Песочный человек

Соня Орешниковая, 2021

Мария не верит ни во что мистическое, хотя и окончила курс истории религий и мировой мифологии. По заданию своего научного руководителя девушка отправляется в католическую школу для сирот и трудных подростков, где произошел необъяснимый случай. Желая лишний раз доказать себе, что никаких глупых сказок о дьяволах не существует, Мария соглашается окунуться в омут пугающих совпадений и странных обстоятельств. Но будет ли оправдан риск, который берет на себя героиня? Или ее душа теперь в огромной опасности?.. Комментарий Редакции: Каноничный роман в стиле дарк-академии, который мастерски препарирует древнюю, но не теряющую актуальности тему дьявольского начала. Притягательно, мрачно и очень неожиданно.

1 глава

Я могла бы поклясться, что уже видела его однажды во французском метро. Я помню серые, грязные стены, лабиринты подземелья, напоминающие трущобы, неопрятную, спешащую толпу, свое чувство брезгливости, и вдруг я увидела его. Потому что он выделялся среди толпы своей утонченностью. Он был одет в костюм песочного цвета, в руке держал щегольскую трость, поигрывая ею, над его губами, изогнутыми в насмешке, виднелась тонкая ниточка усов, а еще он смотрел на меня. Будто бы тоже вычислил мою непохожесть среди серой массы. Я прошла мимо, но что-то тянуло меня вернуться назад… Не то, чтобы он просто показался мне красавцем, не знаю, он поразил меня. Сквозняк словно шептал мне в уши: «Обернись, обернись»… Я обернулась. Его уже не было. Мне даже показалось, что это просто мое видение. Мираж. Или призрак. А скорее всего, моя усталость.

Я тогда окончила первый курс одного из престижных и модных Московских ВУЗов, в котором преподавали все мои предки. Раньше это был обычный педагогический институт, где моя бабушка преподавала на кафедре истории. Моя мама тоже стала преподавать историю, но уже не в педагогическом институте, а в Гуманитарной Академии. Все предки моего генеалогического древа выбирали ветвь истории.

Я тоже поступила на факультет истории религий и мировой мифологии. Мне это было интересно. Мама и отец не возражали, поскольку оба писали диссертации: отец — о закате Египетской империи, мама — о татаро — монгольском иге. Интересы у них оказались разными даже в истории. Поэтому, когда я окончила первый курс, они уже были в разводе. Мама уехала преподавать в Питер, я осталась жить в двухкомнатной квартире в Медведково, а отец женился второй раз на искусствоведе Элен и улетел во Францию. Собственно, поэтому я и оказалась тогда в Париже. Ну, или почти так. Мой преподаватель мифологии, профессор Озоновский, уважаемый человек, полетел вместе со мной. Чтобы познакомить меня с мистическими местами Парижа. Он был моим научным руководителем. И у нас был роман.

До Озоновского у меня был только скрипач, мы хотели пожениться и даже выбирали пригласительные открытки на нашу свадьбу. А потом появился Озоновский и словно навел на меня морок.

А потом я увидела в толпе Парижского метро этого человека в песочном костюме и с тростью, и мельком подумала, что так, должно быть, мог выглядеть молодой Озоновский. Потому что Озоновскому было сорок пять, он был мил, нежен, умен, галантен и хорош в любви. А тот человек в толпе Парижской подземки был немного старше меня. Он был утончен, судя по усмешке — остроумен, интригующе язвителен и, должно быть, в постели творил чудеса, равные сотворению Земли… Мысль была пронзительна и чиста, как крик, как первозданная глупость, но я так подумала.

А еще я подумала, как это здорово, быть рядом с молодым мужчиной и сходить с ним с ума. Что я делаю рядом с Озоновским? Как это произошло? Но я была измотана впечатлениями и у меня было какое-то скомканное сознание.

