знакомство состоялось в небольшом напряжении. Когда мы приблизились к нему, встретились взглядами, завязался разговор, я жутко стеснялась, но его улыбка немного разрядила обстановку.

— Привет… откуда вы имя то моё знаете? — Первым заговорил Сеня, было заметно, что он тоже чуточку стесняется. Таня не растерялась и быстренько сообразила.

— А мы нашли твою фотку на улице, и на обороте было имя, наверное, при переезде она вылетела из ваших вещей — Таня соврала, чтобы он не подумал, что мы специально узнавали о нём. Все врут, чтоб не оказаться в неудобном положении.

Сеня медленно обходил башню, мы шли за ним. Как и всем мальчишкам, ему хотелось произвести впечатление на нас, и он бесстрашно повис в воздухе над узеньким подвальным проходом к входной двери башни. Мы поспешили повторить его трюк. Упираясь ступнями о бордюр, а спиной прижавшись к башне, вцепившись руками в стену, я словно окаменела и зачарованно наблюдала за тем, как Сеня, улыбаясь, рассказывал о себе, и никак не могла отвести от него глаз. Таня же, напротив, была спокойна, в её поведении не было ни страха, ни стеснения. Сеня был окружен нашим пристальным вниманием, но вел себя совершенно раскованно, так словно мы уже давно были знакомы, говорил о своей жизни, при этом жестикулировал, строил гримасы, хохотал.

Сеня переехал в наш район совсем недавно, со своей семьей. Он с гордостью рассказывал о своем старшем брате Андрее. Оказалось, что его родственники живут в нашем доме, поэтому он часто будет приходить к нам в ограду. Всех друзей Андрея он уже знает, а вот со сверстниками ещё не знаком. Так мы стали его первыми друзьями.

Пока я, остолбенев от стеснения, стояла вкопанная в землю, впившись взглядом в Сеню, между ним и Таней завелся дивный диалог. Разговорившись, они, совсем не замечая меня, шли в сторону нашего дома. Я шла за ними с ощущением непонятного одиночества, наивного сожаления. Мне не хватало смелости влиться в разговор, так как я опасалась сболтнуть какую — ни будь глупость. Поникшая, шла рядом, слушала его, он редко поглядывал в мою сторону, но от его взгляда на моем лице растягивалась нелепая улыбка, я думала, что кажусь ему совсем глупой. «Ну, давай соберись, спроси его, о чем — ни будь, не будь дурочкой, говори» — внутренне я боролась с собой всю дорогу. Мне было обидно за себя, я чувствовала в себе отвратительную пустоту и робость, но как могла, скрывала свое состояние. Сеня рассказывал о своей учебе и интересовался нашей. Таня неплохо училась и не переставала хвалить себя, я опять молчала, так как похвастать было нечем. Сеня ожидал услышать от меня хоть слово, это было понятно по его бровям, которые он вопросительно поднимал, мельком глядя на меня. Мне вспоминается его спокойный, добрый взгляд, разрез его необыкновенных глаз, улыбка с ямочками на щеках, от которой по телу пробегала мелкая дрожь, и, как дурочка, я расплывалась, краснела и отводила взгляд. День прошел очень быстро, мы остановились на углу нашего дома, расставаться совсем не хотелось. Ещё немного стесняясь, он почесал затылок, поднял брови и мягко, многозначительно сказал: — Я завтра приду… Мы не попрощались, сложили ручки, опустили жалобные глазки, медленно покачиваясь из стороны в сторону наблюдали, как Сеня развернулся, сунул руки в карманы, поджал плечи и неспешно удалился.

До конца летних каникул оставалась неделя, нужно было собираться в школу, дочитывать заданные книги, но я никак не могла сосредоточиться, моя голова была полностью занята им, я предвкушала удовольствие от нашей следующей встречи, но от одной только мысли об этом, сердце становилось горячим, и жгучая кровь разливалась по телу. Мама не отпускала меня на улицу, пока я не перечитаю все книги, заданные на лето. «Домашний арест» продолжался три дня, позже она отпустила меня посмотреть школьные списки. Я забежала за Таней.

— Сеня, наверное, в нашу школу перевелся! — резко сорвалась с языка мысль, внезапно посетившая меня при встрече с Таней.

— Бежим, посмотрим в какой класс! — не удержала пламя эмоций Таня. По дороге в моей голове одна мысль перебивала другую: «хорошо, если он в мой класс попадет, тогда я каждый день буду видеть его, и может быть пойму, почему я словно выключаюсь рядом с ним»; «но тогда придется подтянуться в учебе, исправить все двойки, с такими оценками я перед ним опозорюсь, и тогда он точно будет думать, что я тупая, начнет обходить меня стороной, и мне будет очень стыдно» — да, только бы не в мой класс… — наконец-то я пришла к единственно правильному выводу и, скрестив пальцы за спиной начала искать его в списках.

Таня прыгала до потолка от счастья, когда увидела его имя в списке своего класса: пятый «в». Вдохновленная, она не умолкала всю дорогу, я же не могла скрыть разочарование от этой новости, Танины эмоции только раздражали, и мне пришлось соврать ей, что я все еще нахожусь под «домашним арестом», чтобы поскорей убежать от нее и остаться наедине с собой. Я всегда любила размышлять в тишине, в одиночестве, мечтать, где — ни будь, например, на балконе. Иногда бывают со мной минуты, когда я рада быть одной, одной грустить, одной тосковать, и такие минуты начинали находить на меня всё чаще и чаще…

Новость о том, что Сеня попадает в Танин класс с одной стороны хорошая, а с другой не очень, так как она учится со второй смены, а я с первой, мы теперь с ним будем видеться не так часто, как хотелось бы. Но ничего уже не исправить, придется довольствоваться его обществом после школы, ведь и после уроков достаточно времени на общение, к тому же на занятиях Таня поближе с ним познакомится, и мы будем гулять все вместе