Человек в песочном костюме был всего лишь невнятным эпизодом, о котором я вскоре позабыла. Да и самого этого человека я как следует не рассмотрела. В памяти отпечатались его костюм, трость, бледность, усики, утонченность — и все. Цвет волос, глаз, само лицо — словно были размыты…

Я вернулась в Москву и с головой окунулась в учебу. Наверное, я просто подсознательно запрещала себе думать о чем-то еще.

К окончанию академии моя мама уже прочно обосновалась в Питере, а отец, в последнее время страдавший высоким давлением, умер. Удар. Он оставил мне в наследство свой дом в Подмосковной деревне.

Вот там я и увидела снова этого человека из Парижского метро.

* * *

Отцовский дом в Подмосковье был небольшим, но включал в себя все блага человеческие: газ, электричество, горячую и холодную воду, а так же туалет с ванной комнатой. Отец не так давно сделал ремонт, хотел приезжать сюда летом.

Когда-то это была обычная деревенька, но не сейчас. Вместо старых домов строились коттеджи. Из Москвы хотели вырваться все, более-менее обеспеченные люди, жить рядом с лесом и рекой. Мне, можно сказать, повезло больше всех. Потому что дом отца стоял на краю деревни, на самом отшибе, до леса и реки — рукой подать. Вот это и навевало страх. Так как фонари заканчивались уже ближе к дому, а вокруг лежала темнота и тишина…

В этом доме я оказалась в канун Рождества. Приехала туда со своей подругой Ритой. Мы лишь намеревались обозреть наследство и уехать, решая, что делать с домом. Обосноваться или продать. Но когда мы собрались уезжать в Москву, моя машина сломалась. Нам предстояло ночевать в Подмосковье. И от этого было неуютно.

Сначала мы решили проблему пропитания. Прошлись по всем, так сказать, крестьянским домам, и накупили еды: мяса, картошки и овощей. И даже купили две бутылки наливки. Нам повезло, что было тепло, а деревенские жители даже радовались городским сумасбродкам. В какой-то избе нам один мужик продал фонарь. За этот фонарь мы ему заплатили с лихвой.

— Да вы не бойтесь, девки, — сказал нам напоследок довольный мужик, — Идите спокойненько. У нас тут все тихо. Охрана даже имеется. А хотите, я Симку кликну, она вас проводит.

— Это кто? — спросила я.

— Ясно дело, собака.

— Давайте, — согласилась Ритка.

Так мы и шли до дома. Ритка с фонарем, и я с Симкой. Вернее, Симка шла впереди нас. У нее были черные уши и нос, и палевый окрас, как у сиамской кошки. Наверное, из-за этого окраса собаку и прозвали Симкой.

— Слышишь, Марусь, — сказала Ритка, — Тут не просто можно жить. Тут нужно жить.

— Только не одной, — не согласилась я. — Тут жутко!

— Так у тебя же Озоновский есть.

— А еще нужно трое ребятишек, парочка собак и кошек. Тогда, может, я перестану испытывать страх от этого безлюдья. И то летом. Когда темнеет поздно, светает рано, а ночи светлые.

— Трусиха, — хмыкнула Ритка. — Начиталась легенд и мифов в своей Академии. Подумай только! Свой огород! Овощей, фруктов и ягод на всю зиму хватит. А еще завести кур, гусей и уток. Всегда будут яйца и мясо. Завести корову, и всегда будет молоко. И мясо, опять же. Ни на что не нужно тратиться. А летом в лесу землянику собирать и грибы. На зиму, опять же, столько банок закатать можно! Рай!

— А кто курам головы рубить будет? Озоновский? Ты представляешь его с топором в руках? Да и я не дам убить ни одной птицы! Не говоря уж о корове.

— Ничего, своих птиц — коров продашь. Купишь на эти деньги готовое мясо, — вышла из положения Ритка.

— Все у тебя так красиво, как в сказке, — протянула я. — Только Озоновский не будет здесь жить. Он истинно городской житель. Ему важна только его работа. На все остальное ему плевать. На весь твой рай с овощами и грибами, лесом и рекой, вместе взятыми…

— А тебе, что, тоже плевать?

— Не знаю… Все у тебя так звучит, что хоть сейчас кокошник доставай… Просто мне кажется, я не такая…

— Такая — не такая, — передразнила меня Ритка. — Дураки вы с Озоновским. В любом случае, этот дом нужно оставить на лето.

— Мы уже почти пришли, — обрадовалась я. — Слушай, а куда Симу девать? Давай ее в дом возьмем?

— Давай, без проблем! Я люблю собак!

— Просто тебе тоже страшно, — сказала я.

— Я этого и не скрываю, — ответила Ритка.

Сначала мы накормили Симу. Потом приготовили себе картошку с мясом, луком, чесноком и морковью, накрыли стол… Постепенно мы выпили. Каждая по бутылке.

Страшно нам уже не было. Было весело. А еще потянуло на мистику. Канун Рождества, все-таки. И декорации соответствующие: деревня, дом на отшибе, лес, река, полнолуние… И Рита решила погадать на зеркалах. Мол, суженый — ряженый… Хотя и у меня, и у Риты суженые уже были. Разве это нас, после бутылки деревенской наливки, могло остановить?

Рита в последнюю минуту струсила. Я оказалась храбрее.

Ритка села рядом со мной, закуталась в черную шаль, гдо только такую нашла, чтобы ее не было видно в зеркальном коридоре, и подглядывала одним глазком…

… Но даже Ритка его увидела…

Толкнула меня в бок и заверещала:

— Чур меня! Чур меня!

Я тоже стала кричать «Чур меня», но я его увидела. Этого человека с усиками и тростью в костюме песочного цвета. И когда я закричала это «чур, меня», человек в зеркале стал таять, как туман над рекой. Я бы даже не удивилась, если бы последней в зеркале растворилась его улыбка. Как у Чеширского кота.

Потом мы обе вскочили, зажгли свет, погасили свечи, убрали зеркала, и все это время орали, как ненормальные. Собака Сима тоже исходила лаем и рычала. Не могу сказать, что ее так напугало видение в зеркале. Скорее, две истерички, которые увели ее из родного дома.

Я даже хотела разбить зеркала, но Ритка мне не дала.

— Ты что, Марусь, счастья пять лет не будет!

В ту ночь мы так и не уснули в этом доме. Я сразу же позвонила Озоновскому, — мобильник тут брал, — и истерично потребовала, чтобы он за нами приехал. Озоновский, конечно, помчался за нами. А пока мы его ждали, я спросила у Ритки:

— Ты его видела?

— Ага. Жуть. Чур меня.

— Ты видела? У него песочный костюм, трость и тонкие усики над губой.

— Что? — Ритка смотрела на меня во все глаза. — Ты так его разглядела?

— А ты? — рассердилась я.

— Я просто увидела серое пятно.

— Вот, блин, ты дура!

— Это ты дура, блин! Это же твой суженый был, вот ты его и разглядела, а не я. Ты гадала, ты, а не я!

— Никакой это был не суженый! — сопротивлялась я. — У меня есть Озоновский!

— А кто это тогда был? — дрожащим голосом спросила Ритка.

— Мираж.

— Призрак… — жалобно прошептала Ритка. — Надо было три бутылки брать.

— Не надо было гадать. Это была твоя, кстати, идея!

— Ты закончила такой факультет и еще ни разу не гадала на зеркалах! Считай, это был эксперимент! — сказала в свою защиту Ритка.

— А не пошла бы ты со своими экспериментами? — фыркнула я. — Для чистоты эксперимента нужно быть трезвой и одной.

— Тогда бы с тобой точно случился родимчик! И вообще, нам померещилось. Это все деревенская наливка. Больше мы ее пить не будем!

— Просто я больше сюда не приеду, — неуверенно сказала я. Не смотря на страх, дом был хорош. А пленер завораживал.

— Ты что, Марусь…

— Ну, по крайней мере, я не приеду сюда одна. И с тобой. — Решила я и кивнула головой для убедительности. Дом мне очень понравился.

Потом, наконец-то, приехал Озоновский, напугав нас до одури звонком в ворота.

Мы с Риткой и Симой погрузились в машину.

Сначала Озновский отвез «по месту происки» Симу и сумку еды, которую мы с Риткой не одолели. И Сима, и хозяин Симы были счастливы.

Потом Озновский повез домой Ритку.

— Ну, Мария, начинай, — сказал Озоновский. Я долго ждала этой фразы. Ритка поежилась.

— Сережа, не сердись. Ну, понимаешь, канун Рождества. Дом в деревне. Ну, мы решили погадать на зеркалах…

— Сначала вы выпили наливки.

— Нам было страшно, Сережа…

— А нельзя было сразу позвонить мне, Мария, и сказать правду, а не придумывать, что у вас с подругой все в порядке и вы переночуете в доме?

— Ну, Сереж, как ты не понимаешь… Мы решили устроить как бы девичник… Рождественскую сказку…

— Да, — вякнула Ритка и заткнулась. И снова поежилась.

— Мария, я тебя не понимаю, — покачал головой Озоновский. — Ты — одна из лучших моих выпускниц. Ты пять лет изучала мифы и легенды народов мира. Ты уже почти полгода сама преподаешь на факультете, которой окончила. Рассказываешь студентам про сказки… И после этого ты не боишься…

— Сергей Петрович, ну, вы загнули! — протянула Ритка. — Чего сказок-то бояться!

— Рита, помолчи, — прошипела я.

— Маргарита, вы просто не понимаете, — не смутился Озоновский. — Мифы и легенды не возникают просто так. Тем более, все мифы и легенды похожи между собой. И это тоже не простое сходство. Даже обычные сказки повторяются. А почему? Вы помните присказку? В сказке — ложь, да в ней намек… Даже сказки нужно верно толковать, Маргарита. Вот кто такая Баба Яга, а?

— Ну, бабка на помеле. Бабайка, короче. Ей детей пугают, — растерялась Ритка, послушно отвечая.

— А почему ей пугают? — несло Озоновского.

— Чтобы дети слушались, — ошарашено ответила Ритка.

— Не верно, Маргарита. Не зрите в корень. Почему дети должны слушаться, чтобы их не утащила бабайка, а?

— Ну… ну… — совсем потерялась Ритка.

— Вот! — воскликнул Озоновский. — Вы не знаете! А между прочим, Маргарита, Баба Яга символизирует в сказках покойницу. И избушка ее на курьих ножках — это древнее захоронение. Живым людям не нравится запах мертвого тела. А мертвым не нравится запах живых. Поэтому-то Баба Яга всегда восклицает: «Фу, фу, человеком пахнет»…

— Боженьки мои, — прошептала Ритка. — И ты, Маруся, не рассказывала этого?

— Когда это тебя сказки интересовали? — с обидой припомнила я.

— Словом, все придания имеют реальную основу, — продолжил Озоновский. — И гадания — это…

— Это нельзя! — выпалила Ртика, как примерная ученица.

— Правильно, Маргарита, — кивнул Озоновский. — Потому как гадание — это бесовщина. И кто нам может явиться в зеркале? Только дьявольский дух.

— Мамочки мои, — прошептала Ритка.

— Вы хоть «Чур, меня», — сказали? — вопрошал разгневанный Озоновский. Мне всегда нравилось, как он злится.

— Ага, — выдавила из себя Ритка. — Я больше никогда не буду гадать.

— И это верно, — прикрикнул мой профессор и любовник по совместительству.

— Сережа, хватит, — сказала я.

— Что?

— Ритке пора выходить.

— Ах, это…

Напуганная сверх меры, Ритка вылетела из машины пулей. Она даже не сказала «До свидания» или «Пока».

Мы подождали, когда она включит в квартире свет и помашет нам из окна рукой. Потом Озоновский поехал. Он долго молчал, а я не решалась заговорить первой. Наконец, я не выдержала и робко спросила:

— А что будет с моей машиной, Сережа?

— Ничего. Починят. Доставят. Все, как полагается.

— Спасибо.

Озоновский опять замолчал. Потом он вздохнул и осторожно спросил:

— Почему ты сразу не позвонила мне, Маша? Я бы приехал и забрал вас.

Какой же он зануда! Как я раньше этого не замечала? Главное, не психовать и отвечать на его нудные вопросы.

— Я уже говорила. Нам захотелось интересно провести канун Рождества. Это был тот самый случай. Хоть и было страшновато, в этом-то и был интерес! Ты не понимаешь! Ты в лагере никогда не отдыхал?

— В каком лагере?

— Ну, в сосновом бору, летом, естественно.

— Я… Не важно!

Понятно, — подумала я. Опять тайны. Про себя Озоновский говорил мало и скупо, по сути, я ничего про него не знаю. Сергей на все мои расспросы отвечал, что не любитель предаваться воспоминаниям. Довольно — таки часто я злорадно думала, что и про меня Озоновский знает далеко не все. Я вздохнула.

Домой мы вернулись в три часа. То ли утра, то ли ночи. Это неоднозначный час. Граница. Граница между ночью и утром. Как сумеречная зона.

Мы легли спать. Вернее, это, может быть, Озоновский лег спать. Я же стала целовать его. И он стал мне отвечать, как же иначе… Мне всегда нравилось заниматься с ним любовью.

Озоновский сразу увлек меня, как только я его увидела, зашедшего в первый раз в аудиторию… Он смотрелся моложе своих лет, был подтянут, привлекателен, обаятелен… И знал столько сказок, легенд, мифов…

Вот только этой ночью, занимаясь с ним любовью, я представляла себе Песочного человека… Вернее, я не хотела этого, но… это было как наваждение. Меня просто преследовал этот образ. И образ казался таким влекущим и прекрасным, что, грубо говоря, я занималась любовью с Песочным человеком, а не с Озоновским. И ничего не могла с собой поделать. Да и не хотела, если честно. И когда я это поняла, мне стало не по себе…

Перед тем, как уснуть, Озоновский спросил:

— В зеркале ты видела не меня?

— Нет, Сережа. Нет. Но это был человек, чем-то на тебя похожий. Только моложе лет на двадцать.

— Господи… — как-то странно произнес Озоновский.

— Что? Что, Сережа? — заволновалась я.

— Нет. Ничего. Но ты же больше не будешь гадать?

— Нет. Обещаю. Тебе. И себе. Не буду. Конечно, не буду. Сереженька, милый, что случилось?

— Ничего. Пока — ничего.

— Сережа…

— Забудь. Все хорошо. Ты же любишь меня?

— Господи, конечно! — тут же воскликнула я, покривив душой.

— И я тебя очень люблю, Маруся. Значит, все будет хорошо.

Не знаю, сразу ли уснул Озоновский. А вот я долго ворочалась с боку на бок, пытаясь разгадать, что со мной происходит. Не влюбилась ли я в придуманный мной образ? Ведь это же бред, полный бред! Еще более глупо тут же охладеть к Озоновскому… Это куда годится? Я попыталась внушить себе, что просто нахожусь под впечатлением от гадания. Мне это удалось, и я вскоре уснула.

Но как я себя не обманывала, Песочный человек встал между нами с Озоновским. Глупо, дико, смешно, но это так. С этого самого момента я всячески пыталась избегать близости с Озоновским. И что еще тяготило меня — это невозможность рассказать об этом Ритке. Она меня не поймет. Я сама себя не понимала. Поэтому я осталась с Озоновским и уговаривала себя выбросить из своей головы нелепые фантазии и жить дальше, как ни в чем ни бывало…

*** *** ***